Речь на Шотландском банкете в Лондоне

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Речь на Шотландском банкете в Лондоне (старая орфография)

В годовщину "Шотландского Общества" в Лондоне, в понедельник вечером, Марк Твэн произнес тост "за дам". По отчету "Лондонского Обозревателя", тост этот был следующого содержания:

"Я во истину счастлив честью, выпавшей на мою долю: произнести этот тост, тост "за дам" или, с вашего позволения, "за женщин", - последний термин, пожалуй, даже предпочтительнее... Во всяком случае, это - наиболее древний титул и уже потому имеет преимущество на особое уважение (Смех). Замечательно, что библия, с её безъискусственною, простодушной искренностью, составляющей характернейшую черту всего Священного писания, постоянно остерегается назвать где-нибудь "дамой" даже всемирно-знаменитую праматерь человечества, говоря о ней всюду только как "о женщине" (Смех). Это странно, но вы сами можете убедиться, что это действительно так! Я особенно польщен сделанной мне честью еще и потому, что, по моему мнению, тост "за женщин", принадлежит к числу тех, которые, по всей справедливости и по правилам галантности, должны бы предшествовать всяким другим, - и "за армию" и "за флот", и даже, "за королевский дом," - хотя в сей день и в сей стране соблюдение этого последняго условия не является, быть может, обязательным на том простом основании, что в тосте "за королеву Англии и принцессу Уэльскую" - каждым из нас молчаливо сделан уже один глубокий глоток и за всех женщин вообще! (Возгласы одобрения). Как раз в настоящую минуту мне вспоминается стихотворение знакомое, вероятно, всем и каждому из вас. Каким поэтическим вдохновением дышет оно - и как невольно всем нам настоящий тост приводит на память эти именно строфы! - когда благороднейший, грациознейший, чистейший, величайший из поэтов воскликнул:

"О женщина! Женщина...........

"Женщина..

(Смех). Конечно, вы сами припоминаете это стихотворение, а, вместе с тем, вспоминаете и то, с каким чувством, с какой нежностью, с какой почти незаметной последовательностью стихи эти, строка за строкой, воспроизводят перед нами идеал истинной и совершенной женщины. И взирая на этот законченно-чудный образ, вы ощущаете, как удивление ваше переходит в благоговение к Тому, Кто съумел создать столь прекрасное существо единым простым дыханием, единым простым словом. И теперь, в то время как я говорю здесь, вы вновь вызываете в себе воспоминание о том, как поэт, неуклонно верный истории всего человечества, подвергает это прекрасное дитя своего сердца и своего гения, испытаниям и страданиям, которые рано или поздно постигают всех, населяющих нашу планету и как эта трогательная история разражается катастрофой, полной дикого, болезненного, печального раскаяния.

Стихи эти гласят, приблизительно следующее:

"Ах, ах... ах, ах... ах, ах!

"Ах, ах... ах, ах!

и т. д. (Смех). Окончание я, к сожалению, забыл, но, - все равно, - взятое в целом это стихотворение представляется мне самым выдающимся прославлением женщины, когда бы то ни было сделанным человеческим гением... (Смех)... И я чувствую, что, если бы я говорил здесь еще целые часы под-ряд, то все-таки не съумел бы выразить мою возвышенную мысль с большей полнотой и вы найдете нечто достойное внимания, удивления, любви. Вы всегда найдете здесь-то, что связывает вместе руку и сердце. Кто был патриотичнее Орлеанской девы? Кто был храбрее её? Кто дал нам более возвышенный пример самопожертвования? Да! Вы еще живо помните то болезненное содрогание сердца, тот великий наплыв скорби, которые испытали все мы, когда Орлеанская Девственница пала мертвой... при Ватерлоо (Взрыв смеха). Кто из вас не оплакивал гибель Сафо, этой излюбленной поэтессы... Израиля! (Смех). Кто из нас не испытал на себе скромные заботы, успокоительное влияние и кроткую невинность какой-нибудь... Лукреции Боржии? (Смех). Кто из нас осмелится присоединить свой голос к безсердечной клевете, уверяющей, будто женщина расточительна во всем, что касается её туалета? О, нет! - оглянитесь назад и вызовите в уме своем воспоминание о том, в какой дешевой переделке костюма горных жителей разгуливала наша кроткая, скромная праматерь Ева! (Продолжительный смех). Милостивые государи! Женщины были полководцами, женщины были художницами, женщины были поэтессами! Пока существует язык, будет существовать и имя... Клеопатры. И это не потому, что она пленила сердце... Георга Третьяго (Смех)... но потому, что именно ею написаны эти божественные строфы...

"Собака, кусая и лая, находит свое наслаждение, -

"Ибо Господь её так сотворил!

высокодаровитый Бен-Ломанд, равно как и великий новый шотландец Бен-Дизраели {Вениамин Дизраели, тогдашний премьер министр Ангни, был как раз в то время избран ректором Глазговского Университета и произнес по этому поводу речь, возбудившую общие толки.} (Взрыв смеха). Но вот на далекой равнине истории высятся, подобно горным вершинам, великия женщины: вот - царица Савская, вот - Жозефина Богарне, Семирамида, Саирра Гемн, им несть числа... (Смех), но я не хочу развертывать до конца этот бесконечный свиток: достаточно только начать, чтобы в уме вашем возстали сами собой эти великия имена, сияющия блеском безсмертных подвигов, освященные любовным благоговением ко всем добрым и верным сынам всех эпох и всех климатов! (Возгласы одобрения). Наша гордость и честь удовлетворены уже тем одним, что великий список этот даже в наши дни может быть еще наполнен новыми именами! Женщина есть все то, чем она и должна быть: она кротка, терпелива, вынослива, доверчива, самолюбива, полна великодушных влечений! Было и да будет святой её миссией - утешать скорбящих, печаловаться о заблудших, подкреплять малодушных, помогать нуждающимся, подымать павших, быть другом для неимеющих друзей, - одним словом, уделять в своем сердце уголок сочувствия и симпатии всем стучащим в её гостеприимную дверь, всем отягченным и придавленным детям несчастия! (Возгласы одобрения). И когда я теперь говорю: "Господь да благословит женщину!", то не найдется среди нас ни одного, который, испытав на себе благородную любовь жен или непоколебимое самопожертвование матери, не подтвердил бы в сердце своем: "Да будет так! Аминь!" (Громкие, продолжительные возгласы одобрения).