Украденный белый слон

Нижеследующая любопытная история была рассказана мне человеком, с которым я случайно познакомился в вагоне железной дороги. Ему было лет семьдесят, и доброе и милое выражение его лица, точно также как и серьёзность и искренность тона запечатлевали непогрешимой правдой каждое слово, выходившее из его уст. Вот что он рассказал мне.

"Вы знаете, с каким благоговением население Сиама относится к царским белым слонам. Вы знаете, что они посвящаются царям и что только цари могут владеть ими. Ну-с, хорошо. Пять лет тому назад, когда между Великобританией и Сиамом возникли затруднения и несогласия по поводу установления границы, оказалось, что виноват во всем Сиам. По этому, он поспешил устроить размежевание, и представитель английского правительства объявил, что считает себя удовлетворенным и что прошедшее должно быть предано забвению. Это доставило великую радость сиамскому царю, и частию из благодарности, частию же, может быть, с целью уничтожить всякие следы недовольства со стороны Англии, он пожелал послать королеве подарок - единственный, по понятиям восточного человека, путь к умиротворению врага. Подарок этот - решил владыко Сиама - должен быть нетолько царский, но даже гораздо выше, чем царский. А в таком случае, может ли что-нибудь на свете сравниться с белым слоном? Мое положение в индейской гражданской службе было таково, что меня сочли более, чем всякого другого достойным чести препроводить это подношение к её величеству. Снарядили корабль для меня и моей прислуги, равно как и для свиты слона, и я, своевременно прибыв в пью-иоркскую гавань, поместил царский подарок в одном из зданий Jersey City. Необходимо было остаться здесь на некоторое время, чтобы укрепить здоровье животного прежде, чем пуститься в дальнейший путь.

В течении двух недель, все шло хорошо, затем начались мои бедствия. Белого слона украли! Меня разбудили ночью и сообщили о страшном несчастий. В продолжении нескольких минут я был вне себя от страха и безпокойства; я совсем растерялся и не знал, что делать. Но потом немного успокоился и призвал на помощь все свои умственные силы. Образ действия скоро обозначился передо мною, так как в этом случае для разумного человека мог представиться только один путь. Несмотря на поздний час, я полетел в Нью-Иорк и попросил полицейского свести меня в главную квартиру сыскной полиции. К счастию, я явился туда во-время, хотя начальник сыскного отдела, знаменитый инспектор Блент, как раз в эту миниту собирался уходить домой. Это был человек средняго роста и плотной комплекции, - и когда он погружался в глубокое размышление, то манера его наморщивать брови и барабанить пальцем по лбу сразу приводила вас к убеждению, что вы находились в присутствии человека далеко недюжинного. Уже один вид его возвратил мне спокойствие и подал надежду на успех. Я изложил мое дело. Оно нисколько не встревожило, не смутило его; повидимому, я произвел на его железное самообладание точно такое же впечатление, какое он испытал бы, еслиб услышал от меня, что кто-нибудь украл мою собаку. Он предложил мне сесть и спокойным тоном сказал:

-- Позвольте мне минутку подумать.

Произнеся эти слова, он уселся за своим письменным столом и подпер рукою голову. Несколько писцов работали в другом конце комнаты; скрип их перьев был единственный звук, который я слышал в продолжении шести-семи минут, следовавших за словами инспектора. Он же в это время сидел, погруженный в думы. Наконец, он поднял голову, и в твердых чертах его лица я усмотрел выражение, показавшее мне, что мозг господина инспектора свершил свою работу и что план его совсем составлен. Тихим и выразительным голосом он сказал мне:

-- Это случай, выходящий из ряда обыкновенных. Каждый шаг тут должен быть сделан с великою осторожностью; в каждом шаге надо быть твердо уверенным прежде, чем решиться на следующий. И при этом необходимо соблюдать тайну, тайну глубокую и безусловную. Не рассказывайте о вашем деле никому, даже репортерам. О них позабочусь я; я приму меры, чтобы они узнали только то, что признается мною нужным довести до их сведения.

Он позвонил в колокольчик и сказал вошедшему прислужнику: - Аларик, попроси репортеров не уходить... - Теперь, продолжал он, когда Аларик удалился: - теперь приступим к делу, и приступим систематически. В сфере моих занятий все должно делаться не иначе, как по строгой и точной системе.

Он взял перо и бумагу и начал допрос: - Имя слона?

-- Гассан-бен-Али-бен-Селим-Абдалла-Магомет-Моисеналгаммаль-Ямсетежибгой-Дулип-Султан-Будтур.

-- Очень хорошо. Обыкновенное прозвище?

-- Джембо.

-- Очень хорошо. Место рождения?

-- Столица Сиама.

-- Родители живы?

-- Нет, умерли.

-- Нет, он единственный сын.

-- Очень хорошо. Этих указаний достаточно по первой статье. Теперь, потрудитесь описать мне наружность слона, не пропуская ни малейшей подробности, как бы она ни была незначительна, т. е. незначительна с вашей точки зрения. Для людей моей профессии незначительных подробностей нет, не существует.

Я стал исчислять все признаки и приметы, он писал, и когда я кончил, сказал:

-- Теперь слушайте. Если я ошибся, поправьте.

И он прочел следующее:

-- Вышина - 19 футов; длина - от верхушки лба до места, откуда начинается хвост - 26 футов; длина хобота - 16 футов; длина хвоста - 6 футов; полная, длина, со включением хобота и хвоста - 48 футов; длина клыков - 9 ¹/₂ футов; величина ушей пропорциональна этим размерам; цвет кожи - совершенно белый; в каждом ухе дыра, величиною с тарелку, для помещения золотых украшений; обладает в замечательной степени привычкой окачивать водой зрителей и колотить хоботом нетолько своих знакомых, но и тех, кого он видит в первый раз в жизни; слегка прихрамывает на правую ногу и имеет под верхним суставом левой небольшой шрам, следствие прежнего нарыва; в момент кражи на нем находился павильон с седалищами для пятнадцати человек и золотое седло, величиною с обыкновенный ковер.

Все было записано совершенно верно. Инспектор позвонил, отдал описание Аларику и сказал:

-- Немедленно напечатать это в количестве пятидесяти тысяч экземпляров и разослать по почте во все сыскные отделения и ссудные кассы материка. - Аларик ушел. - Теперь мне нужна фотография слона.

Я дал ему требуемое. Он подвергнул портрет критическому разсмотрению и сказал:

-- Коли ужь так вышло, делать нечего, но здесь хобот представлен закрученным и всунутым в рот. Это очень жаль и может вводить в заблуждение, так как очевидно, он не всегда находится в таком положении.

Инспектор позвонил.

-- Аларик, заказать пятьдесят тысяч снимков этой фотографии и завтра же рано утром разослать их вместе с описанием.

Аларик удалился исполнять приказание. Инспектор продолжал:

-- Само собою разумеется, что надо будет предложить вознаграждение за открытие вора. Во сколько вы определяете его?

-- Какую сумму признавали бы вы необходимою?

-- Для начала - я полагал бы двадцать пять тысяч долларов. Дело экстренное и трудное; тут может быть тысяча средств и возможностей скрыть покражу. У ваших воров всюду друзья и пособники...

Лицо инспектора, привычное скрывать мысли и чувства, осталось неподвижно, и он спокойно сказал:

-- Это все равно. Может быть, знаю, может быть, не знаю. Мы обыкновенно догадываемся на счет личности отыскиваемого нами человека - по манере его работы и размерам унесенной добычи. В вашей краже, заметьте, себе это, мы имеем дело не с простым уличным воришкой. На вашего слона наложил руку не какой нибудь новичек. Поэтому, принимая в соображение значительность путешествия, которое придется совершить, и поспешность, с которою воры будут скрывать свои следы по мере ухода вперед, я нахожу, что двадцать пять тысяч долларов сумма недостаточная. Но для начала, полагаю, ею можно будет удовольствоваться.

На этой цифре мы покамест и остановились. Затем, этот человек, от которого не ускользало ничто, способное послужить ключем для открытия, сказал:

-- В истории сыскной полиции встречаются случаи открытия преступников по особенностям их аппетита. Скажите же мне, что именно и в каком количестве употребляет в пищу ваш слон?

-- Изволите видеть, касательно того, что он ест - доложу вам, что он ест решительно все. Может съесть человека, может съесть библию, может съесть что угодно между человеком и библиею.

-- Хорошо; очень хорошо; но это слишком общее определение. Необходимы подробности - подробности только и имеют цену для нашего брата. Вы говорите может съесть человека. Сколько же именно человек в свежем виде в состоянии он проглотить за обедом, или в продолжении дня?

-- Свежи они или нет, это ему все равно; за один присест он может уничтожить пять обыкновенных человек.

-- Очень хорошо, пять человек - так и запишем. Какие национальности он предпочитает?

-- Национальности для него безразличны. Он предпочитает знакомых, но не брезгает и чужими.

-- Прекрасно. Теперь перейдем к библии. Сколько экземляров библии съедает он за обедом?

-- Может съесть целое издание.

-- Это недостаточно ясно. Вы говорите об обыкновенных in octavo или об изданиях иллюстрированных?

-- Я полагаю, что к иллюстрациям он относится равнодушно, т. е. я хочу сказать, что иллюстрацию он не ставит выше самого грубого типографского издания.

-- Вы меня не поняли. Я имею в виду объем книги. Обыкновенная библия in octavo весит около двух фунтов с половиной, между тем как в издании in quarto с иллюстрациями фунтов десять или двенадцать. Вы мне скажите, сколько библий с картинами Гюстава Доре может он съесть за одним обедом?

-- Еслибы вы знали этого слона, то не предложили бы такого вопроса. Он съест, сколько дадите.

-- Ну, переложим это в доллары и центы. Экземпляр библии Доре, в переплете из русской кожи, стоит сто долларов.

-- Ему бы потребовалось на сумму пятидесяти тысяч долларов, т. е. издание в пятьсот экземпляров.

-- Съев книги, он принимается за кирпичи, съев кирпичи - за бутылки, съев бутылки - за одежду, съев одежду - за кошек, съев кошек - за устриц, съев устриц - за ветчину, съев ветчину - за сахар, съев сахар - за паштет, съев паштет - за картофель, съев картофель - за отруби, съев отруби - за сено, съев сено - за овес, съев овес - за рис, так как он выкормлен главным образом на рисе. Нет на свете ничего такого, чего бы он не съел, за исключением европейского сливочного масла, да и от того он не отказался бы, еслибы мог попробовать его.

-- Очень хорошо. Общее количество потреблений за обедом пищи... приблизительно?

-- Как вам сказать? Ну так... от четверти до половины тонны {Тонна - 62 пуда.}.

-- А пьет он?

-- Все влажное. Молоко, воду, водку, касторовое масло, карболовую кислоту... Перечислять совершенно излишне; какое влажное вещество вспомните - такое и пишите. Он пьет, повторяю, решительно все влажное, исключая кофе.

-- Очень хорошо. А количество?

-- Приблизительно от пяти до шестнадцати боченков, смотря по степени жажды, которая не всегда одинакова, чего не случается с другими его потребностями.

-- Все это признаки не обыкновенные. Они могут служить очень хорошими ключами к открытию его следов.

Инспектор позвонил.

-- Аларик, попроси сюда капитана Борнса.

Борнс появился. Инспектор изложил ему все дело, последовательно, во всех подробностях. Затем, ясным, решительным тоном человека, планы которого определительно сложились в голове и который привык повелевать, он сказал:

-- Капитан Борнс, нарядите сыщиков. Джонса, Галсея, Бетеа и Гаккета следить за слоном.

-- Слушаю с.

-- Нарядите сыщиков: Мозеса, Декина, Морфи, Роджерса, Теннера, Гиггинса и Бартоломью следить за ворами.

-- Слушаю-с.

-- Поставьте сильный караул - тридцать вооруженных человек и на смену им тоже тридцать - на том месте, где совершена покража слона; пусть неусыпно сторожат день и ночь и не позволяют приближаться никому, кроме репортеров, без моего письменного разрешения.

-- Слушаю-с.

-- Разместите сыщиков, в обыкновенном платье, на станциях железных дорог, пароходства и речных переправ, а также по всем дорогам, ведущим от Jersey City, и велите останавливать всех подозрительных людей.

-- Слушаю-с.

-- Слушаю-с.

-- Если слон отыщется, пусть его арестуют и немедленно уведомят меня по телеграфу.

-- Слушаю-с.

-- Каждый раз, как откроется что-нибудь - следы шагов животного или иное что в этом роде - немедленно пусть доносят мне.

-- Слушаю-с.

-- Разошлите сыщиков в обыкновенном платье по всем железным дорогам, на север до Канады, на запад до Огио, на юг до Вашингтона.

-- Слушаю-с.

-- Разместите экспертов во всех телеграфных управлениях для чтения всех получающихся и отправляемых депеш, и пусть они требуют от чиновников объяснения всех шифрованных телеграмм.

-- Слушаю-с.

-- Все это должно быть исполнено в самой глубокой тайне; заметьте себе: в совершенно непроницаемой тайне.

-- Слушаю-с.

-- Теперь ступайте.

-- Слушаю-с.

Он удалился.

Инспектор Блент с минуту оставался безмолвным и задумчивым, между тем, как огонь в его глазах, мало-помалу, потухал и, наконец, совсем исчез. Потом он повернулся ко мне и сказал безмятежным тоном:

-- Я не люблю хвастать, это не в моих привычках, но... мы отыщем слона.

Я горячо пожал ему руку и поблагодарил, поблагодарил очень искренно. Чем ближе я узнавал этого человека, тем больше любил его и тем больше дивился таинственным чудесам его профессии. Наконец, мы разстались и я вернулся домой гораздо более счастливый, чем в то время, когда спешил в канцелярию почтенного инспектора.

На следущее утро дело о покраже слона было рассказано во всех газетах с малейшими подробностями. Некоторые из них сделали и дополнения, состоявшия из изложения "теорий" разных сыщиков насчет того, каким способом совершено было воровство, кто совершил его, успели ли воры бежать со своею добычей. Теорий этих набралось одиннадцать, и оне исчерпывали все вероятности; уже один этот факт показывает, какими самостоятельными мыслителями являются сыщики. Между всеми теориями не было двух, сколько-нибудь похожих одна на другую, за исключением одного пункта, в котором все одиннадцать вполне сходились между собою, именно: что хотя задняя стена здания, где находился слон, оказалась проломанною, единственная же дверь - запертою, но животное было уведено не через это отверстие в стене, а каким-нибудь иным (еще не открытым) путем. Все теории единогласно утверждали, что пролом в стене был сделан ворами только для того, чтобы сбить с толку сыщиков. Такое заключение никогда не пришло бы в голову мне или другому, не посвященному в сыскные тайны, но сыщики на этот счет ни на минуту не оставались в сомнении. Каждая из одиннадцати теорий назвала имена предположенных воров, но одно и тоже имя не повторялось ни разу, так что подозреваемых личностей оказалось тридцать-семь человек. Сообщения всех газет заканчивались изложением мнения самого важного, мнения главного инспектора Блента. В нем, между прочим, говорилось:

"Главный инспектор знает, кто главные воры; это именно - Дёффи, по прозвищу "Кирпичный", и Фадден, по прозвищу "Красный". Уже за десять дней до совершения кражи, он знал, что она замышлена, и все время спокойно следил за этими двумя известными негодяями; но, к несчастию, именно в эту роковую ночь их следы были потеряны, и, прежде чем представилась возможность снова отыскать их, птица, т. е. слон, улетела. Дёффи и Фадден - самые смелые мошенники во всем воровском кругу; главный инспектор совершенно основательно предполагает, что это именно они прошедшею зимою, в страшно холодную ночь, украли камин из сыскной канцелярии, вследствие чего на другое утро и сам инспектор, и все сыщики очутились в руках докторов, с отмороженными ногами, кто с отмороженными пальцами, ушами и другими членами".

Когда я прочел первую половину этой заметки, то более, чем когда-либо подивился изумительной проницательности этого замечательного человека. Он нетолько видел ясным глазом все настоящее, но и в будущем ничто не могло скрыться от него. Через несколько минут, я был снова в его канцелярии и высказал ему сожаление, что он не арестовал заблаговременно этих людей и, таким образом, не устранил безполезных хлопот и потери денег; но на эти сетования получил от него ответ простой и не допускавший возражений.

-- Наше дело, сказал он: - не предупреждать преступления, а наказывать их; мы не можем наказывать, пока преступление не совершено.

Я позволил себе заметить, что тайна, с которою мы принялись за дело, разглашена газетами, что публике сообщена нетолько фактическая сторона, но и все наши планы и предположения, что даже названы по именам подозреваемые в краже, что, следовательно, они поспешат теперь принять все меры предосторожности.

-- Пускай, сказал инспектор. - Они увидят, что когда у меня все будет готово, моя рука обрушится на них, в каком бы скрытом месте они ни находились, так же безпощадно, как рука судьбы. Что касается до газет, то мы должны жить с ними в ладу. Слава, добрая репутация, постоянное гласное напоминание публике о себе - все это необходимо для сыскного чиновника, как хлеб с маслом. Он должен сообщать печатно о своих действиях, иначе подумают, что у него не бывает никаких действий; он должен предавать гласности свои теории, ибо нет ничего страннее и поразительнее теории сыщика и ничто не приобретает ему такого почтительного удивления со стороны публики; мы должны объявлять во всеобщее сведение наши планы, так как газеты непременно желают иметь их и оскорбляются в случае отказа с нашей стороны. Мы обязаны постоянно уведомлять публику о том, что именно мы делаем, чтобы она не думала, что мы не делаем ничего. Для меня гораздо приятнее прочесть в газете: "Остроумная и необыковенная теория инспектора Блента состоит в следующем", чем какую-нибудь резкую, или, что еще хуже, саркастическую выходку.

-- Я сознаю справедливость ваших доводов. Но в одной части ваших соображений, напечатанных в сегодняшних газетах, я заметил, что вы не желаете высказать свое мнение касательно одного второстепенного пункта.

-- Да, мы всегда это делаем; такой прием имеет хорошее действие. Притом же, насчет этого пункта я не составил еще себе никакого определенного мнения.

Я вручил инспектору значительную сумму на текущие расходы и уселся в канцелярии в ожидании известий. Телеграммы должны были получаться с минуты на минуту. Между тем, я стал снова просматривать газеты, так же, как и наше циркулярное описание, и заметил, что 25,000 долларов, повидимому, предназначались в вознаграждение только сыщикам. Я выразил инспектору мнение, что награду эту следует дать всякому, кто отыщет слона. Инспектор отвечал:

-- Слона найдут сыщики, следовательно, награда поступит куда следует. Если открытие сделает кто-нибудь другой, то это только потому, что он будет следить за действиями сыщиков и воспользуется похищенными у них же указаниями и соображениями их; стало быть, и в таком случае только сыщики будут иметь право на награду. Назначение вознаграждения состоит именно в том, чтобы побуждать к энергической деятельности людей, посвящающих на подобные дела свое время и искуство, а не в том, чтобы доставлять доход тем гражданам, которые, сделав какое-нибудь открытие совершенно случайно, заявляют притязание на награду, не заслуженную их личными достоинствами и трудом.

Разсуждение было, конечно, вполне основательное. Но вот телеграфный аппарат в углу канцелярии застучал и получилась следующая депеша:

"Цветочная станция, 7 ¹/₂ ч. утра. Добыл ключ. Нашел ряд глубоких следов по дороге через ферму вблизи отсюда, ехал по этому направлению две мили на восток, без результата. Полагаю, слон двинулся к западу. Буду следить за ним в этом направлении. Сыщик Дарлей".

-- Дарлей один из наших лучших людей, сказал инспектор: - мы скоро снова услышим о нем.

Пришла вторая телеграмма:

"Из Боркера, 7 ч. 40 м. утра. Только-что приехал. Ночью здесь взломан стеклянный завод и взято восемьсот бутылок. Но вода в большом количестве находится отсюда не ближе, как в пяти милях. Спешу туда. У слона будет сильная жажда. Бутылки были пусты. Сыщик Бекер".

-- Это тоже утешительное известие, сказал инспектор: - я говорил вам, что желудочные наклонности слона послужат для нас не дурными ключами.

Телеграмма No 3-й.

"Тайлорвиль, 8 ч. 15 м. утра. Стог сена исчез здесь сегодня ночью. Вероятно съеден. Я нашел ключ и действую. Сыщик Губбард".

Опять телеграмма:

"Цветочная Станция; 9 ч. утра. Открыл следы ног в трех милях к западу. Широкие, глубокие и неровные. Только-что встретил фермера, который говорит, что это следы не слона. Говорит, это ямочки, которые он выкопал прошедшею зимою, когда земля была мерзлая, для пересадных древесных черенков. Пришлите распоряжение, как действовать. Сыщик Дарлей".

-- Ага! сказал инспектор: - союз воров! Дело запутывается!..

Он продиктовал следующую телеграмму к Дарлею:

"Арестуйте этого человека и заставьте его назвать своих сообщников. Продолжайте двигаться по следам, хоть до Тихого океана, если нужно. Инспектор Блент".

Следующая телеграмма:

"Coney Point, 8 ч. 45 м. утра. Газовый завод взломан сегодня ночью и унесены неоплаченные в течении трех месяцев счеты. Я нашел ключ и отправляюсь дальше. Сыщик Мурфи".

-- Господи! воскликнул инспектор: - неужели он ест и счеты газового завода?

-- По неведению, отвечал я: - но они не могут поддерживать его существование. По крайней мере, без помощи чего-либо другого.

Тут получилась следующая сенсационная телеграмма:

"Айронвиль, 9 ч. 30 м. утра. Только-что приехал. Вся деревня в ужасе. Слон прошел здесь в пять часов утра. Одни говорят, что он направился к востоку, другие - к западу, третьи - к северу, четвертые - к югу; но с точностью никто определить не может. Он умертвил лошадь; я взял часть её в виде ключа. Умертвил хоботом; по свойству удара видно, что он нанесен с левой стороны. По положению, в котором лежит лошадь, заключаю, что слон двинулся к северу по направлению Берклеевской железной дороги. Опередил меня на четыре с половиною часа; но я немедленно отправлюсь в след ему. Сыщик Гевс".

Я испустил восклицание радости. Инспектор был сдержан и неподвижен, как статуя. Он спокойно позвонил.

-- Аларик, пошли сюда капитана Борнса.

Борнс явился.

-- Сколько человек находится у вас на лицо в настоящую минуту?

-- Девяносто-шесть, г. инспектор.

-- Пошлите их немедленно к северу. Пусть сосредоточатся около Айронвиля, вдоль берклеевской железной дороги.

-- Слушаю-с.

-- Прикажите им соблюдать самую строгую тайну. Как скоро освободятся другие люди, потребовать их сюда для дальнейших приказаний.

-- Ступайте.

-- Слушаю-с.

В это время пришла телеграмма:

"Sage Corners, 10 ¹/₂ ч. Только-что приехал. Слон прошел здесь в 8 ч. 15 м. Все бежали из города, за исключением одного полицейского. Повидимому, слон наткнулся не на полицейского, а на фонарный столб. Раздробил обоих. Я взял часть полицейского в виде ключа. Сыщик Стумм".

-- Значит, слон двинулся к западу, сказал инспектор: - но он все-таки не уйдет, потому что мои люди разсеяны по всей этой местности.

В следующей затем телеграмме было сказано:

"Гловер, 11 ч. 15 м. Только-что приехал. Деревня пуста, остались только больные и старики. Слон прошел здесь три четверти часа назад. В это время происходил митинг общества анти-трезвости; он просунул хобот в окно и окатил всех водою из колодца. Несколько человек захлебнулись и скоро умерли; многие утонули. Сыщик Кросс и О'Шогнесси проезжали здесь, но направились к югу, и таким образом, пропустили слона. Вся местность, на несколько миль в окружности, в ужасе; жители бегут. Всюду они встречают слона, и многие убиты. Сыщик Брант".

Я готов был плакать - до такой степени огорчило меня извеетие об этом погроме. Но инспектор сказал только:

-- Вы видите, он почти в наших руках. Он чувствует наше присутствие - теперь опять повернул к востоку.

Но нам предстояло получение других тревожных известий. Новая телеграмма гласила:

"Гоганпорт, 12 ч. 19 м. Только-что приехал. Слон прошел здесь полчаса назад, вызывая всюду величайший ужас и волнение. Он свирепствовал по улицам; из попавшихся ему на встречу двух свинцовых дел мастеров один убит, другой убежал. Общее сожаление. Сыщик О'Флирти".

-- Ну, вот теперь, сказал инспектор: - он прямо врезался в моих людей. Ничто не может спасти его.

Получился затем целый ряд телеграмм от сыщиков, разсеянных между Нью-Джерсеем и Пенсилеваниею, и все оне представляли собою все те же "ключи" в виде опустошенных амбаров, разбитых фабрик, уничтоженных библиотек при воскресных школах, что сопровождалось блестящими надеждами, у иных восходившими на степень несомненности. Инспектор сказал:

и вы не знаете, где можете поймать его.

Тут пришла такая депеша:

"Бриджпорт, 12 ч. 15 м. Барнум предлагает 4,000 золотых в год за исключительное право пользоваться слоном, как странствующим посредником для объявлений, от настоящей минуты до тех пор, пока сыщики откроют местопребывание слона. Барнум желает наклеивать на нем афиши. Просит немедленного ответа. Сыщик Боггс".

-- Это совершенная нелепость! воскликнул я.

-- Конечно, нелепость, подтвердил инспектор: - очевидно, мистер Барнум, считающий себя таким проницательным, не знает меня; но я знаю его.

"Предложение м-ра Барнума отклонено. Или семь тысяч, или ничего. Инспектор Блент".

-- Ну, вот, сказал он затем: - ответа ждать нам придется. недолго. М-р Барнум не у себя дома; он в настоящую минуту на телеграфной станции; так он всегда делает, когда устраивает какую-нибудь операцию.

Его слова были прерваны стуком аппарата. Телеграмма:

"Согласен. Барнум".

"Боливия, 12 ч. 50 м. Слон прибыл сюда с юга и прошел по направлению к лесу в 11 ч. 50 м., по дороге разогнав встретившияся ему похороны. Граждане пустили в него несколько ядер малого калибра и затем бежали. Сыщик Бурк и я приехали через десять минут после того с северной стороны, но тут нас ввели в заблуждение несколько ям в земле, которые мы приняли за следы шагов, вследствие чего потеряли достаточно времени; наконец, однако, мы напали на надлежащий след и по нем добрались до леса. Тут мы принялись ползти на руках и коленях и подолжали не спускать глаз со следов, которые довели нас до слона. Бурк был впереди. К несчастию, слон в это время расположился на отдых; поэтому Бурк, пробиравшийся ползком с опущенной вниз головою для того, чтобы не потерять из виду следов, наткнулся на задния ноги животного и только теперь заметил его. Он мгновенно вскочил на ноги, схватил слона за хвост и радостно воскликнул: "Мне нагр..." - но на этом и остановился, потому что удар хобота отправил несчастного на тот свет. Я кинулся бежать назад, а слон за мною, и я непременно бы погиб, еслибы, по счастливому случаю, ему снова не встретились остатки той же похоронной процессии, отвлекшие его внимание от меня. Я только-что узнал, что от этой процессии не осталось ни одного человека; но это не потеря, потому что материал для другой таковой же здесь находится в изобилии. Между тем, слон снова исчез. Сыщик Мельруни".

На некоторое время телеграммы прекратились, за исключением известий от энергических сыщиков, находившихся около Нью-Джерси, Пенсильвании, Делавара и Виргинии - известий, которые все заключали в себе свежие и утешительные "ключи"; наконец, в третьем часу дня пришла такая телеграмма:

"Baxter Centre, 2 ч. 15 м. Слон прибыл сюда, обклеенный аффишами и ворвался в одно многочисленное собрание, при чем повалил и ранил многих. Граждане загнали его в ограду и поставили караул. Прибыв несколько времени спустя, сыщик Броун и я вошли в ограду и начали сличат слона с фотографиею и циркулярным описанием. Все приметы оказались тождественны, за исключением одной - шрама на подкожном суставе, которого мы не могли видеть. Чтобы сличить и эту примету, Броун подлез под слона и немедленно очутился с раздавленной головой. Все бежали; слон сделал тоже, раздавая направо и налево весьма эффектные удары. Он исчез, но оставил по дороге кровавые следы от ран, причиненных ядрами. Новая поимка несомненна. Он направился к югу через густой лес. Сыщик Брент".

Это была последняя депеша. С наступлением ночи спустился такой густой туман, что нельзя было ничего видеть в нескольких шагах. Он продолжался всю ночь. Перевозочные лодки и даже омнибусы прекратили движение.

их собственными корреспондентами. Общий тон всего этого можно резюмировать так:

"Белый слон на свободе! Он безпрепятственно совершает свое роковое шествие! Целые деревни опустели вследствие бегства пораженных ужасом жителей! Страх и трепет предшествуют ему, смерть и опустошение следуют за ним! А за. смертью и опустошением - сыщики! Амбары разрушаются, заводы взламываются, жатвы пожираются, общественные собрания разгоняются - и все это сопровождается неподдающимся описанию кровопролитием! Теории тридцати-четырех знаменитейших сыщиков всего этого института! Теория инспектора Блента!"

-- Чудесно! воскликнул инспектор, почти обнаруживая внутреннее волнение: - великолепно! Это величайшая удача, какая когда-либо выпадала на долю сыскной организации! Слава о ней промчится во все концы мира и будет жить вечно так же, как и мое имя!

Но я не испытывал никакой радости. Напротив, у меня на душе было так тоскливо, как будто это я совершил все эти кровавые преступления и слон был только моим, стоявшим вне ответственности, агентом. И как страшно увеличился список бедствий! В одном месте слов "ворвался в избирательное собрание и умертвил пять туземцев"; это самоуправство он завершил убиением двух бедняков, О'Донью и Мак-Фленнигена, которые "всего за день до того, нашли себе убежище в земле, служащей приютом для угнетенных всех стран и только-что собирались впервые воспользоваться благородными избирательными правами американских граждан, когда безпощадная рука сиамского бича поразила несчастных". В другом месте он "встретил фанатического проповедника, приготовлявшого для следующого сезона свои героическия нападения на танцы, театр и т. п. - и раздавил его". В третьем месте он "умертвил агента громоотводного общества". И в таком роде список все удлиннялся, становясь все более и более кровавым и все сильнее и сильнее надрывая мне сердце. Шестьдесят человек оказывались убитыми, сто сорок - ранеными. Все сообщения отдавали справедливость деятельности и рвению сыщиков, и все оканчивались замечанием, что "трем стам граждан и четырем сыщикам удалось видеть ужасное создание, и из этих четырех двое были уничтожены им".

Мне делалось страшно при мысли, что я скоро снова услышу Густой туман помог ему скрыться. Телеграммы из нелепейше отдаленных мест сообщали, что громадная темная масса была усмотрена сквозь туман в таком-то и таком-то часу, и что это "несомненно был слон". Эту громадную темную массу видели в Нью-Гевене, в Нью-Джерси, в Пенсильвании, в нижнем Нью-Йорке, в Бруклине и даже в самом городе Нью-Йорке! Но всюду громадная темная масса быстро исчезала, не оставляя никаких следов. Все без исключения сыщики, разсеянные на этом огромном пространстве, ежечасно присылали свои донесения, и каждый из них уведомлял, что имеет "ключ", и напал на следы чего-то, и следует за ним по пятам.

Но этот день прошел без всяких других результатов.

Третий день точно также.

Четвертый день совершенно точно также.

Газетные сообщения начинали становиться монотонными с их фактами, в итоге не представлявшими ровно ничего, с их ключами, не открывавшими тоже ничего, с теориями, почти истощившими те элементы, которые и удивляют, и пленяют, и ослепляют.

Прошло еще четыре печальных дня. Тут бедным, неустанно работавшим сыщикам был нанесен страшный удар - газеты отказались печатать их теории и холодно объявили: "Оставьте нас в покое".

Через две недели по исчезновении слона я, опять по совету инспектора, повысил сумму вознаграждения до 75 тысяч. Это была большая сумма, но я предпочитал потерю всего моего личного состояния утрате доверия моего правительства. Теперь когда сыщикам так не везло, газеты пошли против них и начали осыпать их самыми едкими сарказмами. Это навело комедиантов на мысль воспользоваться для своих балаганных представлений всею историею: они переодевались на сцене сыщиками и изображали в самом комическом виде погоню за слоном. Каррикатуристы рисовали сыщиков, перебегавших с места на место с подзорными трубами, между тем как слон, следуя за ними сзади, воровал яблоки из их карманов... Воздух был наполнен насмешками.

Один только человек оставался спокойным, хладнокровным, самоуверенным среди всех этих нападений. То был человек с каменным сердцем, главный инспектор. Его безмятежная уверенность ни на минуту не пошатнулась. Он постоянно говорил одно:

-- Пусть себе зубоскалят; увидим, кто посмеется последний.

я считал нужным выносить и со своей стороны, по крайней мере, пока хватит сил. Поэтому, я приходил регулярно каждый день и оставался до вечера. Все удивлялись моей твердости, и мне самому часто казалось, что следует бежать; по стоило мне в такия минуты взглянуть на спокойное, повидимому беззаботное лицо инспектора, и я не двигался с места.

Через три недели после покражи, я решился однако объявить главе сыскного института, что кладу оружие и удаляюсь - когда он предложил новую великолепную комбинацию.

Комбинация состояла в том, чтобы войти в сделку с ворами. Инспектор высказал уверенность, что за 100 тысяч можно сойтись и получить обратно слона. Я отвечал, что надеюсь собрать такую сумму, но что же в таком случае будет с бедными сыщиками, работавшими так усердно? Он сказал:

-- При сделках, они всегда получают половину.

Этот ответ устранял мое единственное возражение. Тогда инспектор написал две записки следующого содержания: "Милостивая государыня! Ваш муж может заработать много денег (и при этом пользоваться полным покровительством закона), войдя в немедленное соглашение со мною. Инспектор Блент". Одну из этих записок он отправил с нарочным к супруге Деффи-Кирпичного, другую - к супруге Фаддена-Красного. Через час получились следующие оскорбительные ответы: "Вы старый дурак; Деффи Кирпичный уже два года как умер. Бриджет Магони". "Фадден Красный уже восемнадцать месяцев как повешен; всякий осел, кроме сыщика, знает это. Мери О'Гулиген".

Теряя один рессурс, он сейчас же находил другой. Немедленно было составлено им и отправлено для напечатания на следующий день в газетах следующее таинственное объявление, копия с которого сохранилась у меня: "А. - xwblv. 242 N. Fjnd - fz 328 wmlg. Ozpo, 2 m! ogw. Muni".

Он сказал, что если вор жив, то непременно явится по этому объявлению на обычное место свидания, при чем объяснил, что в этом обычном месте обыкновенно решаются дела между сыщиками и преступниками, и что свидание по нашему делу состоится в двенадцать часов следующей ночи.

Ровно в одиннадцать часов я принес инспектору сто тысяч банковыми билетами, и скоро после того он отправился, полный светлой и непоколебимой уверенности в успехе. Невыносимо долгий час дотянулся наконец к исходу; я услышал знакомые шаги и кинулся к нему на встречу. Какое торжество сияло в его прекрасных глазах! Он сказал:

-- Сделка заключена. Зубоскалы запоют завтра совсем иную песню. Следуйте за мною!

время. Я не отставал от него ни на шаг. Он быстро прошел в темный конец обширного помещения, и в то мгновение, как я совсем изнемогал от удушливого и смрадного воздуха, он споткнулся и упал на лежавшую на земле громадную издохшую массу, и я услышал вылетевшее из его уст восклицание:

-- Наша благородная корпорация отомщена! Вот ваш слон!

Меня почти перенесли на верх в канцелярию и там привели в чувство посредством карболовой кислоты. Все сыщики кинулись туда же, и последовало такое шумное выражение радости, какого я не видел никогда в жизни. Призвали репортеров, шампанское полилось рекою, тосты провозглашались один за другим, восторженные пожатия рук и поздравления дополняли торжество. Понятно, что героем-триумфатором был инспектор, и его счастие было так полно и досталось ему, благодаря такому терпению, мужеству, твердой настойчивости, что и мне было отрадно смотреть на него, хотя в этой компании я стоял безприютным нищим, с мыслью, что мое безумное сокровище теперь бездыханный труп, и что мое служебное положение навеки разрушено поступком, который всегда будут признавать за непростительно-небрежное исполнение великого поручения. Не в одном красноречивом взгляде собрания выражалось глубокое уважение к начальнику и не один сыскной голос шептал: "Смотрите на него, это истинный царь корпорации; дайте ему только ключ - единственную вещь, в которой он нуждается, и нет на свете ничего такого, что, будучи скрыто куда угодно, не было бы, наконец, отыскано им". Раздел 50 т. доставил много удовольствия; по окончании его, инспектор, спрятав в карман свою часть, произнес небольшой спич.

В это время пришла следующая телеграмма:

"Монроэ, 10 ч. вечера. За три недели я сегодня в первый раз в таком месте, где есть телеграфная станция. Все это время ехал верхом, через леса, на тысячу миль отсюда, по следам ног слона, и они с каждым днем становились все отчетливее, громаднее и свежее. Не тревожьтесь - не позже как на будущей неделе слон будет у меня. Это несомненно. Сыщик Дарлей".

"одного из даровитейших представителей сыскного института", и затем приказал телеграфировать ему вернуться домой и получить свою часть награды.

Так окончился необыкновенный эпизод покражи слона. На следующий день газеты снова не поскупились на похвалы, с одною только обидною оговоркой. Было именно сказано: "Велик сыщик! Он может, правда, обнаруживать некоторую медленность в отыскании такой маленькой вещи, как украденный слон, может гнаться за ним с утра до вечера и спать около гниющого трупа целую ночь в продолжении трех недель, но в конце концов, он все-таки отыщет его, если ему удастся склонить человека, совершившого кражу, указать место, где уворованная вещь находится"!

Бедный Гассан погиб для меня навеки. Пушечные ядра ранили его смертельно. Окруженный врагами, в постоянной опасности быть открытым сыщиками, он мучился от голода и боли, пока смерть не принесла ему успокоения.

Сделка с ворами стоила мне 100 т., расходы на сыскную процедуру обошлись в 42 т.; и мое правительство не предоставило мне больше, никакой должности; я раззоренный человек и вечный скиталец по земле, но мое глубокое уважение к человеку, которого я признаю величайшим сыщиком, какого когда-либо производил мир, остается несокрушимым по сей день и останется таким до конца моей жизни.