Похождения Тома Сойера.
Глава тридцать третья

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,

Всякiй можетъ представить себе, что кладъ, найденный мальчиками, наделалъ массу шума въ бедномъ, маленькомъ городке С.-Петербурге. Такая крупная сумма, да еще наличными деньгами, казалась добродушнымъ горожанамъ прямо-таки невероятной. Въ городе только и говорили, что.о найденномъ кладе. Все заброшенные дома въ городке и въ его окрестностяхъ подверглись самому тщательному изследованiю. Теперь уже не одни мальчики, а и взрослые, благоразумные мужчины разбирали эти дома по доскамъ, ломали фундаменты, рылись въ земле подъ полами. Куда ни показывались Томъ и Гекъ, всюду они служили предметомъ всеобщаго вниманiя и удивленiя. Мальчики не помнили, чтобы прежде кто-нибудь обращалъ вниманiе на ихъ слова, теперь же все придавали самое серьезное значенiе каждому ихъ слову, каждому ихъ поступку. Мало того, въ ихъ прошломъ внезапно открылись несомненные признаки какихъ-то сверхъестественныхъ талантовъ. Местная газета напечатала даже бiографическiе очерки изъ жизни Тома и Гека.

Вдова Дугласъ поместила капиталъ. Гека въ банкъ по шести процентовъ, а судья Тачеръ, по просьбе тети Полли, сделалъ το-же самое съ деньгами Тома. Теперь каждый; изъ мальчиковъ имелъ почти по целому доллару въ день дохода!

Судья Тачеръ составилъ себе, вдругъ очень высокое мненiе о Томе... Онъ уверялъ, что обыкновенный мальчикъ никогда, не. сумелъ бы вывести его дочь изъ пещеры. А когда Бекки разсказала ему подъ секретомъ, какъ Томъ спасъ ее однажды отъ наказанiя, принявъ вину въ себя, то онъ пришелъ въ восторгъ и началъ уверять, что это была со стороны Тома такая благородная, великодушная, святая ложь, что она заслуживаетъ того, чтобы ее занесли на страницы исторiи рядомъ съ именемъ Георга Вашингтона, который, какъ известно, правдивость ставилъ выше всего на свете! Бекки казалось, что она никогда еще не видела своего отца такимъ величественнымъ и гордымъ, какъ въ ту минуту, когда онъ произносилъ последнiя слова. Она тотчасъ же. побежала къ Тому и разсказала ему все.

Судья Тачеръ предсказывалъ, что Томъ будетъ современемъ знаменитымъ юристомъ или величайшимъ полководцемъ, и давалъ слово, что сделаетъ все возможное, чтобы Тома приняли въ нацiональную военную академiю, а затемъ въ лучшую юридическую школу.

Богатство и покровительство вдовы Дугласъ открыли Геку доступъ въ общество или, вернее, насильно втолкнули его туда. Страданiя его были такъ велики, что онъ былъ почти не въ силахъ переносить ихъ. Слуги вдовы держали его въ чистоте и опрятности, мыли и причесывали его ежедневно; каждый вечеръ его укладывали спать въ постель съ чистыми простынями, на которыхъ не было ни одного пятнышка, которое онъ могъ бы прижать къ своему сердцу, какъ стараго, добраго знакомаго. Онъ долженъ былъ есть ножомъ и вилкой, есть съ тарелки, пить изъ чашки, вытираться салфеткой, учиться читать, ходить въ церковь.

Въ теченiе трехъ недель онъ кое-какъ выносилъ все эти мученiя, но, наконецъ, не выдержалъ и убежалъ изъ дома вдовы. М-ссъ Дугласъ искала его повсюду двое сутокъ. Весь городъ принялъ участiе въ этихъ поискахъ; искали даже въ реке, но Гекъ исчезъ безследно. Наконецъ, на третiй день Томъ Сойеръ случайно забрелъ на бойню, где валялась масса старыхъ пустыхъ бочекъ. Въ одной изъ нихъ онъ нашелъ беглеца. Гекъ былъ не чесанъ, не мытъ и одетъ въ свои прежнiе лохмотья. Томъ побранилъ его за безпокойство, которое онъ доставилъ всемъ своимъ исчезновенiемъ, и началъ просить его вернуться домой. Лицо Гека сразу потеряло свое довольное, благодушное выраженiе.

-- Не говори мне объ этомъ, Томъ, - сказалъ онъ. - Я уже пробовалъ жить какъ все люди, но изъ этого ничего не выходитъ. Вдова очень добра ко мне, но я не могу жить у нея. Каждый день меня будятъ, моютъ, причесывають. Мне не позволяютъ жить въ сарае, заставляютъ ходить въ тесномъ, новомъ платье, въ которомъ нельзя ни ходить, ни сидеть, ни валяться на траве. Я долженъ ходить въ церковь и слушать длинныя проповеди. По воскресеньямъ меня заставляютъ ходить целый день въ сапогахъ...

-- Но, Гекъ, вдова делаетъ все это для того, чтобы ты сталъ такимъ же человекомъ, какъ и все другiе.

-- Это мне все равно, Томъ. Жить у вдовы, это все равно, что сидеть на привязи. Когда хочется идти ловить рыбу; надо спрашиваться; купаться - то же самое. Мне не позволяютъ курить, зевать, потягиваться, браниться. И, - прибавилъ Гекъ съ удвоеннымъ негодованiемъ, - она целый день молится. Такой женщины я никогда еще не виделъ. Я не могъ больше переносить все это. Знаешь. Томь, быть богатымъ вовсе не такъ хорошо, какъ это кажется. Если бы не проклятыя деньги, я никогда не попалъ бы въ такую переделку! Знаешь что, Томъ? Возьми себе мои деньги и давай мне только изредка десять центовъ на табакъ. Сходи сейчасъ къ вдове и попроси, чтобы она оставила меня въ покое.

-- Нетъ, Гекъ, твоихъ денегъ я не могу взять. Это будетъ, несправедливо... Кроме того, попробуй еще пожить у вдовы; можетъ-быть, ты и привыкнешь къ такой жизни.

-- Привыкну! Это все равно, что привыкнуть сидеть на раскаленной плите. Нетъ, Томъ, мне не нужно богатства, и я не хочу жить въ проклятыхъ, душныхъ комнатахъ. Я люблю лесъ и реку и вотъ такiя бочки. Я люблю ихъ и ни за что не разстанусь съ ними. Какъ-разъ, когда мы нашли ружья и пещеру, и все, что нужно, чтобы стать разбойниками, - вдругъ подвернулся этотъ глупый кладъ и испортилъ все дело!

-- Это ничего не значитъ, Гекъ! Богатство нисколько не мешаетъ быть разбойникомъ.

-- Ты говоришь правду, Томь?

-- Сущую правду, Гекъ. Но тебя нельзя будетъ принять въ шайку, если ты не сделаешься приличнымъ человекомъ.

Радость Гека сразу исчезла.

-- Отчего же, Томъ? Ведь я былъ же морскимъ разбойникомъ?

-- Это совсемъ другое дело, Гекъ. Разбойники - не пираты. Есть страны, где разбойники принадлежатъ къ высшему обществу: они - герцоги, графы...

-- Томъ, ты всегда хорошо относился ко мне. Неужели ты не захочешь принять, меня въ свою шайку?

"Фй, - скажутъ они, - и это шайка Тома Сойера! Какiе въ ней оборванцы!" Какъ ты думаешь, прiятно мне будетъ слышать такiя слова?

Гекъ замолчалъ и задумался. Очевидно, онъ боролся съ самимъ собой. Наконецъ, онъ сказалъ:

-- Хорошо. Я вернусь къ вдове на месяцъ или на два и посмотрю, удастся ли мне привыкнуть къ такой жизни.

-- Отлично, Гекъ! И такъ, по-рукамъ. Пойдемъ сейчасъ къ вдове; я попрошу ее, чтобы она дала тебе побольше свободы,

-- Ты хочешь это сделать, Томъ? Вотъ это дело! Если она не будетъ такъ строго держать меня, то я готовъ курить и божиться только потихоньку. Когда же мы соберемъ шайку?

-- А что это за посвященiе?

-- Это значитъ дать клятву оставаться верными другъ другу и никому не выдавать тайны шайки.

-- Это очень занятно, Томъ!

-- Да. Можно еще клясться на чьей-нибудь могиле и подписывать клятву кровью.

-- Это я понимаю! Ей-Богу, это гораздо интереснее, чемъ быть пиратомъ. Я ни за что не убегу отъ вдовы, Томъ, а когда я стану настоящимъ, благороднымъ разбойникомъ, и обо мне будетъ говорить весь мiръ, тогда она, наверное, будетъ очень довольна и будетъ гордиться, что прiютила меня въ своемъ доме!