Приключения Филиппа в его странствованиях по свету.
Глава XIII. Кто любит меня, тот люби и мою собаку.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Филиппа в его странствованиях по свету. Глава XIII. Кто любит меня, тот люби и мою собаку. (старая орфография)

Глава XIII. 

КТО ЛЮБИТ МЕНЯ, ТОТ ЛЮБИ И МОЮ СОБАКУ.

Пока происходит битва, старики и дамы выглядывают через укрепления на перевороты сражения, на поведение рыцарей. Для принцесс былого времени, прелестная рука которых должна была служить наградою победителям, узнать кто победит: стройный ли молодой рыцарь с милыми глазами на белоснежном коне, или пожилой, коренастый, широкоплечий, косоглазый, рыжий усач который так свирепо нападает на него, составляло предмет немаловажного интереса; так и этой битвою, от результата которой зависело сохранение или потеря наследства бедного Филиппа, интересовались многие, не участвовавшие в ней. Или бросим рыцарское сравнение (так как поведение и виды некоторых лиц, участвовавших в этом деле, никак нельзя было назвать рыцарскими) и вообразим хитрую, старую обезьяну, которая подстрекает кошку вынуть каштаны из огня, а киска протягивает лапу сквозь решотку, схватывает каштаны и роняет их? Жако досадует и сердится, оскаливает свои острые зубы и укусить если смеет. Когда стряпчий отправился воевать за наследство Филиппа, те, кому его хотелось, были зрителями драки, вскарабкавшись на дерево. Когда мистер Бонд подошол схватить каштаны Филиппа, одна хитрая, старая обезьяна толкнула лапку кошки, а сама хотела проглотить горячую добычу.

Если вам случалось, когда-нибудь бывать в "Голове Адмирала Бинга", вы знаете, сударыня, что гостиная, в которой собираются посетители, как раз позади буфета мистрисс Овз, так что, приподняв окно, служившее сообщением между двумя комнатами, эта добрая женщина могла высунуть голову в гостиную клуба и быть участницей в беседе. Иногда, общества ради, старик Ридли отправлялся посидеть в буфете с мистрисс Овз и читал там газету. Он читал медленно; длинные слова затрудняли достойного джентльмэна. Так-как у него много свободного времени, он не жалел употребить его на чтение газеты.

В тот день, когда мистер Бонд ходил уговаривать мистрисс Брандон в Торнгофскую улицу предъявить права на доктора Фирмина, как на своего мужа, и лишить наследства бедного Филиппа, низенький господин, завёрнутый самым торжественным и таинственным образом в большой плащ, явился в буфете "Адмирала Бинга" и сказал с аристократическим видом:

- Проводите меня в гостиную.

Его проводили в гостиную (где висят прекрасные портреты мистера и мистрисс Овз и их любимого, умершого бульдога), он сел и спросил рюмку хереса и газету.

Это был наш приятель Тальбот Туисден и к нему вскоре явился спокойный, старый джентльмэн, мистер Бонд, который также просил проводить его в гостиную и подать хересу с водой, и вот каким образом Филипп и его правдивый и проницательный биограф узнали наверно, что человек, желавший попользоваться каштанами Филиппа, был милый дядюшка Тальбот.

Не прошло и минуты, как мистер Бонд и мистер Туисден пробыли вместе, когда сквозь стеклянное окно, сообщавшееся с буфетом мистрисс Овз, послышались ругательства, так что стаканы и бутылки забрянчали на полках, и мистер Ридли, всегда весьма скромно выражавшиися, положил свою газету с испуганным лицом и сказал:

- Вот ужь я никогда...

И точно, не часто приходилось ему слышать ничто подобное. Этот поток ругательства лился из уст Тальбота Туисдена, взбесившагося при известиях, принесённых ему мистером Бондом.

- Ну, мистер Бонд, ну, что она говорит? спросил он своего посла.

- Она не хочет вмешиваться, мистер Туисден, и я не вижу, как нам её уговорить. Она отпирается от брака столько жe, как и Фирмин; говорит будто она знала в то время, что это был брав незаконный.

- Сэр, вы не достаточно её подкупили! вскрикнул мистер Туисден: - вы запутали это дело, ей-богу, вы запутали его, сэр.

- Ступайте же и обделайте его сами, если вам не стыдно самому приниматься за него, сказал стряпчий. - Не-уже-ли вы думаете, что я взялся за это дело по собственной охоте, что мне хочется отнять наследство у бедняжки, как вам?

- Я желаю, чтобы всё было сделано по справедливости и по закону, сэр. Если бы я неправильно владел его имением, я отказался бы от него, я первый бы отказался. Я желаю, чтобы всё было сделано по справедливости и по закону и поручил вам это дело, потому-что вы стряпчий и юрист.

- Я и исполнил ваше поручение и пришлю вам счот в надлежащее время, тем и кончатся мои деловые отношения к вам, мистер Туисден! вскричал старый стряпчий.

- Вы знаете, сэр, как дурно поступил со мною Фирмин в последнем деле.

- Право, сэр, если вы спрашиваете моего мнения, как у стряпчого, я думаю, что трудно бы решить между нами обоими. Сколько я должен за херес - оставьте сдачу у себя. Очень жалею, что не мог принести нам более приятного известия, мистер Туисден; а так-как вы недовольны мною, то я опять прошу вас взять другого стряпчого.

- Мой добрый сэр, я...

Филиппу Фирмину, что его дядя и тётка намерены отнять у него наследство; но если скажет кто-нибудь другой - эта добрая, маленькая мистрисс Брандон, или этот старый дуралей... как бишь его, её отец? я не думаю, чтобы это доставило ему большое удовольствие. Я теперь говорю как джентльмэн, а не как стряпчий. Вы и ваш племянник поровну получили имение деда мистера Филиппа Фирмина, а вам хотелось получить всё - вот вся правда, и вы поручили стряпчему хлопотать об этом и разругали его за то, что он не мог отнять этой части у её законного владельца. Итак сэр, желаю вам доброго утра и прошу передать ваши бумаги какому-нибудь другому поверенному, мистер Туисден.

И мистер Бондь вышел. Теперь я спрашиваю вас: можно ли было сохранить тайну, услышанную сквозь стеклянную дверь мистрисс Овз, хозяйки "Адмирала Бинга" и мистером Ридли, отцом Джона Джэмса и раболепным супругом мистрисс Ридли? В этот же самый день, за чаем, муж сообщил мистрисс Ридли (cъ своам благородным красноречием) слышанный им разговор. Согласились отправить посольство в Джону Джэмсу по этому делу и спросить его совета, и Джон Джемс был такого мнепия, что этот разговор следует передать мистеру Филиппу Фирмину, который потом ужь будет действовать как сам найдет лучшим.

Как? его родная тётка, кузины, дядя составили план опровергнуть его законное происхождение и лишить его наследства его деда? Это казалось невозможно. Разгорячившись от этих странных известий, Филипп явился к своему советнику, мистеру Пенденнису, и рассказал ему что случилось. Самоотвержение Сестрицы было так благородно, что Филипп не мог не оценить его, и между молодым человеком и этой маленькой женщиной еще теснее, еще теснее прежнего скрепились узы дружбы. Но эти Туисдены, его родственники, решились поручить юристу отнять у него его наследство! О! это было низко! Филипп кричал, топал ногами, рассказывая свои обиды с своим обыкновенным энергическим способом выражения. Что же касается его кузена Рингуда Туисдена, то Филь часто чувствовал сильное желание свернуть ему шею и столкнут его с лестницы.

- А дядя Тальбот?... я давно знал, что он дурак, хвастливый старичишка, но никогда не считал его способным на это. А девушки... ах, мистрисс Пенденнис! вы так добры, так ласковы, хотя вы их ненавидите - я это знаю - вы не можете сказать, вы не скажете, что и оне были в заговоре?

- Но если Туисден добивается только того, что он считает своей собственностью? спросила мистрисс Пенденнис. - Если ваш отец был женат на мистрисс Брандон, вы были бы его незаконным сыном; а как незаконный сын, не имели бы права на половину состояния вашего деда. Дядя ваш, Тальбот, играет роль честного и справедливого человека в этом деле. Он Брут и произносит ваш приговор с сердцем, обливающемся кровью.

- А семейство своё удалил, заревел Филь: - чтобы их не огорчило зрелище казни! Теперь понимаю всё. Желал бы я, чтобы кто-нибудь тотчас проткнул меня ножом и прекратил мою жизнь. Теперь вижу всё. Знаете ли, что на прошлой неделе я быль в Бонашской улице и не видал никого? У Агнесы болело горло, мать ухаживала за нею; Бланш вышла минуты на две и была так холодна - так холодна, как бывала холодна лэди Айсберг с нею. Оне должны ехать для перемены воздуха; оне уже и уехали назад тому три дня, между-тем как Тальбот и эта эхидна сын его, Рингуд, тайно совещались с своим милым, новым другом, мистером Гёнтом. Чор... Извините, мистрисс Пенденнис, но я знаю, что вы всегда извиняли мои энергическия выражения.

- Хотелось бы мне видеть эту Сестрицу, мистер Фирмин. Она не эгоистка, она ничего не придумала такого, что могло бы сделать вам вред, заметила моя жена.

- Ангел с таким добрым и чистым сердечком, что я таю при одной мысли о ней, сказал Филипп, закрывая глаза своей большой рукою. - Чем мущины приобретают любовь некоторых женщин? Мы не заслуживаем такой любви; мы не платим за нея взаимностью; оне дарят нам её. Я ничем не отплатил за всю эту любовь и доброту, но я немножко похож на моего отца в то время, когда она имела к нему привязанность. И посмотрите, она готова умереть, чтобы услужить мне! Удивительны вы, женщины! и ваша верность и ваше непостоянство изумительны равно. Что могли найти женщины в докторе, чтобы обожать его? Как вы думаете? не-уже-ли отец мой мог когда-нибудь быть достоин обожания, мистрисс Пенденнис? Однако я слышал от моей бедной матери, что она была принуждена выйти за него. Она знала, что это была дурная партия, но никак не могла преодолеть себя. Отчего отец мой был такой очаровательный? Он не по моему вкусу. Между нами, я думаю он... всё равно, что бы то ни было.

- Я думаю, нам лучше не говорит об этом? сказала моя жена с улыбкою.

- Совершенно справедливо, совершенно справедливо; только я болтаю всё, что у меня на душе. Никак не могу смолчать! кричит Филь, грызя свои усы. - Если бы моё состояние зависело от моего молчания, я был бы нищим - это факт. Однако, скажите мне: не странно ли, что девушек и тётку Туисден выслали из Лондона именно в то время, когда производилась эта маленькая атака на мое имущество?

- Вопрос решон, сказал мистер Пенденнис. - Вам возвращены ваши atavus regibis и почести ваших предков. Теперь дядя Туисден не может получить ваше имущество без вас. Мужайтесь, мой милый, он может взять его вместе с вами.

Бедный Филь не знал, но мы - ведь мы довольно проницательны, когда дело не касается наших благородных личностей - приметили, что милая тетушка Филиппа водила за нос юношу, и когда он отвёртывался, подавала надежды более богатому поклоннику своей дочери.

Положа руку на сердце, я могу сказать, что жена моя так мало вмешивается в чужия дела, как только возможно; но когда дело идёт о вероломстве в любовных делах, она тотчас вспыхнет и будет преследовать до гробовой доски бездушного мущиниу или бездушную женщину, которые нарушат священные законы любви. Неуважение в этому священному союзу возбуждает в ней пыл негодования. В секретных признаниях в спальной, она высказала мне свои мысли о поведении мисс Туисдень с этим противным арапом - как она называет капитана Улькома - и когда я вздумал-было пошутить, мистрисс Пенденнис раскричалась, что это дело слишком серьёзное для того, чтобы шутить над ним, и удивлялась как её муж мог отпускать остроты на этот счот. Может быть в ней не было того тонкого чувства юмора, каким обладают некоторые люди, или она имела более благоговения к священному чувству любви. По её верованиям, брак - священное таинство и она никогда не говорила о нем без благоговения.

Она столько же не понимает, чтобы можно было шутить над этим, сколько не понимает, чтобы можно было смеяться и шутить в церкви. Кокетство выводит её из терпения.

- Не говорите мне, сэр, возражает энтузиастка: - даже легкомысленного слова между мущиной и замужней женщиной не следует позволять.

И вот почему она строже к женщине, чем в мущине. Один взгляд, одно слово женщины, говорит она, остановят вольную мысль или слово в мущине; и эти случаи могли бы тотчас быть прекращены, если бы женщина выказала хоть малейшую решимость. Она гораздо более сердится (я только упоминаю о её особенностях, а не защищаю правил этой моралистки), она, говорю я, более сердится на женщину, чем на мущину в подобных щекотливых делах, и я боюсь, что она думает будто женщины по большей части бывают жертвами только потому, что им самим этого хочется.

Нам случилось в этот сезон участвовать в разных увеселениях, раутах и тому подобном, где бедный Филь, по милости своей несчастной любви к сигарам, не присутствовал и где мы видели, что мисс Агнеса Туисден так кокетничала с смуглым Улькомом, что мистрисс Лора была приведена в негодование; однако мама Агнесы сидела возле своей дочери и очень хорошо примечала всё происходившее. Тем хуже для ней, тем хуже для них обеих. Какой стыд и грязь, что христианка и англичанка позволяет своей дочери так легкомысленно обращаться с самым священным предметом и приготовляет свою дочь Бог знает к каким несчастьям!

- Три месяца тому назад, ты видел, какие надежды подавала она Филиппу, а теперь посмотри, как она кокетничает с этим мулатом!

- Разве он также не человек и брат, моя милая? вмешивается мистер Пенденнис.

И тут Лора начинает ласкать своих детей и прижимать их к сердцу, как она делает всегда, когда бывает взволнована. Que voulez vous? Есть женщины на свете, для которых любовь и правда составляют всё на земле. Есть другия женщины, которые видят выгоду хорошого вдовьяго содержания, городского и деревенского дома и так далее, и которые не так разборчивы относительно характера ума или цвета лица мущин, имеющих возможность предлагать эти выгоды их милым дочерям. Словом, я говорю, мистрисс Лора Пенденнис находилась в таком расположении духа относительно этой матери и этой дочери, что была готова выцарапать их голубые глаза

Не с малым затруднением можно было уговорить мистрисс Лору молчать об этом и не говорить Филиппу своего мнения.

- Как? твердила она: - этого бедного молодого человека будут обманывать, его примут, или его бросят, как заблагоразсудится этим людям. Он наверно будет несчастлив на всю жизнь, если она выйдет за него, а его друзья не смеют предостереч его? Трусы! Трусость вас, мущин, Пен, относительно мнения, право, достойна презрения, сэр! Вы не смеете иметь своего мнения, а если и имеете, то не смеете объявить его и действовать соображаясь с ним. Вы каждый день смотрите сквозь пальцы на преступление, потому-что считаете неуместным вмешаться. Вы не боитесь оскорбить нравственность, а боитесь наскучить обществу и лишиться популярности. Вы не такие же циники как... как звали этого противного старика, который жил в бочке, Демосфен? - Ну, Диоген! имя ничего не значит, сэр. Вы такие жe циники, только вы носите тонкия рубашки и манжетки и глухие фонари. Вы думаете, что вам не следует вмешиваться и говорить правду, не следует спасать бедную утопающую душу - разумеется, не следует. Вам ли, светским джентльмэнам спасать её? Пусть её гибнет! Вот, как говорят в свете, милый мой малютка. Ах, моё бедное, бедное дитя! когда ты будешь утопать, никто не протянет руку спасти тебя.

Когда моя жена даёт волю своим материнским чувствам и обращается к этой новой школе философов, я знаю, что с нею невозможно разсуждать. Я удаляюсь к моим книгам и оставляю её поцелуем досказывать аргумента её детям.

между женщиной и мущиной - шестипенсовой монетой за сокровище из чистого золота - её любовь. Верно Каролина думала, что её жертва даёт ей право советовать Филиппу, потому-что кажется, она первая посоветовала ему подумать, поведёт ли к добру эта помолвка, которую он нравственно заключил с своей кузиной. Она просила Ридли прибавить свои сомнения к её увещаниям; она показала Филиппу, что не только поведение его дяди, но и его кузины было корыстолюбиво, и уговаривала его узнать всё подробно.

Особенная болезнь горла, которою страдала бедная Агнеса, прошла в отсутствие её из Лондова. Дым, многолюдные собрания и вечера, а может быть также и мрачный дом в Бонашской улице разстроили здоровье бедной девушки и кашель её очень облегчил этот прекрасный свежий восточный ветер, который так спокойно веет на Брайтонских утесах, и который так хорош для кашля, как нам всем известно. Но в Брайтоне был один недостаток для её болезни: Брайтон слишком близко к Лондону: воздух легко может дуть из Лондона, или люди, приезжающие из Лондона в Брайтон, могут привозит с собою коварный лондонский туман. По-крайней-мере Агнеса, если она желала спокойствия, бедняжка, могла бы уехать подальше с большею пользой для своего здоровья. Если вы должны вашему портному, он в Брайтоне может явиться к вам через несколько часов. Пошлые, неприличные знакомые кидаются на вас каждую минуту и из каждого угла. Вы не можете быть спокойны, если и хотите: шарманки пялят безпрестанно под вашими окнами. Ваше имя печатается в газетах когда вы приезжаете; и все встречаются со всеми по несколько раз в день.

Узнав, что дядя поручил стряпчим удостовериться, законно ли Филипп владеет своим состоянием, Филипп чрезвычайно разстроился; он не мог оценить высокого чувства нравственной обязанности, по которому действовал мистер Туисден. По-крайней-мере он думал, что эти справки не должны производиться секретно; и так как он сам держал себя открыто - слишком открыто, может статься - в своих словах и своих поступках, он был жесток к тем, кто покушался обмануть его.

Это было невозможно, ах! нет, этого никогда не могло быть, чтобы чистая и кроткая Агнеса участвовала в этом заговоре. Но отчего же её так часто не было дома в последнее время? отчего сделалась так холодна тётушка Туисден? Однажды, когда Филипп подходил к дверям, рыбак оставлял прекрасного лосося на кухне. Раза два, в пять часов, когда он заходил, в передней был запах из кухни - какой редко слышался в этой передней. У Туисденов приготовлялся обед, а Филиппа не приглашали. Не получить приглашения не было большим лишением; но кто были гости? Конечно, это всё были безделицы; но Филипп чуял что-то недоброе в запахе этих туисденских обедов Ах! какая мука! Мущина может перестать любить, но приятно ли ему, если женщина перестанет его любить?

Итак, Филипп решился съездить к своей кузине. В гостиннице он прочитал в газетах о приезжающих и узнал, что мистер и мистрисс Пенфольд жили в доме под No 96, на Горизонтальной площади, а он знал, что его Агнеса живёт у них. Он отправляется на Горизонтальную площадь - мисс Туисден нет дома. Он испускает вздох и оставляет карточку. Он идёт на Утёс и, разумеется, через три минуты встречается с Клинкером. Кто когда бывал в Брайтоне полчаса и не встречался с Клинкером?

хороша; безпрестанно танцовала с Чорным Принцомь, Улькомом. Верно я могу поздравить вас. Шесть тысяч фунтов стерлингов годового дохода теперь, и тринадцать тысяч, когда бабушка его умрёт; но эти негритянки какие-то безсмертные. Кажется, дело решено. Я видел их сейчас на пристани, а мистрисс Пенфольд читает книгу в беседке. Это - проповеди; мистрисс Пенфильд благочестивая женщина. Кажется, они и теперь еще на пристани.

Торопливыми шагами идет Филипп Фирмин к пристани. Запыхавшийся Клинкер не может за ним поспеть. Хотелось бы мне видеть лицо Филиппа, когда Клинкр сказал, что "дело" решено между мисс Туисден и кавалеристом.

На пристани толпились няньки, гувернантки, дети; толстая женщина читала книгу в одной из беседок, но ни Агнесы, ни Улькома там не было. Где могли они быть? Не покупали ли они эти глупые камешки, которых покупают все? или не снимают ли силуэты чорной краской? Ха-ха-ха! Ульком едва ли захочет, чтобы его лицо было нарисовано чорной краской: это вызвало бы неприятные сравнения. Я вижу, что Филипп в ужасно дурном саркастическом расположении духа.

Вдруг маленькая собачка, с красным ошейником, бросается к Филиппу, визжит, прыгает, и если я могу употребить это выражение - цалует его руки, и глазами, языком, лапами, хвостом показывает ему самый дружелюбный приём, Броуни, Броуни! Филипп рад видеть собачку, старого друга, который столько раз лизал его руку и прыгал к нему на колена.

Махая хвостом, Броуни чрезвычайно проворно бежит перед Филиппом, спускается со ступеней, под которыми блестят зеленые волны и направляется в спокойный уединённый уголок, как раз над водою, откуда вы можете наслаждаться чудным видом на море, на берег, на Морской Парад и на гостинницу Албион, и где, еслибы мне было лет двадцать-пят и не было у меня другого дела, я охотно провёл бы четверть часа с предметом моей любви.

в самой щегольской перчатке, на руку своей дамы, и Броуни подбегает к ней и визжит, как-будто говоря: "вот кто-то идёт", а девица говорит ему; "ляг Броуни, ляг".

- Нехороша это собака, Агнеса, говорит джентльмэн (с курчавыми волосами), я подарю вам моську с таким носом, на котором можно повесить шляпу. Слуга мой Рёмминс знает одну такую. Вы любите мосек?

- Я обожаю их, говорить его дама.

- Я непременно подарю вам моську, еслибы мне пришлось заплатить за неё пятьдесят фунтов. Настоящия моськи очень красивы, уверяю вас. Однажды в Лондоне была выставка мосек и...

- Броуни, Броуни, прочь! кричит Агнеса.

- Видите, я подарил моей кузине эту собаку, капитан Ульком, говорит джентльмэн: - и эта маленькая собачонка помнит меня. Может быть мисс Туисден предпочитает моську.

- Сэр!

- Если у нея такой нос, что на него можно повесить шляпу, это должно быть прехорошеньная собака, и я полагаю вы намерены очень часто вешать вашу шляпу на него.