Приключения Филиппа в его странствованиях по свету.
Глава XXIII. В которой мистрисс Мэк-Гиртер получила новую шляпку.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Филиппа в его странствованиях по свету. Глава XXIII. В которой мистрисс Мэк-Гиртер получила новую шляпку. (старая орфография)

Глава XXIII. 

В КОТОРОЙ МИСТРИСС МЭК-ГИРТЕР ПОЛУЧИЛА НОВУЮ ШЛЯПКУ.

Несчастный Филипп проспал крепко и долго, а Шарлотта покоилась сладостным и освежительным сном; отец и мать провели дурную ночь, и с своей стороны я утверждаю, что они заслуживали этого. Хотя мистрисс Бэйнис уверяла, что им не давало спать храпенье Мэк-Гиртера (он с женою занимал комнату над спальнею своих родственников) - я не говорю, чтобы сосед, имеющий привычку храпеть, был приятен - но плохой товарищ в постели дурная совесть! Под ночным чепчиком мистрисс Бэйнис угрюмые глаза не смыкались всю ночь.

"Как смел этот молодой человек думает она: "войти и все разстроить? Как будет бледна завтра Шарлотта, когда мистрисс Гели приедет с своим сыном! Когда она плакала, она становится отвратительна, веки и нос покраснеют. Пожалуй, она убежит, или скажет какую-нибудь глупость, как вчера. Лучше бы мне никогда не видать этого другого молодого человека, с его рыжей бородой и дырявыми сапогами! Если бы у меня были взрослые сыновья, он не осмелился бы врываться к нам в дом: они скоро наказали бы его за дерзость!"

Злые мысли, не давали заснуть этой старухе. А Бэйнис не спал, потому что он думал о своём постыдном поведении. Совесть, которую он всеми силами старался заглушить, наконец одержала верх. Мэк, Бёнч, доктор - все против него! он захотел нарушить слово, данное молодому человеку, который каковы бы ни были его проступки, поступил самым благородным и великодушным образом с семейством Бэйниса. Он был бы разорён, если бы не Филипп, и показал свою признательность, нарушив данное ему обещание. Он был под башмаком жены - вот в чом дело. Он позволял жене управлять собою, этой старой, безобразной, сварливой женщине, которая спит возле него. Спит? Нет. Он знал, что она не спит. Оба лежали молча, предаваясь печальным мыслям. Только Чарльз признавался, что он грешник, а Элиза, жена его, в ярости от своего последняго поражения, размышляла как бы ей продолжать и выиграть битву.

Бэйнис размышлял потом, как настойчива его жена, как всю жизнь она добивалась постоянно чего хотела до того, пока, наконец, поработила его совершенно. Он будет сопротивляться день, она будет биться год, всю жизнь. Если она возненавидит кого-нибудь, это чувство вечно живёт в ней. Её желание управлять никогда не умирает. Какую жизнь заставит она теперь вести бедную Шарлотту! Как только отец выйдет из дома, так начнутся мучения девушка - Бэйнис это знает. Он знает как его жена умеет мучить. Он притаился под одеялом; а то если она узнает, что он ни спит, настанет его очередь терпеть пытку.

"Бедное дитя! какую жизнь будет она вести у матери! думает генерал. "Она не будет иметь покоя ни днем, ни ночью, пока не выйдет за того, кого выберет её мать и грудь у ней слабая - Мартен там говорит - её нужно лелеять и успокоить, а хорошо будет успоковать её мать!"

Тут прошлое возстаёт перед тревожной памятью старика. Его Шарлотта представляется ему опять ребёнком, смеющимся на его коленах, играющим его мундиром когда он возвращается домой с парада. Он вспомнил, как она была больна горячкою и не хотела принимать лекарство ни от кого, кроме его; как, молчаливая с матерью, она с ним не умолкала болтать и болтать. Пораженный угрызениями старик, не слёзы ли струятся по твоему старому носу? Полночь. Мы видеть не можем. Я рад, если Бэйнис несчастен. Старик, старик, как смеешь ты обливать кровью нежную грудь этого ребёнка? На следующее утро лицо его, такое же злое, как у его жены. А она, прослушивая уроки детей, бранила их всё время. А когда Шарлотта вышла с красными глазами и без малейшого румянца на щеках, в выражении лица её было что-то такое, заставившее мать воздержаться от брани. Девушка целый день была в лихорадочном состоянии; из глаз её сверкало пламя.

Виновный отец, преследуемый угрызениями, рано убежал из дома и прочитал все газеты у Галиньяни, ничего не поняв в них. Безумно пренебрегая издержками, он бросился в одну из роскошнейших рестораций в Палэ-Рояле; но все роскошные блюда, поданные ему, не могли прогнать забот, или возбудить апетит. Тогда несчастный старик отправился смотреть балет. Напрасно. Розовые нимфы не имели для него ни малейшей привлекательности. Он всё видел перед собою девушку с грустными глазами - его Ифигению, которую он пронзал кинжалом. Он пил грог в кофейных на возвратном пути домой. Напрасно, напрасно, говорю я вам! Старая жена дожидалась его, удивляясь необыкновенному отсутствию своего властелина. Она не смела сделать ему выговор, когда он воротился. Он был бледен; глаза его были свирепы и налиты кровью, Когда у генерала было это особенное выражение в лице, Элиза Бэйнис трусила и молчала.

Мэк, обе сестры и полковник Бёнч играли в вист, когда вошол генерал. Мистрисс Бэйнис увидала по лицу его, что он прибегал к спиртуозным напиткам, со она не осмелилась ничего сказать. Тигр в лесу не мог быть свирепее Бэйниса иногда.

- Где Шарлотта? спросил он страшным голосом.

- Шарлотта легла спать, сказала её мать, козыряя.

- Огюст, водки! горячей воды!

Вмешалась ли Элиза Бэйнис, хотя знала, что муж пил уже довольно много? Нет, мистрисс Бэйнис после своего преступления кротка и смиренна. Она почти убила свою дочь, заставила Филиппа терпеть пытку, но она вежлива ко всем. Она ни слова не сказала полковнице Бёнч о вчерашней вспышке. Она разговаривает с своей сестрой Эмили о Париже, о модах. Она улыбается всем жильцам за столом. Она благодарит Огюста, когда он служит ей за обедом, и говорит баронессе.

- Ah, madame, que le boeuf est bon aujouidlmi, rien que j'aime comme le potolon.

О! старая лицемерка! Но я всегда eё ненавидел и говорил, что её весёлость отвратительнее ей гнева. Да, лицемерка! но за столом была еще другие лицемеры, как вы услышите сейчас.

Когда Бэйнис нашол случай поговорить незаметно, как он думал, с баронессой, несчастный преступник спросил её о здоровьи Шарлотты. Мистрисс Бэйнис покрыла козырем старшую червонку своего партнёра в эту минуту, и сделала вид будто не примечает и не слышит ничего.

- Ей лучше; она спит, сказала баронесса. - Но доктор Мартен прописал ей успокоительное лекарство.

тут же написал ответ, адресованный, разумеется, баронессе? Я знаю, что это очень дурно, но я полагаю, что рецепт Филиппа принёс столько же пользы, сколько и рецепт доктора Мартена, и не сердитесь на баронессу за то, что она советовалась с врачом не имевшим диплома. Не читайте мне нравоучений, сударыня, о нравственности и дурного примера молодым людям. Даже в ваших зрелых летах, и с вашими милыми дочерьми, если ваше сиятельство едете слушать "Севильского Цирюльника", кому вы сочувствуете: Бартоло или Розине?

Хотя мистрисс Бэйнис была очень почтительна к своему мужу и притворным смирением старалась успокоить его, генерал мрачно и угрюмо смотрел на подругу своей жизни; её приторные улыбки уже не были приятны для него. Он отвечал короткими: "А и О" на её замечания. Когда мистрисс Гели с сыном и с дочерью приехала во вторый раз с визитом к Бэйнисам, генерал разсердился и закричал:

- Не-уже-ли, Элиза, ты будешь принимать гостей, когда наша бедная дочь больна? Это безчеловечно!

Испуганная женщина не осмелилась возражать. Она до того была испугана, что не бранила даже младших детей. Она взяла работу и плавала украдкой. Их невинные вопросы и смех пронзали и наказывали мать.

К другим дамам, к мистрисс Мэк-Гиртер и к мистрисс Бёнч, хотя оне были против него и откровенно объявляли своё мнение в день знаменитой битвы, генерал был досадно вежлив и любезен. Вы слышали, что мистрисс Мэк имела сильное желание купить новую парижскую шляпу, чтобы явиться с надлежащим блеском на прогулке в Туре? Маиор, мистрисс Мэк и мистрисс Бёнч собирались в Палэ-Рояль (где Мэк-Гиртер заметил какие-то прелести в угловой лавке в стеклянной галерее). Бэйнис вскочил и сказал, что и он тоже пойдёт, прибавив:

- Вы знаете, Эмили, я так давно обещал вам шляпку!

Все четверо ушли, а Бэйнис не предложил жене присоединиться к обществу, хотя её лучшая шляпка находилась в ужасном состояния с раздерганными перьями, с измятыми лентами, с полинялыми цветами. Эмили, конечно, сказала сестре:

- Элиза, хочешь идти с нами? Мы сядем в омнибус на углу, он высадит нас у самых ворот.

Но при этом неудачном приглашения Эмили, на лице генерала появилось такое свирепое выражение, что Элиза Бэйнис сказала;

- Нет, благодарю, Эимили, Шарлотта всё еще нездорова, и я... я может быть понадоблюсь дома.

И общество отправилось без мистрисс Бэйнис и находилось в отсутствия необыкновенно долгое время, и Эмили Мэк-Гиртер воротилась в новой шляпке - чудной шляпке, зелёной бархатной с розовыми бутонами и с райской птицей, клевавшей великолепный букет мака, колосьев, винограда. Генеральша Бэйнис должна была встретить сестру в этой новой шляпке, согласиться, что генерал поступил очень мило, слышат как всё общество заходило к Тортони и ело мороженое, а потом уйти наверх в свою комнату и взглянуть на свою старую изношеную шляпку. Это унижение Элиза Бэйнис должна была вынести молча и даже с улыбкой ка лице.

Вследствие обстоятельств, выше изложенных, мисс Шарлотте было гораздо лучше. Когда её папа воротился из Палэ-Рояля, он нашол ее сидящею за диване в комнате баронессы, бледною, но с привычно кроткою улыбкой. Он поцаловал её и обласкал многими нежными словами. Он, кажется, даже сказал ей, что он никого на свете не любил так, как свою Шарлотту. Он никогда не захочет добровольно огорчить её, никогда! Она была счастьем всей его жизни! Получше картину представляли этот раскаявшийся старик и дочь, обнимавшая его, чем мистрисс Бэйнис, глядевшая на свою старую шляпку. В разговоре Бэйниса с дочерью ни слова не было сказано о Филиппе, но ласки и нежные слова отца внушили надежду Шарлотте.

- Когда папа уходил, говорила она после своей приятельнице: - я пошла за ним, намереваясь показать ему письмо Филиппа; но у дверей я увидала мама, сходившую с лестницы; у ней был такой страшный вид, что я испугалась и воротилась.

Я слышал, что некоторые матери не позволяют своим дочерям читать сочинения этого смиренного автора, чтобы не заимствовали "опасных идей". Милостивые государыни, давайте им читать что хотите, что считаете наиболее приспособленным к их юным понятиям, но умоляю вас быть кроткой с ними. Я никогда не видал нигде родителей в лучших отношениях с детьми, как в Соединенных Штатах. А почему? потому что детей балуют. Говорю вам, приобретите доверие ваших детей, прежде чем наступит день непослушания и независимость, после которого любовь не возвращается.

Когда мистрисс Бэйнис вошла в дочери, только-что нежно целовавшей отца, трепещущая улыбка и слёзы примирения исчезли с губ и глаз девушки. Глаза её опять сверкнули лихорадочным блеском, а сердце забилось с опасной быстротой.

- Как ты себя чувствуешь теперь? спросила мама своим густым голосом.

- Оставьте её, вы волнуете её! вскричала хозяйка, входя за мистрисс Бэйнис.

Эта грустная, униженная, брошеная мать уходит от дочери повесив голову. Она надевает старую шляпку и идёт гулять в Элисейския Поля с своими младшими детьми и не закричала на мальчиков, когда они начали карабкаться на дерево, хотя сторож велел им сойти. Она накупила для них пряников. Вынув их изо рта, они указали на великолепную коляску мистрисс Гели, ехавшую из Булонского Леса в город. Огюст собирался звонить в обеду, когда мистрисс Бэйнис воротилась домой.

Между тем тётушка Мэк-Гиртер сделала визит мисс Шарлотте в повол шллике, которую генерал, отец Шарлотты, купил ей. Эта щегольская шляпка послужила поводом к приятному разговору между тёткой и племянницей, которые очень любили друг друга, и все подробности в шляпке были внимательно разсмотрены. Шарлотта помнила какое старьё было на голове у её тётки, Шарлотта помнила старую шляпку и смеялась, когда мистрисс Мэк описывала как папа, возвращаясь домой в фиакре, непременно захотел выкинут ее из окна на дорогу, где старый ветошник подцепил ее своим железным крюком, надел на свою голову и пошол дальние, ухмыляясь. При этом рассказе Шарлотта смеялась так весело и счастливо, как в прежние дни; и нет никакого сомнения, что бедная девушка и её тётка много цаловадись.

По Палэ-Роялю общество прогуливалось попарно. Маиор вёл под-руку мистрисс Бёнч (которая знала хорошо лавки в Палэ-Рояле) и генерал за ними с своей свояченицей.

В эти время между отцом и тёткою Шарлотты происходил разговор очень важный для интересов молодой девушки.

- Ах Бэйнис! как жаль милую Шарлотту! сказала со вздохом мистрисс Мэк.

- Да, жаль, Эмили, сказал генерал печальным тоном.

- Мне грустно смотреть на вас, Бэйнис, и Мэку тоже. Мы так долго разговаривали об этом вчера. Вы ужасно страдаете, и весь грог на свет не вылечит вас, Чарльз.

- Точно, сказал генерал. - Видеть как страдает этот ребенок, сердце у меня раздирается. Она была таким добрым, таким кротким, таким послушным, таким весёлым ребёнком, и...

И из глаз генерала, которыми он уже давно мигал с чрезвычайной быстротой полились слёзы.

- Мой милый Чарльз, вы всегда были так добры, сказана Эмили, гладя руку, на которой покоилась её рука. - А моя маленькая Шарлотта чудо какая милочка! Вы сами никогда не сделали бы этого! И посмотрите что вышло! Мэк только вчера рассказал мне. Ах, вы кровожадный человек! Две дуэли - и Мэк какой горячий! О Чарльз Бэйнис! я дрожу при мысли об опасности, от которой избавились мы все! Ну, если бы вас принесли домой к Элизе - или милого Мина принесли ко мне убитого этою рукою, на которую опираюсь я? О! это ужасно, ужасно! Все мы грешники, Бэйнис!

- Смиренно прощу прощения, что я мог подумать о таком великом преступлении. Я прошу прощения, сказал торжественно генерал, очень бледный.

- Если бы вы убили Мэка, имели ли бы вы когда-нибудь покой, Чарльз?

- Нет, не думаю. Я не заслуживал бы этого, отвечал с сокрушением Бэйнис.

- У вас доброе сердце. Это не вы это сделали. Я знаю, кто это сделал. У ней всегда был ужасный характер. Я и теперь еще не могу простить ей, как она мучила эту бедную Луизу, которая умерла. Бедная страдалица! Элиза не отходила от её постели и мучила её до последняго дня. Видали вы, как она обращалась с служанками в Индии?...

- Не говорите ничего более. Мне известен характер моей жены. Богу известно, что я страдал довольно! сказал генерал, повесив голову,

- Не-уже-ли вы намерены совсем ей уступить? Я говорила Мэку вчера: "Мэк, не-уже-ли он намерен уступить ей Военном списке лет имени человека храбрее Чарльза Бэйниса, а моя сестра Элиза совершенно управляет им". Нет, если вы захотите поставить на своём, я знаю по опытности, что Элиза уступит. Ведь вам известно, Бэйнис, что у нас много было ссор.

- Конечно, я знаю, сознался с улыбкой генерал.

- Иногда она одерживала верх, а иногда и я, Бэйнис! Но я никогда не уступала, как вы, без борьбы, никогда, Бэйнис! И мы с Мэком приходим в негодование, когда видим как вы уступаете ей.

- Полно, полно! Я думаю вы доказывали мне часто, что я под башмаком у моей жены, сказал генерал.

- И вы уступаете не только за себя, но жертвуете вашей милой дочерью, бедной страдалицей...

- Молодой человек нищий! вскричали генерал, закусив губы.

- Чем были вы, чем был Мэк, когда мы венчались? Кроме жалованья у нас было немного? Мы жили как могли, любя друг друга, слава Богу! А вот теперь мы никому ничего не должны, а у меня еще сейчас будет и новая шляпка!

- У вас доброе сердце, Эмили! сказал генерал.

- И у вас доброе сердце, Чарльз, и я намерена обратиться к нему и предлагаю...

- Что?

- Я предлагаю...

Но тут они попали в такую толпу, что нам уже никак нельзя было слышать их разговор.

Но разговор Бэйниса с его свояченицей можно угадать из того разговора, который происходил потом между Шарлоттой и её тёткой. Шарлотта не вышла к обеду: она была слишком слаба. Хороший бульон и крылышко цыплёнка подали ей в её комнату, где она лежала целый день. За десертом, однако, мистрисс Мэк-Гиртер взяла прекрасную кисть винограда и румяный персик и отнесла это к племяннице. Свидание их следует описать подробно, хотя оно происходило без свидетелей.

С того самого вечера, когда происходила ссора, Шарлотта знала, что тётка на её стороне. Взгляды мистрисс Мэк-Гиртер и выражение её доброго, пригожого лица, говорило девушке о сочувствии. Мисс Шарлотта уже не бледнела, не бросала сердитых взглядов, а могла даже сказать шутя:

- Какой чудный виноград! Вы верно сняли его с вашей шляпки!

- Что же это не не съела твоего цыплёнка, моя милая? Какая добрая эта баронесса! Я люблю ей. Какие прекрасные обеды она даёт; не понимаю как она может за эти деньги?

- Она была очень-очень добра во мне; я люблю её всем сердцем! вскричала Шарлотта.

- Да, тётушка.

- Моя милая, когда мы ходили с твоим папа покупать шляпку, мы имели большой разговор о тебе.

- Обо мне, тётушка?

- Он не хотел взять мама, он хотел идти со мной одной. Я догадываюсь, что он хочет поговорить о тебе; и как ты думаешь, что он сказал? Милая моя, ты была слишком здесь взволнована. Вы с своей мама, вероятно, будете в несогласии несколько времени. Она будет таскать тебя по балам и вечерам и представлять тебе изящных кавалеров.

- О! я их ненавижу! вскричала Шарлотта.

Бедный Гели Уальсингэм! чем он заслужил ненависть?

- Не мне говорить дочери про мать. Но ты знаешь, у твоей мама своя манера. Она захочет, чтобы ты ей повиновалась; она не даст тебе покоя; она всё будет твердить своё. Ты знаешь, как она говорит о... об одном молодом человеке? Если она увидит его, она будет с ним груба. Твоя мама может бывать иногда груба - это я должна сказать о моей родной сестре. Пока ты останешься здесь...

- О, тётушка! тётушка! не увозите меня отсюда! не увозите меня отсюда! вскричала Шарлотта.

- Милая моя, ты боишься своей старухи-тётки и твоего дядю Мэка, который так добр и всегда любил тебя? У маиора Мэк-Гиртера есть своя воля, но я, разумеется, не намекаю ни на кого. Мы знаем как удивительно поступил один человек с вашим семейством, а с этим человеком поступили самым неблагодарным образом, хотя, разумеется, я не намекаю ни на кого. Если ты отдала свое сердце величайшему благодетелю твоего отца, не-уже-ли ты думаешь, что я или дядя Мэк будем ссориться с тобою за это? Когда Элиза вышла за Бэйниса, он был бедным офицером тогда, моя милая, а у моей сестры не было ни богатства, и красоты: разве она, не поступила против желания нашего отца? Но она говорила, что она совершеннолетняя, что она может поступать как хочет, и заставила Бэйниса жениться на себе. Почему ты боишься приехать к нам, душечка? Ты здесь ближе к одному человеку, но разве ты можешь видеться с ним? Твоя мама не пустит тебя из дома, а будет следовать за тобою как тень. Ты можешь писать к нему... Не говори мне, дитя! Разве я сама не была молода; и когда у Мэка вышли неприятности с папа, разве Мэк не писал ко мне, хотя он терпеть не может писать письма. Твой бедный дедушка так на меня разсердился раз, когда нашол у меня письмо, что приколотил меня своим хлыстом - меня, взрослую уже девушку!

видеть своего друга, своего защитника! Если его не было с нею, то он был по-крайней-мере близь нея - да, всегда близь нея. В ту ужасную ночь, когда она была в отчаянии, разве её защитник не явился выручать её? О! милейший и храбрейший! о нежнейший и вернейший!

- Ты меня не слушаешь, бедное дитя! сказала тётушка Мэк, ласково смотря на племянницу. Послушай еще раз.

И, сев на кушетку возле Шарлотты, тётушка Эмили прежде поцаловала полненькия щочки девушки, а потом начала шептать ей на ухо,

Никогда никакое лекарство не было так действительно, как тот чудный бальзам который тётушка Эмили вливала в ухо племяннице. Какой нежный румянец выступил на щеках, и нежные губки вскричали: "О милая, милая тётушка!" а потом начала цаловать доброе лицо тётки. Когда вы едете? Завтра, тетушка, n'est ce pas? О! z совсем здорова! Я сейчас пойду укладываться, вскричала молодая девушка. - Doucement. Папа знает об этом плане. Он даже сам предложил его.

- Милый, добрый папа! воскликнула мисс Шарлотта.

- Но если ты будешь показыват большое нетерпение, мама, может быть, не согласится. Сохрани Бог, чтобы я советовала дочери притворяться, но при настоящих обстоятельствах, душенька... По-крайней-мере я признаюсь, что случилось между Миком и мной. Я не боялась хлыста папа он был грустен, но и как красив. Я поклонилась ему и послала поцелуй рукою. Папа не мог пожать ему руки, потому-что нёс ною старую шляпу. Какая у него большая борода! Он походил на раненого льва. "Ах, сказала я твоему папа, "это вы ранили его, Чарльз Бэйнис". "Я знаю это, сказал твой папа, и не могу спать ночью, а все думаю об этом".

Раз в жизни Шарлотта Бэйнис была счастлива оттого, что был несчастлив её отец.

- Мистер Фирмин, рад вас видеть! Если вы когда-нибудь приедете в Тур, не забудьте моей жены и меня. Прекрасный день. Больной гораздо лучше! Bon courage!

Вечером Филипп писал свое письмо в гостиннице, когда маленький слуга пришол к нему и сказал, подмигивая:

- Опять эта дама, мосьё Филипп!

-- Какая дама? спросил наш умный корреспондент.

- Какого доброго известия?

- Через два дня мисс едет в Тур с дядей и тёткой. Она взяли места в дилижансе; они ваши друзья. Папа позволяет ей ехать. Вот их визитная карточка. Поезжайте и вы также: они примут вас с отверзтыми объятиями. Что с тобою, сын мой?

жалованья.

- У тебя нет денег - я подумала об этом. Посмотри!

И она подала молодому человеку банковый билет.

- Tiens, il embrasse encore cette vieille! сказал маленький слуга. J'aimerai pas èa, moi, par exemple!..