Приключения Филиппа в его странствованиях по свету.
Глава XXIX. В департаментах Сены, Лоары и Стикса (нижняго).

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Филиппа в его странствованиях по свету. Глава XXIX. В департаментах Сены, Лоары и Стикса (нижняго). (старая орфография)

Глава XXIX. 

В ДЕПАРТАМЕНТАХ СЕНЫ, ЛОАРЫ И СТИКСА (НИЖНЯГО).

Наша дорогая приятельница мистрисс Бэйнис страдала от одного из тех припадков панического страха, которые иногда овладевали ею, я во время которых она оставалась послушною вассалкою своего мужа. Мы говорили, что когда физиономия Бэйниса имела известное выражение, жена его знала, что сопротивляться будет безполезно. Я полагаю, что он имел это выражение, когда объявил об отъезде Шарлолты её матери и приказал генеральше Бэйнис сделал необходимые приготовления.

- Она может остаться несколько времени у своей тетки, говорил Бэйнис. - Перемена воздуха принесет девочке большую пользу. Приготовь же всё нужное ей для зимы, шляпку, платья и тому подобное.

- Разве Шарлотта останется так долго? спросила мистрисс Бэйнись.

- Она так была счастлива здесь, что ты хочешь удержать её, и воображаешь, что она не может быть счастлива без тебя!

Я воображаю, что генерал так угрюмо отвечал подруге своей жизни. Повесив свою старую голову, может быть даже со слезами, струившимяся по щекам её, мистрисс Бэйнис молча повиновалась своему властелину. Гели Уальсинвгэм приезжал, она звала, что он не приедет больше, и такой прекрасный случай пристроить дочь был пропущен по милости её упрямого, самовольного мужа. Если я долее буду думать об этой несчастной Ниобее, я начну сожалеть об ней.

Генерал проводил отъезжающих до дилижанса. Шарлотта была очень бледна и грустна. Дилижанс покатился и генерал замахал рукою на прощание своим друзьям.

- Чудные лошади! отличной породы, заметил он по возвращении своей жене.

- Право? Скажи пожалуйста, на каком месте в дилижансе сидел мистер Фирмин? вдруг спросила она.

- Ни на каком! свирепо отвечал Бэйнис, вспыхнув.

Хотя эта женщина была молчалива, послушна, ходила повесив голову, однако она показала, что ей известны планы её властелина и зачем была увезена её дочь. Я думаю, она не спала ни минуты эту ночь.

"Шарлотта уехала, думала она. Да; современем он лишит меня повиновения и других моих детей и вырвет их от меня."

А он - то-есть, генерал - между тем спал. В последние дни он имел четыре ужасные битвы - с своей дочерью, с своими друзьями, с своей женой; в последней битве он остался победителем. Каждой из этих битв было достаточно, чтобы утолить ветерана.

Если мы можем заглядывать в двуспальные комнаты и в мысли, таящияся под ночными чепцами, не можем ли мы заглянуть также в открытое окно дилижанса, в котором молодая девушка сидит возле дяди и тётки? Они может быть спят, но она не спит. Ах! она думает о другом путешествии, из Булони, когда он сидел на империале возле кондуктора. Как билось её маленькое сердечко, когда Мэк-Гиртеры приехали в контору дилижанса! Как она разсматривала другия группы на дворе! как она прислушивалась, когда клрк выкликал имена пассажиров и в каком испуге находилась она, чтобы Филипп не явился, пока она стояла, опираясь на руку отца! Но Филиппа тут не было. Папа поцаловал Шарлотту и грустно простился с нею. Добрая баронесса пришла также проститься с своей милой мисс и шепнула:

- Courage, mon enfant.

А потом прибавила:

Оне были в маленьком свертке, Шарлотта положила свёрток в свою корзиночку, Дилижанс уехал, и Шарлотта ощупывает свой свёрток в своей корзиночке. Что в ней лежит? Еслибы Шарлотта могла читать сердцем, она увидала бы в этом свёртке - может быть сладчайшую конфетку, a может быть и горчайшую миндалину. Дилижанс ехал и ночью. Дядя Мэк спит. Мне кажется я говорил, что он храпел. Тётка молчала, a Шарлотта сидит печально с своими грустными мыслями и с своими конфетами, a мили и станции летят.

- Угодно этим дамам выйти и выкушать чашку кофе или булочку? кричит наконец трактирный слуга y дверей дилижанса, когда он останавливается в Орлеане.

- Чашку кофе непременно, говорит тётушка Мэк.

- Орлеанское вино хорошо, кричит дядя Мэк. - Выйдем.

- Сюда пожалуйте, говорить слуга.

- Шарлотта, душа моя, хочешь кофе?

- Я останусь в дилижансе. Мне не нужно ничего. Мне ничего не хочется, благодарю вас, сказала мисс Шарлотта.

Как только ушли её родственники в гостинницу Черного Льва, где останавливались дилижансы Лафитта, Кальяра и К., в ту самую минуту, что вы думаете сделала мисс Шарлотта? Она развернула этот свёрток конфет пальцами, которые дрожали - дрожали так, что я удивляюсь, как она развязала узел снурка и открыла свёрток. Она очень равнодушна к конфетам, она видит маленький лоскуток бумажки и собирается читать его при свете каретных фонарей, когда... о! отчего она так вздрогнула?

В то прежнее время два дилижанса ездили в Тур и останавливались почти на однех же станциях. Дилижанс Лафитта и Кальяра останавливались на ужин в гостиннице Чорного Льва в Орлеане, дилижанс Королевской Компании останавливался возле, в гостиннице Французского Экю.

Ну, пока пассажиры дилижанса Королевской Компании ужинали во Французском Экю, один пассажир вышел из дилижанса и подошол к дилижансу Лафитта, Кальяра и К. прямо к тому окну, где мисс Бэйнис старается разобрать свою конфетку. Он подошол - а когда свет фонаря упал на его лицо и бороду - его румяное лицо, его рыжую бороду - о! что что значит крик молодой девицы в дилижансе Лафитта, Кальяра и К.? Она уронила письмецо, которое только что собиралась прочесть. Оно упало в лужу грязи под передним колесом. А человек cъ рыжей бородой, с приятным счастливым смехом и с трепетом в своём густом голосе, сказал:

- Вам не надо читать. Там только было сказано то, что вы знаете теперь,

В окне дилижанса говорит:

- О, Филипп! О, мой...

Мои что? Вы ни можете слышать слова, потому что серых нормандских лошадей с таким ржанием, криками и ругательствами ямщики подводят к дилижансу, что не удивительно, если вы не разслыхали, не вам и не мне суждено дело это слышать; но может быт вы угадаете смысл слов. Может быть вы вспомните, что в старые, старые годы слышали такой шопот, в то время, когда певчия птички в вашей роще напевали эту песенку очень приятно и свободно. Но это, милостивая государыня, написано в феврале. Птички улетели, ветви голы, садовник смёл листья с аллеи и все это было прошлого года, вы понимаете? Минуты две Филипп стоял у дилижанса и разговаривал с Шарлоттой в окно, и головы их были совершенно близки. О чом шепчутся эти губы? Ямщики мешают вам слышать, и из гостинницы Чорного Льва выходят пассажиры; тётушка Мэк еще жуёт большой кусок хлеба с маслом. Шарлотта ничего не хочет, милая тетушка благодарствуйте. Надеюсь, что она приютилась в уголок и сладко заснула. Дорогою дилижансы-близнецы проезжают мимо один другого. Может быть, Шарлотта выглядывает иногда из окна и смотрит на другой дилижанс. Не знаю. Это было уже так давно.

Я был в Туре только в прошлом году и потому не смею распространяться о жизни мистера Фирмина к Туре, чтобы не сделать топографических ошибок. Я читал в одном романе описание Тура. Этот роман написал какой-то Вальтер Скотт, героем этого романа Квентин Дорвард, а героиней Изабелла де-Кроа. Она сидит и поёт: "Ах, граф Гай, час близок". Довольно хорошенькая баллада, но какое неведение, любезный сэр! Какое описание Тура, Литтиха в этой лживой истории! Да, лживое и безтолковое; я помню, что и сожалел, не потому, что это описание не походило на Тур, а потому что Тур не походил на описание.

Итак Квентин Фирмин остановился в гостиннице Фазан, а Изабелла Бэйнис поселилась у дяди, сира Мэка-Гиртера; и я думаю, что мистер Фирмин имел не больше денег в своём кармане, как мистер Дорвард, историю которого шотландский романист рассказывал сорок лет тому назад. Я не могу обещать, что наш молодой английский авантюрист женится на благородной наследнице обширного имения и выйдет с арденским вепрем на поединок; такой вепрь, сударыни, не является в наших современных салонных историях. Других вепрей, не диких, есть множество. Они бодают вас в клубах. Они схватывают вас и прислоняют к фонарным столбам на улицах. Они набегают на вас в парках {Тут игра слов: Boar - вепрь и Boar - скучный человек. Прим. Перев. как один знаменитый человек говорил со мною об этих вепрях часа два сряду, О! ты глупейший знаменитый человек! Ты не знал, что у тебя самого есть клыки, грива и хвост! Мне сдаётся, что на свете есть множество таких вепрей. Я уверен, что маиор и мистрисс Мэк-Гиртер не были блестящи в разговоре. Что делали бы мы с вами, еслибы мы послушали турской болтовни? Как пастор любил играть в карты и ходил в кофейную, какие нелепо-расточительные обеды давали Попджои, как мистрисс Флайтс с этим, маиором карабинерного полка уж слишком...

- Как я мог выносить этих людей? спрашивал себя Филипп, когда говорил об этом впоследствии, а он любил об этом говорить. - Как я мог их терпеть, говорю я? Мэк человек добрый, но я знал, что он ужасно скучен. Ну, а я любила его. Я любил его старые истории. Я любил его старые дурные обеды; кстати, турское вино не дурно, сэр. Мистрисс Мак вы никогда не видали, моя добрая мистрисс Пенденис. Но будьте уверены, что она не понравилась бы вам. А мне она нравилась. Мне нравился её дом, хотя он был сыр, в сыром саду, в котором бывали скучные люди. Мне и теперь было бы приятно взглянуть на этот старый дом. Я совершенно счастлив с моей женой, но я никогда удаляюсь от нея, чтобы с наслаждением пережить опять прежние, старые дни. Не имея ничего на свете кроме жалованья, которое было ненадежно и издержано заранее; не имея никаких особенных планов на будущее время - ей-богу, сэр, как я смел быть так счастлив? Какие мы были идиоты, душа моя, будучи так счастливы! Глупы мы были, что обвенчались. Не говори! Осмелились бы мы повенчаться теперь, имея в кошельке на три месяца содержания? Нас надо бы посадить в дом сумасшедших; вот единственное место годившееся для нас. Мы были нищими, мистрисс Шарлотта, и вы знаете это очень хорошо!

- О, да! Мы поступили очень дурно, не правда ли, мои душечки! отвечает мистрисс Шарлотта и принимается цаловать двух малюток, играющих в её комнате, как будто эти малютки имеют какое-нибудь отношение к аргументу Филиппа, что тот человек, который не имеет средств содержать жену, не имеет право жениться.

Итак на берегах Лоары, когда у Филиппа было только несколько франков в кармане и он был принуждён строго ограничивать свои издержки в гостиннице Золотого фазана, он провел две недели такого счастья, какое я с своей стороны желаю всем молодым людям, читающим его правдивую историю. Хотя он был беден и ел и пил скромно в гостиннице, служанки, слуги, хозяйка Золотого Фазана были так вежливы к нему - да, так вежливы, как к старой, страдавшей подагрой маркизе Карабас, которая остановилась тут по дороге на юг, заняла большие комнаты, сердилась на свою квартиру, обед, завтрак, ругала хозяйку на плохом французском языке и заплатила по счоту не иначе, как по принуждению. Счот Филиппа был невелик, но он заплатил по нём весело. Слугам он дал немного, но он был ласков и они знали, что он беден. Он был ласков, я полагаю, потому что он был счастлив. Я знал, что этот джентльмэн бывал невежлив; я слышал как он бранил и стращал хозяина гостинницы и слуг так свирепо, как сама маркиза Карабас. Но теперь Филипп Медведь был самый кроткий из медведей, потому что его вожаком была Шарлотта.

Прочь сомнения и неприятности, глупая гордость и мрачные заботы! Филиппу достанет денег на две недели, в продолжение которых Том Глэзир обещал писать за Филиппа письма в Пэлль-Мэлльскую газету. Все умыслы Франции и Испании не доставляли этому ленивому корреспонденту ни малейшей заботы. Утром его занимала мисс Бэйнис и днем мисс Бэйнис. В шесть часов обед и Шарлотта; в девять Шарлотта и чай.

- Однако любовь не портить его аппетита, правильно заметил майор Мэк-Гиртер.

Действительно, у Филиппа был отличный аппетит; здоровье цвело на щеках мисс Шарлотты и сияло в её счастливом сердечке. Доктор Фирмин в самом пылу своей практики никогда не совершал излечения искуснее того, какое совершил доктор Фирмин младший.

- Я дошол до того, сэр, рассказывал Филипп с своей обычной энергией, описывая этот период величайшого счастья своей жизни своему биографу: - что я воротился в Париж на наружном месте дилижанса и не имел денег, чтобы пообедать на дороге. Но я купил сосиску, сэр - и доехал до моей квартиры с двумя су в кармане.

Итак Филипп и Шарлотта заключили в Туре договор. Обвенчаться без согласия папа? О, никогда! Выйти замуж за другого, а не за Филиппа? О, никогда - никогда! Если она проживёт сто лет, и когда следовательно Филиппу будет сто-десять лет, не будет у ней другого мужа! Тётушка Мэк, хотя может быть не очень образованная дама, была доброй и ласковой тёткой. Она заразилась в меньшей степени горячкой этих молодых людей. Она немногое могла оставить после своей смерти и родственники Мэка получат всё, что он успел сберечь, после его смерти. Но Шарлотта получит её гранаты, чайник и индийскую шаль - это она будет иметь {Я с сожалением должен сказать, что я узнал, что после смерти майорши Мэк-Гиртер нашли, что она обещала эти сокровища письменно нескольким родным её мужа, и много споров возникло вследствие того. Но нашей истории нет никакого дела до этого.}. С многими благословениями эта восторженная старушка простилась с своим будущим племянником, когда он воротился в Париж. Хлопай своим бичом, ямщик! Катись скорее, дилижанс! Я рад, что мы вытащили мистера Фирмина из этого опасного места. Ничего не может быть для меня приятнее сентиментальных описаний. Я мог бы написать сотни страниц о Филиппе и Шарлотте. Но суровое чувство долга мешает. Моя скромная муза прикладывает палец к губам и шепчет: "Шш... не говорите об этом деле!" Ах, мои достойные друзья, вы не знаете, какое у этих циников доброе сердце! Еслибы вы могли нечаянно прийти к Диогену, вы наверно нашли бы его читающим сентиментальные романы и плачущим в своём бочонке. Филипп оставить свою возлюбленную и воротится в своему делу, а мы не будем ни слова больше говорить о слезах, обещаниях, восторгах, разставаньи. Но, пожалуйста, читатель, вообрази нашего молодого человека таким бедным, что когда дилижанс остановился обедать в Орлеане, он мог только купить копеечный хлеб и сосиску. Когда он доехал до гостинницы Пуссен, ему подали ужин, который он съел с таким аппетитом, что все в столовой с восторгом смотрели на него. Он был очень весел. Он нисколько не скрывал своей бедности, не скрывал, что не мог заплатить за свой обед. Многие из посетителей гостинницы Пуссен знали, что значит быть бедным. Части и часто обедали они в кредит, но хозяин гостинницы знал своих посетителей. Они были бедные, но честные люди. Они платили ему наконец и каждый мог помочь своему ближнему в нужде.

После возвращения своего в Париж, Филипп несколько времени не хотел ходить в Элисейския Поля. Они были для него Элисейскими Полями только в обществе Шарлотты. Он принялся за свою корреспонденцию в газете, что занимало один день в неделю, а остальные шесть дней, да и в седьмой также, он покрывал огромные листы почтовой бумаги замечаниями о разных предметах, адресованными к мисс Бэйнис в квартире майора Мэка. На этих листах бумаги Филипп мог говорить так долго, так громко, так пылко, так красноречиво с мисс Бэйнис, но она никогда не уставала слушать, а он продолжать. Он до завтрака начинал сообщать свои сновидения и свои утренния ощущения своей возлюбленной. В полдень он высказывал ей свое мнение об утренних газетах. Его письмо было всё исписано обыкновенно к тому часу, как отправлялась почта, так что его выражения любви и верности помещались в разных странных уголках, где, без сомнения, для мисс Бэйнис было восхитительным трудом отыскивать этих маленьких купидончиков, которых её возлюбленный посылал к ней. "Я нашол это местечко неисписанным. Вы знаете, что я в нём напишу? О! Шарлотта, я..." и проч. Моя прелестная молодая девица, вы угадаете когда-нибудь это остальное и будете получать такия милые, восхитительные, вздорные письма и отвечать на них с тем изящным приличием, которое, и не сомневаюсь мисс Бэйнис выказала в своих ответах.

После нескольких недель этой восхитительной переписки, когда в Париже настала зима и за ветвях висела сосульки, как это случилось, что прошло три дня, а почтальон не принёс письмеца хорошо знакомого почерка для мосьё, мосьё Филиппа Фирмина. Четыре дня, а письма нет. О, мучение! не-уже-ли она больна? Не-уже-ли дядя и тетка возстали против нея и запретили ей писать? О, горе, горесть, бешенство! Ревность же нашему другу неизвестна. В его великое сердце никогда не входило сомнение в любви его возлюбленной. Но прошло даже пять дней, а письма всё не было из Тура. Гостинница Пуссен была в волнении. Я сказал, что когда наш друг очень сильно чувствовал какую-нибудь страсть, то он непременно говорил о ней. Разве Дон-Кихот пропускал случаи объявлять свету, что Дульцинея дель-Тобозо несравненнейшая из женщин? Разве Антар не закричал в битве: "я любовник Идлы"? Наш рыцарь всем в гостинниц рассказал о своих делах. Все знали о его положении - все, живописец, поэт, офицер на половинном жалованьи, трактирщик, хозяйка, даже маленький слуга, обыкновенно приходивший сказать:

- Почтальон прошол - письма нет сегодня.

к нему и закричал:

- Опять эта дама, мосьё Филипп!

И верная, бдительная, деятельная баронесса С. опять явилась в комнату Филиппа. Он покраснел и со стыдом повесил голову.

"Неблагодарный я скот" подумал он: "Я воротился более недели тому назад и ни разу не подумал об этой доброй, ласковой душе, которая помогала мне. Я ужасный эгоист. Любовь всегда такова".

Когда он встал встретить своего друга, баронесса казалась так серьёзна, бледна, грустна, что он не мог этого не приметить.

- Боже мой! что случилось?

- Бедный генерал болен, очень болен, Филипп, сказала баронесса серьёзным голосом.

- Он был так опасно болен, прибавила она: - что выписали его дочь.

- Приехала она? спросил Филипп вздрогнув.

- Вы думаете только о ней - вы не заботитесь о бедном старике. Вы, мущины, все одинаковы. Все эгоисты - все. Полноте! Я знаю вас! Я не знала ни одного, который не был бы эгоистом.

Филипп имеет маленькие недостатки; может быть эгоизм принадлежит в числу этих недостатков. Может быть это ваш недостаток или даже мой.

- Неделя минула с прошлого четверга, как вы здесь, а вы не написали и не послали к женщине, которая так вас любит, Это нехорошо, мосьё Филипп.

Как только Филипп увидал баронессу, он почувствовал что он был неблагодарен. И мы в этом сознавались. Но как баронесса узнала, что он воротился неделю тому назад в четверг? Его нетерпеливые глаза задавали ей этот вопрос.

- Не-уже-ли она не могла написать мне, что вы воротились? Она, может быть, знала, что вы этого не сделаете. Женское сердце рано научает её этой опытности, грустно продолжала баронесса. - Говорю вам, прибавила она: - что все вы не годитесь никуда! И я раскаяваюсь, что имела глупость сжалиться над вами!

- Я должен был получить моё жалованье в субботу и хотел тогда зайти к вам, сказал Филипп.

Сколько раз эта бедная Ариадна верила и была обманута. Я не имею способов знать и желания разузнавать. Может быть и для вежливого читателя, который пользуется моим полным доверием, также хорошо не знать историю баронессы С. с первой страницы до последней. Я согласен, что Ариадна была брошена Тезеем, но ведь она утешилась, и она сама обманула отца, чтобы убежать с Тезеем. Я подозреваю, я подозреваю, говорю я... что эти женщины, так много обманываемые... но мы разсуждаем о прошлой жизни этой дамы, когда мы должны заниматься Шарлоттой, её возлюбленным и её родными.

- Да, вы правы, продолжала баронесса: - мисс здесь. Вот записка от нея.

Добрая посланница Филиппа опять подала ему письмо.

"Мой дорогой отец очень, очень болен. О, Филипп! я так несчастлива; а он такой добрый, кроткий, ласковый и так меня любит!"

- Это правда, продолжала баронесса: - прежде чем Шарлотта приехала, он думал только о ней. Когда жена подойдёт к нему, он отвернётся. Я не очень любила эту даму, это правда. Но посмотреть на неё теперь раздирается душа. Он не берёт от нея лекарство. Он отталкивает её. Прежде чем Шарлотта пришла, он послал за мною и говорил на сколько позволило ему его больное горло. Приезд дочери утешил его. Но он говорил: "Не нужно мне моей жены! не нужно мне моей жены!" И бедняжка уходить в смежную комнату и плачет. Он говорит, что он не был здоров после отъезда Шарлотты. Он часто выходил, обедал редко за нашим столом и всё молчал с генеральшей. На прошлой неделе у него сделалось воспаление в груди. Он лёг в постель, приехал доктор - знаете маленький доктор. Сделалась жаба, и теперь он с трудом говорит. Он болен очень опасно. Он при смерти - да, при смерти, слышите? А вы думаете о вашей девочке! Все мущины одинаковы. Чудовищи!

Филипп, как я уже сказал, любит говорить о себе и разсматривает свои недостатки с большим добродушием, сознаваясь в них без малейшого намерения исправить их.

- Какие мы эгоисты! я слышал как он говорил, смотрясь в зеркало, - Ей-богу, сэр, когда я услыхал в одно время о болезни этого бедного старика и о возвращении Шарлотты, я почувствовал, что хочу видеть её сию минуту. Я чувствовал потребность говорить с ней. Старик и его страдания не трогали меня. Унизительно признаться, что мы эгоистическия животные. Но мы все таковы и больше ничего.

если доедет скорее до аллеи Марли! Баронесса сел в фиакр и дорогою рассказала Филиппу подробнее о печальных происшествиях последних дней. Четыре дня тому назад бедный генерал так страдал жабою, что не думал выздороветь и послал на Шарлоттой. Ему стало лучше в день её приезда, но со вчерашняго дня воспаление увеличилось, он не мог глотать, не мог говорить слышно, он очень страдал и находился в опасном положении. Он отвертывался от своей жены. Несчастная генеральша обратилась к мистрисс Бёнч в слезах и в горе, жалуясь, что после двадцатилетней верности и привязанности муж отнял у нея своё уважение. Бэйнис даже свою болезнь приписывал жене; а иногда говорил, что это было справедливое наказание за то, что он нарушил слово, данное Филиппу и Шарлотте. Он должен просить прощения у своей милой дочери за то, что заставил её так страдать. Он поступил неблагодарно и дурно и к этому принудила его жена. Он молил небо простить ему. Он поступил с злой несправедливостью с Филиппом, который так великодушно поступал с его семейством. Я был негодяй, Бёнч, Мэк-Гиртер, доктор, все это сказали - и этому причиной была эта женщина. - И он указывал на свою разстроенную жену, с трудом выговаривая эти гневные слова.

- Когда а увидал что этот ребенок болен и сходит с ума, потому что я нарушил данное слово, я почувствовал, что я негодяй, Мартин. Эта женщина сделала меня негодяем; я заслуживаю смерть и я не выздоровлю, говорю вам, я нe выздоровлю.

Докторь Мартин, лечивший генерала, таким образом описывал Филиппу его последния слова.

Это доктор послал баронессу отыскать молодого человека. Филипп нашол бедную мистрисс Бэйнис с горячими, безслёзными глазами и помертвелым лицом возле комнаты больного.

- Вы найдёте генерала Бэфниса очень больным, сэр, сказала она Филиппу с ужасным спокойствием и с таким взглядом, с которым ему страшно было встретиться. - Моя дочь в его комнате. Меня он не хочет видеть.

так близко. Её рука лежала в его руке черен минуту, и даже в этой печальной комнате они могли тихо пожать друг другу руку, как безмолвный знак взаимной любви и доверия.

Бедный старик соединил руки молодых людей, а свою руку положил на их руки. Казалось, его более всего огорчило страдание, которому он подвергнул свою дочь. Он благодарил небо за то, что успел приметить, что он поступил нехорошо. Он шопотом, в двух словах просил прощения у своей девочки, что заставило бедную Шарлотту упасть на колена и покрыть его лихорадочную руку поцелуями и слезами. Она простила ему от всего сердца. Она чувствовала, что отец, которого она любила и привыкла уважать, мог быть корыстолюбив и жесток. Её чистому сердечку было больно при мысли, что её отец мог был невеликодушен, несправедлив, не добр. Мне не хочется продолжать этой последней сцены. Запрем дверь, когда дети стали на колена возле постели страдальца, старик просит прощения, а молодая девушка рыдая произносит обеты любви и нежности.

По следующему письму, которое достойный генерал написал за несколько дней до гибельного окончания своей болезни, видно, что он не имел надежды на своё выздоровление:

"Любезный Мэк, я говорю и дышу с таким трудом, пока пишу это письмо в моей постели, что я сомневаюсь, встану ли я с нея. Я не желаю сердить бедную Элизу, а в моём положении не могу даже вступать в споры, даже более того, что я имел. Это заставило меня сделать распоряжение, чтобы оставить всё Элизе, а после её смерти детям. Моё завещание у Смита, Томпсона, Рэймонда в Грай-Инн. Думаю что Шарлотта долго не будет счастлива с своей матерью. Разойтись с Ф., который поступил с нами самим великодушным образом, разобьёт её сердце. Не возьмёте ли вы с Эмили её к себе на время? Я дал Ф. Так как вы сказали мне, я поступил с ним дурно, в чом и сознаюсь и о чом глубоко сожалею. Если Шарлотта выйдет замужь, она должна иметь свою долю. Отец её молится, в случае если он eё не увидит, чтобы Господь благословил её. С искренней любовью к Эмили, я остаюсь, любезный Мэк, искренно вам преданный

и её жениха. Он признался в своей вине, хотя трудно для тех, кто ожидает любви и уважения, признаваться в своей вине и просить прощения. Старым коленам трудно сгибаться. Брат читатель, старый или молодой, когда настанет наш последний час, дай Бог, чтобы и мы могли это сделать!