Франк Берри и его супруга
(Старая орфография)

Я очень люблю читать описанiя сраженiй и знаю, какъ свои пять пальцевъ, какимъ именно образомъ и цри какихъ обстоятельствахъ одержаны были главнейшiя победы Марльборо и Веллингтона. Темъ не менее самая жестокая битва, которую мне когда-либо доводилось видеть, - битва, о которой я вспоминаю съ гораздо большимъ интересомъ, чемъ о сраженiяхъ подъ Мальплаке и Ватерлоо (это последнее кстати сделалось для меня положительно невыносимымъ, такъ много толкуютъ про него теперь англичане после обеда, неся самую отвратительную чепуху насчетъ того, что подъ конецъ явились на поле битвы пруссаки и т. п.), происходила между Берри и полнымъ пансiонеромъ Биггсомъ (человекомъ, котораго я считалъ тогда ростомъ, по меньшей мере, въ семь футъ, а потому крайне удивился, узнавъ впоследствiи, что онъ не выше пяти футъ и четырехъ дюймовъ). Битва эта началась на местности, известной подъ названiемъ "Среднихъ кустовъ терновника", и лежащей посреди порослей, которые окаймляютъ одну изъ сторонъ рекреацiонной лужайки училища для мальчиковъ близъ Смитфильда въ Лондоне. Въ этомъ училище, открытомъ на средства корпорацiи мясниковъ, а потому называвшемся "Бойнею", вашъ покорный слуга имелъ честь прiобрести, после шести-летнихъ усердныхъ занятiй, громадный запасъ классическихъ сведенiй, такъ сильно пригодившiйся ему впоследствiи.

Обстоятельства ссоры были следующiя: Пансiонеръ Биггсъ, ходившiй въ форменномъ платье, считался у насъ въ школе вторымъ силачемъ, или вторымъ "петухомъ". Первымъ петухомъ безспорно былъ здоровенный, добродушный, ленивый белокурый парень Гаукинсъ старшiй. Этотъ добродушный силачъ не троталъ никого даже и пальцемъ. Напротивъ того, Биггсъ былъ страшнымъ забiякой. У него въ отделенiи имелось съ полдюжины рябцовъ, которыхъ онъ колотилъ немилосердно. Кроме того, у него былъ братишка, жившiй не въ главномъ корпусе школы, а въ Поткiйскомъ флигеле. Само собой разумеется, что- отъ Биггса старшаго всего хуже доставалось именно его младшему брату.

Разъ какъ-то Биггсъ младшiй не подалъ своевременно брату лапту, - не поймалъ мяча во время игры въ крикетъ, или же учинилъ какую-нибудь иную подобную же провинность, но только Биггсъ старшiй принялся такъ обработывать несчастнаго малыша, что Берри, прогуливавшiйся но соседству и видевшiй, какъ безпощадно лупитъ старшiй братъ младшаго своей тросточкой, почувствовалъ состраданiе къ мальчугану (можетъ быть, что Берри завидовалъ Биггсу и потому искалъ случая съ нимъ подраться, но я не смею утверждать на этотъ счетъ ничего положительнаго). Какъ бы ни было, но Берри, проходя мимо, остановился и сказалъ:

-- Не думаете-ли вы, Биггсъ, что уже достаточно вздули мальчика?

ученика младшаго класса, а темъ более родного своего брата.

Какъ и следовало ожидать, Биггсъ старшiй принялся лупить вдвое сильнее тростью Биггса младшаго, такъ что бедняга подъ конецъ взвылъ отъ боли.

-- Думаю, что дело это до васъ не касается, Берри, - пояснилъ Биггсъ, не только не прерывая экзекуцiи, но даже, напротивъ того, стараясь все больнее и больнее хлестать своего братишку.

Подъ конецъ Берри (и, вероятно, также Биггсъ младшiй) оказался не въ состоянiи долее этого выносить. Бросившись къ Биггсу старшему, онъ выхватилъ изъ его рукъ тросточку и швырнулъ ее черезъ заборъ въ великому изумленiю толпившихся на лужайке учениковъ младшаго возраста, въ числу которыхъ принадлежалъ также и я. Мы смотрели на экзекуцiю съ интересомъ малышей, которые всегда не прочь поглядеть на здоровенную лупку, задаваемую одному изъ ихъ сотоварищей.

-- Вотъ же вамъ, - сказалъ Берри, бросивъ на Биггса такой взглядъ, который говорилъ: - Я принимаю на себя все последствiя моего поступка, а затемъ, обращаясь къ Биггсу младшему, добавилъ: "Улепетывайте поскорее, маленькiй бездельникъ! На этотъ разъ я васъ избавилъ отъ дальнейшихъ побоевъ!"

-- Стой! Не смей уходить, Биггсъ младшiй, или я переломаю все кости подъ окаянной твоей шкурой! - заревелъ Биггсъ старшiй, приходя въ себя отъ изумленiя.

Биггсъ младшiй взглянулъ сперва на Берри, а потомъ на своего брата и началъ было подходить снова къ этому последнему за недополученными ударами, но, не выдержавъ характера, повернулся и принялся улепетывать во всю прыть маленькихъ своихъ ноженокъ.

-- Ничего, я разделаюсь съ нимъ въ другой разъ! - объявилъ Биггсъ. - Эй! Кто-нибудь изъ младшихъ, подержи мою куртку!

Мы все собрались толпой около двухъ первоклассниковъ и окружили ихъ словно живою изгородью.

-- Не лучше-ли намъ обождать до окончанiя послеобеденныхъ уроковъ? - совершенно спокойно заметилъ Берри, казавшiйся несколько бледнее обыкновеннаго. - Теперь осталось всего только пять минутъ до начала классныхъ занятiй, и я сомневаюсь, чтобы вы успели за это время со мною покончить.

Биггсъ сделалъ тогда крупную ошибку, позволивъ себе ударить Берри слегка по лицу тыльной частью руки и объявить: "Экiй, подумаешь, трусишка!" На самомъ деле Франкъ Берри ни чуточки еге не трусилъ, такъ какъ, въ ответъ на оскорбленiе Биггса, онъ съ быстротою мысли изо всей силы хватилъ второго петуха такъ кулакомъ въ носъ, что оттуда струею хлынула кровь, и означенный петухъ свалился на земь, словно сраженный удачнымъ выстреломъ.

Въ следующее затемъ мгновенье бледное его лицо, облитое и обрызганное кровью, и глаза, сверкавшiе зловещимъ огнемъ, представляли собою страшное зрелище. Темъ временемъ Берри тоже скинулъ съ себя сюртукъ. Известiе о драке между Берри и Биггсомъ успело уже облететь всю лужайку и къ кустамъ терновника сбежалось по меньшей мере сто двадцать молодыхъ джентльменовъ, до такой степени интересовавшихся зрелищемъ предстоявшей схватки, что они положительно взлезали другъ другу на плечи.

Берри былъ совершенно правъ, заявивъ объ уместности отложить поединокъ до вечера. Действительно, въ эту самую минуту младшiй преподаватель Чиггъ, прошелъ какъ разъ мимо кустовъ, направляясь въ классъ. Взглянувъ на физiономiю Биггса, онъ по обыкновенiю усмехнулся и крикнулъ ему:

-- Послушайте-ка, мистеръ Биггсъ, вы очевидно наткнулись носомъ на что-нибудь твердое (у насъ въ школе выраженiе "наткнуться на что-нибудь твердое" служило общеизвестнымъ техническимъ терминомъ, а потому мы все расхохотались, какъ хохотали, впрочемъ каждый разъ, когда мистеръ Чиггъ отпускалъ какую-нибудь шутку или что-нибудь вроде шутки). - Ступайте-ка, лучше, сударь, подъ насосъ, да вымойтесь хорошенько и не попадайтесь доктору Боклю въ такомъ подозрительномъ виде!

Съ этими словами мистеръ Чиггъ отправился исполнять свои обязанности въ младшемъ отделенiи школы, куда последовали за нимъ и мы все, малыши.

Дело происходило въ среду. День этотъ считается у насъ въ Бойне, какъ всемъ известно, полупраздничнымъ, когда на обедъ подаютъ вареную говядину. Я столовался въ одномъ флигеле съ Берри, и все мы внимательно наблюдали, будетъ-ли онъ есть съ аппетитомъ. Нами руководило такое же чувство любознательности, съ какимъ публика расположена смотреть на человека, котораго собираются повесить. Припоминаю себе, что впоследствiи, въ бытность мою въ Германiи, я изумлялся мужеству одного изъ моихъ прiятелей, который, передъ темъ какъ стреляться на пистолетахъ, съелъ за завтракомъ пятерыхъ жаворонковъ. Берри съелъ умеренное количество вареной говядины (варенаго ребенка, какъ мы остроумно называли въ школе это блюдо). Онъ зналъ неуместность чрезмерно обременять желудокъ накануне предстоявшаго серьезнаго состязанiя.

Обедъ вскоре окончился, и мистеръ Чиггъ, все время весело беседовавшiй съ Берри и уговаривавшiй его есть побольше, увелъ его къ себе въ кабинетъ къ нашему величайшему разочарованiю. Действительно, мы думали, что его преподобiе, Эдуардъ Чиггъ, хочетъ принять меры къ предотвращенiю поединка. Вместо того онъ заставилъ тамъ Берри выпить две большихъ рюмки портвейна, далъ ему на закуску сладкiй сухарикъ, потрепалъ его по плечу и ушелъ. Не сомневаюсь, что ему въ такой же степени, какъ и намъ всемъ, хотелось посмотреть на драку, но это шло бы слишкомъ уже въ разрезъ съ требованiями училищной дисциплины.

Выйдя на лужайку, мы застали тамъ Гаукинса старшаго, великаго Гаукинса, перваго силача въ школе. По выходе изъ училища мне никогда не случалось его видеть, и онъ представляется мне до сихъ поръ какимъ-то, колоссальнымъ, таинственнымъ существомъ, внушающимъ къ себе благоговейный ужасъ. Мы воображали себе, что онъ можетъ поколотить каждаго, кого вздумаетъ, не исключая даже учителей, и зачастую ласкали себя мыслью, что онъ когда-нибудь вздуетъ самого доктора Бокля. Гаукинсъ не отличался блестящими способностями и не принадлежалъ къ числу первыхъ учениковъ. Письменныя работы делались за него товарищами. Бокль зналъ все это, но считалъ уместнымъ снисходительно относиться къ добродушному силачу, - никогда не заставлялъ его читать вслухъ греческiя трагедiи, - смотрелъ сквозь пальцы на многочисленные промахи и ошибки его въ ответахъ, а въ полупраздники отпускалъ его после классныхъ занятiй въ городъ. Да и кто осмелился бы остановить это величественное, спокойное, великодушное и молчаливое воплощенiе силы? Говорили, будто Гаукинсъ состоитъ въ прiятельскихъ отношенiяхъ съ какимъ-то лейбъ-гвардейцемъ, интересно знать, ужь не съ темъ-ли самымъ Шау, который подъ Ватерлоо убилъ столькихъ французовъ? Впрочемъ, нетъ! Известно ведь, что Шау палъ тогда и самъ на поле чести. Несомненно лишь, что останься Шау въ живыхъ, Гаукинсъ былъ бы непременно первымъ его прiятелемъ. Мне лично также известно, что онъ состоялъ въ дружескихъ отношенiяхъ съ барочникомъ, жившимъ въ соседнемъ переулке. Гаукинсъ старшiй былъ слишкомъ ленивъ, чтобы играть въ крикетъ, а потому целый день прогуливался по лужайке, греясь на солнышке въ сопровожденiи ученика шестого же класса, Типпинса, малорослаго юноши, который всегда старался забавлять и смешить Гаукинса и делалъ для него все письменныя работы.

Вместо того, чтобы уйти по обыкновенiю после обеда въ городъ, Гаукинсъ остался въ школе посмотреть на поединокъ между вторымъ и третьимъ силачами.

Отдельные флигеля нашей школы состояли въ веденiи учителей, именами которыхъ и назывались. Такимъ образомъ, у насъ имелись Поткiйскiй, Чиггскiй, Уйкенскiй, Пиннейскiй и другiе флигеля. Площадка для игръ, или такъ называемая лужайка, была для всехъ флигелей общая. Ее называли зеленой лужайкой, не смотря на то, что единственными предметами зеленаго цвета были тамъ осколки бутылочнаго стекла на верхней окраине каменнаго забора, отделявшаго школьный дворъ отъ Заброшеннаго переулка и Госствелльской улицы (неоднократно случалось мне видеть мистера Пиквикка, выглядывавшаго изъ окна своей квартиры въ этой улице, но мы, въ то время, не были еще знакомы съ этимъ джентльменомъ). Какъ уже упомянуто, лужайка признавалась общею для всехъ флигелей, но если бы кто-нибудь изъ воспитанниковъ Поткiйскаго флигеля забрелъ въ Чиггскiй домъ или хотя бы даже рискнулъ на попытку туда проникнуть, онъ неизбежно подвергся бы истязанiямъ самаго ужасающаго свойства. Я имелъ случай убедиться въ этомъ путемъ личнаго опыта.

Вообразите же себе наше изумленiе, когда мальчуганъ, ростомъ всего лишь въ какихъ-нибудь три фута, некто Вилльсъ, одинъ изъ рябцовъ Гаукинса (оба они были поткiйцы) вошелъ въ нашу львиную берлогу съ такимъ же безстрашiемъ, съ какимъ богатая и прелестная молодая девица путешествовала, какъ уверяютъ, по всей Ирландiи. Мы собирались уже броситься на этого мальчугана и пожрать его живьемъ, или же подвергнуть инымъ еще более тяжкимъ пыткамъ, когда онъ воскликнулъ резкимъ нахальнымъ голоскомъ:

Мы все чуть не померли отъ смеха. Берри былъ въ шестомъ классе и со стороны Вилльса или другого какого-нибудь ученика младшаго отделенiя было столь же неуместно вызывать его къ себе, какъ, напримеръ, съ моей стороны было бы неуместно требовать, чтобы герцогъ Веллингтонъ ко мне въ гости зашелъ.

Маленькiй Вилльсъ окинулъ насъ всехъ повелительнымъ взглядомъ и продолжалъ:

-- Послушайте же, говорятъ вамъ, скажите Берри, что его зоветъ Гаукинсъ!

Ослушанiе Гаукинсу представлялось столь же немыслимымъ, какъ и неповиновенiе Юпитеру-громовержцу. Берри и Толмашъ, вызвавшiйся ему въ бутылкодержатели, немедленно явились на зовъ и вышли на лужайку, где ожидалъ ихъ Гаукинсъ, который съ дерзостью, простительной разве только именно ему одному, позволялъ себе курить сигару, вопреки строжайшимъ запрещенiямъ школьнаго начальства. Подойдя къ нему, Берри и Толмашъ начали прогуливаться съ нимъ взадъ и впередъ на солнцепеке. Мы, ученики младшаго отделенiя, внимательно поглядывали на нихъ издали. Гаукинсъ отъ времени до времени энергически жестикулировалъ руками, очевидно, излагая правила и прiемы усовершенствованнаго бокса. Кулаки его устремлялись впередъ съ быстротой молнiи, словно нанося удары прямо въ лицо воображаемому противнику. Левая рука подымалась, какъ бы обороняя собственную голову, въ то время, какъ чудовищный правый кулачище грозно билъ по воздуху, какъ бы сокрушая ребро злополучному врагу, Эта поучительная беседа длилась около десяти минутъ, по прошествiи которыхъ успели отобедать также и пансiонеры, обитавшiе въ главномъ корпусе школы. Означенные юноши, въ черныхъ своихъ форменныхъ курткахъ съ роговыми пуговицами и коротенькихъ брюкахъ, стянутыхъ у коленъ подвязками, вышли изъ дверей въ кусты, окаймлявшiе лужайку со стороны главнаго корпуса. Они не захватили съ собой никакихъ принадлежностей, употребляющихся для игры въ крикетъ или же иныхъ видовъ послеобеденнаго спорта, свойственнаго полупраздничнымъ днямъ. Впрочемъ, разве можно было помышлять о какой-нибудь игре въ ожиданiи предстоявшаго ныне зрелища страшнаго состязанiя между вторымъ и третьимъ силачами?

Возвышаясь чуть-ли не целой головой надъ другими пансiонерами въ форменныхъ курткахъ, для которыхъ онъ былъ вождемъ и тираномъ, Биггсъ шелъ, опираясь на руку Бушби. Онъ былъ по обыкновенiю въ черныхъ шелковыхъ чулкахъ, которыми всегда щеголялъ и въ красномъ шелковомъ платке, стягивавшемъ ему талью вместо пояса. Немного поодаль шла за нимъ целая толпа любопытствовавшихъ бледныхъ, запуганныхъ мальчиковъ, одетыхъ въ подобные же форменные костюмы. Носъ Биггса распухъ отъ удара, полученнаго за несколько часовъ передъ темъ, по глаза сверкали огнемъ. Онъ смеялся и подшучивалъ, беседуя съ Бушби, и очевидно намеревался искрошить Берри въ мелкiе куски.

Среди зрителей тотчасъ же организовались пари, результаты которыхъ свидетельствовали о недоверiи къ Берри. Онъ былъ въ предложенiи по пяти за три на имбирные пряники. Я держалъ за него шесть противъ четырехъ на пирожное съ малиновымъ вареньемъ. Ученики старшихъ классовъ держали пари на деньги. У одного изъ нихъ, Сланга, запись по книге доходила до четырехъ фунтовъ трехъ шиллинговъ, но следуетъ заметить, что онъ, выражаясь техническимъ терминомъ, перестраховалъ значительную часть своихъ закладовъ. Что касается до Таттери, то онъ проигралъ семнадцать шиллинговъ Питтсу, который рискнулъ идти, какъ говорится, башъ на башъ.

Когда пансiонеры выходили на лужайку, я слышалъ, какъ Гаукинсъ говорилъ Берри:

-- Ради Бога, голубчикъ, работайте хорошенько вашею правой рукой и берегитесь его левой!

Среднiе кусты оказались, за недостаткомъ тамъ места для зрителей, негодными для побоища. Решено было, что оно состоится въ тени, позади младшаго отделенiя школы, куда мы все и отправились. Гаукинсъ, обладавшiй громадными серебряными охотничьими часами, состоялъ судьей при часахъ. Воду накачивали насосомъ, что возле кондиторской Нотли. Хозяинъ этой кондиторской очень не долюбливалъ кулачныхъ боевъ въ полупраздники, такъ какъ эти поединки удерживали учащуюся молодежь отъ обычнаго посещенiя его заведенiя. На этотъ разъ одинъ только Бутлей остался веренъ кондитору. Эта жадная бестiя примостилась за прилавкомъ и до поздняго вечера жрала пирожныя!

Достославный поединокъ между Берри и Биггсомъ длился, какъ это известно каждому воспитаннику нашей школы, ровно два часа и двадцать девять минутъ по вернымъ, какъ смерть, громаднымъ охотничьимъ часамъ Гаукинса. Въ теченiе всего этого времени воздухъ оглашался криками: "Ай, да Берри!" - "Молодецъ Биггсъ!.. Лупи его хорошенько!.." - "Катай его!"... и т. д. Следуетъ-ли мне описывать въ подробности сто две схватки, изъ которыхъ состоялъ этотъ поединокъ? Нетъ, такое описанiе заняло бы слишкомъ много места и наврлдъ-ли бы пришлось по вкусу современнымъ читателямъ!

Первая схватка: бойцы совершенно свежи и въ наилучшемъ порядке. На стороне пансiонера маленькое преимущество веса и роста. Берри храбро начинаетъ аттаку звонкимъ ударомъ по зубамъ своего противника. Биггсъ искусно орудуетъ левой своей рукою. Берри падаетъ.

Четвертая схватка: Изъ носа пансiонера льется въ изобилiи кровь. Берри сильнымъ ударомъ сшибъ его съ ногъ и выбилъ у него переднiй зубъ, но при этомъ повредилъ себе кулакъ.

Пятнадцатая схватка: Биггсъ попадаетъ въ канцелярiю, но выпутывается изъ нея, отчаянно обработывая левой рукою ребра своего противника. Биггсу сильно досталось, но онъ все-таки оправляется, Берри валитъ его, однако, съ ногъ ловкимъ ударомъ, Темъ не менее все еще обнаруживается уверенность въ томъ, что победа останется на стороне пансiонера. Пари за него держутъ по прежнему шесть противъ четырехъ.

Двадцатая схватка: Оба бойца жестоко пострадали. Берри какъ будто побаивается левой руки своего противника.

Отъ двадцать пятой до сорокъ второй схватки: Чиггсовецъ все время подается передъ левой рукой пансiонера и отражаетъ ея аттаки, припадая на одно колено. До сороковой схватки пари держатся шесть противъ четырехъ, начиная же съ сороковой, шансы обоихъ бойцовъ признаются равными...

и все облито кровью. Чиггсовецъ въ подобномъ же положенiи и кроме того ребра его жестоко пострадали отъ левой руки противника. Темъ не менее онъ подъ конецъ изловчается нанести пансiонеру такой ударъ, что Биггсъ падаетъ. Берри валится на него. Биггсъ не въ состоянiи подняться въ условленный промежутокъ времени, а потому объявляется побежденнымъ. Такимъ образомъ окончился знаменитый поединокъ между Берри и Биггсомъ.

Позвольте спросить, однако, какое соотношенiе съ "Нашими Женами" можетъ иметь описанiе этой драки между школярами? {Многiе читатели найдутъ, пожалуй, описанiе поединка составленнымъ въ слишкомъ техническихъ, а потому не совсемъ понятныхъ выраженiяхъ. Предлагаю имъ перейти прямо къ следующей главе и принять во вниманiе, что авторъ руководствовался стилемъ употребительнейшихъ органовъ спорта.}. Какое соотношенiе имеетъ все это съ "Нашими Женами?" Гораздо большее, чемъ вы думаете, сударыня. Потрудитесь прочесть главу вторую, и вы сами въ этомъ убедитесь.

Впоследствiи я поступилъ подъ непосредственное начало Берри. Онъ самъ колотилъ меня ежедневно, но не позволялъ никому другому до меня дотрогиваться, такъ что я въ конце концовъ получалъ побои въ количестве не большемъ того, какое могло оказаться для меня пользительнымъ. Благодаря этому, между мною и Берри возникли дружескiя отношенiя, сохранившiяся и после того, какъ онъ, окончивъ курсъ въ нашей школе, поступилъ въ драгуны. Этотъ милейшiй малый не забывалъ стараго своего прiятеля. Однажды онъ явился къ намъ на лужайку уже съ усами изъ мундире, обшитомъ золотыми шнурами, причемъ подарилъ мне золотую ручку для карандаша и пару совереновъ. Я покраснелъ, но темъ не менее принялъ этотъ подарокъ. Изо-всего мною пережитаго врезалась у меня, повидимому, более всего въ памяти следующая картина: Берри усаживается въ кабрiолетъ, запряженный громадной караковой лошадью, которую держитъ подъ уздцы изящно одетый маленькiй грумъ. Кабрiолетъ этотъ стоялъ въ переулке возле нашей школы. Берри приглашалъ меня погостить у него въ меблированномъ отеле Лонга, где временно остановился, но это приглашенiе было отклонено за меня докторомъ Боклемъ, объявившимъ, быть можетъ, не безъ некотораго основанiя, что я наврядъ-ли много выиграю, проведя праздникъ въ обществе такого сорванца, какъ Франкъ Берри.

Еще разъ после того онъ зашелъ меня навестить въ университетскую коллегiю Христа Спасителя. Мы обещали переписываться другъ съ другомъ и хотя не сдержали этого обещанiя, все-таки сохранили сильнейшее взаимное расположенiе. Разставаясь мы не проливали горючихъ слезъ, но все-таки радовались, когда случай сводилъ насъ вместе. Мало по малу, однако, мы потеряли другъ друга изъ вида. Какъ-то недавно мне довелось услышать, что Берри женился и, къ стыду моему, я долженъ сознаться, что не заинтересовался даже узнать девическое имя особы, съ которою онъ сочетался законнымъ бракомъ.

Въ прошломъ году, въ бытность мою въ Париже, я поехалъ въ Версаль, разсчитывая встретиться тамъ съ несколькими знакомыми, въ томъ числе и съ молодою девицей, къ которой я питалъ нежнейшую... Впрочемъ, речь теперь не объ этомъ! Погода стояла дождливая, и мои знакомые сочли себя вправе не сдержать даннаго слова. Я долго бродилъ, зевая, по нескончаемымъ картиннымъ галлереямъ версальскаго дворца, а затемъ попытался закурить сигару въ дворцовомъ саду, за каковое преступленiе едва не былъ заколотъ штыкомъ часового, слишкомъ усердно уже принимавшаго къ сердцу свои обязанности. Въ конце концовъ я очутился волею судебъ на большой, мрачной, одинокой площади передъ дворцомъ, откуда идутъ дороги ко всемъ городамъ въ свете, какiе только собирались завоевать Людовикъ XIV и Наполеонъ I. Тамъ я могъ курить сколько мне заблагоразсудится и вместе съ темъ размышлять, следуетъ-ли вернуться на обедъ къ Вафуру, или же отправиться въ Отель Резервуаровъ къ Дюбу, который хотя и хорошо кормитъ, но деретъ, что называется, въ три дорога. Пока я обсуждалъ эти важные вопросы, мимо меня проехалъ экипажъ, - щегольская низенькая коляска, запряженная парой караковыхъ лошадей, съ почтальономъ въ куртке темнаго сукна, сверкавшей безчисленнымъ множествомъ вызолоченныхъ пуговицъ. Я былъ слишкомъ погруженъ въ созерцанiе изящной конструкцiи экипажа и необычайно узкихъ брюкъ почтальона для того, чтобы удостоить своего вниманiя особъ, сидевшихъ въ коляске. Изъ этого мечтательнаго созерцанiя меня вывелъ громкiй возгласъ: "Фицъ!" Возгласъ этотъ вырвался съ такою энергiей у джентльмена, сидевшаго въ коляске, что почтальонъ остановилъ лошадей, - дама, сидевшая въ экипаже, пронзительно взвизгнула, а маленькая ея собаченка, изъ породы книгчарльзовъ, принялась отчаянно лаять и завывать. Джентльменъ, вызвавшiй всю эту тревогу, проворно выскочилъ изъ экипажа и началъ энергически пожимать мне руку.

-- Поезжай домой, Джонъ, - сказалъ этотъ джентльменъ. - Я, милочка, покидаю тебя только на минуту! Видишь-ли, я встретился съ моимъ стариннымъ прiятелемъ... Фицъ, позволь тебя представить г-же Берри.

Дама эта приветствовала меня весьма любезнымъ наклоненiемъ черной бархатной своей шляпки и объявила:

-- Прошу тебя, другъ мой, не забывать, что теперь какъ разъ обеденная пора! А, впрочемъ, поступай какъ знаешь. Пожалуйста не стесняйся!

Затемъ, еще разъ кивнувъ головой, сперва мне, а потомъ почтальону, она быстро умчалась отъ насъ въ своей коляске. Пожимая руку стараго моего друга и товарища Берри, я еще несколько мгновенiй могъ наблюдать белые лосиные брюки форейтора, прыгавшiе вверхъ и внизъ на седле.

Франкъ Берри давно уже покинулъ военную службу но все еще продолжалъ носить бороду и усы, придававшiе красивому его розовому лицу мужественное, энергическое выраженiе, напоминавшее словно физiономiю льва. Онъ такъ обрадовался встрече со мною, какъ могутъ радоваться только провинцiалы, обитающiе въ маленькомъ городке, или же люди, томящiеся смертельной скукой. Въ большой столице, напримеръ, въ Лондоне, человеку некогда обращать вниманiя на своихъ соседей. Что касается до прiятелей, то, за великимъ множествомъ таковыхъ, утрачивается возможность интересоваться кемъ-либо изъ нихъ въ отдельности. Поэтому-то именно столичный климатъ до такой степени и вреденъ для дружбы.

Не переводя духа, Франкъ Берри разсказалъ мне про свою женитьбу, - объявилъ, что чувствуетъ себя безпредельно счастливымъ и настаивалъ на томъ, чтобы я немедленно же у него отобедалъ и хорошенько познакомился съ Анжеликой.

-- Она, кстати, пригласила, ведь, тебя къ обеду. Разве ты этого не слышалъ? - спросилъ онъ у меня.

-- Г-жа Берри песомненно приглашала тебя, Франкъ, но я, право, не слышалъ, чтобы это приглашенiе распространялось также и на меня.

-- Она не упомянула бы про обедъ, если бы не имела въ виду тебя пригласить. Я положительно считаю, что съ ея стороны сделано было приглашенiе! - воскликнулъ Франкъ Берри. - Кроме того, чортъ возьми, я же ведь хозяинъ дома у себя! Поэтому ты непременно долженъ явиться къ обеду. Пожалуйста не церемонься, старый дружище. Никого постороннихъ за обедомъ у насъ не будетъ, кроме одного или двухъ близкихъ прiятелей, и мы потолкуемъ съ тобой за бутылкой краснаго винца о временахъ давно минувшихъ.

Я лично не находилъ противъ этой комбинацiи никакихъ возраженiй, кроме того разве, что сапоги у меня были грязные и вместо фрака или сюртука, требуемыхъ общепринятымъ англiйскимъ обеденнымъ церемонiаломъ, я былъ въ утреннемъ пиджаке. Въ виду очевидной невозможности съездить въ Парижъ и вернуться оттуда въ какiя-нибудь четверть часа и крайней правдоподобности высказаннаго Франкомъ Берри предположенiя насчетъ того, что человекъ можетъ пообедать съ большимъ комфортомъ и въ пиджаке, я счелъ себя не въ нраве отклонить изъ-за такихъ пустяковъ радушное, дружеское его приглашенiе.

При такихъ обстоятельствахъ мы дошли съ нимъ рука объ руку до маленькаго домика на Парижской Аллее, где насъ впустили сперва въ маленькiй садикъ, украшенный тротомъ, фонтаномъ и несколькими гипсовыми нимфами. Затемъ мы поднялись по крутой, поросшей мхомъ, лестнице въ сени, где насъ приветствовали вечной своей глупой улыбкой статуи Купидона и Венеры. Оттуда насъ провели черезъ столовую, где накрытъ былъ уже столъ на шесть приборовъ, въ маленькую гостиную. Увидевъ насъ, собаченка Фидо принялась по своему обыкновенiю бешено завывать.

Берри жилъ, какъ оказалось, въ одномъ изъ старинныхъ павильоновъ, сооруженныхъ въ те времена, когда въ Версали заботились главнымъ образомъ о радостяхъ и назлажденiяхъ. Онъ очевидно предназначался спецiально для такихъ жизнерадостныхъ целей. Объ этомъ свидетельствовали: изобилiе пострадавшихъ отъ времени амуровъ, - потрескавшiеся золотые карнизы, - старинныя зеркала, вделанныя въ стену и окруженныя бордюромъ, когда-то позолоченнымъ, а теперь выкрашеннымъ грязновато-белою краской. Длинныя низенькiя окна выходили на дворъ, где безостановочно журчалъ фонтанъ. Бассейнъ его окаймляло множество ползучихъ растенiй и цветовъ, но статуи посреди бассейна и постаменты ихъ позеленели, заплеснели и поросли мхомъ отъ недостаточнаго за ними ухода.

Я лично терпеть не могу фонтановъ и статуи въ мрачной и уединенной обстановке. Нескончаемое, однообразное журчанiе воды представляется мне негостепрiимнейшимъ изо всехъ возможныхъ звуковъ. Застывшая окаменевшая улыбка французскихъ статуй, равно какъ и безжизненные взгляды грацiй Кановы, кажутся мне нисколько не очаровательнее усмешки скелета, которой они несомненно уступаютъ въ естественности. Я убежденъ, что эти маленькiе павильоны, въ которыхъ кутили и веселились старички-маркизы, герцоги и графы, никогда не посещались при дневномъ свете своими владельцами, или же ихъ гостями. Вечеромъ тамъ зажигали сотню другую восковыхъ свечей, а что касается до фонтана на дворе, то онъ, безъ сомненiя, служилъ для охлажденiя дорогихъ винъ, подававшихся за ужиномъ. Первое впечатленiе, произведенное на меня жилищемъ Берри, оказалось поэтому довольно тяжелымъ и неблагопрiятнымъ. Темъ не менее изъ столовой доносился звонкiй гулъ откупориваемыхъ хозяиномъ бутылокъ, и эти звуки примиряли меня до известной степени съ окружающей обстановкой. Изъ мебели, принадлежавшей самимъ Берри, бросились мне въ глаза: арфа въ кожаномъ футляре, фортепьяно, ящикъ для флейты и большiе пяльцы съ натянутой на нихъ канвой, по которой только что начали вышивать носъ сарацина. На столе лежало множество маленькихъ книжечекъ съ позолоченнымъ обрезомъ. Это были знакомыя мне киижечки сантиментально-религiознаго пошиба, порожденныя въ такомъ множестве потребностями нашей эпохи, а также вкусами современныхъ девицъ и дамъ. О вкусахъ, разумеется, не спорятъ, преимущественно же съ особами прекраснаго пола, но все же, клянусь честью, мне было бы прiятнее, если бы г-жа Фицъ-Будль читала взаменъ такихъ книжекъ хотя бы даже похожденiя Гемфри Клинкера.

обществу?

Я направлялся уже къ дверямъ, чтобы полюбоваться зрелищемъ Франка, вытаскивающаго пробки изъ бутылокъ, когда милейшая собаченка, черномордый кингчарльзъ, ободренная темъ, что я отвернулся, бросилась на меня съ злобнымъ лаемъ и вцепилась зубами мне въ брюки. Она была награждена за это вежливымъ пинкомъ, заставившимъ ее съ визгомъ отлететь въ другой конецъ комнаты. Собаченка только что проделала это непроизвольное сальто-мортале, когда дверь внезапно отворилась и въ гостиную вошла сама хозяйка. Франкъ шелъ следомъ за своей супругой и несколько встревоженно гляделъ на меня изъ-за ея плеча.

Г-жа Берри показалась мне чрезвычайно бледной и худощавой дамой, съ густыми бровями, которыя почти сходятся вместе какъ разъ надъ носомъ, что, сколько известно, считается зловещимъ признакомъ. Носъ у нея былъ греческiй, а ротъ узенькiй, почти безъ губъ, представлялъ собою что-то вроде маленькой складки на лице. Изъ подъ бровей глядели большущiе глазища, имевшiе привычку постоянно обращаться въ потолку. Волосъ у Анжелики Берри было сравнительно немного, и она носила ихъ заплетенными въ косы, которымъ, съ помощью накладнаго шиньона, лавровой веточки, или же парочки цветовъ, умела придавать характеръ строго классической прически. Она любила носить черныя платья и всегда щеголяла прелестнейшими шелковыми чулками и башмачками. Ножка у нея действительно хорошенькая. Немудрено, что владелица такой ножки всегда выставляетъ ее на показъ, глядитъ на эту ножку, притопываетъ ножкой и постоянно ею восхищается.

-- Фидо, - говоритъ она собаченке, - ты чуть не раздавила мне ногу!.. Голубчикъ Франкъ, - продолжаетъ она, обращаясь уже къ мужу, - принеси-ка мне скамеечку подъ ноги, - или: - Мне что-то холодно ногамъ, - и т. п.

Вообще о чемъ бы ни шелъ разговоръ, она всегда съумеетъ ввернуть въ него свои ноги.

Г-жа Берри неизменно носитъ на шее минiатюрный портретъ своего отца, сэра Джоржа Катакомба, лейбъ-аптекаря его величества короля Георга III. Она считаетъ этого монарха и его аптекаря величайшими изъ всехъ мужей, о которыхъ когда-либо упоминалось въ исторiи. Сама она родилась на углу Портманской площади и Бекерской улицы. Это обстоятельство само уже по себе характеризуетъ ее въ достаточной степени. Она такая же долговязая, мертвенно-приличная и непроходимо-скучная особа, какую долженъ былъ породить этотъ мертвенно-приличный лондонскiй кварталъ. Съ ея стороны совершенно естественно носить въ качестве украшенiя похоронную эмблему своего папеньки, какъ это принято на Векорской улице въ девяти домахъ изъ десяти.

Никакъ нельзя придумать, что именно побудило такого веселаго молодца, какъ Франкъ Берри, жениться на миссъ Анжелике Катакомбъ. Онъ говоритъ, что встретился съ нею въ Гэмптонкурте, где стоялъ тогда его полкъ и где живетъ до сихъ поръ ея тетка, леди Нашъ. Анжелика постоянно наводитъ разговоръ на эту высокородную леди. Если вы откроете въ "Родословной британскихъ пэровъ и дворянскихъ домовъ" страницу, снабженную закладкой, то увидите печатную заметку, сообщающую, что сэръ Джонъ Нашъ былъ женатъ на Анжелике, дочери Гревса Катакомба, эсквайра, а въ выноске приписано изящнымъ женскимъ почеркомъ: "И сестре покойнаго сэра Джоржа Катакомба, жившаго на углу Портманской площади и Бекерской улицы". Выноска эта, разумеется, украшена подписью А. Б. Удивительно до какой степени любятъ особы прекраснаго пола делать выноски на поляхъ книгъ и украшать эти выноски прелестными своими иницiалами! Вышеупомянутыя уже книжечки съ золотыми обрезами, принадлежащiя г-же Берри, испещрены пометками ея карандаша, - восклицательными знаками на поляхъ, - заявленiями: "Да, справедливо! А. В. и т. п. Можно узнать многое относительно характера очаровательной особы прекраснаго пола изъ внимательнаго просмотра прочитанной ею книги. Вашъ покорный слуга прiобрелъ такимъ путемъ довольно обстоятельныя сведенiя о г-же Берри, проведя въ гостиной десять минутъ, пока она занималась своимъ туалетомъ въ соседней спальне.

-- Ты часто слышала отъ меня про Джоржа Фица, - сказалъ Франкъ, бросивъ на жену умоляющiй взоръ.

-- Даже очень часто, - возразила его супруга тономъ, который давалъ понять, что вместо очень следовало бы, собственно говоря, употребить выраженiе слишкомъ. - Позвольте спросить васъ, однако, сударь, - продолжала она, устремивъ на мои сапоги пристальный взглядъ, - будете вы сегодня обедать у насъ?

-- Разумеется, милочка! Съ какой стати пришелъ бы онъ сюда въ противномъ случае! Не ехать же ему, въ самомъ деле, въ Парижъ за своимъ параднымъ костюмомъ?

-- Надеюсь, голубчикъ, что, по крайней мере, ты оденешь на себя парадныя костюмъ и заменишь грязные сапоги чистыми? Леди Нашъ явится сюда черезъ пять минутъ, а Добусъ не уступитъ по части аккуратности лучшему изъ хронометровъ!

Затемъ, обращаясь ко мне съ извиненiемъ, которое само по себе звучало столь же утешительно, какъ пощечина, - она добавила:

-- У насъ сегодня обедаютъ кое-кто изъ хорошихъ знакомыхъ, обращающихъ большое вниманiе на общественныя приличiя. Я убеждена, впрочемъ, что они извинятъ вашъ утреннiй костюмъ, узнавъ, что вы попали сюда на обедъ совершенно неожиданно, какъ для насъ, такъ и для самихъ себя. Однако же, какъ здесь пахнетъ табачнымъ дымомъ.

Съ этими словами Анжелика Берри величественно уселась на диванъ, выставила впередъ ножку, позвала къ себе Фидо и снова погрузилась въ ледяное молчанiе. Франкъ давно уже ушелъ въ свою комнату, бросивъ на прощанье жене взглядъ кающагося грешника, не не осмеливаясь взглянуть мне въ глаза. Я сразу понялъ, въ чемъ дело. Бедняга оказывался львомъ, прирученнымъ укротительницей зверей. Онъ служилъ и носилъ поноску, выполняя все приказанiя Анжелики гораздо безответнее и покорнее, чемъ визгливая черномордая ея собаченка, Фидо.

Меня лично не такъ-то легко приручить. Въ данномъ случае я решился ни чуточки не смущаться и не обнаруживать дурного настроенiя духа, а потому, чтобы завязать снова разговоръ, завелъ речь про леди Нашъ.

-- Вы, кажется, упомянули фамилiю Нашъ? Я знакомъ съ одною дамой, носящей эту фамилiю, и притомъ, очень некрасивою дамой.

-- По всемъ вероятiямъ, она не изъ техъ Нашей, о которыхъ я говорила, - возразила г-жа Берри, бросивъ на меня взглядъ, красноречиво заявлявшiй, что такой человекъ, какъ я, не можетъ иметь чести быть знакомымъ съ столь высокопоставленными лицами.

-- Это гэмптонкуртская старушка, леди Нашъ, дородная белокурая женщина, - украшаетъ свою прическу аметистовой шпилькой, слепая на одинъ глазъ, - носитъ белокурый парикъ и светлозеленое платье.

-- Леди Нашъ, сударь, доводится мне родною теткой, - отвечала г-эка Берри,

Она, повидимому, не особенно на меня разсердилась, хотя и ожидала получить отъ старушки кое-какое наследство. Дело въ томъ, что дурные отзывы о нашихъ прiятеляхъ доставляютъ намъ въ большинстве случаевъ известнаго рода удовольствiе.

-- Скажите на милость, - продолжалъ я, - она, ведь, родная дочь стараго виндзорскаго Катакомба, если не ошибаюсь, гробовщика. Мужа ея прозвали Калли-пашемъ, а ее самоё--Пишпашихой. Вы можете убедиться отсюда, сударыня, что я знаю всю ихъ семью - Г-нъ Фицъ-Симонсъ! - воскликнула Анжелика, вставая и выпрямляясь во весь ростъ. - Я не привыкла къ тому, чтобы меня, или моихъ родственниковъ, называли разными насмешливыми кличками. Если вы удостаиваете уже насъ чести вашего общества, то прошу васъ, сударь, по возможности, но оскорблять родственныхъ моихъ чувствъ. Мистеръ Катакомбъ, сударь, пользовался доверiемъ своего монарха, а сэръ Джонъ Нашъ былъ представителемъ семьи, возведенной въ баронское достоинство еще королемъ Карломъ II. Онъ доводится мне дядей, сударь, а мистеръ Катакомбъ мой дедушка!

-- Какъ! Фицъ-Будль изъ Будль-Голля? Старинный прiятель и товарищъ моего мужа? Изъ аристократической фамилiи, возведенной при Карле I въ баронское достоинство? Ахъ, сударь, прошу у васъ тысячу разъ извиненiя! Душевно рада видеть у себя человека, про котораго слышала такъ много отъ Франка. Знаешь-ли, Франкъ, - добавила она, обращаясь къ мужу (который темъ временемъ вернулся въ гостиную, облекшись уже въ белый жилетъ и блистательнейшiе лакированные сапоги), знаешь-ли, душенька, что я по ошибке приняла мистера Фицъ-Будля за мистера Фицъ-Симонса, противнаго ирландскаго лошадинаго барышника? Во веки вековъ не прощу я себе, что обошлась съ нимъ такъ грубо!

Большущiе раза приняли такое выраженiе, какъ если бы намеревались убить меня наповалъ своей любезностью и добротою. Владелица ихъ перешла изъ состоянiя величественно-презрительнаго спокойствiя къ улыбающейся, веселой и даже слегка игривой доверчивости. Она сообщила мне о томъ, что слышала, какое я ужасное созданiе, и хочетъ позаботиться о моемъ исправленiи, а потому проситъ заходить почаще къ ея Франку.

Фицъ-Симонъ, за котораго меня приняли, действительно, неважная птица. Онъ далеко не служитъ украшенiемъ своей родине, городу Дублину. Удостоившись получить въ чьей-то армiи капитанскiй чинъ, онъ обратился теперь въ профессiональнаго шуллера и барышника. При всемъ томъ, если бы я привелъ его домой и предложилъ г-же Фицъ-Будль накормить его обедомъ, то мне было бы прiятно, если бы эта воображаемая дама приняла съ подобающей вежливостью гостя, приведеннаго ея мужемъ и не позволяла себе его оскорблять. После того, какъ разъяснилось недоразуменiе, со мной, разумеется, обошлись съ самымъ обольстительнымъ радушiемъ, но я имелъ случай вскоре убедиться, что далеко не все старые знакомые Франка удостоивались такого сердечнаго прiема. Действительно, г-жа Берри отнеслась совершенно иначе къ другому школьному товарищу ея мужа, явившемуся тоже въ ея гостиную. Это былъ Джекъ Буттсъ, избравшiй себе профессiей живопись и торговлю картинами. Бедняга этотъ былъ приходящимъ ученикомъ въ школе, учрежденной корпорацiей мясниковъ, въ то время, какъ мы состояли тамъ своекоштными пансiонерами. Онъ тогда уже оказывалъ намъ большiя услуги, покупая для насъ въ городе и доставляя по принадлежности сосиськи, пикули и всевозможные другiе товары, которыхъ мы не могли бы себе инымъ образомъ раздобыть. Съ техъ поръ бедняга исполнялъ, повидимому, все время обязанности фактора и состоялъ теперь въ этой должности у г-жи Берри. Къ нему безпрерывно обращались съ вопросами: "Окончили вы уже, мистеръ Буттсъ, картинку въ альбомъ для леди Нашъ?" (Буттсъ представлялъ означенную картинку); "Подобрали вы для меня шелка у Делилля?" (Бутсъ подавалъ шелка, купленные имъ, безъ сомненiя, на последнюю свою пятифранковую монету). "Заходили вы къ нашему мебельщику въ улицу Сенъ-Жакъ?", "Принесли вы мне канареечнаго семени?", "Осведомились вы, скоро-ли эта противная мямля, г-жа Фише, вычиститъ мою шаль?" "Принесли вы новый комплектъ струнъ для гитары?"

Оказалось, что Буттсъ не принесъ струнъ для гитары, вследствiе чего на лице у г-жи Берри появилось тоже самое грозное выраженiе, которое я заметилъ уже на немъ передъ темъ и которое заставляло меня трепетать за участь Франка.

порученiй самаго хитраго свойства. Ты заставляешь его рисовать картинки въ альбомы знакомыхъ тебе дамъ, посылаешь его къ мебельщику, поручаешь покупать канареечное семя, шелкъ для вышиванiя и т. д., и т. д., а въ награду за все это злишься, оттого что онъ забылъ выполнить последнее твое порученiе.

-- Я вовсе и не думала злиться, Франкъ, и не имею такой привычки, хотя ты мне ее великодушно и приписываешь. Я очень, очень благодарна мистеру Буттсу за выполненiе моихъ порученiй. Что касается до картинъ, на которыя ты такъ добродушно намекаешь, Франкъ, то я считала ихъ такими пустяками, о которыхъ не стоитъ даже и говорить. Если я ошибалась, то мне доставитъ величайшее удовольствiе уплатить то, что за нихъ причитается. Я попрошу мистера Буттса представить мне счегъ!

-- Клянусь Юпитеромъ, Анжелика, ты слишкомъ уже забываешься! вскричалъ Берри, но маленькая супружеская буря, собиравшаяся уже разразиться, внезапно улеглась, такъ какъ французъ-камердинеръ Берри, распахнувъ двери настежъ, доложилъ о прибытiи лэди Нашъ и доктора Добуса, которые немедленно и вошли въ комнату.

Особа старушки Нашъ была уже описана въ общихъ чертахъ. Старушка эта резко отличается темпераментомъ отъ мрачной своей племянницы и должна быть признана самой развеселой вдовушкой, когда-либо носившею трауръ. Она состояла въ какой-то должности при Дворе, а потому разсказываетъ множество анекдотовъ про покойнаго короля Георга III и августейшихъ его дочерей. Г-жа Берри никогда не упускаетъ случая величественно обратить вниманiе посетителей на эти анекдоты. Въ молодости леди Нашъ езжала сама не разъ на королевскую охоту съ борзыми. Она заставила своего мужа записаться въ члены клуба "Правящихъ четвернею" и знала множество анекдотовъ про сэра Годфрея Вебстера, сэра Джона Лэда и другихъ стародавнихъ героевъ. Ей какъ-то довелось ссудить мелкими деньгами Дика Шеридана и она помнитъ лорда Байрона еще угрюмымъ, худощавымъ отрокомъ. Леди Нашъ утверждаетъ, что никогда не встречала более прiятнаго собеседника, чемъ Чарльзъ Фоксъ, и нисколько не стесняется сообщить, что одинъ изъ принцевъ былъ влюбленъ въ нее по уши. При всемъ томъ она утверждаетъ, что ей всего только пятьдесятъ два года, по я лично никакъ не могу уяснить себе арифметическихъ выкладокъ, путемъ которыхъ она приходитъ къ такому результату. Когда-то, въ давно минувшiя времена, прежде, чемъ у нея вытекъ глазъ, а жемчужные зубки во рту оказались закрепленными въ золотой пластинке, она была, вероятно, недурненькои женщиной. Несмотря на отсутствiе природныхъ зубовъ, леди Нашъ ежедневно предается обжорству. Впрочемъ, она и пьетъ больше чемъ бы следовало, поднося трепетной, старческой рукою рюмку мараскина къ старческимъ своимъ губамъ. На каждомъ пальце ея рукъ сверкаетъ, по меньшей мере, дюжина колецъ и каждое изъ нихъ имеетъ свою исторiю. Все это, разумеется, очень глупыя исторiи, но я лично нахожу нечто интересное даже и въ самыхъ глупыхъ семейныхъ исторiяхъ и убежденъ, что те, кто ихъ разсказываетъ, непременно люди добросердечные.

Что касается до г-жи Мечитъ, то о ней незачемъ здесь распространяться. Это компаньонка леди Нашъ, живущая у нея съ 1815 года. Милэди обращаетъ на нее нуль вниманiя, называетъ своею бедняжкой Мечитъ и считаетъ чуть-ли не полуумной. Г-жа Берри, въ свою очередь, ненавидитъ компаньонку, подозревая въ ней лицемерку, умышленно прикидывающуюся дурой, чтобы выманить себе у дяди Нашъ кругленькiй капиталецъ. Во все продолженiе обеда Анжелика не удостоила г-жу Мечитъ ни единымъ словомъ и не пригласила ее чего-нибудь покушать.

большинству военныхъ врачей, онъ, по наружности и въ разговоре, оказывается не въ примеръ воинственнее строевыхъ офицеровъ и нижнихъ чиновъ. Подобно многимъ англiйскимъ ветеранамъ, онъ считаетъ уместнымъ подражать манерамъ герцога Веллингтона. Будучи на самомъ деле самымъ мягкосердечнымъ и податливейшимъ человекомъ въ свете, онъ говоритъ отрывисто и съ разстановкой, приправляя отъ времени до времени свою речь излюбленными проклятiями великаго полководца. Кроме вышеупомянутыхъ обедали въ этотъ день у Франка: отставной капитанъ одного шотландскаго полка Гоффъ, его преподобiе Лемуель Ней, проповедникъ въ Сенъ-Жерменской англиканской церкви, маленькiй Куттлеръ и неизбежный французъ, присутствующiй на всякомъ англiйскомъ званомъ обеде на материке Европы. После несколькихъ тщетныхъ попытокъ заговорить по англiйски, такой французъ обыкновенно убеждается въ тщетности своихъ усилiй и умолкаетъ. Молодыя замужнiя дамы и главы семействъ приглашаютъ его къ себе, обыкновенно въ качестве вальсера, онъ же въ свою очередь сообщаетъ своимъ прiятелямъ въ клубе или ресторане, что покорилъ сердце очаровательной англичанки. Обращаюсь къ вамъ, семейные люди, съ советомъ никогда не пускать въ себе черезъ порогъ француза-холостяка! Думаю, что этотъ советъ самъ по себе уже вознаградитъ съ лихвою покупщика моей книги за понесенныя имъ издержки. Я вовсе не намеренъ утверждать, чтобы упомянутому французу удавалось хотя бы въ одномъ случае изъ тысячи действительно напакостить, но онъ постоянно замышляетъ учинить пакость. Французы бросаютъ на нашихъ англiйскихъ Сусаннъ святотатственные и наглые взгляды. Потрудитесь когда-нибудь прислушаться къ болтовне двухъ французовъ, которые, ухмыляясь другъ другу, фланируютъ по асфальту своихъ бульваровъ въ лакированныхъ сапожкахъ, фальшивыхъ прическахъ, нафабренныхъ усахъ и рубашкахъ съ отложными воротничками. Эти господчики, затянутые въ корсеты и замечательно ловко ворочающiе глазами, позволяютъ себе разсказывать, чортъ-знаетъ, что такое, про добродушную, наивную, тщеславную, глупенькую уроженку Бекерской улицы, разбираютъ ее по косточкамъ, показываютъ ея письма и делаютъ при этомъ намеки... Нетъ, я положительно не могу равнодушно думать обо всемъ этомъ, точно также, какъ не могу слышать объ англичанке, вышедшей замужъ за француза, безъ того, чтобы меня не охватило чувство состраданiя къ ней и стыда за нее {Каждый, кому случалось жить за границей, разумеется, можетъ указать штукъ двадцать блестящихъ исключенiй изъ вышеозначеннаго общаго правила. Бываютъ смешанные браки, въ которыхъ французъ фактически делаетъ честь англичанке, предлагая ей свою руку и сердце. Следуетъ, однако, принять во вниманiе, что во Францiи женитьба имеетъ въ большинстве случаевъ характеръ погони за приданымъ. Объ уваженiи французовъ къ святости брака желающiе могутъ составить себе понятiе хотя бы, напримеръ, на основанiи французскихъ романовъ.}!

Вернемся, однако, къ гостямъ. Его преподобiе Лемуель Ней принадлежитъ къ числу джентльменовъ, которыхъ замужнiя дамы любятъ приглашать на свои чаепитiя. Онъ спускаетъ себе локонъ волосъ на лобъ и опрыскиваетъ носовой свой платокъ самыми изысканными благоуханiями. Онъ повязываетъ съ неподражаемымъ искусствомъ свой белый галстухъ, который не снимаетъ съ себя, повидимому, даже и ночью. Его преподобiе приноситъ съ собою всегда флейту, на которой, разумеется, предпочитаетъ играть что-нибудь изъ Генделя, но можетъ также исполнить, при случае, несколько сантиментальныхъ, или даже веселенькихъ модныхъ романсовъ. Онъ не танцуетъ, но очевидно считаетъ это большимъ для себя лишенiемъ. Галоши свои онъ оставляетъ въ сеняхъ, но въ сущности неизвестно чего ради ихъ носитъ, такъ какъ даже и въ самую грязную погоду у него на ногахъ никогда нельзя заметить пятнышка. Ней воспитывался въ Сентъ-Джонской коллегiи Кэмбриджскаго университета и въ теченiе одного или двухъ семестровъ позволялъ себе тамъ кутить, какъ и самъ въ этомъ сознается. Короче сказать, его преподобiе преисполненъ млекомъ и водицей пастырскаго благодушiя, достопочтенное же его семейство обитаетъ близъ Гакнея.

Что касается до Гоффа, то онъ обладаетъ большимъ сiяющимъ лысымъ лбомъ и громадными щетинистыми красно-рыжими бакенбардами, носитъ белыя замшевыя перчатки, здорово пьетъ, любитъ сыграть робберъ въ вистъ и разсказать после обеда исторiю, начинающуюся словами: "Вы, разумеется, помните, доктора Санди Макъ Леллона, прибывшаго къ нашему полку въ Вестъ-Индiи? Такъ видите-ли, сударь, и т. д.". Кроме того, въ числе обедающихъ былъ и маленькiй Куттлеръ.

Быть можетъ, не всемъ читателямъ удалось это заметить, но люди, хорошо знакомые съ нравами и обычаями пишущей братiи, давно уже, надо полагать, догадались, что если бы за обедомъ у Франка Берри случилось что-нибудь особенно интересное, то авторъ счелъ бы долгомъ упомянуть такой казусъ страницами двумя раньше и не заставилъ бы почтеннейшую публику такъ долго смотреть на сервировку и украшенiе обеденнаго стола.

Надо сознаться, однако, что за обедомъ и къ самомъ деле не произошло ничего существеннаго, если не принять въ разсчетъ того факта, что я имелъ случай наблюдать за Анжеликой Берри и такимъ образомъ ознакомиться съ многоразличными сторонами ея характера. Несмотря на величайшую любезность, съ которой относилась ко мне хозяйка дома, я, къ сожаленiю, вынужденъ былъ составить объ этой прелестной даме самое неблагопрiятное впечатленiе. Если говорить всю правду, то мне было бы гораздо прiятнее съ ея стороны вежливое обращенiе съ г-жею Мечитъ, чемъ слишкомъ уже подслащенная любезность съ вашимъ покорнейшимъ слугою. Она утверждала, будто не ведаетъ, что именно подадутъ намъ къ обеду. При такихъ обстоятельствахъ съ ея стороны было бы гораздо естественнее не хмуриться, не кусать себе губъ и не жестикулировать такимъ отчаяннымъ образомъ каждый разъ, когда французъ-лакей, мосье Анатоль, незнакомый съ нравами и обычаями англiйскихъ обеденныхъ столовъ, ставилъ какое-нибудь блюдо не тамъ, где бы следовало. Вместе съ темъ она позволяла себе делать въ разговоре несметное множество намековъ на Будль-Голль, а между темъ нетъ ничего безтактнее какъ наводить человека на разговоръ о замкахъ и владенiяхъ старшаго его брата. Ко мне обращались также со множествомъ вопросовъ о вдовствующей леди Фицъ и шотландскихъ ея родственникахъ Плундуффахъ, съ которыми леди Нашъ была знакома, такъ какъ виделась съ ними при Дворе и у лорда Мельвилля. Понятно, что она могла видеть тамъ не только Плундуффовъ, но и многiя тысячи другихъ шотландцевъ. Не понимаю только, какое могло быть мне до этого дело? Я ведь ни чуточки не интересуюсь вдовствующею леди Фицъ-Будль. "Когда будете писать ея сiятельству, сообщите, что виделись съ ея старой прiятельницей", - сказала заискивающимъ тономъ г-жа Берри, и я совершенно искренно далъ требуемое обещанiе, зная, что если бы почтовое ведомство вздумало даже платить за каждое письмо, опускаемое въ его ящикъ, то и въ такомъ случае меня не подкупили бы никакими деньгами написать хоть строчку этой вдовствующей леди.

наблюдательностью, чтобы убедиться въ такомъ очевидномъ факте, какъ рабское подчиненiе Франка своей Анжелике.

Подчиненiе это не было, впрочемъ, еще надлежаще упроченнымъ. Рабъ позволялъ себе иногда попытки возмущенiя и сердито потрясалъ отъ времени до времени своими цепями. Объ этомъ свидетельствовала уже маленькая предобеденная стычка. Также и за обедомъ мой прiятель позволилъ себе разъ или два резко возражать жене. Желая по возможности загладить ея невниманiе къ Джеку и г-же Мечитъ, онъ особенно ухаживалъ за ними обоими,--старался ихъ угощать и постоянно подчивалъ шампанскимъ, но самъ остерегался пить, такъ какъ очаровательная супруга все время не спускала съ него глазъ.

Къ концу дессерта, хозяйка, дувшаяся за обедомъ на мужа, внезапно стала до чрезвычайности любезной съ своимъ супругомъ и властелиномъ. Вследъ затемъ она ласковымъ заискивающимъ тономъ осведомилась у меня, не считаю-ли я заслуживающимъ подражанiя французскiй обычай, въ силу котораго мужчины должны вставать изъ-за стола одновременно съ дамами?

-- Клянусь честью, сударыня, - возразилъ я, - обычай этотъ кажется мне изъ рукъ вонъ негоднымъ.

-- Я держусь того же мненiя, - объявилъ Куттлеръ.

-- Правда, душечка, я делаю это, когда мы обедаемъ одни, но ведь теперь у насъ за столомъ, слава Богу, собралось маленькое общество! - заметилъ покрасневъ Берри и затемъ разсмеявшись добавилъ: - Анатоль, бордоскаго!

-- Я убежденъ, что на обедахъ въ Карльтонъ-гоузе кавалеры всегда оставались сидеть за столомъ по уходе дамъ. Такъ ведь, леди Нашъ? - осведомился Добусъ, который былъ тоже не прочь отъ стакана хорошаго винца.

-- Само собою разумеется, - подтвердила миледи, весело кивнувъ ему головою.

"Макъ, если ты хочешь привести себя только въ веселое настроенiе духа, то не советую тебе сидеть, после ухода дамъ, более двухъ часовъ за столомъ. Если же хочешь напиться, то не зачемъ было обедать дома. Ты могъ оборудовать это и въ офицерской столовой!" Какъ видите, сударыня, г-жа Макъ-Уиртеръ все-таки находила уместнымъ разрешать мужу двухчасовой отпускъ! Ха, ха, ха! Мистеръ Ней, потрудитесь передать мне оливки!

Большинство, очевидно, было на нашей стороне, но, не смотря на это, Анжелика Берри, въ качестве упрямой и злой бабы, решилась наделать намъ возможно больше непрiятностей, а потому начала собирать голоса. Бедняга Джекъ, разумеется, сгрусилъ и подалъ голосъ, какъ ей было желательно. Пасторъ Ней объявилъ, скрепя сердце, что чашка чая, приправленная некоторымъ количествомъ музыки, для него прiятнее бордоскаго вина. Что касается до француза, то на вопросъ г-жи Берри: "А вы, какого мненiя, г-нъ виконтъ?" г-нъ де-Благеваль въ продолженiе целыхъ двухъ часовъ впервые прервалъ молчанiе и спросилъ:

-- Вы что-то говорите? Вы, кажется, говорите со мною?

-- После обеда любите вы ходить съ дамами? - переспросила на ломанномъ французскомъ языке хозяйка.

-- Какъ съ дамами?

-- Ахъ, сударыня, разве можно задавать такiе вопросы? - воскликнулъ тщедушный виконтъ, мгновенно вскакивая со стула и съ театральнымъ жестомъ, протягивая руку г-же Берри.

Анжелика, взявъ его за руку, вышла изъ столовой. Престарелая леди Нашъ, подъ руку съ пасторомъ Неемъ, двинулась следомъ за племянницей, изумляясь новымъ обычаямъ, которые были совсемъ не въ моде въ царствованiе Георга III.

Г-жа Берри, удаляясь, бросила торжествующiй взглядъ на своего супруга. Франку въ свою очередь была, очевидно, непрiятна измена трехъ восьмыхъ всего наличнаго состава мужчинъ, обедавшихъ за его столомъ.

Представьте себе, однако, наше изумленiе и восхищенiе, когда минуту спустя они все трое вернулись. Французъ казался до чрезвычайности изумленнымъ, пасторъ же и живописецъ имели несколько сконфуженный видъ. Дело въ томъ, что старая прямодушная леди Нашъ никогда еще въ жизни не бывала до техъ поръ въ Париже и вовсе не была расположена жертвовать часочкомъ послеобеденнаго спокойствiя и дремоты ради какихъ-то французскихъ нелепыхъ обычаевъ. Обратившись къ г-же Берри, она сказала ей безъ всякихъ обиняковъ:

Анжелика, разсчитывавшая получить после тетки наследство, поспешила исполнить ея желанiе, после чего старушка опустилась въ кресло и немедленно же уснула. Выражаясь точнее, она уснула тотчасъ же, какъ только умолкли возгласы, вызванные возвращенiемъ трехъ упомянутыхъ кавалеровъ въ столовую.

Темъ временемъ я имелъ съ маленькимъ Куттлеромъ конфиденцiальный разговоръ о характере г-жи Берри.

-- Она сущая ведьма, - шепнулъ онъ мне на ухо, - и властолюбива, какъ чортъ! Берри пробуетъ иной разъ защищаться и мне случалось видеть, какъ онъ въ продолженiе целой недели настаивалъ на своемъ. Когда ему удается выпить надлежащую порцiю вина, это придаетъ ему бодрости, и онъ становится после обеда не только собственнымъ своимъ господиномъ, но и властелиномъ жены. Поэтому-то Анжелика никогда и не позволяетъ ему пить.

Не знаю, была-ли это съ нашей стороны порочная, или, напротивъ того, добродетельная и честная мысль, но только у насъ обоихъ одновременно возникло намеренiе освободить Франка Берри изъ цепей рабства. Дамы, безъ сомненiя, постановятъ намъ приговоръ, сообразный съ ихъ кроткой, всепрощающей натурою, ноия знаю напередъ, какъ отнесутся къ этому намеренiю мужчины, достойные такого имени, и совершенно довольствуюсь ихъ жизнерадостнымъ одобренiемъ.

еще множество бутылокъ бордоскаго, - принудили француза пить, а беднягу Нея привели вскоре въ такое возбужденное состоянiе, что онъ изъявилъ желанiе спеть намъ песенку, которую слышалъ когда-то въ Кембридже на очень веселомъ ужине и которая начиналась такъ:

Можете представить себе выраженiе лица прелестной Анжелики, когда, встревоженная этимъ вакхическимъ припевомъ, она отворила двери и убедилась что означенный припевъ исходитъ изъ устъ его преподобiя Лемуеля Нея!

-- Это ты, милочка! - воскликнулъ Берри, чувствуя себя теперь мужественнее любого Петруччiо. - Войди-ка сюда; возьми себе стулъ и послушай песенку Нея!

-- Леди Нашъ уснула, Франкъ! - возразила ему жена.

-- Темъ лучше, милочка! Тебе теперь нечего делать въ гостиной! Джекъ, сделай милость, налей г-же Берри стаканъ вина!

-- Пожалуйста не безпокойся обо мне, голубушка, я не сплю и очень люблю веселыя песни! - крикнула изъ гостиной леди Нашъ. - Пойте себе на здоровье, джентльмены!

Въ виду такого поощренiя мы принялись петь хоромъ, а г-жа Берри вынуждена была со стыдомъ удалиться въ гостиную. Она заперла за собою двери, лишивъ такимъ образомъ свою тетку удовольствiя слушать наши песни.

Франкъ Берри, къ тому времени, дошелъ до состоянiя сообщительности, въ какое третья бутылка всегда приводитъ хорошо уравновешенный умъ. Онъ чистосердечно сознался передъ Куттлеромъ и мною въ обидахъ и стесненiяхъ, которыя навлекла на него брачная жизнь. Ему не разрешалось обедать вне дома и редко лишь дозволялось приглашать къ себе на обедъ прiятелей, зато строжайше воспрещалось курить не только дома, а даже и въ конюшне. По утрамъ жена таскала его изъ одного магазина въ другой, а по вечерамъ его ожидало нескончаемое чаепитiе и чтенiе жене вслухъ глупейшихъ сантиментальныхъ поэмъ, или душеспасительныхъ посланiй какого-нибудь миссiонера. Жена пичкала его лекарствами каждый разъ, когда ей казалось, будто онъ немного бледнее обыкновеннаго. Но возвращенiи съ прогулки его заставляли всегда надевать на себя чистые чулки и сапоги.

-- Мало этого, - воскликнулъ онъ, разстегивая жилетъ и потрясая кулакомъ по направленiю къ доктору Добусу, - потрудитесь взглянуть, что сделали со мною Анжелика и проклятый Добусъ!

Вся наша компанiя подняла страшный хохотъ и ревъ. Добусъ хохоталъ и ревелъ нисколько не тише другихъ, но вместе съ темъ утверждалъ, что душой и теломъ неповиненъ въ дегтярномъ пластыре. Означенный пластырь былъ любимымъ домашнимъ средствомъ покойнаго придворнаго аптекаря сэра Джоржа Катакомба и заботливая Анжелика собственноручно приготовила его для своего муженька.

Когда Анатоль явился съ кофеемъ, Франкъ Берри чувствовалъ себя уже въ такомъ кураже, что послалъ его къ чорту съ такимъ глупымъ напиткомъ. Намъ пришлось увидеть леди Нашъ только мелькомъ, да и то поздно вечеромъ, когда она, окутанная до самаго кончика носа, прошла сквозь столовую, чтобы усесться въ свою карету, въ которой обещала доставить въ Парижъ также доктора Добуса и достопочтеннаго пастора.

-- Будь мужчиной, Франкъ, - сказала она, - и неподдавайся бабе! (Добросердечная старая леди очевидно принимала сторону своего племянника въ распре его съ женой). А вы, г-нъ Фицъ-Будль, пожалуйста навещайте его почаще. Вы славный малый! Верьте слову одноглазой старухи Кадлипашъ! Хотите, я отвезу васъ въ Парижъ?

Милая добрая Анжелика передала тетке все, что я говорилъ, до последняго слова.

Я объявилъ поэтому, что разсчитываю ночевать въ Версали, но что если она подвезетъ Джека Бутинса, то окажетъ ему этимъ большое одолженiе. Старушка Нашъ благосклонно отнеслась къ моему предложенiю и, обратившись къ Джеку, сказала ему величественнымъ тономъ:

-- Эй вы, какъ бишь васъ! Садитесь съ Джономъ на козла!

Джекъ смиренно взобрался на козла. Докторъ крикнулъ намъ:

-- Помните про четвергъ, - воскликнулъ пасторъ. - У насъ составится прекраснейшая холостая компанiя!

Вследъ затемъ лошади тронули съ места крупной рысью и карета леди Нашъ быстро исчезла во мраке Старой Парижской аллеи.

Я и забылъ сказать, что французъ-виконтъ давно уже чувствовалъ себя до крайности нездоровымъ. Воспоминанiя о четверге и субботе, вызванныя Добусомъ и Неемъ, были, сказать по правде, результатами интригъ, къ которымъ мы въ качестве заговорщиковъ сочли себя вправе прибегнуть. Пользуясь бодрымъ жизнерадостнымъ настроенiемъ духа, въ которое пришелъ Франкъ, мы заставили его обещать, что онъ перебываетъ у насъ всехъ по очереди на холостыхъ пирушкахъ, - у всехъ, за исключенiемъ капитана Гоффа, вспомнившаго, что онъ въ теченiе следующихъ трехъ недель ангажированъ каждый день. Онъ действительно былъ ангажированъ на тридцатикопеечные обеды въ кухмистерской, которую этотъ храбрый офицеръ посещаетъ каждый разъ, когда его не пригласятъ куда-нибудь на обедъ.

Мы съ Куттлеромъ оставались последними на поле брани и высказывались въ свою очередь за уместность отправиться по домамъ, но Берри, еще сильнее возбужденный прощальною сценою на чистомъ воздухе, настоялъ на томъ, чтобы вернуться къ нему и отъужинать съ нимъ вместе.

-- Что съ тобой, милочка? Не торопись пожалуйста! - вскричалъ Берри. - Обожди маленько, мы еще не кончили...

-- Неужели еще не кончили, мистеръ Берри? - простонала она глухимъ замогильнымъ голосомъ.

-- Нетъ, мистриссъ Берри, еще не кончили: мы собираемся еще поужинать. Такъ ведь, Джоржъ?

-- Ужь не пора-ли идти домой? - заметилъ Фицъ-Будль (который, сказать между нами, началъ не на шутку трусить).

-- Доброй ночи, душечка! - объявилъ ей дерзновенный Франкъ. - Анатоль, прикажи кухарке зажарить цыпленка и подай намъ еще вина!

Если бы супружеская чета осталась въ эту минуту одна, или если бы Куттлеръ не состоялъ въ должности атташе при посольстве, передъ которымъ Анжелика не хотела себя компрометировать, то я уверенъ, что она тутъ же на месте упала бы въ обморокъ. Все мужество Франка пало бы бездыханнымъ рядомъ съ безжизненнымъ теломъ его супруги. Теперь же она довольствовалась темъ, что бросила на насъ страдальческiй взглядъ невинной мученицы и ушла изъ комнаты. Сидя за ужиномъ, въ которомъ на самомъ деле ни мало не нуждались, мы имели удовольствiе слушать, какъ она пела въ соседней комнате священные гимны. Она пела ихъ, какъ говорится, съ чувствомъ, толкомъ и разстановкой, показывая, что не спитъ и находитъ въ религiи утешенiе для своихъ душевныхъ страданiй.

Это мелодичное пенiе, нельзя сказать, чтобы действовало особенно ободряющимъ образомъ на насъ съ Куттлеромъ, а въ особенности на нашего общаго прiятеля Жоржа. Цыплята казались намъ совершенно безвкусными, шампанское въ бокалахъ искрилось словно не такъ, какъ бы следовало, и не приводило насъ въ жизнерадостное настроенiе. Дело въ томъ, что мы съ Куттлеромъ чувствовали себя оцепеневшими отъ ужаса. Мы поспешили поэтому схватиться за шляпы и, закуривъ въ сеняхъ сигары, быстрыми шагами прошли черезъ маленькую зеленую лужайку, на которой купидоны и нимфы прислушивались въ журчанiю фонтана.

-- Будь я проклятъ, если тоже не выкурю сигару! - вскричалъ Берри, устремившись вследъ за нами.

Проведя съ нами часика два, онъ вернулся домой въ наилучшемъ настроенiи духа, обязавшись честнымъ словомъ отобедать у насъ завтра. Мы проводили его до калитки. Онъ всунулъ громадный свой ключъ въ замокъ и отперъ его, но калитка все-таки не отворялась. Оказалось, что она была заперта извнутри на задвижку. Франкъ принялся тогда бешено звонить и стучать, громко вызывая неуча Анатоля и оглашая воздухъ проклятiями по адресу лакея на французскомъ и англiйскомъ языкахъ.

Ему пришлось долго звонить, прежде чемъ сквозь щель парадныхъ дверей показалась полоска света. Двери отворились, и на крыльцо вышла съ лампою въ руке высокая, стройная фигура женщины, закутанная съ ногъ до головы въ белое.

Это была Анжелика Берри. При виде ея мы съ Куттлеромъ обратились въ бегство и улепетывали такъ поспешно, какъ только могли упосить насъ ноги.

Мы отбежали уже съ полверсты, когда, оглянувшись назадъ, увидели, что калитка, наконецъ, закрылась и маленькiй павильонъ въ Парижской аллее погрузился снова въ ночной мракъ.

На другой день мы съ Куттлеромъ играли на биллiарде, и мой партнеръ, выглянувъ въ окно, увиделъ г-жу Берри, проезжавшую мимо въ коляске. Партiя затянулась довольно долго, но какъ только она закончилась, я решился зайти и навести справки о злополучномъ моемъ прiятеле. Добравшись до павильона, я нашелъ тамъ, какъ это обыкновенно водится во Францiи, все двери отпертыми, а потому вошелъ безъ доклада и увиделъ следующую сцену:

Она играла на фортепiано, а онъ аккомпанировалъ ей на флейте. Целое утро она не говорила съ нимъ ни слова и уехала кататься, но вернулась черезъ какихъ-нибудь полчаса. Увидевъ Куттлера сквозь открытое окно биллiардной, она заподозрила, что мы воспользуемся ея отсутствiемъ, а потому приказала кучеру немедленно ехать домой, бросилась рыдая въ объятiя Франка, и объявила, что не смогла выдержать характера и что ссора съ нимъ выше ея силъ. Несколько времени она сидела, рыдая, у него на коленяхъ, а затемъ забыла все нанесенныя ей обиды и простила ему все!

Подумаешь, какой въ самомъ деле ангелъ! Я встретилъ всего лишь вчера беднягу Франка въ Бондстрите, но онъ торопливо перешелъ на другую сторону улицы. Онъ ходитъ теперь въ галошахъ, страшно потолстелъ и побледнелъ, сбрилъ себе усы и взаменъ таковыхъ носитъ респираторъ. Франкъ вышелъ изъ всехъ клубовъ, въ которыхъ состоялъ прежде членомъ, и влачитъ скучную свою жизнь въ Бекерской улице. Вы, милостивейшiя государыни, вероятно, найдете, что онъ поступаетъ какъ должно. Какое вамъ дело до того, во что обходится вашимъ жертвамъ адское подчиненiе, котораго вы отъ нихъ требуете, если только вы сами чувствуете себя довольными сознанiемъ своего могущества?