Приключения Филиппа в его странствованиях по свету.
Глава XXIII. В которой мы еще бродим около Элисейских полей

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Приключения Филиппа в его странствованиях по свету. Глава XXIII. В которой мы еще бродим около Элисейских полей (старая орфография)

Глава XXIII

В КОТОРОЙ МЫ ЕЩЕ БРОДИМ ОКОЛО ЭЛИСЕЙСКИХ ПОЛЕЙ

Биограф друга моего мистера Филиппа Фирмина, не стал я ничего смягчать и, я надеюсь ничего не представил злоумышленно. Если у Филиппа были дыры на сапогах, я и писал, что у него дыры на сапогах; если у него борода рыжая, она и представлена рыжей в этой истории; я мог бы разрисовать её великолепным каштановым оттенком. С скромными людьми он всегда бывал кротов и нежен; но я должен признаться, что вообще в обществе он не всегда был приятным собеседником. Он часто бывал надменен и дерзок; он терпеть не мог ни длинных рассказов, ни пошлостей. Гарнизонные анекдоты мистрисс Бэйнис очень нетерпеливо выслушивались мистером Филиппом, хотя Шарлотта кротко увещевала его, говоря:

- Дайте же мама до конца рассказать свою историю, не отвёртывайтесь, не заговаривайте о другом, не говорите ей, что вы слышали прежде эту историю, грубиян! Если она недовольна вами, она сердится на меня и я должна страдать, когда вы уйдёте.

Шарлотта не говорила до какой степени она страдала без Филиппа, как постоянно её мать бранила его, какую грустную жизнь, вследствие своей привязанности к нему, должна была вести молодая девушка; и я боюсь, что неуклюжий Филипп, в своей эгоистической беззаботности, не очень принимал во внимание страдания, какие его поведение причиняло девушке. Видите, я признаюсь, что он был виноват с своей стороны; его, впрочем, можно бы извинить в некоторой степени, оттого что генеральша Бэйнис была гораздо более виновата перед ним. Она не любила бы Филиппа всегда; а не-уже-ли вы думаете, что она могла полюбить Филиппа за то, что была обязана ему? Любите ли вы вашего кредитора за то, что вы должны ему более, чем вы в состоянии ему заплатить? Если бы я никогда не платил моему портному, находился ли бы я с ним в хороших отношениях? Мне не правились бы ни его сукно, ни его покрой, и наверно я находил бы счоты его непомерными, хотя не платил по нам. Одолжения очень неудобоваримы; они тяжелы для очень гордых желудков.

Из экономии Бэйнисы не имели гостиной у баронессы С*, потому что нельзя же было назвать гостиной эту комнату во втором этаже, в которой стояло две кровати и в которой младшие Бэйнисы учились на фортепиано у бедной Шарлотты. Филипп должен был ухаживать за своей возлюбленной на глазах всего семейства; это было бы ужасно и почти невозможо, если бы наши друзья не прогуливались иногда в Элисейских Полях. Я не намерен секретничать относительно того, что они, наконец, обвенчались и были счастливы. Я презираю хитрости. В то время, когда была мода писать романы в три тома, не глядели ли вы всегда за конец: будут ли счастливы Луиза или граф (а может быть и молодой пастор)? Если они умрут или будут иметь какие-нибудь огорчения другого рода. Я положил бы книгу в сторону. Но эта чета обвенчалась и, надеюсь, была счастлива. До свадьбы и после, однако, они имели большие горести и неприятности. Они обвенчались? Разумеется. Не-уже-ли, вы думаете, я допустил бы Шарлотту встречаться с Филиппом в Элисейских Полях, если бы они не должны была обвенчаться потом? Они гуляли вместе, и раз, когда шли рука об руку по Элисейским Полямь, с маленьким братом Шарлотты, разумеется, кого вы думаете увидали они в щегольской коляске? молодого Туисдена и мистера и мистрисс Ульком, которым Филипп снял свою шляпу с низким поклоном, и потом громко захохотал. Ульком верно это слышал, а мистрисс Ульком слегка покраснела, что, без сомнения, еще увеличило красоту этой изящной лэди. Я не секретничаю на счот моих действующих лиц и высказываю моё мнение о них совершенно свободно. Говорят, что Ульком был ревнив, скуп, жесток, что жена его вела печальную жизнь - ну так что жь? Мне право всё равно.

- Это нищий Фирмин! закричал смуглый новобрачный, кусая своя усы.

- Безстдный и дерзкий негодяй, сказал младший Туисден.

- Не лучше ли остановить коляску и разругать его перед ним, а не при мне? томно сказала мистрисс Ульком, откидываясь на подушки.

- Ну, чорт тебя возьми! Vite! закричали джентльмэны в коляске кучеру.

- Я воображаю, как вам не хочется его видеть, продолжала мистрисс Ульком. - У него характер горячий и я не хотела бы, чтобы вы поссорились.

Ульком опять разругал кучера и счастливая чета, как говорится, покатилась в Булонский лес.

- Чему вы так смеётесь? спросила Шарлотта нежно, идя возле своего возлюбленного.

- Потому что я так счастлив! отвечал Филипп, прижимая к своему сердцу маленькую ручку, которая лежала на его руке.

И он думает о той женщине, которая проехала в коляске, а потом взглядывает в чистое личико кроткой девушки, которая идёт рядом с ним, и неизмеримое чувство признательности наполняет грудь молодого человека - признательности за избавление от опасности, которой он подвергается, и за чудную награду, доставшуюся ему.

Но не все прогулки мистера Филиппа были так приятны, как эта, и мы приступаем теперь к истории мокрых, скользких дорог, дурной, зимней погоды. Я могу вам обещать только, что эта мрачная часть в рассказе будет не продолжительна. Вы признаетесь, что вы скоро покончили с любовью, которую я считаю самым лёгким делом для романистов. Когда идут восторженные сцены между героем и героиней, писатель, знающий своё дело, может думать о чом-нибудь другом: о следующей главе или о том, что у него будет за обедом, или о чом вы хотите; следовательно, если мы быстро прошли восторги и радости любви, то и о горестях нечего распространяться. Если наши молодые люди должны страдать, пусть их огорчения скорее пройдут. Пожалуйста сядьте на это кресло, мисс Бэйнис, а вы, мистер Фирмин, на это. Позвольте мне посмотреть, откройте ваш рот и - вот уже и кончено! Немножко одеколона с водою. А теперь, мистер Фирмин, вы - какой огромный! Две гинеи. Благодарю доброе утро. Пожалуйте ко мне раз в год.

И я не намерен заниматься неприятными делами более чем сострадательный и проворный оператор, которому я осмелился уподобить себя. Если у моей хорошенькой Шарлотты надо выдернуть зуб, он будет выдернут чрезвычайно осторожно. Что касается до рыжебородой челюсти Филиппа, я не прочь, чтобы Филипп немножко разревелся. Однако эти раны остаются на всю жизнь. Мы все страдали, весьма вероятно, что вы, моя милая юная мисс, или мой милый юноша, читающие эту скромную страницу, будете также страдать в своё время. Вы не умрёте от операции, но она мучительна, и много лет спустя, когда рана разболится, печальная трагедия опять разыграется.

Филипп любил, чтобы его возлюбленная выезжала, танцовала смеялась, возбуждала восторг, была счастлива. Она невинно рассказывала ему о своих балах, вечерах, удовольствиях, кавалерах. В первый сезон выезда ничто не ускользает от девушки. Не слыхали ли вы как оне рассказывают о нарядах матушек, о комплиментах молодых людей, о поведении девушек и мало ли еще о чем!

Шарлотта болтала обо всём Филиппу, а Филипп хохотал во всё горло. Как мог человек недавно разорившийся, человек, только-что обманувшийся в ожидании на счот получения наследства от своего родственника-графа, человек, у которого сапоги в таком плачевном состоянии, как мог он так смеяться и быть так весел? Как смеет такой дерзкий нищий, как Рингуд Туисден, назвал своего кузена, быть счастливым! Дело в том, но этот смех, как пощёчина, заставил щоки этих трёх Туисденов покраснеть. Весёлость Филиппа прогоняла тучи с нежного личика Шарлотты. Сомнения, заставлявшия биться её сердце, исчезали. Шарлотта лицемерила, что случается иногда со всеми добрыми женщинами. У ней были огорчения, она скрывала их от Филиппа. Её сомнения и опасения исчезали, когда она глядела в его честные голубые глаза. Она не говорила ему о тех мучительных ночах, когда её глаза бывали заплаканы и безсонны. Старуха в белой кофте, в ночном чепчике приходила по ночам в её кровати и своим угрюмым голосом лаяла против Филиппа. Костлявый палец этой старухи указывал на все недостатки Филиппа. Она вздёргивала нос, говоря о трубке бедного молодого человека, его трубке, его собеседнице и утешительнице, когда его возлюбленной не было с ним. Старуха разсуждала о вчерашних кавалерах, об очевидном внимании мущин, о вежливости их и благородном обращении.

А когда кончалась ночная битва и мать Шарлотты оставляли в покое бедную девушку, иногда баронесса С*, сидевшая за своими книгами и счотами и не спавшая от своих собственных забот, прокрадывалась к Шарлотте утешать её и приносила ей какую-нибудь тизану превосходную для нервов, и говорила с нею о…о том, что Шарлотта любила слушать более всего. И хотя С* бывала вежлива к мистриссь Бэйнис утром, как ей предписывал долг, она признавалась, что часто чувствовала желание задушить генеральшу за её поведение с этим ангельчиком, её дочерью; и всё только потому, что от мосьё Филиппа пахнет трубкой.

знаете, что я сделала бы на вашем месте? Французу я этого не сказала бы - это разумеется само собой - но в Англии иначе делаются эти вещи. У меня нет денег, но у меня есть кашмировая шаль. Возьмите её; и будь я на вашем месте, я сделала бы маленькую поездку в Гретна-Грин.

Теперь, если вам угодно, мы оставим Элисейския Поля, проберёмся в предместье Сент-Онарэ и войдём в ворота дома занимаемого английским посольством прямо, в канцелярию. Там мы найдём мистера Моткома, мистера Лаундиса, мистера Гакина и нашего приятеля Уальсингэма Рели, сидящих за своими стаканами среди значительных клубов дыма. Верхом на своём стуле, как на лошади, сидит юный ирландец О'Рурк. Некоторые из этих джентльмэнов списывают крупным почерком депеши на почтовой бумаге. Но работа, кажется, не весьма спешная, разговор продолжается.

- Кто давал? спрашивает Мотком.

- Разумеется, мулат. Мы не можем тягаться с таким туго набитым кошельком. Посмотрели бы вы, как он гримасничал, когда подали счот. Тридцать франков за бутылку рейнвейна. Он почти пожелтел, когда прочол итог. Он рано отослал жену. Как долго эта девушка таскалась по Лондону и, как подумаешь, что она подцепила милионера наконец! Отелло страшно скуп и дьявольски ревнует свою нему.

- Как зовут этого маленького человечка, который там напился и начал плакать о старике Рингуде?

- Туисден, брат жены. Разве вы не знаете обманщика Туисдена, отца? Юноша еще неприятнее родителя.

- Преотвратительная скотина! Непременно хотел ехать в Ламоаньону, где были танцы и ласнкнэ. Зачем вы не были, Гели?

Мистер Гели. - Я терпеть этого не могу. Эти размазанные старые актрисы противны мне. Какая мне польза выигрывать деньги у Моткома, у которого их нет? Не-уже-ли, вы думаете, мне приятно танцовать с старой Кародаль? Она напоминает мне мою бабушку, только она старше. Я удивляюсь, как вы можете там бывать!

О'Руркь. - Там была Серизетта. Вот ужь вы не видали никогда…

Мистер Гели. - Шарлотта, Шарлотта, о!..

Мистер Лаундис. - Это та девушка, которую он встречает на вечерах, где он бывает для того, чтобы им восхищались.

Мистер Гели. - Лучше пить чай, чем так, как вы, туманить свою голову плохим шампанским. Лучше смотреть, слушать, видеть и танцовать с скромною девушкой, чем таскаться по тавернам с нарумяненными старыми ведьмами, как эта Серизетта, у которой лицо как печоное яблоко. О! Шарлотта! Шарлотта!..

Мистер Лаундис. - Гели бредит этой девушкой, у которой такая противная мать в жолтом платье и старик отец - добрый, старый воин в поношеном старом сюртуке - которая была на прошлом бале?

Мистер Мотком. - Гели точно также с ума сходил от датчанки. Знаете, Гели, вы сочинили для нея столько стихов и писали домой к матери, просила у ней позволения жениться!

- Я думаю, что он довольно велик, чтобы жениться одному без позволения - только за него никто нейдёт, потому что он такой безобразный.

Мистер Гели. - Очень хорошо, О'Рурк. Очень мило и хорошо. Вы забавляете общество анекдотами. Угодно вам продолжат?

Голос за дверьми. - Доложите: мосьё Рингуд Туисден, силь-ву-пле!

Слуга. - Мосьё Туисден.

Мистер Туисден. - Мистер Лаундис, как вы поживаете?

Мистер Гели. - Лаундис необыкновенно блистателен сегодня.

Мистер Туисден. - Не утомился после вчерашняго? А вы курите? Благодарю. Я курю редко; но если вы там добры - как необыкновенно хороша мадам Серизетта! Этот табак немножко крепок, а я немножко разстроен сегодня, Кстати, кто этот Бутцов, который играл с нами в ланскнэ? Он из лифляндских или гессенских Бутцовов. Я помню, что я встречал князя Бутцова у дяди моей матери, лорда Рингуда. Вы его знали?

Мистер Лаундис. - Обедал с ним три месяца тому назад у Trois Frères.

Мистер Туисден. - А бывали в Уипгэме? Я воспитывался там. Говорили, что я буду его наследником. Он очень меня любил. Он был мой крёстный отец. Уипгэм, мистер Лаундис, лучшее место в Англии, кроме Частуорта и тому подобного. Его выстроил мой дед - то-есть я хочу сказать, мой прадед, потому что я ведь из Рингудской фамилии. Мать моя была родной племянницей лорда Рингуда. Мой дед был его родным братом, а я…

Мистер Лаундис. - Благодарю, я теперь вижу.

Мистер Туисден. … я её брошу. Я говорил, что в Уипгэме, где я был воспитан, нас бывало за обедом сорок человек.

Мистер Лаунидис. - И обеды были хорошие?

Мистер Туисден. - Французский повар, два помощника, три поварёнка, кроме судомоек и разных разностей.

Мистер Лаундис. - Как здоровье мистрисс Ульком сегодня? Славным обедом угостил нас вчера Ульком!

Мистер Туисден. - У него много денег, много. Я надеюсь Лаундис, когда вы приедете в Лондон - как только приедете, помните - я угощу вас старым портвейном…

Мистер Гели. - Не-уже-ли никто не выгонит эту скотину?

Слуга. - Monsieur Chesham pent il voir М. Firmin?

Мистер Чешам. - Конечно. Войдете, Фирмин.

Мистер Туисден. - Мистер Фирмин - мистер Фир… кто? Hе-уже-ли вы принимаете этого человека?

Мистер Чешам. - Какого человека? что вы хотите этим сказать?

Мистер Туисден. - Этого негод… о! - то-есть - извините.

- Какие новости сегодня? Что вы говорили об этом - нельзя ли мне? (он говорит по секрету с мистером Чешамом, увидев мистера Туисдена). - Как, у вас бывает этот болван?

Мистер Лаундис. - Вы знаете мистера Туисдена, мистер Фирмин? Он только что говорил о вас.

Мистер Фирмин. - Говорил обо мне? Тем хуже для меня.

Мистер Туисден. - Сэр, вы не имеете права говорить со мною таким образом! Не заговаривайте со мною, я не буду с вами говорит, сэр! Доброе утро, мистер Лаундис! Вспомните ваше обещание обедать у нас, когда вы приедете в Лондон. И - одно слово - (он хватает за пуговицу мистера Лаундиса. Он имеет очень большое сходство с Туисденом старшим) - мы останемся здесь еще дней десять. Кажется, у лэди Эстридж что-то будет на следующей неделе. Я оставил наши карточки и…

Мистер Лаундис. - Остерегайтесь, он будет там (указывает на мистера Фирмина.)

Мистер Туисден. - Как, этот нищий? Не-уже-ли вы хотите сказать, что лэди Эстридж принимает такого… Прощайте, прощайте! (Мистер Туисден уходит.)

Мистер Фирмин. - Это мой кузен. Мы в ссоре. Я уверен, что он говорил обо мне.

Мистер Лаундис. - Ну, если уже вы догадались, то я скажу что он говорил о вас.

Мистер Фирмин. - Не верьте ему, мистер Лаундис. Это мой совет.

Мистер Гели (сочиняет за своим письменным столом). «Дева с румянцем на ланитах, о! Шарлотта, Шар…

Он кусает перо и быстро набрасывает рифмы на казённой бумаге.

- Что он говорит? он сказал Шарлотта…

Мистер Лаундис. - Он вечно влюблён и сочиняет поэмы; завернёт их в бумагу и влюбится в другую. Сядьте и выкурите сигару.

Мистер Фирмин.

Мистер Лаундис. - Кто написал эту статью против Пиля?

Мистер Фирмин. - Не могу сказать. Секрет. Прощайте.

Мистер Чешам. - По моему мнению это самая неблагонамеренная и неумеренная статья. Эта Пэлль-Мэльская газета позволяет себе весьма безполезные вольности.

Мистер Лаундис. - Чешам не любит называть лопату лопатой, он называет её земледельческим орудием. Перед вами обширная карьера, Чешам. Вы благоразумны и серьёзны не по летам. Нам немножко скучно с вами, но мы все уважаем вас - право уважаем. Какой был текст проповеди в прошлое воскресенье? Кстати, Гели, ах, вы злодей, и вы ходили слушать эту проповедь!

- Нечего вам краснеть, Гели. Я не охотник до шуток, а эти шутки кажутся мне вовсе незабавными, Лаундись.

Мистер Лаундис. - Вы ходите в церковь потому, что вы хороший человек, потому-что ваша тётка была за бишопом или что-нибудь в этом роде. Но Гели ходит потому, что он лицемер, завьёт себе волосы и поёт из одной книги с хорошенькой мисс Бэйнис - экой грешник! и домой-то вы пошли вместе с ними - мои сёстры видели вас - вы проводили их до дома - ей-богу! проводили. Я разскажу вашей матери!

Мистер Чешам…

(теперь ему двадцать три года) этот романический юноша постоянно был влюблён, разумеется, в дочь своего учителя, в лавочницу, в сестру своего приятеля, в прелестную датчанку в прошлом году, а теперь, я очень боюсь, что одна наша молоденькая знакомая привлекла внимание этого пылкого Дон-Жуана. Всякий раз, как Гели влюбится, он думает, что его страсть продолжится вечно, выбирает в поверенные первого встречного, проливает обильные слёзы и сочиняет стихи. Помните, как в предыдущей главе мы говорили, что мистрисс Тёффин, она не будет приглашать Филиппа на свои soirée, и объявила его неприятным молодым человеком? Она с радостью принимала Уальсингэма Гели с его томным видом, поникшею головою, белокурыми кудрями и цветком в петлице; мистер Гели, пылко гонявшийся за высокою мисс Блэклом, бывал у мистрисс Тёффин и был принимаем там с почотом; а потом ваш мотылёк перепорхнул к мисс Бэйнис. мисс Бейнис так любила танцовать, что носилась бы и с куклой, а Гели, отличавшийся в разных Chaumières, Mabilles (или какие публичные танцовальные места были тогда в моде), был прелюбезный и прекрасный кавалер. Шарлотта рассказала на следующий день Филиппу, какого милого кавалера она нашла - бедному Филиппу, неприглашонному на этот вечер. А Филипп сказал, что он знает этого маленького человечка, что, кажется, он богат, что он сочиняет прехорошенькия стихи - словом, Филипп по своей львиной замашке смотрел на маленького Гели, как лев смотрит на болонку.

А этот маленький лукавец умел придумывать разные хитрости. У него была очень тонкая чувствительность и прекрасный вкус, который очень скоро прельщался невинностью и красотой. Слёзы у него являлись, я не скажу по заказу, потому-что слезы лились из его глаз против его воли. Невинность и свежесть Шарлотты наполняли его живейшим удовольствием. Bon Deiu! Что такое были эта высокая мисс Блэклок, бывшая уже на тысячи балах, в сравнении с этим, безыскусственным счастливым созданием? Он перепорхнул от мисс Блэклок к Шарлотте, как только увидал нашу молоденькую приятельницу; а Блэклоки, знавшие все и о нём и о его деньгах, и о его матери, и о его надеждах - имевшия его стихи в своих жалких альбомах и помнившия, что он каждый день скакал возле их коляски в Булонском Лесу - нахмурились, когда он бросил их и всё танцовал с этой мисс Бэйнис, которая жила в квартире со столом и приезжала на вечера в фиакре с своей противной старой матерью! Блэклоки перестали существоват для мистера Гели. Оне пригласили его обедать, а он совсем о том забыл! Он не приходил уже к ним в ложу в опере и не чувствовал ни малейших угрызений, не имел никаких воспоминаний.

Какою свежестью, какою невинностью, каким весёлым добродушием отличалась Шарлотта! Мистер Гели тронут, нежно заинтересован; её безыскусственный голос заставляет его трепетать; он дрожит, когда вальсирует с нею. Ей нечего скрывать. Она рассказала ему всё, что ему хотелось знать: это её первая зима в Париже, её первый сезон выезда. Она прежде была только на двух балах и два раза в театре. Они жили в Элисейских Полях у баронессы О*. Они были у мистрисс Даш и у мистрисс Блэнк, и она думает, что они едут к мистрисс Старс в пятницу. А бывает ли она в церкви? Разумеется в улице Агессо, и мистер Гели отправился в церковь в следующее воскресенье. А дома пел романсы собственного сочинения, акомпанируя себе на гитаре. Он пел и в гостях. У него был прехорошенький голос. Я полагаю, что все поэмы, сочиненные Гели, были внушены мисс Бэйнис. Он начал писать о ней и о себе после первого вечера, в который увидал ей. Он курил сигары и пил зелёный чай. Он был так бледен - так бледен и грустен, что ему самому было жаль себя, когда он гляделся в зеркало в своей квартире, в улице Миромекиль. Он сравнивал себя с моряком, потерпевшим крушение, и с человеком, погребённым заживо и возвращонным к жизни. И он плакал наедине сам с собою. А на следующий день он отправился к своей матери и сестре в Hôtel de la Terrasse, и плакал переде ними и говорил, что на этот раз влюблён навсегда. Сестра назвала его дураком. Наплакавшись вдоволь, он пообедал с прекрасным аппетитом. И всех и каждого брал он в поверенные, как он делал всегда, когда быль влюблён; он всегда рассказывал, всегда сочинил стихи, всегда плакал. А что касается до мисс Блэклок, то труп этой любви он зарыл глубоко в океане своей души. Волны поглотили мисс Блэклок.

Мать и сестра, некрасивая, живая девушка, баловали Гэли, как женщины всегда балуют сына, брата, отца, мужа, деда - словом. всякого родственника мужского пола.

карьеры, на которой погиб старший. Молодого человека ожидало впереди такое богатство, что она знала, как будут стараться поймать его разные хитрые женщины. Её выдали за его отца, потому-что он был богат, и она помнила, как мрачен и несчастен был их союз. О! если бы она могла видеть своего сына избавленным от искушения, и мужем честной девушки! Это первый сезон молодой девушки? Тем вероятнее, что в ней нет еще суетности.

- Генерал - ты помнишь премилого старичка - в парике - в тот день, когда мы обедали у лорда Трима и когда там был этот противный лорд Рингуд? Это был генерал Бэйнис, он с таким энтузиазмом заступился за одного бедного молодого человека - сына доктора Фирмина, который, кажется, был дурной человек. Да, в тёмном парике - я очень хорошо помню его; лорд Трим говорил, что это был замечательный офицер. И я не сомневаюсь, что его жена должна быть преприятная особа. Жоны генералов, путешествовавшия по всему свету, должны быть необыкновенно сведущи. Оне нанимают квартиру со столом? Это должно быть очень приятно и весело. Мы сейчас к ним поедем.

В этот самый день, когда Макгригор и Мойра Бэйнис играли в саду баронессы С*, мне кажется Мойра только-что собирался приколотит Макгригора, когда его братоубийственная рука была остановлена подъехавшей жолтой каретой - большой лондонской, семейной каретой.

- Ceci Madam S*? спросил напудренный лакей.

- Oui, сказал мальчик, кивая головой.

énéral Bang? продолжал лакей.

- Нет дома, отвечал по-английски мальчик.

- Кого нет? спросил слуга.

- Генерала Бэйниса, моего отца нет дома. Мы отдадим ему карточку, когда он воротится. Мистрисс Гели. О Мак! это то самое имя, которое было на карточке того щоголя, что был у нас намедни! Дома нет. Уехали с визитами. Нарочно наняли карету. Уехали с моей сестрой. Право уехали.

Филипп пришол обедать, и так-как это был не его почтовый день, он явился рано, надеясь, может-быть, прогуляться с мисс Шарлоттой, или поговорить с ней в маленькой гостиной баронесы С*. Он нашол обоих мальчиков на дворе с карточкой мистрисс Гели в руках; они рассказали ему о посещении дамы в щегольской карете, матери щоголя с цветком в петлице, который приезжал намедни на такой резвой лошади.

вы никогда не бываете в церкви. Зачем вы не бываете?

У Филиппа не было ни капли ревности в его великодушном характере и он скорее обвинил бы Шарлотту в воровстве серебряных ложек у баронессы, чем в кокетстве с другими мущинами.

- У вас были важные гости, сказал он Шарлотте. - Я помню эту богатую мистрисс Гели, пациентку моего отца. Моя бедная мать бывала у нея.

- О! мы часто видим мистера Гели, Филипп! вскричала мисс Шарлотта, не обращая внимания на то, что мать её нахмурилась и сердито кивает ей головою.

- Вы ни разу не упомянули о нём. Он один из первых дэнди в Париже, настояший лев, заметил Филипп.

О неблагодарность! неблагодарность! А мы рассказывали, как он выплакал глаза о ней.

… Ну, что такое, моя душа?

Мистрисс Бэйнис толкнула генерала в эту минуту. Она не желала, чтобы дудочник составлял предмет разговора.

- Мать дудочника очень богата и дудочник получит наследство после её смерти. У ней в Лондоне прекрасный дом. Она даёт прекрасные вечера; она ездит в карете. Она была у тебя верно пригласить тебя на свои балы.

«я не дорожу важными людьми, их балами, их каретами, но я желаю, чтобы моя милая дочь видела свет» - я не верю ни одному слову мистрисс Бэйнис. Она радовалась более Шарлотты при мысли посещать эту важную даму, а то зачем бы ей так льстит генералу и любезничать с ним во весь вечер? Ей хотелось нового платья. Её жолтое платье было уже очень поношено; но Шарлотта в своём простом белом кисейном казалась так мила, что могла обойтись без помощи французской модистки. Я воображаю, как происходило совещание с баронессой С* и с мистрисс Бёнч. Я воображаю, как нанят был фиакр и как отправились к модистке на следующий день. А когда фасон платья был решон с модисткой, я воображаю, какой ужас изобразился на лице мистрисс Бэйнис, когда она увидала счот. Надо отдать ей справедливость, жена генерала тратила мало на свою непригожую особу; она выбирала себе платья не красивые, а дешовые. Столько плеч надо было приодеть в этой семье, что бережливая мать не обращала внимания на украшение своих собственных.