Ньюкомы.
Часть пятая.
Глава XXIX. В которой Бэрнс приезжает свататься.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ньюкомы. Часть пятая. Глава XXIX. В которой Бэрнс приезжает свататься. (старая орфография)

XXIX.
В которой Бэрнс приезжает свататься.

Этель давно уже знала, что праздновать ей не долго, и что с приездом её папа и Бэрнса, кончатся для нея и смех, и шутки, и рисованье, и прогулки с Клэйвом; и так она старалась пользоваться временем, пока светит солнце, решившись с твердым духом выдержать непогоду.

Сэр Брэйан Ньюком и старший сын его приехали в Баден в тот самый вечер, когда Джэк Бельсайз совершил недавно рассказанный подвиг. Разумеется, что необходимо было сообщить жениху об этом происшествии. Его знакомые, которые имели случай изучить его характер и прислушаться к его речи, могут себе представить вспышку первого и невоздержность последней: он просто разразился фейерверком самой разнообразной брани. Мистер Ньюком бросал эти ракеты проклятий, тогда только, когда бывал разсержен; а сердился он довольно часто.

Что касается обморока лэди Клары, Бэрнс смотрел на это очень снисходительно. - Бедная, милая Клара, говорил он, имеет наклонность к обмороку, и нет ничего удивительного, что она была взволнована при виде этого негодяя, после адского его поступка с нею. Если б я тут был - эти слова сопровождаются целою строкой брани - я раздавил бы бездельника.

-- Умилосердись, Бэрнс, вопиет лэди Анна.

-- К счастью, что Бэрнса не было, говорит Этель: не то, между ним и капитаном Бельсайзом произошла бы схватка ужасная.

-- Я не боюсь никого, Этель, сердито говорит Бэрнс, с прибранкой.

-- Ищи соперника по себе, Бэрнс, говорит мисс Этель, которая набралась школьных фраз у маленьких братьев и часто употребляла их очень кстати: капитан Бельсайз тебе не чета.

Как Джэк Бельсайз по росту и силе годился быть не только офицером, но фланговым солдатом в отборном полку, в котором он прежде служил, а братец Бэрнс был самым щедушным молодым джентельменом, то самая мысль о рукопашной схватке между ними казалась смешною. Подобного роду мысль, вероятно, мелькнула и в голове сэра Брэйана, потому-что баронет нашел нужным сказать с обычною ему торжественностью: - Важность случая, Этель, важность случая придает силу; в таком обстоятельстве, в каком был бы Бэрнс, когда требуется оградить прекрасное юное создание от негодяя, всякой человек найдет силу, всякой найдет силу. - С последняго припадка, часто говоривал Бэрнс, бедняжка мой старый родитель больно расклеился и голова у него будто не своя. - Действительно так и было. Бэрнс уже хозяйничал в Ньюкоме и в банке, и с невозмутимым хладнокровием ждал события, которое должно было перевести красную руку ньюкомского баронского герба на собственный его фаэтон.

Когда он окинул взглядом комнату, глазам его представилась груда рисунков, произхождение знакомой, ненавистной ему руки. Тут было с поддюжины видов Бадена. Опять Этель на коне. Опять дети и собака. - Чорт возьми, да разве он здесь? вскрикивает Бэрнс: разве здесь этот трактирный негодяй? Значит, Кью не сложил еще ему головы. Клэйв Ньюком здесь, кричит он своему отцу: сын полковника. Не сомневаюсь, что они встречались у -

-- У кого, где, Бэрнс? спрашивает Этель.

-- Клэйв здесь, он здесь? говорит баронет: по прежнему, все пишет каррикатуры? а вы не упоминали об нем в своих письмах, лэди Анна.

По всему было видно, что сэр Брэйан придавал большую важность последнему обстоятельству.

Этель покраснела: действительно любопытно было, отчего ни она, ни мамаша её не упоминали о Клэйве в письмах своих к сэру Брэйану.

-- Мой милый, мы встретились с ним совершенно случайно в Бонне; он ехал с одним из своих друзей; Клэйв говорит не много по-немецки, и был нам очень полезен в дороге: один из мальчиков во все путешествие сидел в его бричке.

-- Мальчики всегда несносны в экипаже, говорит сэр Брэйан: отсидят вам ноги, шалят. Я помню, когда мы были малютками и возвращались из Клэпгэма в экипаже, я всегда ушибал ноги брату Тому. Бедняжка Том, он был тогда пререзвый мальчик, вспоминаете вы Тома, лэди Анна?

Дальнейшим анекдотам сэра Брэйана полагает конец приезд лорда Кью. - Как поживаете, Кью, кричит Бэрнс, что Клара? и лорд Кью, подходя с глубочайшими почтениями к сэру Брэйану, чтоб пожать ему руку, говорит: я рад, что вижу вас в добром здоровье, сэр, - и едва замечает Бэрнса. Что мистер Бэрнс Ньюком не пользовался всеобщим благорасположением, это такой исторический факт, в котором нет ни малейшого сомнения.

-- Любезнейший, вы ничего не сказали мне о Кларе, продолжает Бэрнс: я все слышал о встрече её с этим негодяем, Джэком Бельсайзом.

-- Чорт возьми! Как он смел приехать сюда? кричит Бэрнс, озадаченный замечанием.

-- Сметь - опять неприличное выражение. Я посоветовал бы вам не употреблять и этого слова.

-- Что вы хотите этим сказать? спрашивает Бэрнс, приняв серьезный вид.

-- Потише, любезнейший друг. Не кричите так громко. Милая Этель, я полагаю, что бедный Джэк - видите ли, Бэрнс, я его очень хорошо знаю, и потому могу называть его, как хочу - Джэк обедал сегодня у кузена Клэйва, с мосье де-Флораком; оба они пошли с Джэком прогуляться, вовсе не зная ни о сердечных делах мистера Джэка Бельсайза, ни о скандале, который произойдет.

-- Ей-ей, он должен отвечать за это, громко возражает Бэрнс.

-- Смею вас уверит, что он готов дать вам ответе, если потребуете, говорит Кью, сухо: только не при дамах. Он побоится испугать их. Бедный Джэк всегда был кроток в присутствии женщин, как ягненок. Я только-что говорил с французом, продолжал веселым тоном лорд Кью, как бы желая дать разговору другое направление: милорд Кью, говорит он, мы заставили вашего друга Жака образумиться. Он не множко fou, ваш друг Жак. Он пил за обедом шампанское как ogre. Как чувствует себя charmante мис Клара? Видите, Бэрнс, Флорак называет ее мисс Клара; свет зовет ее лэди Клара. Вы ее зовете просто Кларой. Экой счастливец!

-- Не понимаю, зачем этот щенок Клэйв всегда мешается в наши дела, кричит Бэрнс, который от бешенства более и более возвышал голос. Зачем он был подле этого дома? Зачем он здесь?

-- Для вас же лучше, Бэрнс, что он здесь случился, ответил лорд Кью. Молодой человек обнаружил большой характер и много разсудительности. Суматоха была порядочная, но не пугайтесь, все кончено. Все кончено, и вы можете лечь и спать спокойно. Бэрнсу не к чему вставать рано, в намерении проломить голову Джэку Бельсайзу. Жаль мне, что у вас отнят случай похрабриться. Ступайте и как следует жениху, понаведайтесь о charmante мисс Кларе.

-- Когда мы вышли из дому, рассказывал Клэйву лорд Кью, я сказал Бэрнсу, что все слова, которые я произнес на-верху на счет примирения, была чистая ложь; что Джэк Бельсайз непременно хочет его поколотить, и под липами, мимо которых нам должно было идти, бродит с огромной дубиной. Посмотрели бы вы, сэр, в каком состоянии был этот Бэрнс. Милый юноша попятился, пожелтел как шафран, и под предлогом, что забыл носовой платок, воротился в свою комнату, чтоб взять пистолет; в этом я убедился из того, что он, идя со мной к квартире лорда Доркинга, отнимал свою руку от моей и опускал в карман всякой раз, как я говорил ему: - "Вон он, Джэк".

Много было суеты в продолжение двух часов после несчастья с лэди Кларой. Клэйв и Бельсайз возвратились в квартиру первого, где добрый Джон Джэмс торопился воспользоваться последними лучами солнца, чтоб разкрасить рисунок, сделанный в течение утра. Он убежал в свою комнату при появлении озлобленного незнакомца, которого сверкающие глаза, бледное лицо, всклоченная борода, стиснутые руки, безпрерывные вздохи, невнятные, отрывистые слова и беганье взад и вперед могли испугать человека смирного и робкого. Легко вообразить, как страшен был Джэк, когда он в сумерках тяжелыми шагами ходил по комнате, останавливаясь иногда, чтоб выпить еще стакан шампанского, стонал от неизъяснимого гнева, и потом, припав на постель Клэйва, шептал прерывистым голосом: Бедное существо, жалкое создание!

-- Если старик пришлет мне вызов на дуэль, вы будете моим секундантом, Ньюком? К свое время, он был отчаянный дуэлист, и я видел сам в Чантиклере, как он метко стреляет. Я думаю, вы знаете всю историю?

-- Я ничего не слыхал до этого вечера; но теперь, кажется, понимаю, сказал Клэйв серьезно.

-- Я не могу просить Кью: он член семейства, он скоро женится на мисс Ньюком. Напрасно было бы просить его.

У Клэйва вся кровь хлынула к сердцу, при мысли, что у мисс Ньюком есть жених. Он узнал об этом давно - две недели назад - и для него это не новость - он был очень рад, что в темноте не видно было его лица.

-- Я принадлежу к тому же семейству, сказал Клэйв: Бэрнс Ньюком и я происходим от одного деда.

Оба умолкают; сквозь полумрак, в углу, где стоит кровать Клэйва, светится сигара Джэка: Клэйв выгоняет табачный дым в окно, у которого сидит, и смотрит на окна лэди Анны Ньюком, вправо, за мостом, через шумящую речку, в Голландском отеле. В бараках за прекрасными липовыми аллеями мелькают огни. Слышится жужжанье далеких голосов; игорный дом весь блестит; сегодня собрание; из дверей конверсационных зал, когда их отворяют и затворяют, вырываются потоки гармонии. Позади, на пригорке, неподвижно стоит чернеющийся лес; ветви елей резко рисуются на небе, озаренном рогом луны и летучими светочами звездной рати. Клэйв не видит одетых соснами холмов и сияющих звезд; не думает об удовольствиях в том блестящем доме, ни о страданиях, совершающихся на собственной его постели, в нескольких шагах от него, где стонет бедный Бельсайз. Глаза его прикованы к окну, в котором проглядывает красный свет лампы и мелькают порою тени. Так, каждый огонек в каждом из тех бараков имеет свое назначение; каждая звездочка на небе блестит по своему; сердце каждого из нас сияет собственными своими надеждами, горит собственными своими желаниями, и трепещет от собственных своих страданий.

Грезы перерываются слугой, который докладывает о виконте Флораке, и третья сигара прибавляется к прежним двум дымным светочам. Бельсайз рад видеть Флорака, которого он встречал тысячу раз в разных собраниях. - Он сделает мне услугу. Он бывал на дуэли десять раз, думает Джэк. Этому малому будет легче, если ему выпустят несколько чашек кипящей крови. Он объясняет дело Флораку, и ждет вызова от лорда Доркинга.

-- Comment donc? восклицает Флорак; значит, что-нибудь да было! Бедняжечка мисс! Вы хотите убить отца, покинув дочь? Ищите других свидетелей, мосье. Виконт де-Флорак не бывает соучастником в подобных низостях.

-- Клянусь! говорит Джэк, садясь на постели и сверкая глазами: мне хочется сломить вам шею и выбросить вас из окна. Уже ли весь мир против меня? Я с-ума схожу. Желал бы я сейчас же видеть того, кто смеет думать что-нибудь худое об этом ангеле, или вообразить, что она не столько же чиста, добра, невинна, как ангел; если кто думает, что и такой бездельник, чтоб мог ее обидеть. Да, сударь, покажите мне его. Велите слуге вести его сюда. Обидеть ее! Ее обидеть! О, и сумасшедший, совсем сумасшедший! Это кто?

-- Я слышал твои последния слова, Джэк, резко говорит лорд Кью: справедливее этого ты не говорил во всю жизнь. Зачем ты приехал сюда? Кто дал тебе право опять мучить это бедное сердце, и пугать леди Клару своей проклятой бородищей? Ты мне обещал никогда не встречаться с нею. Дал мне в этом честное слово, когда я дал тебе денег на заграничную поездку. Деньги - чорт их возьми. Я об них не думаю; я полагался на твое слово, и потом надеялся, что ты не станешь преследовать ее. Доркинги оставили Лондон до твоего приезда туда; что ты посеял, то и пожал. Они поступили с этой бедной девушкой довольно благородно и нежно. Можно ли было отдать ее эа такого мота и нищого, как ты? Твой поступок постыден, Чарли Бельсайз. Скажу тебе: поступок твой свойствен человеку бездущному и трусу.

-- Ба, говорит Флорак: вот и второй нумер: le mot est lâché.

-- Не грызись на меня, не выставляй кулаков, продолжал Кью: знаю, ты можешь поколотить меня, если захочешь, на это способны многие. Но повторяю тебе: ты сделал гадкое дело; ты нарушил свое честное слово; ты нанес сегодня Кларе Пуллейн удар такой жестокий, какого не нанесла бы даже рука твоя.

При этих укорах, при этом горючем нападении Кью, Бельсайз пришел в совершенное недоумение. Великан всплеснул ручищами, и опустил их по швам, как гладиатор, сдается, и просит пощады. Он опять упал на железную постель.

-- Не знаю, говорит он, безсознательно ворочая и переворачивая в одной из ручищ одну из медных шишек кровати, на которой он сидел. Не знаю, Франк, говорит он: что делается с людьми, или что делается со мною; вот ужь второй раз в этот вечер вы называете меня трусом и Бог знает чем. Прошу у вас извинения, Флорак. Не знаю, можно ли назвать и того храбрым, кто бьет падшого врага; бейте, - у меня нет друзей. Сознаюсь, - я поступил низко; нарушил свое обещание; вы в-праве порицат меня, но я не думал, чтобы встреча со мной могла быть для ней ударом, говорит он рыдающим голосом. Я дал бы десять лет жизни, чтоб только взглянут на нее. Я терял разсудок в разлуке с нею. Я перепробовал все места, все: ездил в Эмс, Висбаден, Гамбург, проигрывал целые ночи. Сначала это развлекадло меня, но потом все наскучило. Я выиграл пропасть денег, то, есть, пропасть для нищого как я; но это не помогало; я, не могу жит без нея, и, еслиб она была у северного полюса, я последовала бы за нею и туда.

-- И так, чтоб взглянуть на нее, чтоб доставить своим глупым глазам две минуты удовольствия, ты, ребенок, решился причинить все это горе, говорит сквозь слезы добродушный Кью, который сам терзался при вид страданий Джэка.

-- Дайте мне посмотреть на нее пять минут, вопиет Джэк хватая Кью за руку: только пять минут.

сжалься над нею; откажи себе в прихоти и не терзай ее.

Бельсайз вскочил; блуждающие глаза его не предвещали ничего доброго. - Довольно: в полчаса времени я наслушался от вас и порицаний и брани. Я буду действовать, как мне заблагоразсудится; выберу себе дорогу, и предупреждаю: горе тому, кто вздумает загородит мне путь. - И Джэк стал крутить свои черные усы, и принял воинственный вид, как бы на поле сражения.

-- Принимаю вызов сказал лорд Кью: и если узнаю, по какой дороге ты пойдешь - а дорогу эту я ужь угадываю - употреблю все усилия, чтоб остановить тебя, безумец! Уже ли ты решишься следовать за нею до двери её дома и явиться перед своей возлюбленной - убийцей её отца, как Родриг во французской трагедии? Если б Рустер был здесь, его бы дело защитить сестру; за отсутствием его, я принимаю эту обязанность на себя, и говорю тебе, Джэк Бельсайз, в присутствии вот этих господ, что всякой, кто обижает эту молодую лэди, кто мучит ее своим присутствием, зная, что это присутствие может принести ей одно только горе, кто упрямо преследует ее, давши на перед честное слово избегать её - тот просто -

-- Что жь дальше, лорд Кью? кричит Бельсайз, и грудь его колышется.

-- Сам знаешь, что, отвечает другой. Ты знаешь, как зовут человека, который обижает бедную женщину и нарушает честное слово. Считай слово это сказанным и действуй, как заблагоразсудишь.

-- Ты оскорбляешь меня больше и больше, вскрикивает Кью, взбешенный намеком о деньгах. Если ты хочешь убраться отсюда завтра утром, хорошо; если-жь нет, не угодно ли тебе разделаться со мной. Мистер Ньюком, сделаете ли вы мне одолжение быть моим секундантом? Мы сродни, вы знаете, а этот господин позволяет себе оскорблять девицу, которая скоро будет принадлежать к нашей фамилии.

-- Прекрасно, милорд! Вот-что называется поступать как следует жантильому, говорит восхищенный Флорак. Вот вам моя рука, mon petit Kiou. Tu as du coeur. Годдэм! Да, вы молодец, настоящий молодец! и виконт дружески протянул руку лорду Кью.

Виды его были, по всей вероятности, миролюбивые. От Кью он обратился к великорослому гвардейцу, и, взяв его за кафтан, начал читать ему речь: А вы что, mon gros? Разве нет средства успокоить эту кипучую кровь без кровопусканья? Есть ли у вас за душой хоть шиллинг? Ужели вы, мой Родриг, хотите увезти свою Химену и жить потом грабежами на большой дороге? Предположим, что вы убьете отца, убьете Кью, убьете Рустера: славный медовый месяц приготовите вы своей Химене.

-- Что значат все ваши разглагольствования о Химене и Родриге? Что вы хотите сказать, виконт? говорит Бельсайз, прислонив руку к глазам: Кью довел меня до бешенства. Я не француз, но несколько понимаю, о чем вы говорите; признаюсь вам, что это правда, и что Франк Кью - молодец. Не это ли вы разумели? Дайте же нам вашу руку, Франк. Благослови тебя Бог, добрый товарищ; не будь ко мне жестокосерд; ты знаешь я несчастлив, чертовски несчастлив. Ба, это что? - В это мгновение, трогательная речь Джэка умолкла: виконт Флорак, в восторге, бросился к нему в объятия, и прискакивая, принялся целовать его. Когда Джэк высвободился из объятий виконта, взрыв хохота освежил атмосферу и положил конец ссоре.

ême - не зная о чем. И вот наступила минута вечера, когда Клэйв, по словам лорда Кью, поступил так благородно и предостерег Бэрнса от опасности. По правде сказать, мистер Клэйв не сделал решительно ничего; но сколько сохранилось в памяти у каждого из нас таких минут в жизни, когда было бы гораздо умнее и благоразумнее, не говорить и не делать ничего.

Флорак, питух плохой, как большая часть его соотечественников, наделен был отличным аппетитом, который, по его словам, возобновлялся, по-крайней-мере, три раза в день. Он предложил ужин; бедный Джэк не прочь от ужина, особенно же от шампанского и зельцерской воды: подать шампанского и зельцерской воды: нет ничего лучше. Клэйв не мог возражать против этого угощения, которое тотчас же было подано, и четверо молодых людей сели за стол.

Флорак, кушая свое любимое блюдо, раки, и доставляя не только небу, но и рукам, бороде, усам и щекам полное наслаждение соусом, который ему очень понравился, не опускал случая возвращаться к недавним событиям, которые лучше было бы предать совершенному забвению, и весело шутил над Бельсайзом за его воинственный характер, - Если-бы женишок был здесь, что бы вы с ним сделали, Жак? Вы сглодали бы его вот как этого рака, не так ли? Вы изжевали бы его кости, гм?

Не случись тут Клэйва, Джэк увидел бы перед собой своего врага. Молодой Клэйв, после ужина, подошел к окну с своей вечной сигарой, и по обыкновению стал глядеть на то окно. Вдруг подъехал экипаж; сошли два лакея, потом вышли два господина, и Клэйв услыхал знакомый голос, бранивший курьеров. К чести Клэйва скажем, что он удержал восклицание, которое готово было сорваться у него с языка, и, возвратясь к столу, не объявил ни лорду Кью, ни его соседу с правой руки, Бельсайзу, о приезде, дяди и Бэрнса. Бельсайз, между-тем, успел напиться до-пьяна. Когда виконт ушел, голова бедного Джэка не держалась на плечах; он спал после Бог-знает скольких безсонных ночей, и не заметил ухода француза.

особ. Клэйв выбрал минуту, чтоб шепнуть лорду Кью: - Мой дядя и Бэрнс приехали; не давайте Бельсайзу выходить из дому; ради Бога, уложите его в постель.

И чтобы бедняге не пришло в голову фантазии - посетить свою возлюбленную при лунном свете, лорд Кью тихонько повернул ключ в двери мистера Джэка.