Флорентинская трагедия
(Старая орфография)

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Уайльд О. Ф., год: 1908
Примечание:Перевод М. Ликиардопуло и А. Курсинского
Категория:Трагедия
Связанные авторы:Курсинский А. А. (Переводчик текста), Ликиардопуло М. Ф. (Переводчик текста)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Флорентинская трагедия

Оскаръ Уайльдъ

Флорентинская трагедiя *).

Въ одномъ действiи.

Пер. М. Ликiардопуло и А. Курсинскаго.

Полное собранiе сочиненiй Оскара Уайльда

Подъ редакцiей К. И. Чуковскаго

Томъ четвертый

Приложенiе къ журналу "Нива" на 1912 г.

Изданiе Т-ва А. Ф. МАРКСЪ, С-Петербургъ

*) Рукопись этой пьесы была украдена, и только по черновику удалось возстановить последнiя заключительныя сцены. Начало "Флорентинской трагедiи" написалъ по памяти слышавшiй ее поэтъ Стержъ Муръ.

ДЕЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Гвидо Барди, флорентинскiй принцъ.

Симоне, купецъ.

Бiанка, жена его.

Марiя, служанка.

Действiе происходитъ во Флоренцiи.

Сцена представляетъ комнату въ старинномъ доме во Флоренцiи, увешанную коврами; ея дверь выходитъ на балконъ. Столъ накрытъ для скромнаго ужина. Ткацкiй станокъ, прялка, сундуки, кресла, скамьи. При поднятiи занавеса входитъ Бiанка со своей служанкой Марiей.

Марiя.

Прекраснаго синьора, у кого
Кровь голубая.

Бiанка.

Где жъ тебя онъ принялъ?

Марiя.

Какъ где? - въ своемъ дворце, въ роскошномъ зале,
Что по стенамъ расписанъ весь нагими
Телами женщинъ. Поглядеть, - такъ въ краску
Бросаетъ насъ, но самъ онъ, какъ синьоръ,
Не замечалъ ихъ.

Бiанка.

Какъ ты можешь знать,
Что не былъ то слуга обыкновенный?

Марiя.

Какъ знаю я, что въ небе есть Господь?
У ангеловъ ведь есть же Повелитель.
Такъ и предъ нимъ, кто былъ тамъ, все съ поклономъ
Снимали шляпы, перьями касаясь
До мраморнаго пола. И сказалъ
Онъ холодно, какъ говорятъ обычно
Съ людьми, которыхъ больше не увидятъ:
"Такъ госпожа твоя мне возвращаетъ
И кошелекъ и вместе сорокъ тысячъ?
Что жъ, пятьдесятъ, быть-можетъ? Назови
Мне цену, чтобъ купить ея взаимность.

Бiанка.

Въ немъ было сорокъ тысячъ?

Марiя.

Я лишь знаю,
Что все тамъ было золото, и много.

Бiанка.

Такъ это онъ. Это жъ могъ бы столько дать!

Марiя.

Онъ, онъ! Синьоръ нашъ Гвидо, Гвидо Барди.

Бiанка.

Что жъ ты сказала?

Марiя.

Я? - сказала: "Госпожа
На золото и не взглянула даже,
Не раскрывала кошелька, монетъ
И не считала. Только лишь спросила,
Какъ молоды, красивы ль вы, синьоръ,
Какiе надеваете камзолы,
Чулки какiе на ногахъ почтенныхъ
". И приседала...

Бiанка.

Что жъ онъ сказалъ?

Марiя.

...Все приседала я.
А онъ спросилъ: "Есть у нея любовникъ,
Помимо стараго кисляя-мужа, или
Любить его она способна? Боже!
Любить его!"

Бiанка

И что же?

Марiя.

Я присела
Такъ низко и сказала: "Ни его,
Синьоръ, ни васъ и никого другого.
Богаты вы, синьоръ, и благородны,--
Она жъ, хоть не богата, но честна".

Бiанка.

Охъ, глупая! Да разве я учила
Такъ говорить?..

Марiя.

Да я и не сказала.
Сказала только: "Нетъ, она не любитъ
Возможно, что она бы полюбила,
Коль встретила бъ, кто нравился бы ей.
Ведь надоестъ сидеть одной за прялкой!
Она, положимъ, не богата, все же
и не бедна, но молода, синьоръ,
И вы вотъ молоды"... (улыбается).

Бiанка.

Ну, дальше, дальше!

Марiя.

Сейчасъ, сейчасъ... Я только показала,
Какъ улыбнулась я при техъ словахъ,
Что молодъ онъ. Ему пришлось по нраву,
И онъ сказалъ: "Отлично. Если мне
Придетъ на умъ явиться нынче ночью
Приветствовать твою, - вернее, нашу,
Ты такъ и передай! сказалъ я: "нашу" -
Пленительную госпожу, - она
Меня принять согласна?и Я въ ответъ
Кивнула: "да". - "Такъ пусть, когда я мимо
Пройду подъ окнами, она мне броситъ знакъ
". Онъ теперь, должно-быть,
Ужъ здесь давно. Взгляните-ка съ балкона!
Онъ долженъ быть ужъ здесь. И точно, здесь онъ!
Вы видите?

Бiанка.

Какой же знакъ? Ахъ! вотъ!
Вотъ эта лента съ пряжкой, - хорошо!
Марiя, ты поблизости здесь будь,
Но не входи, пока не позову я.
Теперь или, впусти ко мне синьора.
Межъ именитыхъ дамъ онъ выбрать могъ,--
И все жъ его влечетъ... Ахъ, страшно мне!..
Влечетъ ко мне любовь, иль, можетъ, только
Избытокъ силъ у страсти молодой?
Вотъ въ чемъ вопросъ! О, если бъ онъ любилъ,
Могла бы я, подобно знатнымъ дамамъ,
Съ нимъ отомстить супругу моему
За то, что слепъ онъ къ красоте супруги.
Но если... если онъ лишь, какъ пчела,
Радъ головы кружить цветочкамъ беднымъ?..

Я принесу сейчасъ. Вы подождите.
Мой господинъ, я слышала, у насъ
Есть въ доме вещь, которую купить вы
Хотели бы. Хоть мужъ сейчасъ въ отлучке,
Но такъ судьбе моей угодно было,
Чтобъ знала я отлично цены шелка,
И бархата, и прочихъ пестрыхъ тканей.
Вы предлагали сорокъ тысячъ, - даже
Не пятьдесятъ ли?.. Кажется, что такъ?--
За эту вещь. Такъ это, безъ сомненья,
То чудо ткацкаго станка, что мужъ мой
Привезъ на-дняхъ, дамасскiй шелкъ изъ Лукки;
Узоръ изъ серебра, все розы, розы...
И если дали вы такую цену?
Такъ не за что другое, - за него.

Гвидо.

Нетъ, нетъ! О, ты, что всехъ чудесней тканей,
Искусней всехъ шелковъ изъ Лукки, - нетъ,
Я не имелъ въ виду плащей дамасскихъ,
Что вышиты ткачами кропотливо.
Стыжусь, что я хотелъ иную ткань
Купить, которой мало всехъ ста тысячъ,

Бiанка.

Сто тысячъ, вы сказали? О, синьоръ,
Мой бедный мужъ готовъ бы былъ продать вамъ
За эту сумму все, что есть здесь въ доме.
И мысль одна о деньгахъ столь большихъ
Смущаетъ умъ живущихъ въ нашей доле.

Гвидо.

Онъ все продать способенъ, все, что въ доме?
И всехъ, кто въ немъ, - и ихъ бы тоже продалъ?

Бiанка.

О, все и всехъ, любезный мой синьоръ!
Помимо лишь себя; въ цене едва ли
Онъ женщину бы съ бархатомъ сровнялъ
И далъ жене хоть полцены въ сравненьи
Съ серебряною тканью.

Гвидо.

О, тогда
Я не замедлю съ нимъ затеять сделку.

Бiанка.

Вне дома. Я могу все показать вамъ,
Что есть у насъ, примерить и назвать
Для каждой вещи цену.

Гвидо.

Ты, Бiанка,--
Ты эта вещь, что я хотелъ купить!

Бiанка.

Тогда, синьоръ, ужъ потрудитесь съ мужемъ
Поторговаться; мне же продавать
Самой себя противно было бъ слишкомъ.
Покойной ночи. Очень сожалею,
Что услужить ничемъ не довелось
Мне вашей светлости.

Гвидо.

Нетъ, нетъ! Остаться
Позволь мне здесь, прости мне эту роль,
Что я сыгралъ, какъ лавочникъ ничтожный,
Стремящiйся всегда убавить цену
И подешевле взять честной товаръ!

Бiанка.

Причины нетъ вамъ оставаться дольше.

Гвидо.

Которой нетъ сравненья, ты одна
Причиною, что здесь я остаюсь!
Ты - цель моей всей жизни, потому что
Я созданъ все прекрасное любить.

Бiанка.

И покупать, коль скоро продается.

Гвидо.

Жестокая! Клейми меня презреньемъ,
Я говорю: рожденъ тебя любить,
Хотя тебя не вынесешь на рынокъ,
Какъ вынести нельзя крылатыхъ душъ,
Что межъ планетъ и вкругъ луны витаютъ.

Бiанка.

Ты такъ привыкъ за деньги брать любовь,
Вернее, то, что можетъ продаваться
Подъ этимъ именемъ, что врядъ ли можешь
Себе любовь представить безъ цены.
Моя любовь не можетъ быть продажной,
Хотя сама была я продана.

Гвидо.

Твой острый умъ опять даетъ загадку,

Бiанка.

Я говорю, синьоръ, теперь о браке,
О рынке томъ позорномъ, где мой мужъ
Купилъ меня, чтобъ после хвастать сделкой.

Гвидо.

Презренный плутъ! Его я ненавижу.

Бiанка.

Но онъ куда искусней былъ, чемъ ты,
Онъ зналъ, къ кому и какъ вести подходы:
О золоте мне словъ не расточалъ онъ,
Зато отцу звучать заставилъ въ уши
Монетъ бряцанье.' Мне же говорилъ
Лишь о любви открытой, честной, вольной.

Гвидо.

О, светлая Бiанка, яркiй светъ
Твоей души и умъ твой лучезарный
Открыли мне позоръ моихъ поступковъ,
Заставили исчезнуть, словно тень,
То, чемъ я былъ, предъ темъ, что сталъ я ныне

Бiанка.

Такъ пусть теперь проявится, синьоръ,
Не будемъ возвращаться ужъ къ тому,
Что, дело тени, было деломъ тени.
Ужели юность, сила и любовь
Такъ смущены быть могутъ тенью ложной,
Чтобъ позабыть себя, чтобъ возвратить ихъ
Нельзя ужъ было?

Гвидо.

Благородство здесь,
Не при дворе. Тамъ блестки мишуры,
А здесь луна, что красотой спокойной
Ночь обращаетъ въ день. Сильней лишь жажду
Въ моей душе успели. возбудить
Мишурныя те блестки, чье мерцанье
Теперь ничто въ сiянiи луны.

Бiанка.

Я золото отвергла, не считая,--
Прельщусь ли словъ ничтожной мишурой?

Гвидо.

Къ чему нашъ споръ, прекрасная Бiанка?
Къ чему? Гляди: съ собой принесъ я лютню!
Запри же дверь. Мы ужинъ при луне
Что трапезу вкушали въ Вавилоне,
Въ садахъ висячихъ. Песню знаю я,
Что выше воздымаетъ душу къ небу,
Чемъ те сады висели.

Бiанка.

Но мой мужъ
Вернуться можетъ. Здесь не безопасно.

Гвидо.

Ведь ты сказала мне, что заночуетъ
Вне дома онъ.

Бiанка.

Однако не наверно.
Онъ лишь сказалъ, что это можетъ быть.
Онъ самъ не зналъ, и онъ хотелъ прислать
Старуху-тетку на ночь, если бъ самъ онъ
Не могъ вернуться. Нетъ ея.

Гвидо

(вздрагивая).

Что тамъ?

(Прислушиваются. Слабо доносится голосъ Марiи, спорящей съ кемъ-то.)

Бiанка.

Бранится изъ-за сплетенъ обыденныхъ.

Гвидо.

Казалось мне, другой - мужской былъ голосъ,

Бiанка.

Затихло все. Старухи часто хриплы.
А все жъ, синьоръ, пора вамъ уходить.

Гвидо.

Могу ль тебя покинуть я, Бiанка?
Сперва мой взоръ твоя краса пленила,
Моимъ глазамъ внушивъ безумье жажды.
Теперь - твой умъ; свободный ароматъ
Того цветка, что, будучи бутономъ,
Уже былъ совершеннымъ, а теперь
О томъ, чемъ былъ, забыть повелеваетъ.
Покинуть какъ цветокъ тому, кто листикъ
Цветка любилъ? До нынешняго дня
Я былъ богатымъ флорентинскихмъ принцемъ,
Теперь я лишь влюбленный, что хотелъ бы
Бежать толпы, покинуть блескъ придворный,
Въ убежище укрыться, въ Беллосгвардо,
Иль Фьёзоле, где розы изобильемъ
Чьи стены звонкимъ эхомъ отвечали
На смехъ Декамерона, и твой смехъ
Звучалъ бы столь же весело. Окажи,
Ты можешь ли любить? - Иль поцелуемъ
Везъ словъ вонзи мне въ душу это "да"!

Бiанка.

Что есть любовь? Скажи!

Гвидо.

Любовь - согласье,
Слiянье двухъ умовъ, сердецъ и душъ
Во всехъ ихъ мысляхъ, чувствахъ, упованьяхъ.

Бiанка.

Любовники подобные могли бы
Немыми быть, затемъ, что те, кто мыслятъ
И чувствуютъ вполне одно и то же,--
Что жъ могутъ передать они другъ другу?

Гвидо.

Любовь... любовь есть встреча двухъ мiровъ
Въ обмене безконечномъ межъ собою.

Бiанка.

Мой мужъ сказалъ бы: рынокъ пограничный,
Товарами. .

Гвидо.

Ну, если такъ, скажу я -
Любовь и есть любовь, и поцелуй,
И тесныя объятья, в...

Бiанка.

Мой мужъ
Вотъ то же говоритъ въ конце недели,
Когда сведетъ итогъ торговой книге.

Гвидо.

Мой умъ для твоего, - плохая пара,
Какъ ты сама - для мужа-старика,
Но знаю я, что молодость моя,
и страсть, и сила более подходятъ
Къ твоей красе, веселой и блестящей,
Чемъ жалкiй трудъ и старые года.

Бiанка.

Вотъ это сказано прекрасно! На тебя,
Я думаю, взглянуть онъ не дерзнулъ бы,
Какъ совы не дерзаютъ видеть солнце.
Онъ - сгорбленная тень, какую бросить
На кучу изъ навоза, А когда бы
На гладкiй полъ упала эта тень,
Все жъ более она бы походила
На образъ человеческiй, чемъ онъ.

Гвидо.

Купецъ, живя въ тревоге за барышъ,
Становится невольно жалкимъ трусомъ;
Ему всегда забота гложетъ душу;
Темна душа у техъ, кто - сами въ клетке -
Лишь сквозь решетку могутъ наблюдать,
Завидуя, чужую жизнь и радость.
Они вкушать не могутъ пищу: умъ ихъ
Весь занятъ мыслью объ ея цене.

Бiанка.

Я только - дочь отца въ его глазахъ,
Я лишь раба, прiученная къ прялке.
Онъ, кажется, ни разу не подумалъ,
Что у меня лицо есть, то лицо,
Что мне воследъ всехъ встречныхъ кавалеровъ
Невольно заставляетъ обернуться.

Гвидо.

Блестящая звезда!..

Бiанка.

Онъ вечно ждетъ,
Чего-то ждетъ угрюмымъ нелюдимомъ
И шепчетъ про себя, и никогда
Съ приветливымъ не выйдетъ къ людямъ словомъ.
Когда жъ его случайно встречу взоръ я,
Уже дрожу я, зная, что считаетъ
Онъ стоимость надетаго на мне.

Гвидо.

Забудь его, уйди отъ этой жизни,
Освободись, - какъ бабочка, порви
Опутавшую сердце паутину
И пригнездись со мной среди беседокъ
Изъ яркихъ розъ, где будемъ мы любить,
Какъ будто жизнь, что прожита доныне,
Выла лишь сномъ, ужаснымъ, тяжкимъ сномъ,
Развеяннымъ зарею новой жизни.

Бiанка.

Я ль не ушла бъ?

Гвидо.

Не трать минутъ въ раздумье надъ кошмаромъ,
Уйдемъ къ холмамъ, усеяннымъ цветами,
Пурпурныхъ розъ, и хоть живутъ те люди,
Что въ снахъ дурныхъ преследовали насъ,--
Уменьшены далекимъ разстояньемъ,
Они казаться будутъ намъ не больше,
Чемъ малый колосъ хлеба, что дрожитъ
Отъ взмаха крыльевъ птицы; голоса ихъ,
Звучавшiе такъ резко, не достигнутъ
До слуха нашего. И будемъ мы на нихъ
Глядеть изъ розовыхъ пещеръ на склонахъ
Холмовъ зеленыхъ, спрашивать другъ друга,
Не есть ли все, что видимъ, лишь картина,
И чьи-то жизни тамъ въ грязи и пыли
Попрежнему ль другъ друга душатъ злобой?
Пойдешь ли ты, Бiанка? О, пойдешь ли?

(Шумъ на лестнице.)

Но что за шумъ?..

(Дверь отворяется. Гвидо и Бiанка въ смущенiи отходятъ другъ отъ друга, и входитъ Симоне.)

.

Ты здесь, жена! Хозяину навстречу
Не грехъ бы выбежать... Возьми мой плащъ!
Нетъ, прежде эту ношу, - не изъ легкихъ!
Я ничего не продалъ, только плащъ,
Подбитый мехомъ, сыну кардинала.
Надеется надеть его, какъ только
Умретъ отецъ, и думаетъ, что скоро.
Но это кто? Ге! У тебя здесь гость!
Онъ родственникъ, конечно? Надо думать,
Изъ странъ чужихъ недавно возвратился
И въ домъ вошелъ, хозяиномъ не встреченъ.
Прошу простить! И правда: домъ такой,
Где нетъ хозяина, - что вещь пустая,
Неблагородная, что чаша безъ вина,
Что ножны безъ меча, что садъ безъ солнца,
Где нетъ цветовъ. Своякъ, прошу, простите!

Бiанка.

Не родственникъ и не своякъ онъ вовсе.

Симоне.

Такъ кто же онъ, принять благоволившiй
Любезно такъ у насъ гостепрiимство?

Гвидо.

Мне имя - Гвидо Барди.

Симоне.

Какъ? Вы сынъ
Флоренцiи великаго владыки,
Чьи мрачные дворцы я ночью вижу,
Въ лучахъ луны, какъ будто въ серебре,
Изъ оконъ этой хижины? Синьоръ,
Приветъ мой вамъ, и дважды мой приветъ!
Надеюсь, что жена моя не слишкомъ
Успела васъ пустою болтовнею,
Что женщинамъ присуща, утомить?

Гвидо.

О, нетъ! Достойною женою вашей,
Предъ красотой которой гаснутъ звезды
И блескъ теряетъ свой колчанъ Дiаны,
Я принятъ былъ съ любезностью такою,
Что, если ей, а также вамъ, угодно,
Еще не разъ я посещу вашъ домъ.
Уехать вдаль, я буду съ нею здесь,
Чтобъ услаждать тоску уединенья,
Не слишкомъ чтобъ по васъ она грустила.
Что скажете, любезный мой Симоне?

Симоне.

Синьоръ мой благородный, вы мне честь
Такую оказали этой речью,
Что мой языкъ сталъ скованъ, какъ языкъ
Раба ничтожнаго. Сказать не въ силахъ
Техъ словъ, что я хотелъ бы. И однако
Не выразить признательность мою
Ведь было бы ужъ слишкомъ неучтиво:
Благодарю отъ сердца глубины.
Подобные поступки - тесной дружбой
Разрозненныя части государства
Связать способны, если знатный принцъ
Такого вотъ, какъ вы, происхожденья,
Высокаго такого воспитанья,
Презревъ въ судьбе жестокiя различья,
И все-таки, почтенный мой синьоръ,
Мне кажется, я слишкомъ смелъ. Въ другой разъ
Надеюсь васъ увидеть здесь, какъ гостя,
Сегодня же, не правда ль, вы зашли
Купить мои товары? Шелкъ или бархатъ,--
Найдется все; найдутся также ткани
Такой работы нежной, что, уверенъ,
И вашъ пленятъ изысканнейшiй вкусъ.
Пусть часъ теперь, конечно, слишкомъ позднiй,--
Беднякъ-торгашъ въ погоне за грошами
Работаетъ и ночью, какъ и днемъ.
Высоки пошлины! н что ни городъ,
То свой беретъ съ товаровъ новый сборъ,
Приказчики неопытны, а жены
Коммерческаго смысла лишены,
И ловкости подавно, хоть Бiанка
Мне крупнаго сумела залучить
Сегодня покупателя. Не такъ ли?
Не правда ли, Бiанка? Но довольно.
Раскрой, жена! Веревки развяжи,--
Коленомъ на полъ опустись: сподручней!
Не этотъ! - тотъ! Скорей, скорей! Ты знаешь:
Не любитъ покупатель долго ждать,
Терпенье ихъ испытывать опасно.
Вотъ, вотъ онъ! дай сюда, - поосторожней!
Вещь ценная, ея коснуться страшно,
Взгляните, мой синьоръ!

Гвидо.

Мне, право, стыдно.
Къ чему такiя хлопоты, когда
Совсемъ нетъ нужды спешно делать выборъ
Изъ шелковыхъ и прочихъ вашихъ тканей?
Я выберу въ другой разъ какъ-нибудь.

Симоне.

Простите, нетъ! Вотъ здесь дамаскъ изъ Лукки,
Узоръ изъ серебра и розы. Розы,
Расшитыя съ такимъ искусствомъ тонкимъ,
Что въ нихъ недостаетъ лишь аромата,
Чтобъ обмануть разсеянныя чувства.
Онъ мягокъ, а ведь крепокъ, словно сталь.
А розы, розы! Это - верхъ искусства. : .
Я думаю: холмы надъ Беллосгвардо
Изъ Фьезоле, отчизна яркихъ розъ,
Такихъ цветовъ не въ силахъ были бъ бросить
Весне въ ея душистые покровы.
А если бы и бросили, - цветы
Увяли бы для смерти неизбежной,
Покорные судьбе всего, что нежно
И кинуто подъ ветеръ и дожди.
Сама природа бой ведетъ упорный
Съ своей же красотой и, какъ Медея,
Детей своихъ нещадно убиваетъ.
Нетъ, нетъ, синьоръ, внимательней вглядитесь:
Въ дамасскомъ шелке этомъ вечно лето,
И этихъ розъ зимы дыханье минетъ.
За локоть каждый - самъ платилъ червонецъ,
Червонецъ красный, полновесный, долгихъ
Плодъ сбереженiй.

Гвидо.

Прошу тебя, оставимъ. Я доволенъ,
На утро я пришлю слугу, который
Тебе заплатитъ вдвое.

Симоне.

Щедрый принцъ!
Целую вашу руку. Но еще
Сокровище я долженъ показать вамъ.
Есть мантiя для выходовъ парадныхъ,
Расшитая рукой венецiанки:
По бархату разбросаны гранаты,
А каждое зерно въ нихъ - чистый жемчугъ,
И жемчугомъ расшитъ весь воротникъ,
Столь частымъ, словно бабочки ночныя
На улицахъ въ часъ тихiй ночи летней,
Столь бледнымъ, какъ луна, въ разсвета часъ
Светящая безумцамъ за решеткой.
Горитъ рубинъ, какъ яркiй уголь, въ пряжке,
Святой отецъ такихъ камней не носитъ,
Съ нимъ схожаго и въ Индiи не сыщешь;
Челлини не выделывалъ красивей,
Чтобъ радовать великаго Лоренцо.
Вамъ следуетъ носить ее по праву,
Затемъ, что - кто жъ достойней васъ носить?
Она вамъ такъ пойдетъ! Одна часть пряжки -
Изъ золота сатиръ, рогатый, ловкiй,
Готовъ схватить серебряную нимфу;
Другая часть - Молчанiе; кристаллъ
Въ его руке; само - какъ колосъ хлеба,
Что клонится отъ взмаха крыльевъ птицы,
Не более; но сделано такъ ловко,
Что кажется - вотъ дышитъ, иль - вернее -
Сейчасъ вздохнетъ, лишь затаило вздохъ.
Не правда ли, Бiанка дорогая,
Та ценная одежда благородныхъ
Пойдетъ къ лицу синьору Гвидо Барди?
Проси его, тебе онъ не откажетъ,
Хоть будь цена тяжка, какъ выкупъ принца.
Здесь твой барышъ не меньше моего.

.

Я не приказчикъ твой. Какое дело
Мне хлопотать о мантiи твоей?

Гвидо.

Нетъ, милая Бiанка, я куплю.
Я все куплю, что только мне предложитъ
Купецъ почтенный. Выкупленъ быть долженъ
Плененный принцъ, и счастливы синьоры,
Что въ пленъ сдались столь дивному врагу.

Симоне.

Смущаюсь я. Такъ купите? Иль нетъ?
Мне тысячъ пятьдесятъ все это стоитъ,
Но вамъ отдать я за сорокъ готовъ.
Коль высока цена, - назначьте сами.
Вотъ если довелось бы мне увидеть
Васъ въ этомъ чуде ткацкаго станка
Среди красавицъ знатныхъ и придворныхъ
Цветкомъ среди цветовъ! Какъ говорятъ,
Льнутъ къ вашей светлости усердно дамы
Круговъ придворныхъ, я, куда бъ ни шли вы,
Какъ стая мухъ, оне за вами всюду,
Чтобъ васъ расположить. Слыхалъ я также
И о мужьяхъ, украшенныхъ рогами,
Они носить ихъ съ гордостью умеютъ,--
Подумаешь, въ томъ мода нашихъ дней!
Забавнейшая мода!

Гвидо.

Другъ Симоне,
Твою болтливость время обуздать.
Ты позабылъ, что рядомъ съ нами дама
Прекрасная, чей нежный слухъ едва ли
Привыченъ къ музые столь грубой.

Симоне.

Виноватъ.
Совсемъ забылъ. Не оскорблю васъ больше.
Такъ мантiю вы купите иль нетъ?
Конечно, да! Что значатъ сорокъ тысячъ
Наследнику Джованни Барди?.. Грошъ!

Гвидо.

Ты завтра все покончишь съ казначеемъ
Антоньо Коста. Онъ къ тебе придетъ,
И отъ него получишь ты сто тысячъ.

Симоне.

Какъ! Сто тысячъ?
Сто тысячъ, вы сказали? О, поверьте,
Теперь во всемъ должникъ я передъ вами
И навсегда. Отныне этотъ домъ
И все, что въ немъ, - все ваше, только ваше.
Сто тысячъ! Умъ мутится, какъ подумать,
Что я теперь богаче всехъ купцовъ.
Прiобрету поместье, виноградникъ,
Одинъ скуплю все ткацкiе станки,
Заставлю отъ Милана до Палермо
Работать ихъ на одного себя.
И жемчугъ, что въ пещерахъ потаенныхъ
Хранятъ моря Аравiи далекой
Моимъ, моимъ стать долженъ.
Щедрый принцъ!
Вамъ эта ночь любовь мою докажетъ,
Что такъ сильна, что вамъ ни въ чемъ отказа
Не можетъ быть, чего бъ вы ни спросили.

Гвидо.

Симоне.

Вы шутите, синьоръ! Ужли достойна
Она такого принца? Создана
Она, чтобъ прясть, хозяйничать по дому...
Не такъ ли, Бьянка? Правда ведь? Смотри:
Вонъ ждетъ станокъ. Садись-ка за работу!
Нейдетъ жене быть дома не у делъ,
И праздность рукъ рождаетъ праздность мысли.
Садись, сказалъ.

Бiанка.

Что ткать мне?

Симоне.

Ну, начни
Хоть плащъ какой, - его окрасимъ въ пурпуръ,
Печаль его наденетъ въ утешенье.
Иль длинную, какъ лента, пелену:
Не въ добрый часъ родившiйся младенецъ
Пусть плачетъ въ ней, заброшенный въ тиши.
Иль простыню, которая, сначала
Могла бъ пойти покойнику на саванъ.
Что хочешь, тки! Мне, право, все равно.

Бiанка.

Нить порвалась. Отъ вечнаго вращенья
Соскучилось немое колесо,
Станокъ бездушный ропщетъ на работу,--
Сегодня ткать не буду.

Симоне.

Ну, такъ что жъ!
Ткать будешь завтра. Каждый новый день
Застать тебя обязанъ за работой,
Какъ некогда Лукрецiю засталъ
Тарквинiй, иль Лукрецiя, быть-можетъ,
Ждала Тарквинiя. Какъ знать? Бываетъ!..
Про мужнихъ женъ чего я ни слыхалъ!..
Итакъ, синьоръ, что новаго на свете?
Вотъ въ Пизе я слыхалъ такую весть:
Англiйскiе купцы уговорились
И шерсть свою решили продавать
Съ ходатайствомъ вошли ужъ въ синьорiю.
Что? Это хорошо? Купецъ купцу
Быть разве долженъ волкомъ? Чужеземцы
Должны ль лишать насъ барышей законныхъ
Подъ явнымъ покровительствомъ закона?
Гвидо. Чемъ я могу помочь въ подобномъ деле?
Не въ ссору ли ввязаться съ синьорiей,
Надеть нарядъ, въ которомъ вы, купцы,
Отъ дураковъ скупаете товары,
Чтобъ ихъ продать темъ, кто еще глупее?
Нетъ, другъ Симоне, шерстью торговать
Твоя профессiя. Моимъ талантамъ
Другое примененье.

Бiанка.

Добрый принцъ,
Не гневайтесь на мужа моего:
Его душа всегда живетъ на рынке,
А сердце бьется лишь отъ ценъ на шерсть.
Но все-таки, по-своему, онъ честенъ.

(Къ )

И какъ тебе не стыдно! Добрый принцъ
Оказываетъ честь намъ посещеньемъ,
А ты ему нелепой болтовнею
Надоедаешь. Извинись скорее!

Симоне.

Прошу простить. Поговоримъ сегодня
О чемъ другомъ. Есть слухъ, святой отецъ
Письмо отправилъ королю французовъ,
Прося его перешагнуть съ войсками
Тотъ снежный щитъ, что Альпами зовется,
И миръ внести въ Италiю. Тотъ миръ,
Что будетъ хуже войнъ жестокихъ самыхъ,
Кровавее междоусобныхъ ссоръ.

Гвидо.

Охъ, этотъ намъ король французовъ! Вечно
Сулитъ прiйти, однако не приходитъ!
Но мне-то что до этого, мой другъ?
Есть много делъ, что мне важней и ближе.

Бiанка (къ Симоне).

Ну, что ему король французскiй? То же,
Что шерсть твоя.

Симоне.

Пожалуй, ты права.
Правителей, какъ вижу, кругозоры
Все сузились въ пределы этой кельи,
И въ три души замкнулся целый мiръ.
Какъ у красильщика плохого въ чане
Сжимается сукно, такъ временами
Сжимается вселенной безконечность
До ширины ладони. Что жъ, возможно,
Что и теперь такiя времена.
Пусть будетъ такъ, и комната пусть эта
Той сценою величественной станетъ,
Где гибнутъ короли, а жизни наши
Ничтожныя бросаются, какъ ставки,
Которыми игру ведетъ Господь.
Не знаю самъ, зачемъ такъ говорю.
Усталъ съ дороги. Конь мой спотыкался
И то сказать, синьоръ, вся наша жизнь -
Грошовая, ничтожнейшая сделка.
На низкомъ рынке сбытъ находимъ мы.
Родимся мы, - надъ нами плачетъ мать,
Умремъ - никто надъ нами не заплачетъ,
Никто!

(Уходитъ въ глубину сцены.)

Бiанка.

Вотъ речь, достойная купца.
Противенъ мне онъ теломъ и душою,
На бледномъ лбу его клеймо боязни,
А руки бледны. Какъ весной прохладной
Листъ тополя, оне дрожатъ безсильно
Въ какой-то немочи. Его уста
Безсмысленную пену словъ ничтожныхъ,
Какъ воду изъ фонтана изрыгаютъ
И заплетаются.

Гвидо.

Поверь, Бiанка,
Не стоитъ онъ ни словъ твоихъ ни мыслей.
Въ карманъ за словомъ въ сделке не полезетъ
И выгодно продастъ, что купитъ сходно.
Пустой крикунъ на пошломъ рынке словъ
И редкiй типъ изъ глупыхъ краснобаевъ.

Бiанка.

Хоть смерть его на месте поразила бъ!

Симоне (оборачивается).

Кто помянулъ о смерти? О, никто,
Никто пускай не говоритъ о смерти!
Что делать ей въ такомъ веселомъ доме,
Где лишь жена, и мужъ, и добрый другъ
Для встречи ей? Пусть смерть идетъ въ дома,
Где грешныя свершаются деянья,
Где жены благородныя, которымъ
Мужья наскучили, спустивъ завесы
Надъ брачными кроватями, стремятся
На простыняхъ, запятнанныхъ позоромъ,
Своимъ страстямъ распущеннымъ дать волю...
Бiанка, ты еще не знаешь света,
Ты слишкомъ одинока, благородна...
Светъ знаю я. Увы, съ годами только
Приходитъ мудрость; волосы мои
Уже белы, и юности нетъ въ теле.
Но нетъ! Довольно говорить объ этомъ.
Сегодня ночь веселья жадно проситъ.
Веселымъ буду я, какъ подобаетъ
Хозяину, что въ доме встретилъ гостя
Любезнаго, нежданнаго, который
Привета ждетъ.
Но это что, синьоръ?
Вы лютню принесли? Сыграть намъ песню?
Сыграйте, принцъ! Простите, если смелъ я,
Но я прошу: сыграйте!

Гвидо.

Не теперь:.
Когда-нибудь въ другой разъ, мой Симоне.

(Обращаясь т Бiанке)

Когда вдвоемъ мы будемъ, ты и я,
Луна ревнивая...

Симоне.

Нетъ, нетъ, синьоръ!
Нетъ, я прошу. О, я слыхалъ не разъ,
Что лишь прикосновеньемъ пальцевъ къ струнамъ,
Дыханьемъ нежнымъ въ стебель тростника
Иль вздохомъ въ грудь упругой гулкой меди
Искусники умеютъ извлекать
Изъ стенъ тюрьмы тоскующiя души.
И слышалъ также я, что чары скрыты
Вотъ въ раковинахъ этихъ, властью коихъ
Затворы прочь спадаютъ у темницъ,
Невинность въ косы грозди винограда
Вплетаетъ и блуждаетъ, какъ менада...
Но ваша лютня, знаю я, чиста,
А потому - играйте, насладите
Мой слухъ какимъ-нибудь напевомъ нежнымъ.
Душа моя - въ темнице, и нужна
Ей музыка, чтобъ избежать безумья.

Бiанка.

Не спеши.
Любезный гость безъ просьбы знаетъ место
И знаетъ время. Время не пришло,--
Настаивать напрасно.

Гвидо.

Другъ Симоне!
Когда-нибудь въ другой разъ. Въ этотъ вечеръ
Довольствуюсь я музыкой иной:
Напевомъ нежнымъ голоса Бiанки,
Что речью зачаровываетъ воздухъ,
Полетъ земли съ орбиты уклоняетъ
На новый кругъ, где центръ - ея краса.

Симоне.

Вы льстите ей. Безспорно, добродетель
Ей свойственна, какъ женщинъ большинству,
Но красота - одно изъ украшенiй,
Которыхъ ей носить не суждено.
И къ лучшему, быть-можетъ.
А теперь,
Мой скорбный слухъ напевомъ вашей лютни,
Хоть выпейте со мной, по крайней мере.

(Видитъ столъ.)

Ужъ столъ накрытъ, и вамъ приборъ поставленъ.
Бiанка, дай мне стулъ! Закрой окно,
Задвинь болты у ставенъ: не хочу я,
Чтобъ праздный людъ, нескромный въ любопытстве,
Веселье наше подсмотрелъ.
Теперь,
Синьоръ, скажите здравицу, поднявши
Стаканъ, виномъ наполненный до края.

(Онъ наливаетъ два стакана, причемъ бутылка заметно дрожитъ въ его руке, и, когда Гвидо поднимаетъ свой стаканъ, на скатерти остается пятно отъ мокраго дна, Увидавъ это, Симоне вздрагиваетъ и ставитъ обратно на столъ свой стаканъ,не притронувшись къ нему.)

Что за пятно на скатерти? Какъ рана
Въ бедре Христа, - пурпурное пятно!
Иль попросту вино? А есть примета:
Где пролито вино - прольется кровь.
Конечно, бабья сказка!
Я надеюсь,
Мой виноградъ по вкусу вамъ, синьоръ?
Его родной Везувiй, а въ Тоскане
Нашъ виноградъ даетъ для чаши сокъ
Куда и здоровей и крепче.

Гвидо.

Верно.
Мне нравится вино твое, Симоне,
И съ твоего любезнаго согласья
Я выпью за здоровье милой Бьянки,
Но я хотелъ бы прежде, чтобъ губами,
Подобными пурпурно-краснымъ розамъ,
Она коснулась чаши и вино
Въ ней слаще сделала. Отпей, Бiанка!

(Бiанка пьетъ.)

Что пчелъ Гиблейскихъ медъ въ сравненьи съ этимъ
Напиткомъ? - только горечь!
Мой Симоне,
Что жъ ты участiя не примешь въ пире?
Симоне. Мне странно самому, синьоръ, - сегодня
Ни есть ни пить я съ вами не могу.
Не по себе мне, словно лихорадка
Иль въ голове навязчивая мысль
Скользитъ, какъ змей, въ мозгу отъ точки къ точке,
Какъ сумасшедшiй бродитъ по каморкамъ,
Желудокъ отравляетъ, отвращенье
Внушая мне на место аппетита,

(Отходитъ въ сторону.)

Гвидо.

Бiанка милая, торгашъ твой скучный
Несносенъ мне, я думаю уйти.
Наутро,я приду, назначь мне время.

Бiанка.

Едва взойдетъ заря. Пока не встречу
Тебя опять, вся жизнь моя - пуста.

Гвидо.

О, распусти волосъ твоихъ змеистыхъ
Спадающую полночь; словно въ звездахъ,
Въ твоихъ глазахъ дай видеть мне мой образъ,
Какъ въ зеркале. Тамъ сохрани его,
Хотя бъ какъ тень. И не гляди вокругъ
На скучные предметы, что не могутъ
Меня тебе напомнить. Я ревную
Твой можетъ взоръ.

Бiанка.

Уверенъ будь, твой образъ
Отныне навсегда со мною будетъ.
Любовь дастъ смыслъ напоминанiй нежныхъ
Ничтожной самой вещи. Но не позже,
Чемъ жаворонокъ звонкимъ пеньемъ въ небе
Разбудитъ мiръ уснувшихъ, ты приди;
Здесь на балконе буду ждать я друга.

Гвидо.

Затемъ ко мне по лестнице изъ шелка
И жемчугомъ по алому расшитой
Ты спустишься, ступая белой ножкой,
Какъ легкiй снегъ на кустъ осеннихъ розъ.

Бiанка.

Какъ хочешь. Знай, отныне я твоя
И на любовь и на смерть!

Гвидо.

Мне, Симоне,
Пора итти...

Симоне.

Еще соборный колоколъ не пробилъ
Часъ полночи, и стражники, чьи трубы
По улицамъ пустыннымъ дразнятъ месяцъ,
Еще въ своихъ покойно дремлютъ башняхъ.
Немного подождите. Я боюсь,
Что мы васъ здесь ужъ больше не увидимъ,
И сердце мне печалитъ этотъ страхъ.

Гвидо.

Напрасный страхь, Симоне, я всегда
Останусь вернымъ нашей дружбе. Только
Сегодня мне пора уже, пора!
До завтра же, Бiанка!

Симоне.

Что жъ, пусть такъ! "
Хоть съ вами радъ беседовать я дольше,
Вновь обретенный другъ, высокiй гость!
Но, знать, не быть тому. Притомъ, я знаю,
Васъ ждетъ отецъ, скучаетъ онъ по васъ,
По голосе, по звукамъ вашихъ шпоръ.
Вы у него одинъ, одна опора,
Племянники... но те его не любятъ.
Такъ говорятъ, - по слухамъ я сужу.
Наследство ваше зависть возбуждаетъ
Въ сердцахъ у нихъ, на виноградникъ вашъ
Они глядятъ такими же глазами,
Какъ царь Ахавъ на поле Навуфея.
Конечно, сплетни все, болтаютъ мало ль
По городу.
Покойной ночи, принцъ!
Бiанка, факелъ! Лестница стара,
Прогнила кое-где, а бледный месяцъ,
Какъ скряга, сталъ жалеть свои лучи
И прячетъ ликъ за тюлевою маской,
Какъ проститутки, выходя на ловъ,
Чтобъ въ грехъ вовлечь неопытную душу.
Сейчасъ я вамъ достану плащъ и шпагу'.
Позвольте, нетъ, я долженъ услужить вамъ,
Кто мой почтилъ мещанскiй, бедный домъ,
Со мной отпилъ вина, отведалъ хлеба
Не разъ мы вспомнимъ радость этой ночи
И все ея последствiя...
Ну, шпага!
Закалъ Феррары, гибкостью - змея:
И какъ змея, конечно, смертоносна.
Что говорить! На жизненныхъ дорогахъ
Съ такою сталью нечего бояться.
Я не встречаль столь дивнаго клинка.
И у меня есть шпага, да немного
Заржавлена теперь! Мы - люди мира.
Смиренью учатъ насъ, насъ учатъ шею
Сгибать подъ тяжкой ношей, не роптать
На кривду жизни, молча выносить
Неправыя обиды, и, подобно
Жиду, что терпитъ вечно, мы находимъ
Въ страданьяхъ нашихъ пользу для себя.
Но, помню, разъ, близъ Падуи, въ пути
Отнять хотелъ разбойникъ у меня
Коня съ товарами. Такъ все же горло
Я вынести безчестье, оскорбленье
И всякiя позорныя слова,
И явное къ себе пренебреженье,
Но тотъ, кому бъ явилась мысль украсть
Хоть что-нибудь такое, что мое,
Пусть будетъ то лишь глиняный сосудъ,
Изъ коего я утоляю жажду,--
Рискуетъ онъ душой своей и теломъ
Въ томъ воровстве. Изъ странной глины люди,
Мы слеплены.

Гвидо.

Къ чему твои слова?

Симоне.

Хочу я знать, синьоръ, не лучше ль шпага
Моя закалена, чемъ вашъ клинокъ.
Желаете, устроимъ испытанье?
Иль, можетъ-быть, для васъ зазорно будетъ
Скрестить клинокъ съ моимъ, будь то шутя
Иль не шутя?

Гвидо.

Нетъ ничего прiятней,
Скрестить, будь то шутя иль не шутя.
Дай мне мою, достань свою скорее.
Пусть эта ночь решитъ вопросъ великiй,
Чья закаленней сталь - купца иль принца.
Не такъ ли ты сказалъ? Зачемъ же медлишь?

Симоне.

Изъ милостей, которыми мой домъ
Осыпать вамъ, синьоръ, угодно было,--
То милость величайшая.

Бiанка!

Дай шпагу мне! Отлично! Отодвинь
Столы и стулья. Нуженъ кругъ свободный
Для поединка нашего. Свети
Намъ факеломъ, чтобъ это состязанье
Не перешло изъ шутки вдругъ въ серьезъ.

Бiанка (къ Гвидо).

Убей его! Убей!

Симоне 

Бiанка, факелъ!

(Начинаютъ биться.)

Разъ! А! Ага! А, что? Вотъ такъ! Ну что жъ?

(Его ранитъ Гвидо.)

Царапина, но больше; слишкомъ факелъ
Мне билъ въ глаза. Но не смотри такъ грустно,
Жена моя, все это пустяки.
Я раненъ, но легко, подай-ка тряпку,
Перевяжи мне руку, - слишкомъ крепко,
Нежнее, милая! Зачемъ грустить?
О, не грусти!.. Нетъ, прочь ее, не надо!
Беда ль, что льется кровь!

(Срываетъ повязку).

Еще, еще!

(Симоне выбиваетъ шпагу у Гвидо.)

Вотъ видите, синьоръ, сказалъ я правду,
И мой клинокъ былъ лучше закаленъ,
И сталь его покрепче. Но кинжалы
Попробуемъ.

(къ Гвидо).

Убей его! Убей!

Симоне.

Гаси твой факелъ, Бьянка!

(Бiанка гаситъ факелъ.)

И теперь,
Теперь на смерть, синьоръ, пока не ляжетъ,
Одинъ изъ насъ, иль оба, или все,
Все трое, можетъ-быть.

(Дерутся.)

А, дьяволъ! Да, теперь въ моей руке ты.
Такъ, такъ и такъ!

(Симоне беретъ верхъ надъ Гвидо и бросаетъ его на полъ.)

Гвидо.

Дуракъ, сними клещи свои мне съ горла.
Я у отца единственный ведь сынъ;
У государства лишь одинъ наследникъ.
Коварный врагъ нашъ, Францiя, ужъ ждетъ
Конца отцовской линiи, готовый
Врасплохъ напасть на городъ нашъ.

.

Молчи!
Бездетнымъ ставъ, поверь, счастливей будетъ
Отецъ твой; а Флоренцiи не нужно
Прелюбодея - кормчимъ у руля.
Своею жизнью ты лишь загрязняешь
Святыню нашихъ лилiй.

Гвидо.

Руки прочь!
Проклятыя прочь руки, говорю я!
Пусти меня!

Симоне.

Ну нетъ! Ты ловко такъ
Попался мне, что тщетны все надежды.
Теперь свелась въ единый мигъ позора
Вся жизнь твоя - и кончится позоромъ.

Гвидо.

Симоне.

Къ чему? Грехи свои поведай Богу,
Котораго ты въ эту ночь увидишь,
Чтобъ больше не увидеть никогда,--
И милосердъ, хоть справедливъ... А я...

Гвидо.

О, помоги мне, милая Бiанка,
Ведь знаешь ты, я зла не сотворилъ.

Симоне.

Умри, какъ песъ, съ повисшимъ языкомъ!
Умри! Река твой трупъ безмолвно приметъ
И въ море неопознаннымъ снесетъ.

Гвидо.

Прими, Господь, несчастный духъ мой съ миромъ!

.

Аминь! Теперь чередъ другой!

(Гвидо умираетъ. Симоне поднимается и глядитъ на Бiанку. Она подходитъ къ нему, словно ослепленная изумленьемъ, съ широко раскрытыми руками.)

Бiанка.

Зачемъ ты

Симоне.

Зачемъ
Ты не сказала мне, какъ ты прекрасна?

(Целуетъ ее въ губы.)