| Автор: | Уаймен С. Д., год: 1893 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
ГЛАВА II
Пред лицом короля
Мне казалось, что если бы монах погиб в ловушке, приготовленной для меня, то раскрытие в этом деле участия Брюля было бы мне чрезвычайно полезным, и я чуть было не совершил одну из тех крупных ошибок, в которые впадают люди, когда они, стремясь к намеченной цели, уже не хотят считаться с обстоятельствами. Моим первым побуждением было идти за монахом на паперть, накрыть убийц и, если можно, арестовать их. Но Симон так убедительно доказал мне всю опасность такого поступка, что я отказался от своего намерения. По его совету я послал его к Ажану просить того зайти ко мне сегодня же вечером.
Напрасно проискав полдня, Симон нашел его, наконец, играющим в мяч во дворе, и привел ко мне за час до назначенного времени.
Мой гость был, конечно, удивлен, что я не сообщил ему ничего особенного: я не решался открыться ему, а воображения для вранья у меня не хватало.
Придя к заключению, что я послал за ним в припадке скуки, Ажан принялся забавлять меня и издеваться над Брюлем, что было одним из его любимых занятий. Так прошло около двух часов. Мне не пришлось долго ждать, чтобы убедиться, насколько Симон был прав, приняв эти меры предосторожности. Мы сочли благоразумным не выходить из дома по уходу нашего гостя и провели ночь в полной неизвестности.
Около семи утра один из слуг маркиза, посланный Ажаном, ворвался к нам с известием, что отец Антуан убит накануне вечером. Я принял известие с глубокой благодарностью, а Симон был так взволнован, что по уходе посланца опустился на стул и зарыдал, словно потерял мать, а не смертельного врага. Я воспользовался случаем прочесть ему наставление о гибельных последствиях кривых путей и о том, как злодей попал в яму, которую рыл другим. Вдруг звук шагов на лестнице привлек наше внимание. Я тотчас же узнал шаги Ажана и мне послышалось в них что-то зловещее: я вскочил раньше, чем он отворил дверь. Значительным взглядом он окинул комнату, но при виде меня к нему вернулось обычное хладнокровие. Он поклонился и заговорил спокойно, но торопливо. Он задыхался, и я сейчас же заметил, что он перестал заикаться.
- Рад, что застал вас, - сказал он, старательно заперев за собой дверь. - У меня дурные вести, и теперь нельзя терять ни минуты. Король подписал приказ о немедленном заключении вас в тюрьму, господин де Марсак; а раз дошло дело до этого, то все возможно...
- Приказ о моем аресте?
- Да. Король подписал его по настоянию маршала Реца.
- Но за что?
- За убийство отца Антуана. Простите, но теперь не время разговаривать: старшина-маршал[102] уже готовится арестовать вас. Единственно, что остается вам, это избегать его и добиться аудиенции у короля. Я убедил дядю пойти с вами, он ждет вас у себя на квартире. Нельзя терять ни минуты.
- Но я невиновен!
- Знаю и могу доказать это. Но если вы не добьетесь свидания с королем, невинность вас не спасет: у вас могущественные враги. Идите же не медля, очень прошу вас.
Я поспешил поблагодарить его за дружеское отношение и, схватив лежавший на стуле меч, сам надел его: у Симона так дрожали руки, что он даже не мог помочь мне. Затем я знаком попросил Ажана идти вперед, а сам последовал за ним. Симон пошел за нами по собственному побуждению. Было около одиннадцати утра. Мой спутник сбежал с лестницы так скоро, что я едва поспевал за ним. У выхода он дал мне знак остановиться и, выбежав из дверей, тревожно посмотрел по направлению улицы Сен-Дени. Там не было ни души, и он кивнул мне, чтобы я следовал за ним. Мы взяли противоположное направление и шли так скоро, что менее чем через минуту обогнули наш дом. Тем не менее надежда наша уйти незамеченными очень скоро исчезла. Дом наш стоял в уединенном переулке, упиравшемся в стену, которую поддерживало несколько подпорок. Не успели мы отойти на несколько шагов, как из-за подпорок выскочил человек и, посмотрев на нас, бросился бежать по направлению улицы Сен-Дени. Ажан оглянулся и покачал головой:
- Ага, вот что! Они хотят нам помешать, но, я думаю, мы их предупредим.
Когда мы проходили по улице Валуа, где в это время был раскинут рынок, привлекший громадное стечение народа, я заметил необычайный шум и возбуждение.
Я спросил Ажана, что бы это могло значить.
- Ходит слух, - отвечал он, не замедляя шага, - что король намеревается переехать в Тур.
Я подавил возглас удивления и радости.
- В таком случае, он придет к соглашению с гугенотами? - сказал я.
Пока он говорил, мы выделились из толпы, и я увидал в трех шагах от нас двух придворных, в сопровождении двух же слуг шедших прямо на нас. Они переходили улицу, довольно пустынную в этом месте, с очевидным намерением остановить нас. Мы тоже пересекали улицу и очутились с ними лицом к лицу посреди дороги.
- Господин Ажан! - воскликнул первый из них, свысока обращаясь к моему спутнику и мрачно посмотрев на меня. - Мне очень грустно встретить вас в таком обществе. Вы, вероятно, не знаете, что этот господин подлежит аресту по приказу, только что отданному старшине-маршалу?
- Пусть даже так, и что же? - пробормотал мой спутник своим мягким голосом.
- Что же?! - воскликнул другой, хмурясь и стараясь незаметно подвинуться вперед.
- Именно так, - повторил Ажан, взявшись за рукоятку своей шпаги и намереваясь отступить. - Я не знал, что его величество назначил вас, господин Вилькье, старшиной-маршалом или что вам дано право останавливать на улице прохожих.
Вилькье вспыхнул с досады и проговорил дрожащим голосом:
- Вы слишком молоды, Ажан - не то я заставил бы вас дорого заплатить за это.
- Зато мой друг не молод, - возразил Ажан, кланяясь. - Он дворянин родом, Вилькье, и не гасконец, и, как я узнал вчера, заслужил славу одного из лучших воинов Франции. Арестуйте его, если угодно. В таком случае, я буду иметь честь взять в залог вашего сына.
Все время мы стояли с мечами наготове: одного взмаха было достаточно, чтобы возбудить одну из тех уличных ссор, которые были тогда в обычае. Привлеченная нашими криками кучка народу с нетерпением ждала, что будет дальше. Однако Вилькье, как вероятно знал мой товарищ, был гасконец не только родом, но и душой: видя нашу решительность, он счел за лучшее оставить нас в покое. Презрительно пожав плечами, он дал знак своим слугам идти своей дорогой, а сам посторонился.
- Благодарю вас за любезное предложение, - сказал он со злой усмешкой. - Я не забуду о нем; но, как вы изволили сказать, сударь, я не старшина-маршал.
Не обращая внимания на его слова, мы поклонились, прошли мимо него и направились дальше. Один из его слуг пустил слух, будто один из нас - убийца отца Антуана: и вмиг мы были окружены толпой черни, которая хватала нас за платье, что немало обеспокоило Симона Флейкса. Невзирая на презрение, выказываемое ей Ажаном, который все время держал себя великолепно, мы были бы вынуждены вернуться, чтобы хорошенько ее проучить, если б как раз в это время не дошли до дома Рамбулье. Там у двери стояли с полдюжины вооруженных слуг, при виде которых наши преследователи отступили со свойственной этому слою народа трусостью. На этот раз у меня не было причин быть недовольным господином Рамбулье. Был ли я обязан этим посредничеству Ажана или маркиз думал, что без моей помощи его планы не осуществятся, не знаю, но он ждал нас с тремя придворными в плащах. Его решительный, суровый вид доказывал, что он считал наше положение нешуточным.
Мы не теряли ни минуты на объяснения. Обменявшись несколькими словами с племянником, Рамбулье скомандовал: вперед, и мы все вместе вышли из дому. Вероятно, тот факт, что мои преследователи были его политическими врагами, имел для него некоторое значение: я увидел, как ожесточился его взгляд при виде Вилькье, сновавшего мимо наших дверей в ту минуту, как мы выходили. Гасконец был не из тех, кто открыто вступает в борьбу с сильным врагом. Рамбулье холодно поклонился ему и продолжал свой путь к дворцу ровным шагом. Его племянник и я шли по обеим сторонам его; остальные, десять-одиннадцать человек, тесно сплотившись, шли сзади. Наш отряд имел столь воинственный вид, что толпа, остановившаяся было у дверей, разбежалась. Даже мирные граждане по дороге из предосторожности прятались по домам или же расступались перед нами. Я заметил не без тревоги, что наш предводитель одет тщательнее и роскошнее обыкновенного и, в противоположность своим спутникам, не был вооружен. Он воспользовался случаем дать мне некоторые советы.
- Господин де Марсак! Мой племянник сказал мне, что вы полностью отдаетесь в мое распоряжение.
Я поблагодарил его от души и сказал, что ничего лучшего не желаю.
- В таком случае, прошу вас молчать, пока я не разрешу говорить, - резко сказал он мне, как человек, у которого неожиданность вызывает решимость и быстроту действий. - И, прежде всего, не принимайте никаких крайних мер без моего приказания. Нам предстоит решительная борьба, и мы должны ее выиграть хотя бы ценой наших голов. Если только можно, мы вырвем вас из рук старшины-маршала.
А если нет? Я вспомнил угрозы отца Антуана - и вдруг потерял из виду улицу, со всем ее светом, жизнью и движением. Я не чувствовал более ободряющего дуновения ветра. Я вдыхал тяжелый воздух и видел себя в тесной тюрьме, окруженного замаскированными людьми, а между ними смуглого человека в кожаном переднике, наклоненного над жаровней. Этот человек сделал несколько шагов вперед и... Слава Богу! Видение исчезло. Восклицание Ажана привело меня в себя.
Мы были в нескольких шагах от ворот дворца. В это же время из одного переулка вышел другой отряд, следовавший за нами шаг за шагом с очевидным намерением обогнать нас. Кончилось тем, что оба наши взвода подошли к воротам в одно и то же время, что произвело столкновение между слугами. Это, наверно, привело бы к драке, если б не строгий приказ, отданный Рамбулье сопровождавшим его. Мгновенно я был окружен кучкой грубых лиц. Дюжина заскорузлых рук протянулась ко мне. Столько же голосов, между которыми я узнал голос Френуа, кричали: 'Вот он! Вот он!' Пожилой человек, изысканно одетый, выступил вперед с бумагой в руках в сопровождении алебардщиков. Он тотчас мог бы схватить меня, если б не подоспел Рамбулье. Он имел очень внушительный вид, который тем более шел к нему, что у него в руках был только хлыст.
- Эге! Что это значит? - весело сказал маркиз. - Я не привык, господин, чтобы моих людей трогали без моего разрешения... Надеюсь, вы знаете, кто я?
- Без сомнения, маркиз, - отвечал тот мрачно, но почтительно. - Но это по особому приказу короля.
- Хорошо! - отвечал мой покровитель, спокойно поглядывая на стоявших за старшиной людей, точно стараясь рассмотреть их, что привело некоторых из них в смущение. - Скоро мы увидим, так ли это: мы как раз идем просить аудиенции у короля.
- Только не этот господин, - решительно воскликнул старшина, подняв опять руку. - Я не могу пустить его.
- Нет, и этот господин, с вашего позволения, - возразил маркиз и слегка оттолкнул его руку хлыстиком.
Маркиз постучал пальцами по ручке хлыста и улыбнулся.
- Я последний пойду против него... если только он действительно есть у вас, - сказал он медленно.
- Вы можете сами прочесть его! - воскликнул старшина-маршал, выходя из терпения.
Рамбулье взял пергамент кончиками пальцев, взглянул на него и отдал назад.
- Как я и думал, - сказал он. - Явный подлог.
- Подлог?! - воскликнул офицер, вспыхнув от негодования. - Я получил это от личного секретаря короля!
Ропот пронесся среди стоявших позади. 'Какой позор!' - бормотали некоторые из них. А все имели такой угрожающий вид, что свита маркиза теснее сжалась за его спиной, Ажан же грубо рассмеялся. Но Рамбулье остался невозмутим.
- Мне совершенно все равно, от кого вы его получили, сударь, - сказал он. - Но это подлог, и я не допущу исполнить его. Если вы согласитесь подождать меня здесь, даю вам честное слово выдать вам этого господина через час, если только этот приказ настоящий. Если же вы не согласны ждать, то я велю своим слугам очистить дорогу, и вы будете отвечать за все, что случится.
Он говорил так властно, что легко было заметить, что дело шло не только об аресте одного человека.
Вопрос был в том, попадет ли непостоянный король опять под влияние своих прежних советников или нет. Мой арест был шагом в борьбе, затеянной против Рамбулье, которому удалось убедить короля переехать в Тур - вооруженный городок по соседству с гугенотами, где союз с ними был бы удобен. Старшина должен был задуматься: ведь бывший у него приказ станет законным или подложным, смотря по тому, чья возьмет. И вот, видя решимость Рамбулье, он уступил. Не раз прерываемый своими спутниками, среди которых были слуги Брюля, он сквозь зубы пробормотал, что согласен на наше предложение. Маркиз, не теряя ни минуты, схватил меня за руку и потащил через двор. Сердце мое начинало биться спокойнее. Но маркиз сердито ворчал, пока мы подымались по лестнице; и я заключил, что опасность еще впереди. Действительно, при нашем появлении привратник вскочил, быстро подошел к нам и стал между нами и дверью в королевские покои. Он низко поклонился маркизу и доложил, что король занят.
- Меня-то он примет! - крикнул маркиз, бросая презрительный взгляд на хихикавших пажей и придворных, которые сразу притихли.
- Я получил особый приказ никого не пропускать, - ответил привратник.
- Согласен, но это ко мне не относится, - возразил мой неустрашимый спутник. - Я знаю, чем занят король, и пришел помочь ему.
При этом он оттолкнул изумленного слугу и решительно распахнул двери в королевские покои.
Король, окруженный придворными, был занят обуванием для верховой езды. Услышав, что мы вошли, он удивленно обернулся и в смущении уронил ящичек из слоновой кости, которым забавлялся. Он и все его окружавшие походили на школьников, застигнутых врасплох. Правда, он быстро овладел собой и, повернувшись к нам спиной, продолжал развязно болтать о каких-то пустяках, но было ясно, что ему было не по себе под строгим, проницательным взглядом маркиза, нисколько не смутившегося от подобного приема. Что касается меня, то я готов был сожалеть о том, что согласился на эту бесполезную попытку. То, что ожидало меня внизу, у ворот, казалось мне менее ужасным, чем возраставший гнев короля, который я, видимо, навлекал на себя одним своим присутствием. Мне не нужно было ни дерзкого взгляда Реца, который торчал возле короля и позевывал, ни смеха двух пажей, стоявших тут же впереди, чтобы лишить меня последней надежды. Я и не заметил ни неловкости некоторых лиц, окружавших короля, ни волнения Реца. Для меня было ясно только одно: смущение короля переходило мало-помалу в гнев. Румяна, покрывавшие его щеки, скрывали выражение лица, но нахмуренный лоб и та нервность, с которой он то снимал, то надевал свою дорогую шляпу, выдавали его. Наконец, подозвав знаком одного из приближенных, он отошел с ним в сторону, к окну. Через несколько минут этот придворный подошел к нам.
- Господин де Рамбулье! - сказал он холодно и служебно. - Его величество недоволен присутствием вашего спутника и требует, чтобы он удалился немедленно.
- Слова его величества - закон, - отвечал мой покровитель так громко и ясно, что слышно было всем. - Но дело, по которому пришел этот господин, первой важности и лично касается его величества.
Маршал Рец презрительно рассмеялся, остальные придворные были серьезны. Король капризно пожал плечами, но после некоторого раздумья, посмотрев по очереди на Реца и на маркиза, сделал последнему знак приблизиться.
- Зачем вы привели его сюда? - резко спросил король, искоса поглядывая на меня. - Он должен был быть арестован согласно данному мною приказу.
- Он принес известие, которое может сообщить вашему величеству только наедине, - отвечал Рамбулье.
Маркиз так значительно посмотрел на короля, что тот, как мне показалось, вдруг вспомнил о своем договоре с Рони и о моем в нем участии: он имел вид человека, вдруг очнувшегося.
- Чтоб не допустить этого известия до вас, сир, враги старались влиять на присущее вашему величеству чувство справедливости...
сведения.
- Вовсе нет, государь, прошу ваше величество извинить меня, - возразил Рамбулье хладнокровно.
- Но дело очевидно, - сказал капризно король.
- А я смело заявляю, что это неправда.
- Но вы ошибаетесь: я слышал это своими собственными ушами сегодня утром.
- Не удостоите ли, государь, сказать мне, от кого вы это слышали?
Тут маршал Рец, счел нужным вмешаться.
- Неужели мы превратим покои его величества в судебную палату? - сказал он спокойно, будучи вполне уверенным в своем влиянии на короля.
Рамбулье не обратил на него никакого внимания.
- Но Брюль, - сказал король, - видите ли, Брюль говорит...
- Брюль? - возразил мой покровитель так презрительно, что Генрих удивился. - Но, конечно, его-то слову против этого господина вы поверили менее всего?
Это еще раз напомнило Генриху о порученном мне деле и о том преимуществе, какое получил бы Брюль при моем исчезновении. Король, казалось, сначала смутился, потом рассердился. Он выразил свой гнев в проклятиях и прибавил, что все мы - шайка изменников и что у него нет никого, кому бы он мог довериться. Моему спутнику удалось, наконец, затронуть его слабую струнку; немного успокоившись, король, не обращая внимания на возражения Реца, приказал говорить маркизу.
- Государь! Монах был убит за час до заката солнца. Мой племянник Ажан доложил вашему величеству, что как раз в это время и час спустя он был вместе с этим господином на его квартире. Так пусть же господин маршал поищет убийцу где-нибудь в другом месте, если он жаждет мести.
- Справедливости, сударь, а не мести, - вставил маршал Рец мрачно.
Он удачно скрывал охватившее его волнение - только нервное подергивание щеки выдавало его. Для него борьба эта была тяжелее, чем его противнику: совесть Рамбулье была чиста, а Рец был изменником и хорошо понимал, что каждую минуту мог быть уличен и подвержен каре.
- Позовите Ажана! - коротко сказал король.
Король упрямо покачал головой. Его лицо исказилось гневом. Он стоял, опустив свои хитрые глаза: он вообще редко прямо смотрел в глаза тем, с кем разговаривал, и это усиливало его обычную сутуловатость. В комнате было шесть-восемь крошечных собачонок. Король начал выбрасывать их по очереди из корзинки, где они находились, словно желая найти в этом занятии исход своему гневу.
Свидетели скоро появились в сопровождении нескольких лиц, в том числе герцогов Невера и Меркера, явившихся сопровождать короля на прогулку, и Крильона. Комната наполнилась людьми. Оба герцога холодно поклонились маркизу и вполголоса завели разговор с Рецем, который, по-видимому, старался убедить их ускорить ход дела. Казалось, они склонялись на его сторону, однако пожимали плечами, как будто дело для них было неважно. Крильон же громко кричал и бранился, желая узнать, в чем дело, а узнав, спросил:
- Неужели весь этот шум поднят из-за какого-то лысого монаха?
Генрих, пристрастие которого к монашеству было хорошо всем известно, злобно взглянул на него, но сдержался и резко обратился к Ажану:
- Одно слово, государь! - воскликнул Рамбулье, прежде чем Франсуа успел ответить. - Прошу прощения, но ваше величество слышали рассказ Брюля: позвольте просить, как личного одолжения, позволить также и нам выслушать его.
- А почему это вы протестуете, сударь? - возразил мой покровитель, с презрением обернувшись к нему.
- Молчите, господа! - воскликнул король. - Молчите, ради Бога! - продолжал он, окидывая взором все собрание; его глаза заискрились гневом, достойным короля. - Вы забываетесь! Я не желаю ссор в моем присутствии: иначе прочь отсюда! Вот так-то я лишился Квелюса и Можирона, я достаточно потерял и больше не хочу... Господин де Брюль! - прибавил он, выпрямившись и являясь на минуту настоящим королем, несмотря на всю свою невзрачность. - Повторите ваш рассказ!
Но как ни сильны были во мне эти чувства, они не могли заглушить любопытства, когда был позван Брюль. Зная, что этот человек был сам виновен, я наблюдал, с каким лицом он предстанет перед всем собранием. Но он одинаково смело встретил взгляд и друга, и врага. Он был нарядно одет, причесан, завит по последней моде; вид у него был бодрый, красивый, непоколебимый.
- Я знаю только то, государь, - развязно сказал он, - что, случайно проходя мимо паперти во время убийства, я услышал крик отца Антуана. Он произнес только четыре слова отчаянным голосом. И это было, - тут он взглянул на меня, - это было: 'Помогите, Марсак! Ко мне!'
- В самом деле? - воскликнул Рамбулье, предварительно взглянув на короля, как бы испрашивая у него разрешения на вопрос. - И это все? Вы больше ничего не видели?
Брюль покачал головой.
- И ничего больше не слышали?
- Ничего.
- В таком случае, - медленно продолжал маркиз, - мне кажется, что де Марсак арестован потому, что священник (упокой Господи его душу!) звал его на помощь?
- На помощь! - злобно воскликнул Рец.
Выражение лиц у всех изменилось самым забавным образом. Король был сбит с толку; Невер улыбался; Меркер громко смеялся. Крильон с жаром кричал: 'Счастливая случайность!' Большинство же, не вдаваясь в суть дела, радовались, что можно позубоскалить. Совсем иное впечатление произвел допрос на Реца и Брюля. Первый пожелтел с досады и почти задыхался; второй же был так подавлен и испуган, словно его вина уже была обнаружена. Будучи убежденным в том, что монах назвал своего убийцу, он решил сказать всю правду, не взвесив своих слов.
- Конечно, эти слова очень двусмысленны. - пробормотал Генрих.
- Но ведь Марсак убил его! - в бешенстве воскликнул Рец.
- Мы и ждем доказательств его преступности, - вежливо отвечал мой покровитель.
не мог скрыть своего отчаяния. Выступил Ажан, за которым я часто замечал непостижимую неприязнь к Брюлю.
- Если ваше величество разрешит мне, - сказал он с лукавой улыбкой на красивом лице, - я мог бы привести некоторые доказательства поточнее тех, которые так откровенно и кратко изложил нам де Брюль.
Он принялся рассказывать о том, как был у меня как раз в минуту убийства, прибавляя массу подробностей, чтоб оправдать меня, к удовольствию многих. Король кивнул.
- На этом можно покончить, - сказал он, вздохнув с облегчением. - Не правда ли, Меркер? Вилькье, распорядитесь, чтобы приказ об аресте де Марсака был уничтожен.
Маршал не мог сдержать своего гнева.
Все затаили дыхание. Глаза короля гневно сверкнули при этом дерзком намеке на убийство герцога Гиза и его брата, кардинала. К несчастью, Генрих был всегда некстати снисходителен, а строг лишь тогда, когда эта строгость являлась несправедливостью или же неловкостью. Теперь он с усилием сдержал себя и отплатил маршалу только тем, что не пригласил его с собой на прогулку. Рец дрожал с головы до пят. Все общество было сильно возбуждено. Я стоял рядом с Ажаном, пока король и его ближайшая свита не вышли из комнаты. Масса лиц, которые одинаково охотно приняли бы известие о моей казни или повышении, любезно поздравляли меня. Несмотря на все мое смущение, я заметил, что что-то творилось у маршала с Брюлем: они стояли рядом и о чем-то совещались; и я не удивился, когда Брюль протолкался сквозь толпу, наполнявшую переднюю, и с угрожающим видом обратился ко мне, прося позволения сказать несколько слов.
- С удовольствием, - ответил я, следя за ним и зная хорошо, что оба они изменники и негодяи.
- Вы опять подставили мне ножку! - сказал он слегка дрожащим голосом; дрожали и его пальцы, которыми он крутил себе усы. - Но нам не о чем говорить! Завтра в полдень я с моим мечом буду на мосту в Шаверни, за милю отсюда. Надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии видеть вас там же с одним из ваших друзей?
- Будьте уверены, сударь, - отвечал я с низким поклоном, радуясь, что дело разрешалось так просто, - Я буду там самолично, так как мой посланец, - прибавил я, смело глядя ему прямо в глаза - потерпел, кажется, неудачу прошлой ночью.
102. Старшина-маршал (prevot-marechal) - одна из высших должностей в старой Франции. Вообще прево (от латин. praepositus, высокопоставленный; отсюда нем. Probst, Profoss) значил глава, старшина. Оттого было много прево в разных управлениях. Prevot de Paris был президент местного парижского суда, а также воинский начальник столицы и попечитель университета Prevot des marchands был главной купеческих гильдий, а также городским головой Парижа, вроде нынешнего мэра. Prevot des marechaux был старшиной особой полицейской юстиции. Он заботился об общественном мире и спокойствии, был грозой разбойников, мошенников, бродяг, цыган. Эта должность была отменена революцией, как подававшая повод ко многим злоупотреблениям власти. При дворе этот прево исполнял должность главы дворцовой полиции, или коменданта дворца.