Дюссельдорфский убийца.
Глава 9. Берлинская знаменитость

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Уоллес Э. Р., год: 1930
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава 9. БЕРЛИНСКАЯ ЗНАМЕНИТОСТЬ

Здание уголовной полиции Дюссельдорфа ничем не отличалось от обычных полицей-президиумов казарменного типа. Серый камень, несколько подъездов, кое-где зарешеченные окна.

В один из хмурых весенних дней 1930 года перед зданием полиции собралась возбужденная толпа. Двое агентов уголовной полиции вели под руки молодую, довольно красивую женщину, бившуюся в истерике. Кое-как надетое платье, растрепанные волосы, бледное, точно мел, лицо ее производили ужасное впечатление.

Толпа молча расступилась, сопровождая женщину соболезнующим взглядом.

- Кто это? Кто это? - спрашивала Рут, невольно остановившаяся у дома.

- Это мать Эрики Лендерман - последней жертвы убийцы, - ответил ее спутник, инспектор Мяч.

- Боже мой, бедная женщина! Какой ужас! И это уже двадцатая жертва. Неужели полиция действительно бессильна с этим бороться?

- Если полиция в скором времени его не обнаружит, - подхватил Мяч, - то ко всем жертвам прибавится еще одна - бескровная. Ею буду я. Я умру от суеты и голода.

Девушка улыбнулась и посмотрела на него с некоторым недоумением.

- Поверьте, - продолжал Мяч, - с тех пор, как началось это ужасное дело, у меня нет ни одной спокойной минуты. И вы думаете, что я расследую убийство? Нет, я только говорю о нем. Половина жителей города теперь стала добровольными сыщиками. Другая половина - убийцы. И если вас еще не арестовали по обвинению в убийстве, то, значит, непременно вскоре зарежут.

- Кажется, я тоже приму в этом участие, в розысках, конечно, - засмеялась Рут.

- Я так и знал, - комично выдохнул Мяч. - Вам, положим, я охотно объяснил бы суть дела за чашкой кофе в кондитерской, и сам бы при этом подкрепился. Сегодня моя хозяйка снабдила меня только двумя дюжинами бутербродов, и я страшно голоден, но... видите, к нам приехала важная персона из Берлина... видите...

К дому подъехал большой черный автомобиль, забрызганный грязью. Мяч и Рут Корнер стояли так близко от него, что видели, как открылась дверца и на панель вышел высокий бледный человек.

Рут невольно обратила внимание на его глаза: печальный, задумчиво-усталый взгляд и вместе с тем стальной, холодный блеск пронизывающих зрачков.

- Видите, - прошептал неутомимый Мяч, - знаменитость из Берлина... Фон Горн... стал сыщиком по призванию и семейной традиции. Потом получил наследство и занялся литературой. Теперь снова вернулся к прежней работе. Не человек, а дьявол... железные нервы. В английском Скотленд-Ярде его прозвали Усталым Сердцем, когда он помогал им разыскивать одного интернационального преступника. Его теперь прислали к нам из Берлина в качестве верховного комиссара. И в первую очередь он разнесет меня за мои бутерброды и выбалтывание служебных тайн.

Рут, улыбаясь, простилась со своим другом. Мяч часто приходил к ней в редакцию и забавлял своей болтовней. Несмотря на неподходящую, казалось, для его профессии фигуру, и излишнюю словоохотливость, он был дельным работником и пользовался всеобщими симпатиями, даже... в преступном мире.

Рут медленно шла по дороге в редакцию.

Усталое Сердце - какое странное прозвище. И какой грустный и тяжелый взгляд у этого Горна.

В репортерской она сдала подробный отчет обо всем виденном и слышанном и со вздохом сожаления уселась за перевод криминального романа для следующего номера газеты. Дюссельдорфские обыватели ничем, кроме убийств, не могли теперь интересоваться; какое им было дело до Усталого Сердца и черноглазой девушки, выстукивавшей на машинке очередную сенсационную главу.

В просторном кабинете начальника полиции происходило совещание. Прибывший комиссар сидел в стороне от остальных, как будто все происходящее его совершенно не касалось, задумчиво подперев голову рукой, изучая рисунок обоев, рассеянно посматривая на окружающих и изредка, вставляя свои замечания.

Докладывал шеф полиции, обращаясь преимущественно ко вновь прибывшему.

- Мы ничего не можем сделать с охватившей город паникой. Многие серьезные, рассудительные люди уезжают из Дюссельдорфа или отправляют отсюда свои семьи. Я не говорю уже о том, что многие избегают выходить вечером на улицу, а женщин не отпускают без провожатых. Случаи нападения с целью грабежа происходят чаще, чем это было до сих пор. Они, конечно, не имеют никакого отношения к маньяку-убийце, но нередко совершающие их люди пользуются для запугивания жертвы его именем. Слухи достигли небывалых размеров. Все подозревают друг друга, и мне пришлось уже произвести ряд самых бессмысленных обысков и арестов, чтобы не вызвать самосуда разъяренной толпы.

- Все же некоторые аресты оказались полезными, - вставил вполголоса Мяч.

- А именно? - встрепенулся главный комиссар, окинув маленькую толстенькую фигуру инспектора пытливым взглядом.

- Я хотел сказать... всеми уважаемый доктор, Миллер... спирит и ученый. Он не только не обиделся на арест, но... даже дал очень ценные указания.

- Вы понимаете, что мы прилагаем все усилия, - нетерпеливо перебил его шеф, - в городе в настоящее время живет инкогнито инспектор Скотленд-Ярда Томас Мун, но и его усилия пока напрасны. Несколько служащих заняты у нас в настоящее время разборкой писем от добровольных агентов. Двадцать убийств за год, совершенных одним и тем же лицом!

- И почти ничего, что могло бы дать в руки какую-нибудь нить, - вставил Конради, высокий седой инспектор.

- А письма? - вмешался Мяч.

- И, конечно, ни в одной типографии на десять миль в округе не нашлось подобной машины? - медленно спросил тот.

- Да, и мы пришли к убеждению, что этот листок попал к нему совершенно случайно, - произнес шеф. - Во всяком случае, это необыкновенный преступник. Наглость, доходящая до издевательства над полицией, и, очевидно, удивительная уверенность в своей безопасности позволяет ему...

- Вы хотите сказать, что если бы это был обыкновенный человек, то после двадцати убийств за двенадцать месяцев он опасался бы и не действовал так открыто?

Собравшиеся удивленно посмотрели на комиссара. Круглые глаза Мяча раскрылись еще шире, и он подвинулся поближе.

- Мое мнение, - произнес шеф, не дождавшись объяснения, что убийца необыкновенно ловкий и хитрый сумасшедший. Того же мнения держится и доктор Миллер.

- Вы, конечно, ознакомитесь сегодня подробно с делом? - добавил он, указывая на толстую папку, лежавшую на столе.

- Д-да-да, - неопределенно ответил Горн. - Я уже просмотрел присланные вами копии. Кстати, у вас на службе состоит инспектор Шульце?

- Это я, - просиял Мяч, выступая вперед.

- Рад познакомиться. Вы всегда носите этот альпийский мешок за плечами или тогда, когда отправляетесь в горы?

- Нет я... я не любитель горных видов, - замялся Мяч, менее всего похожий своей комплекцией на горного туриста, разве что из юмористических журналов.

- Но вы находите его удобным?

- Да, я ношу в нем бутерброды, - ничуть не смущаясь, признался толстяк, стараясь не обращать внимания на насмешливые взгляды коллег.

- А вы умеете бросать лассо? - неожиданно спросил Горн.

- Мальчиком я пускал змея, но с тех пор не приходилось...

- Я бы был вам признателен, если бы вы познакомили меня с укладом жизни в вашем городе, - любезно сказал Горн, избегая объяснений по поводу предыдущего вопроса.

Он встал.

- Мы осмотрим вначале труп девочки, потом проедемся по городу, и вы покажите мне подходящую гостиницу.

Маленький труп девятилетней Эрики Лендерман лежал в секционной камере. Горн, сопровождаемый Мячом, внимательно осмотрел одиннадцать ран, нанесенных, очевидно, кинжалом.

Большинство ран находилось около горла.

- В каком положении были руки девочки, когда ее нашли? - спросил Горн.

- Судорожно сведенные в кисти, со сжатыми пальцами, - ответил Мяч.

- Кто же их разогнул?

- Служитель, наверное.

- Позовите его.

Когда Мяч вернулся, он застал Горна за странным занятием: комиссар, вынув из жилетного кармана миниатюрный прибор для маникюра, тщательно чистил ногти умершей.

В автомобиле инспектор решился осторожно спросить:

- Разве вы считаете, господин комиссар, что убийца - человек-феномен, обладающий сверхчеловеческими возможностями?

- Я не привык еще к вашему методу работы, - пробормотал Мяч.

"Усталое Сердце", - подумал Мяч, пропуская мимо ушей первую, довольно двусмысленную фразу. - Итак, я должен назвать шоферу адрес...

- Доктора Миллера, а мне рассказать все, что вы о нем знаете.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница