| Автор: | Уэдсли О., год: 1929 |
| Категория: | Роман |
ГЛАВА XX
Ради счастья любимой
Было яркое солнечное утро, когда Гюг вернулся в Лондон. Он в последнюю минуту, уже на ходу, вскочил в почтовый поезд, уходивший из Кардифа. Как раз в ту минуту, когда Гюг давал распоряжение шоферу, в гостиницу явился агент по выборам и сообщил, что на следующий день назначен митинг шахтеров, которому придают очень большое значение.
-- Я уезжаю в Лондон с почтовым поездом, - сказал Гюг решительно. Он даже не хотел выслушать потока жалоб, просьб, а затем проклятий, которыми разразился пришедший в отчаяние маленький уэльсец.
И вот он наконец в Лондоне после ужасной ночи, проведенной в страхе и в досаде на себя, на обязательства, временами даже на саму Ди.
Гюг обернулся, чтобы указать носильщику свои вещи, и в эту минуту кто-то тронул его за руку. Он быстро оглянулся - перед ним стоял лорд Гаррон.
Гюг тотчас же понял, что агент телеграфно известил Гаррона об его отъезде. Злоба вспыхнула в нем при мысли, что Гаррон опять хочет насиловать его волю; Гюг заранее угадал его планы. Он спросил хладнокровно:
-- Алло, Гаррон, куда вы едете?
Тонкое лицо Гаррона было наполовину заслонено рукой, в которой он держал спичку, - он зажигал в эту минуту папиросу.
-- Я еду туда, куда едете вы, мой друг, - сказал он мягко.
Кровь прилила к лицу Гюга, от злости он даже несколько потерял самообладание.
-- Это очень любезно с ваше стороны, - сказал он с иронической вежливостью. - Я думаю, что носильщик уже нанял мне такси.
Гаррон слегка поднял брови, услышав, что Гюг назвал номер дома на Эдуардс-сквер. Он заглянул в лицо Гюга. Тот обернулся к нему:
-- Может быть, в моем взгляде не отражается радость, разлитая в природе в это яркое солнечное утро? - спросил он Гаррона с горьким смехом. - Могу объяснить, почему у меня такой невеселый вид. Мы едем сейчас в дом, который я нанял для любимой женщины, но она оставила меня... - он снова горько улыбнулся. - Я думаю, вы приехали для того, чтобы постараться повлиять на меня. Но на сей раз вам это не удастся.
Лицо Гаррона подернулось гримасой.
-- Я пришел напомнить вам, что честный человек, если дал слово, не может нарушить его, - сказал он холодно.
Гюг снова безрадостно рассмеялся.
-- Простите, мой дорогой Гаррон, что я вам прекословлю. Вы пришли, мне кажется, скорее для того, чтобы напомнить мне, что, если я вовремя не буду в Ланбене, чтобы выступить там перед шахтерами, то могу не считать себя больше протеже кабинета.
Такси остановилось у маленького домика на Эдуардс-сквер.
-- Я вижу, что всякий дальнейший разговор между нами бесполезен, - колко заметил лорд Гаррон. Он наклонился к шоферу и назвал адрес своего клуба.
Но Гюг с решительным видом взял его под руку.
-- Нет, войдите, пожалуйста, - сказал он странным голосом. - Я хочу с вами поговорить.
Гюг провел Гаррона в гостиную мимо миссис Банти, тщетно пытавшейся поделиться с Гюгом своими огорчениями, в ту комнату, где он провел с Ди последний, незабываемый вечер. Здесь он отпустил руку Гаррона и закрыл за собой дверь.
-- Теперь, - сказал он, глядя на него блестящими глазами, - я хочу, чтобы вы ответили мне на один вопрос. Через кого постарались вы повлиять на ту женщину, которую я надеюсь вскоре назвать своей женой?
-- Вы, должно быть, лишились рассудка, - отрезал Гаррон, дрожащим от сдержанного гнева голосом, - если можете допустить мысль о разрушении карьеры из-за этого увлечения, Вы не можете так поступить, слышите вы меня? У вас есть обязательства, и вы не можете нарушить их. Если мы потеряем Вест-Бертон - вы, один вы будете ответственны за это. Вы должны вернуться туда, должны исполнить...
в жизни, что дороже славы, дороже чести, дороже самой жизни, - и это любовь! Хотя, как большинство из нас, я думал, что знаю это. И только перед угрозой потери я понял, что для меня превыше всего должны быть интересы той, которая любит меня и любит больше, чем самое себя. Мы, мужчины, редко способны на такое чувство. Мы любим женщину, но вместе с тем не забываем и о себе самих, о нашей карьере, о нашем честолюбии, о наших делах. Женщина, которую я люблю, покинула меня потому, что боялась связать меня. Связать меня! А теперь вспомните, как я в первый раз оставил ее, уехав вместе с вами, а затем вскоре опять сделал это ради призрака власти. Вы говорите о том, чтобы жить для чести, для славы. Но это не настоящая жизнь. Нет! Клянусь вам, что я готов отказаться от славы и любых почестей ради одного прикосновения Дианы, ради одного ее взгляда! Теперь вы все знаете и можете всем это рассказать.
Он откинулся в кресле и взглянул на Гаррона. Несмотря на глубокую печаль, глаза его выражали восторг: он любил и знал ценность любви.
Гаррон подошел к дверям, затем оглянулся и посмотрел на Гюга. Лицо его было сейчас прекрасно: оно светилось силой, светилось глубокой верой в могущество любви. И бремя лет как будто свалилось с плеч Гаррона, он забыл на мгновение о политической борьбе - атмосфера романтизма, царившая, казалось, в этой комнате, коснулась и его...
Уже взявшись за ручку двери, Гаррон на секунду задержался и мягко сказал:
-- Желаю вам счастья, Гюг!
Когда он ушел, в доме воцарилась страшная тишина. Гюг смотрел на комнату, с ее коврами, с ее старинным полированным столом, с широким диваном, где он еще так недавно сидел с Дианой. Эта тишина подчеркивала горькую истину, о которой он забыл во время своего горячего выступления в защиту любви. Но Диана ведь не могла его слышать, и он не знал, где ему искать ее.
Ради любви он отказался от требований внешнего мира, но... не было возлюбленной, ради которой он сделал это.
Гюг быстро вышел в переднюю и позвал миссис Банти. Ее рассказ не принес никаких особых подробностей.
-- Приходила какая-то дама, после этого миссис Картон ушла и больше уже не возвращалась.
-- Дама? - переспросил Гюг. Он тотчас же подошел к телефону и вызвал Виолетту.
-- Когда ты в последний раз видела Диану? - спросил он ее.
Голос Виолетты, только что радостно приветствовавший его, сразу упал.
-- Я сейчас приеду к тебе, - сказал Гюг.
Он застал ее в будуаре.
-- Мне кажется, это сильно упростит дело, - начал он резко, - если я прежде всего сообщу тебе, что покончил со своей политической карьерой, когда узнал, что Диана оставила меня. Если ты приложила к этому руку, лучше всего откровенно скажи мне. Я полагаю, ты сделала это из страха перед общественным мнением. Но теперь этот страх отнюдь не уменьшится, потому что если мне не удастся немедленно найти Диану, я прибегну к помощи полиции.
-- Ты - безумец, если решил отказаться от выпавшего на твою долю успеха!
-- Я сейчас не хочу думать ни о чем, кроме того, чтобы найти Диану. И если ты собираешься мне помочь, то немедленно рассказывай все, в противном случае я ухожу. Знай это!
На глазах Виолетты показались слезы ярости и обиды.
-- Я не знаю, где сейчас Диана, - начала она глухим голосом, - а если бы и знала, то ради нее самой не открыла бы тебе этого. Да, я скажу тебе всю правду. Всю свою жизнь ты думал только о себе. Когда ты захотел Диану, ты взял ее, несмотря на то, что она была настоящим ребенком. О, конечно, она любила тебя. Я вполне отдаю должное твоему обаянию. У меня было много случаев видеть его результаты, я лишний раз убедилась в этом, когда была у Дианы. Она достаточно сильно любила тебя для того, чтобы желать тебе успеха и победы. Ты не любил ее и шел своей дорогой, ты знал, что не можешь жениться на ней...
-- Ошибаешься! - перебил Гюг. - Гермиона дает мне развод, и как только я буду свободен, я тотчас женюсь на Диане. Должен признать, что во многом ты совершенно права, - продолжал он медленно, - но ты упустила из виду главное: я люблю Диану не меньше, чем она любит меня.
Он подошел к Виолетте:
-- Помоги мне! Обещай, если мне удастся найти Диану, смотреть за ней, пока я смогу назвать ее своей женой.
Что-то в напряженном лице Гюга, страдальческое выражение его глаз, в которых Виолетта привыкла видеть веселую насмешку и презрение ко всем превратностям жизни, тронуло ее сердце.
-- Я помогу тебе, Гюг, - проговорила она.
В течение последней недели Гюг использовал все средства для того, чтобы найти Диану. Но к концу недели он был так же далек от цели, как и в первый день своего приезда.
Он прочел без всякого энтузиазма, что его партия одержала победу в Вест-Бертоне, и он был выбран в парламент.
ему неоднократно говорили то же самое, и сейчас у него уже оставалось мало надежды.
Он вышел из клуба и велел шоферу ехать домой, но потом передумал и поехал на Эдуардс-сквер.
Маленькие комнаты были полны свежих цветов: он распорядился ежедневно присылать их; дом имел совсем жилой вид.
Сейчас, сидя в одиночестве в полутемной комнате, Гюг спрашивал себя: почему так устроена человеческая натура, почему не может мужчина любить и не испытывать при этом других, противоречащих любви желаний или пресыщенности? И внезапно осознал это: потому, что он любил Диану только для себя, а не для нее самой. Любовь для него означала собственное удовольствие, а не исполнение ее желаний. Он понял, что любовь его, несмотря на всю ее силу, была крайне эгоистична. Диана знала это, она показала ему, что значит настоящая любовь. А он оставил ее ради открывшейся перед ним возможности приобрести положение и власть...