Горькая услада.
Глава двадцатая

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Сильвия проснулась в Париже, когда поезд остановился на Северном вокзале.

Было прекрасное свежее утро, голубое и прозрачное, какие бывают ранней осенью и обычно предвещают жаркий день.

По дороге к Фернанде Сильвия обдумывала свой план.

У нее было двадцать пять фунтов стерлингов и пятьсот франков. Эти деньги она получила как свадебный подарок от Килдера.

"Поеду сейчас прямо к Фернанде, расскажу ей обо всем откровенно и попрошу помочь мне найти какую-нибудь работу. Мне все равно, где жить, и чем дальше от Англии, тем лучше, - решила Сильвия. - Что-нибудь я ведь сумею получить".

Она как-то особенно ощущала свою свободу и чувствовала необычайный прилив энергии. Монти, Родней, ее отчаяние и терзания, сомнения и слезы - все осталось позади... Теперь она принадлежит себе самой и может устраивать свою жизнь, как хочет... Она свободна от них навсегда, от их любви и ненависти, от их упреков и ласк. Свободна и одинока...

Никто не дал бы ей девятнадцать лет, когда она, расплатившись с шофером у дома Фернанды, быстро взбежала по лестнице.

Она не успела захватить с собой ничего, так как ушла из дома Монти в таком виде, как выходят из своей комнаты, где остался бушующий муж. На ней было легкое пальто и маленькая шляпа.

Фернанда еще не встала, но Манелита, открывшая Сильвии дверь, встретила ее необычайно тепло.

-- Только вчера мадам говорила о вас. О, она будет в восторге! Она так тоскует в последнее время, так томится жизнью. Вы, конечно, понимаете...

Сильвия сразу поняла, в чем дело. Она вспомнила юного князя Рамальди и взглянула на рояль: все фотографии князя исчезли.

В двенадцать часов она вошла в комнату Фернанды. Та еще лежала в постели, накинув на плечи серебристого оттенка шаль. На ней было ее изумительное жемчужное ожерелье; глаза и губы - искусно оттенены. Она была необычайно хороша. Когда Сильвия наклонилась к Фернанде, чтобы поцеловать ее, ей казалось, что она целует какой-то волшебно прекрасный, божественно благоухающий цветок.

-- Наконец-то! - воскликнула Фернанда таким тоном, словно беспрерывно умоляла Сильвию вернуться, а та неизменно отказывалась.

-- Мне нужна ваша помощь! - сказала Сильвия.

-- Я сделаю для тебя все, что смогу, - совершенно серьезно ответила Фернанда. Она была искренне рада приезду Сильвии. Ее все время мучили угрызения совести за то, что она отослала тогда девушку. Но что делать? Сильвия была молода и прекрасна и мешала ей.

Теперь уже не было Рамальди, и все стало иным: Сильвия хоть на время избавит ее от гнетущей скуки.

-- Расскажи мне все, Бит, - попросила она, откинувшись на шелковые подушки и потягивая холодный кофе. - Все без утайки.

-- Я могу сказать только одно, но это самое важное, - задумчиво сказала Сильвия. - Я бросила своего мужа и... осталась без всяких средств к существованию.

-- Почему ты это сделала? - спросила Фернанда.

-- Я не любила его, - честно призналась Сильвия. - Но я была к нему очень привязана и очень благодарна за все то, что он для меня сделал. Он был так необычайно добр ко мне, что мне стоило только посмотреть на что-нибудь, и он исполнял любое мое желание... Ах, Фернанда, я чувствовала, что поступаю нечестно, когда принимала от него все и ничего не давала взамен...

-- Нет, не из-за этого. - Сильвия на мгновение замолчала, потом, стараясь говорить спокойно, продолжала: - Здесь был замешан третий... Я любила его еще до того, как вышла за Монти, еще когда был жив отец. Я тогда познакомилась с ним и полюбила его, и с тех пор не переставала любить. Потом началась целая цепь мелких, но грустных событий. Он заболел и не мог мне писать. Я принуждена была поехать в Ирландию. Мне было очень трудно жить там, но у меня не было денег, чтобы уехать.

Я была невероятно одинока и потеряла всякую надежду на избавление, как вдруг, совершенно неожиданно, появился Монти, словно ангел-избавитель, в своем "Роллс-Ройсе". Он был так добр ко мне, так великодушен и заботлив. Я вышла за него замуж... Но судьба вновь столкнула меня с тем, другим... К сожалению, было уже поздно. После этого мы виделись несколько раз, и вчера, - подумайте, только вчера, а мне кажется, что прошла уже целая вечность, - меня чуть не убил автомобиль, и Род... и он спас меня и отвез к себе. Это было в первый раз, что мы были с ним наедине со времени моего замужества - это произошло совершенно случайно, - и я, по-видимому, потеряла голову... Но я была безумно счастлива - он целовал меня и говорил о своей любви. Только я не согласилась сделать то, чего хотел Родней - я не могла позволить ему рассказать Монти все и потребовать развода - не могла бросить Монти... Он был таким мягким, внимательным, заботливым... Может быть, все звучит несколько банально, но в обыденной жизни это имеет огромное значение. Не много мужей обладают этими качествами. Мне казалось, что я не смогу уйти от него, обмануть его - я ведь не из тех, кто так легко смотрит на вещи... Я знаю, что о моих родителях много сплетничали и многие осуждали их, но они были честны друг с другом и относились с уважением к самому понятию "брак". Очевидно, такое уважение перешло ко мне по наследству, и вот почему, главным образом, я не могла решиться бросить Монти, опозорить его имя...

-- Все это делает тебе честь, - протянула Фернанда. - Но, Бит, дорогая, почему же ты, полная таких высоких мыслей, все же бросила этого нежного и внимательного мужа, этого ангела-избавителя?

Сильвия почувствовала, что была слишком откровенна с Фернандой, и сама на себя сердилась за свою доверчивость. Она покраснела и спокойно ответила:

-- Монти видел, как Родней целовал меня...

Фернанда опустила свою прекрасную золотисто-рыжую головку на подушки и громко расхохоталась. Она смеялась до тех пор, пока слезы не выступили у нее на глазах.

-- Ах, дорогая, какой неожиданный финал! Прости, ради Бога, что я смеюсь.

Сильвия молчала; она чувствовала себя униженной, и ей хотелось плакать от острой обиды. Стараясь подавить гнев и возмущение, она закурила.

Наконец, успокоившись, Фернанда спросила:

-- А с того момента, как этот идеальный муж увидел, что тебя целует кто-то другой, все его необычайные качества исчезли?

-- Монти не поверил мне, что между нами ничего не было, - просто ответила Сильвия. - Вот почему я ушла от него... и пришла к вам.

Краска сбежала с ее лица, глаза потемнели от слез, которые она старалась удержать. При взгляде на нее искренняя жалость охватила Фернанду - в ней с новой силой вспыхнула прежняя любовь к Сильвии.

-- Ты пришла ко мне, дорогая, - ласково сказала она, - и я очень рада этому. Конечно, я помогу тебе. Но ты должна пожить у меня немного, отдохнуть и развлечься после всего, что пережила за последнее время. - Она погладила холодные пальцы Сильвии. - А теперь, деточка, Манелита приготовит тебе постель, и ты поспишь немного, а потом мы поедем в Эрбле... хозяева замка устраивают вечеринку. В лесу сейчас изумительно красиво - все в золоте и багрянце - тебе, наверное, очень понравится.

Сильвия прошла вслед за Манелитой в ту же великолепную комнату, где она жила год назад, перед отъездом в Ирландию. Лежа в постели и любуясь спущенными изящными шторами, перед которыми стояла высокая ваза, наполненная алыми розами, Сильвия погрузилась в воспоминания.

Так мало времени прошло с тех пор - и так много перемен и горя было в ее жизни.

Манелита вошла в комнату и принесла бисквиты, фрукты и кофе со сливками. Сильвия позавтракала и уснула.

Она проснулась вечером. Топился камин, пахло нежностью леса и смолой.

-- Вечера с приближением осени становятся прохладнее, не правда ли, мадам? - спросила горничная.

Сильвия кивнула в ответ; она еще не совсем проснулась и плохо соображала, что ей говорят.

Немного спустя Манелита появилась снова, приготовила для Сильвии ванну и принесла прелестное платье и туфли, присланные Фернандой.

Несмотря на то, что Сильвия была несчастна, что в глубине ее души жил страх перед будущим, - молодость взяла свое: ее охватило приятное возбуждение, когда, стоя перед зеркалом, она оправляла мягкую ткань платья.

"Как все это мало похоже, однако, на подготовку к суровой трудовой жизни", - слегка усмехнулась Сильвия.

Еще меньшей подготовкой к этому, пожалуй, была поездка с Фернандой в гости. Сын хозяина дома, Гастон, очень милый юноша двадцати двух лет, который обожал спорт, но сам не мог заниматься им вследствие своего слабого здоровья, все время разговаривал с Сильвией. Она весело рассмеялась какой-то шутке, когда за ее спиной чей-то голос произнес по-английски:

-- Как поживаете, мисс Сильвия?

Это был Поль Васси, очень популярный в театральном мире Парижа врач, - тот самый, который взял на себя заботу о леди Дин и послал за Килдером. Сильвия с чувством искренней симпатии пожала протянутую руку Васси.

Она стала расспрашивать его о состоянии Додо. Врач дал очень подробный, но малоутешительный ответ.

-- А что у вас слышно? - спросил он. - Что вы делали все это время и делаете сейчас?

Сильвия, конечно, не знала, что Васси на своем веку, как врач, выслушал гораздо больше самых искренних исповедей, чем любой священник Парижа, но она чутьем поняла, что он поймет и поможет ей, что ему можно рассказать все.

Они вышли на террасу. Васси очень внимательно выслушал Сильвию, и когда она кончила, спросил:

-- Вы действительно хотите работать?

-- Да. Я приехала к Фернанде только потому, что мне некуда было деваться.

"А квартира Фернанды отнюдь не подходящее место для вас", - мысленно добавил Васси. Он обернулся:

-- Послушайте, мисс Сильвия, не согласились ли бы вы поступить в качестве компаньонки к одной даме? Она очень молода - ей всего двадцать лет, невероятно богата и эксцентрична. Она недавно перенесла сильное нервное потрясение... Вы бы сделали доброе дело. Я хочу направить ее в Антибы, около Канн, знаете? Она - американка. Вышла замуж за очень милого молодого человека, которого я хорошо знаю. Но так как ей все невероятно быстро надоедает, то она бросила его, надеясь, что он будет преследовать ее, умолять, требовать объяснений, и она, таким образом, испытает новые ощущения. Но на этот раз прогадала: Тексель не стал ее искать, он сделал вид, что забыл о ее существовании, и она от огорчения заболела нервным расстройством. Улыбается ли вам такая перспектива?

-- Вполне, я согласна на все. А миссис Тексель ничего не будет иметь против? - спросила Сильвия.

-- Что же сообщить ей? - задумался Васси. - скажу только, что вы дочь леди Дин и хотите работать. Я завтра утром поговорю с миссис Тексель, и если она согласится, то заеду за вами около двенадцати. Вам это удобно?

-- Как мило с вашей стороны! - взволнованно сказала Сильвия, пожимая его руку. Было так отрадно сознавать, что все устроено, что она будет обеспечена материально и совершенно независима. - Я вам бесконечно благодарна! - добавила она.

Васси слегка покраснел. Он не забыл Сильвию и отлично знал, что никогда не сумеет забыть ее.

Миссис Линда Тексель занимала весь первый этаж дома. Сильвия вошла в широкий коридор, вдоль стен которого стояли кадки с розовыми и голубыми гортензиями. Эти цветы ежедневно заменялись свежими или совсем выбрасывались, если таков был каприз миссис Тексель.

Комната, в которой она приняла Сильвию, была в золотисто-кремовых тонах. Миссис Тексель была одета в стиле Джульетты: на голове - шелковый, так плотно прилегавший тюрбан, что ни одна прядь ее светлых волос не выбивалась из-под него, черное платье с рукавами, облегавшими руку до локтя и переходившими затем в огромные буффы, густо обшитые жемчугом. Тюрбан был изумрудного цвета.

И почти никаких драгоценностей, кроме огромного, величиной в шестипенсовую монету, бриллианта, которым был заколот тюрбан, и такого тонкого обручального кольца из платины, что оно казалось ниточкой.

Она была очень тонкой и бледной и выглядела необычайно хрупкой.

-- Вы мне нравитесь. Я так рада этому.

-- И я тоже, - рассмеявшись, ответила Сильвия.

-- Я никогда не предполагала, что компаньонка может быть такой очаровательной, - откровенно призналась миссис Тексель, бесцеремонно разглядывая Сильвию. - Это для меня приятная неожиданность, тем более, что я не люблю некрасивых людей, не выношу. А вы? Значит, мы сегодня же вечером поедем в Антибы.

Она была дочерью баснословно богатого человека и вышла замуж за еще более богатого. То, что в ее распоряжении были постоянно огромные суммы, и то, что она пользовалась неограниченной свободой, привело к тому, что в двадцать лет она совершенно пресытилась жизнью.

-- Бедная миссис Тексель потеряла всякий интерес к жизни только потому, что могла делать все, что ей заблагорассудится, - сказал Васси Сильвии. - Ее невероятно избаловали, внушили ей, что она несравненная и единственная на свете, и она теперь убеждена, что это так, а между тем на деле все обстоит совсем иначе. Если бы ее муж вместо того, чтобы рабски преклоняться перед ней, относился к ней критически, делал ей замечания - она была бы сейчас вполне счастлива. Ей ни в коем случае нельзя ни в чем потакать, и поэтому боритесь с ее причудами, как только можете, а как только она начнет донимать вас - телеграфируйте мне.

В тот же вечер миссис Тексель с Сильвией и с целой свитой массажисток, горничных, секретарей и курьеров в огромных "Роллс-Ройсах" выехали в Антибы.

Сидя в быстро мчащемся автомобиле, Сильвия внезапно вспомнила, как она ехала однажды с Маркусом на юг, в стареньком "Форде" или "Ситроене" и как невероятно трясло тогда всю дорогу. У нее сжалось сердце, и слезы заслонили на мгновение мелькавшие мимо деревья.

-- Как жаль... Я не переношу чужих страданий.

Сильвия, надеясь на сочувствие, быстро обернулась к ней и спросила:

-- Почему?

-- Я не люблю этого, - невозмутимо пояснила Линда.

Прошла неделя. Сильвия, терпеливо выносившая все причуды Линды, начала сомневаться, сумеет ли она продолжать такую жизнь; не раз, в минуты особого возмущения, Сильвия думала о том, зачем такие люди, как Линда вообще живут на свете. Но необходимость заработать себе на жизнь заставляла ее молчать и покорно переносить все капризы. У нее почти не было свободного времени; она читала Линде вслух, ездила с ней кататься в автомобиле и совершала длинные прогулки в моторной лодке, - Линда постоянно требовала новых развлечений. Иногда Сильвии приходилось работать для нее, так как горничные обычно не уживались в доме Линды дольше двух-трех дней, а пока набирались новые, Сильвия исполняла их некоторые обязанности. То, что у нее не было ни одной свободной минуты, отвлекало ее мысли, и она почти не думала о прошлом. И только по ночам, когда лежала в своей постели слишком усталая, чтобы спать, воспоминания охватывали ее.

Она видела себя вновь в той маленькой, залитой солнцем комнате, где встретилась с Родди в последний раз, где он сжимал ее в своих объятиях и страстно молил: "Дорогая, позволь мне пойти к Монти... рассказать ему все. Если бы ты действительно любила меня, ты бы согласилась"...

Эти воспоминания, сладостные до головокружения и до боли грустные, мучили и терзали ее душу. Проходили часы... Взволнованная этими мечтами, она вставала с кровати и, опустившись на колени у открытого окна, в которое вливался аромат цветущих вербен и глухой шум прибоя, долго глядела на серебристую пелену моря... Там, далеко, живет Родней... Спит он сейчас или так же томится и страдает, как она?

Капризы и взбалмошность Линды убили в ней всякую радость сознания своей свободы; усталость и раздражение с каждым днем все больше и больше охватывали ее.

"В конце концов, - печально думала Сильвия, - свобода и независимость - прекрасные вещи, но только компаньонка, на жаловании даже у миллионерши, никогда не пользуется ими".

Из Лондона ни строчки: о ней, по-видимому, забыли. Она ушла, а Монти и Родней очень спокойно отнеслись к этому и даже не попытались ее найти.

-- Будьте же веселей, - сказала однажды утром Линда. - Не забывайте, что вы только для этого и приглашены мной.

Все лучше, чем быть постоянным свидетелем бездонного эгоизма Линды и выносить ее капризы.

Однако на этот раз она не дала телеграммы и решила подождать еще немного.

-- Я сейчас уезжаю, так что вы мне не нужны больше, - объявила ей Линда. - Мой муж ждет меня в Париже. Я возвращаюсь к нему. До свидания. Вот здесь все, что я вам должна.

С этими словами она протянула Сильвии маленький надушенный конверт. "А я ведь, - подумала Сильвия, глядя ей вслед, - не дала телеграммы Васси только потому, что это казалось мне нечестным по отношению к Линде!.." Она рассмеялась над своей наивностью.

Но когда последний "Роллс" скрылся вдали, мужество покинуло Сильвию, она перестала смеяться и закрыла руками лицо.