Первые люди на Луне.
Глава II. Первая выделка каворита.

Глава II.

Первая выделка каворита.

Но опасения Кавора были неосновательны, поскольку они касались действительного изготовления вещества. В день 14 октября 1899 года это невероятное вещество было готово.

Курьезно, но оно было добыто в конце концов случайно, когда Кавор всего менее рассчитывал на это. Он сплавил вместе несколько металлов и еще что-то - подробностей я не знаю - и намеревался оставить эту смесь на неделю в покое, чтобы дать ей медленно остынуть. Если только он не ошибся в своих вычислениях, последняя стадия его комбинации должна была наступить, когда температура приготовляемого вещества понизится до 60® Фаренгейта. Но случилось, что, без ведома Кавора, возник спор между его людьми относительно ухода за печью. Джибс, смотревший за ней до сих пор, вдруг вздумал свалить эту обязанность на своего сослуживца, бывшего садовника, ссылаясь именно на то, что каменный уголь водится в земле и, следовательно, не может входить в круг ведения столяра; экс-садовник, однако, возражал на это, что каменный уголь - металл или вроде руды и потому относится к поварской области. Но Спаргус настаивал на том, что это дело Джибса, ввиду того, что, как всем известно, уголь есть ископаемое дерево. Вследствие того Джибс перестал подваливать уголь в печь, и никто другой этого не делал, а Кавор был слишком погружен в разрешение некоторых интересных проблем, касающихся летательной каворитной машины (пренебрегая сопротивлением воздуха и некоторыми другими условиями), и потому не заметил, что в его лаборатории не совсем ладно. И преждевременное рождение его изобретения произошло как раз в тот момент, когда он шел через поле к своему бенгало для нашей послеобеденной беседы и чаепития.

Я очень живо помню это происшествие. Вода для чая уже кипела, и все было приготовлено, когда, услыхав звуки каворовского гуденья "зузу", я вышел на веранду. Его подвижная фигурка рисовалась темным пятном против заходившего осеннего солнца, а вправо из-за группы деревьев, великолепно окрашенной лучами заката, выглядывали белые трубы его дома. Вдали на горизонте тонули подернутые синеватой дымкой холмы Вильден; влево расстилалась обширная, окутываемая туманом равнина Ромни-Марш. И вдруг!..

Печные трубы взлетели к поднебесью, рассыпавшись целым дождем кирпичей, крыша, и разная мебель, и утварь последовали за ними. Затем все было охвачено огромным белым пламенем. Деревья вокруг трещали, раскалывались в щепы, летевшие к огню. Страшный громовой удар оглушил меня так сильно, что я на всю жизнь остался глух на одно ухо.

Я сделал несколько шагов от веранды по направлению к дому Кавора, как вдруг поднялся сильнейший вихрь.

Мгновенно фалды моего сюртука завернуло мне на голову, и я помчался вперед большими прыжками, совершенно против своей воли. В тот же самый момент изобретатель также был подхвачен ветром, закружился и покатился в завывающем вихре. Я увидел, как колпак от одной из моих печных труб ударился о земь в шести ярдах от меня и затем был унесен к центру разгрома. Кавор катился все далее и далее по земле, затем был приподнят и унесен с быстротой ветра, пока, наконец, не исчез между корчившимися от жара деревьями.

Масса дыма и пепла и полоса какой-то синеватой блестящей материи поднялись к зениту. Крупный кусок забора промелькнул мимо меня и воткнулся в землю. После этого вихрь постепенно улегся, продолжался лишь резкий ветер, и я испытывал немалую радость, видя себя целым и невредимым.

В этот миг весь мировой облик преобразился. Мягкий отблеск заката исчез, небо задернулось черными тучами, все было сметено бушевавшей бурей. Я оглянулся, чтобы посмотреть, стоит ли мой бенгало, затем поплелся к деревьям, среди которых пропал из виду Кавор; сквозь тонкие, обнаженные от листвы ветви их блестело пламя его горевшего дома. Я долго тщетно искал его; наконец, среди кучи поломанных ветвей и досок обвалившегося забора я увидал что-то, копошащееся на земле. Прежде чем я успел подойти ближе, какая-то темная фигура встала и протянула свои окровавленные руки. Платье на ней было изодрано, и лоскутья развевались по ветру.

В первую минуту я не узнал этой темной глыбы, потом разглядел, что это был Кавор, сплошь облепленный грязью, в которой он катался. Счищая грязь с лица, он сделал несколько шагов в мою сторону. Он имел невыразимо жалкий вид, и потому его замечание до крайности удивило меня.

- Поздравьте меня, - говорил он прерывающимся от волнения голосом, - поздравьте меня!

- Поздравить вас? О, Боже, с чем?

- Я сделал это.

- Вы сделали ? Отчего произошел этот взрыв?

Порыв ветра унес его слова. Я понял только, что, по его заявлению, никакого взрыва и не было.

- Постараемся вернуться в мой бенгало! - крикнул я ему над самым ухом.

Он не расслышал и бормотал что-то о трех "мучениках науки". Вероятно, его мучила мысль, что три его помощника погибли в этом урагане. По счастью, он ошибался: как только он ушел ко мне, в бенгало, они, в свою очередь, отправились в ближайший шинок обсуждать вопрос о печах за приличной выпивкою.

Я повторил Кавору мое предложение вернуться в бенгало, и на этот раз он расслышал. Мы пошли под-руку искать приюта под остатками моей крыши. Оказалось, что все окна у меня были разбиты и более легкие предметы обстановки разбросаны в беспорядке, но непоправимого вреда не было причинено. По счастью, кухонная дверь устояла против действовавшего на нее давления, так что вся моя посуда и утварь уцелели. Керосиновая печка еще горела, и я поставил на нее воду для чая. Сделав все нужные приготовления, я вернулся к Кавору слушать его объяснения.

- Совершенно верно, - настаивал он, - совершенно верно. Я сделал это, и все идет превосходно.

- Ей Богу же, все идет превосходно! Я конечно, не предвидел этого маленького разгрома. Мой ум был занят другой проблемой, и я способен не обращать внимания на эти побочные практические результаты. Но все идет превосходно!

- Но, дорогой сэр, - воскликнул я, - разве вы не видите, что вы причинили убытков на тысячи фунтов стерлингов?

- Конечно, я не практик; но не думаете ли вы, что они посмотрят на это как на циклон?

- Однако, взрыв?

- Это был не взрыв. Дело произошло очень просто. Только, как я сказал, я способен не досмотреть таких мелочей. Это тоже "гуденье" в широких размерах. По недосмотру, я приготовил это новое вещество, этот каворит, в виде тонкого и большого листа... - Он остановился на минуту. - Вам вполне ясно, что вещество это непрозрачно для тяготения, что оно преграждает взаимное притяжение между телами?..

- Да, - промолвил я, - да.

- Так вот, как только оно достигает температуры 60® Фаренгейта и процесс его выработки заканчивается, воздух, часть кровли и потолок, и пол над ним перестают иметь вес. Предполагаю, что вам известно, это теперь всякий знает, что воздух имеет вес, что он производит давление на всякий предмет, находящийся на поверхности земли, производит давление по всем направлениям с тяжестью, равной 14 1/2 английским фунтам на квадратный дюйм?

- Знаю, - сказал я. - Продолжайте!

- И я тоже знаю, - заметил он. - Только это показывает нам, как бесполезно знание, если вы не применяете его на практике. Вы видите, над нашим каворитом это действие прекратилось; воздух тут перестал производить какое бы то ни было давление, воздух же, находящийся по сторонам каворита, продолжал производить давление, равное 14 1/2 фунтам на каждый квадратный дюйм того воздуха, вдруг сделавшегося невесомым. Ага, вы начинаете соображать! Воздух, окружающий каворит, сдавливал воздух над ним с непреодолимой силой. Воздух над каворитом, насильственно вытесняемый, должен был подниматься, притекавший же ему на смену воздух с боков тотчас же терял вес, переставал производить давление, следовал за предыдущим кверху, пробил потолок, сбросил крышу... Вы понимаете, - продолжал он, - образовался своего рода атмосферный фонтан, какая-то печная труба в атмосфере. И если бы сам каворит не был подвижным, неприкрепленным, а воздух продолжал бы все время втягиваться в трубу, то как вы думаете, что произошло бы?

Я подумал.

- Полагаю, что воздух устремлялся бы все выше и выше над этим адским листом, уничтожающим притяжение вещества.

- Именно так, - подтвердил он, - исполинский фонтан...

- Бьющий в небесное пространство! Ведь через него улетучилась бы вся земная атмосфера! Он лишил бы мир воздуха. Последствием была бы смерть всего человеческого рода! И все это наделал бы кусок этого вещества.

но уже на задохшийся мир! С нашей точки зрения, это было бы немногим лучше, чем если бы он вовсе не вернулся.

Я был пока еще слишком ошеломлен, чтобы ясно осознавать, что все мои надежды разрушены.

- Что вы намерены делать теперь? - спросил я.

- Прежде всего хорошо бы достать садовую лопату; я бы немного очистил облепившую меня грязь, а потом, если позволите воспользоваться вашими домашними удобствами, мне бы хотелось взять ванну. После этой операции нам будет привольней побеседовать. Мне кажется, - продолжал он, положив свою грязную руку мне на плечо, - не следует ничего говорить об этом деле посторонним. Знаю, что я причинил много вреда - вероятно, даже и жилые дома пострадали кое-где тут в окрестностях. Но, с другой стороны, я не в состоянии заплатить за сделанный мною вред, и если действительная причина катастрофы будет оглашена, это поведет только к озлоблению и к остановке в моей работе. Человек не может предвидеть всего, а я ни на минуту не могу согласиться прибавить бремя практических соображений к моим теоретическим исследованиям. Впоследствии, когда вы примете участие в деле с вашим практическим умом, когда каворит пойдет в ход и осуществятся все наши предположения, мы в состоянии будем уладить дело с этими людьми. Но не теперь, не теперь. Если не будет предложено никакого иного объяснения, публика при современном неудовлетворительном состоянии метеорологии припишет все циклону; быть может, устроят еще публичную подписку, и так как мой дом сгорел, то я должен буду получить порядочную долю вознаграждения, которая очень пригодится для продолжения наших опытов. Но если узнают, что именно я виновник, то, конечно, не будет никакой подписки, и у меня уже никогда не явится шансов работать спокойно. Мои три помощника могли погибнуть или не погибнуть. Это - деталь. Если погибли - не велика потеря; они были более усердны, чем способны, и преждевременное событие должно быть в значительной мере приписано их совместной небрежности в уходе за печью. Если же не погибли, то едва ли они настолько сведущи, чтобы могли объяснить дело. Они поверят россказням о циклоне. И если бы на время непригодности моего дома для занятий мне можно было поселиться в одной из несданных еще комнат этого бенгало...

Он приостановился и посмотрел на меня вопросительно.

"Человек с такими способностями, - подумал я, - был бы не совсем обыкновенным жильцом".

- Может быть, - сказал я, вставая, - нам лучше всего будет начать с приискания лопаты, - и я повел его к разбросанным обломкам оранжереи.

во всякую минуту привести к какой-нибудь новой беде. С другой стороны, я был молод, мои дела крайне запутаны, и я склонялся в пользу смелого предприятия, с шансом хорошего исхода. Я твердо решил в своем уме, что мне должна достаться, по крайней мере, половина выгоды в случае благоприятного окончания дела. К счастью, я снял в наймы мой бенгало на три года, не будучи ответственным за поправки, а моя мебель была куплена на скорую руку, в долг, и вся застрахована. В конце концов я решил продолжать мои сношения с Кавором и посмотреть, чем все это кончится.

Конечно, положение дел теперь сильно изменилось. Я не сомневался более в удивительных свойствах его вещества, но у меня начало закрадываться сомнение насчет пушечного станка и патентованных сапог.

Мы дружно принялись за восстановление его лаборатории, чтобы скорей было можно приступить к нашим опытам. Кавор теперь больше, чем прежде, стал применяться к уровню моих знаний, когда явился вопрос, как должно впредь изготовляться это вещество.

нашей маленькой планеты, так мы избегнем. Но тут должен быть риск. В экспериментальной работе всегда бывает риск. И в этом случае вы должны выступить на сцену, как практический человек. Что касается меня, то мне сдается, что вещество можно бы устроить в виде очень узкой полоски, с каймами по краям. Впрочем, я еще не знаю. У меня есть смутное представление о другом способе, которое я пока еще затрудняюсь объяснить. Но любопытно, что он пришел мне на ум, в тот самый момент, когда я катился по грязи, подталкиваемый ветром, как вещь, которую мне безусловно следовало бы сделать, когда бы я догадался пораньше.

Даже при моем содействии мы встретили кое-какие маленькие затруднения, продолжая тем временем работать над реставрацией лаборатории. Нужно было вдоволь потрудиться, пока настала наконец пора окончательно решить вопрос о точной форме и методе нашей второй попытки. Единственной задержкой теперь была стачка трех рабочих, которые протестовали против моей деятельности в качестве старшего над ними. Но дело это нам удалось уладить после двухдневного перерыва в работе.