Первые люди на Луне.
Глава III. Сооружение шара.

Глава III.

Сооружение шара.

Помню отчетливо тот случай, когда Кавор сообщил мне свою идею о шаре. Мысль эта мимолетно появлялась у него и ранее, но в это время она, казалось, вдруг осенила его в совершенно определенной форме. Мы возвращались в бенгало пить чай, и на пути он что-то бормотал про себя. Вдруг он воскликнул:

- Это так! Кончено дело!

- Что кончено? - спросил я.

- Пространство какое бы то ни было! Луна!

- Что вы хотите сказать?

- Что хочу сказать? Да то, что это должен быть шар! Вот что я хочу сказать!

Я увидел, что теперь от него не добиться толку, и дал ему волю болтать. Я не имел тогда ни малейшего представления о его плане. Но, напившись чаю, он начал объяснять мне, в чем дело.

- В прошлый раз, - сказал он, - я вылил это вещество, преграждающее притяжение, в плоский резервуар, с крышкой, которая придерживала его. Едва только оно охладилось и процесс выделки закончился, как произошел весь этот разгром; ничто над ним не имело весу: воздух устремился кверху, дом тоже взлетел, и если бы самое вещество не взлетело также, то Бог знает, что бы вышло! Но предположите, что вещество это ничем не прикреплено и может совершенно свободно подниматься.

- Оно тотчас летело бы.

- Верно. И это произвело бы не больше смятения, чем какой-нибудь выстрел из пушки.

- Но какая была бы от этого польза?

- И я бы полетел вместе с ним!

Я отодвинул стакан с чаем и с изумлением смотрел на моего собеседника.

- Вообразите шар, - пояснял он, - довольно большой, чтобы вместить двух пассажиров с их багажом. Он будет сделан из стали и выложен толстым стеклом; в нем будут содержаться достаточные запасы твердого воздуха, концентрированной пищи, воды, опреснительный аппарат и т. д., а на наружной стальной оболочке он будет покрыт глазурью из...

- Каворита?

- Да.

- Но как же вы войдете внутрь этого шара?

- Это очень легко. Герметически закрывающаяся горловина, как у парового котла - вот и все, что нужно. Тут это будет, конечно, несколько сложнее; придется устроить клапан, для того чтоб можно было, в случае надобности, выбрасывать вещи без лишней потери воздуха.

- Подобно тому, как это описано у Жюля Верна в его "Путешествии на луну"?

Но Кавор не читал произведений, основанных на фантазии.

- Начинаю понимать, - сказал я. - И вы могли бы влезть туда и подвинтиться, пока еще каворит горячий; когда же он остынет, он сделается непроницаем для притяжения, и вы полетели бы.

- По касательной.

куда-нибудь, а если и попадете, то как вы вернетесь обратно?

- Я только что думал об этом, - сказал Кавор, - Это-то я и подразумевал, когда воскликнул, что кончено дело. Внутреннюю стеклянную оболочку шара можно устроить непроницаемою для воздуха и, за исключением горловины, сплошною, стальную же оболочку составною, сложенную из отдельных кусочков или секций, причем каждая секция может передвигаться. Ими не трудно будет распоряжаться при помощи пружин и закреплять их или ослаблять посредством электричества, проводимого платиновыми проволоками, пронизывающими стекло. Все это вопрос деталей. Вы видите, что внешняя каворитная оболочка шара будет состоять из окон или заслонов, - называйте их, как хотите. Вот когда все эти окна будут закрыты, то никакой свет, никакая теплота, никакое притяжение или лучистая энергия не в состоянии будут проникать внутрь шара, и он полетит чрез пространство по прямой линии, как вы говорите. Но откройте окошко, вообразите, что одно из окошек открыто! Тогда всякое тяжелое тело, которое случайно встретится на нашем пути, притянет нас.

Я сидел, стараясь вникнуть в смысл его речи.

- Вы понимаете? - спросил он.

- О, да, понимаю.

- Так что мы можем лавировать в пространстве по желанию, поддаваясь притяжению то одного, то другого тела.

- О, да. Это довольно ясно. Только...

- Что?

- Только я не совсем понимаю, зачем мы будем делать это? Ведь это будет только прыганье с земли и обратно на землю.

- Не совсем. Можно, например, слетать на луну.

- Но если мы и попадем туда, что мы там найдем?

- Тогда увидим!.. Примите в соображение новейшие исследования.

- Есть ли еще там воздух?

- Может быть, и есть.

- Это великолепная идея, - сказал я, - но меня все-таки поражает грандиозность замысла. Луна! Я предпочел бы не шагать сразу так далеко.

- Об этом не может быть и речи, тут воздух был бы помехой.

- Почему бы не применить эту мысль о пружинных заслонах - каворитных заслонах в крепких стальных ящиках к подниманию тяжестей?

- Этого нельзя сделать, - упорствовал Кавор. - И что ни говорите, отправиться в небесное пространство менее опасно, если даже и опасно, нежели в полярную экспедицию; а ведь ездят же люди на разыскание полюса.

- Не деловые люди. И, кроме того, им платят за полярные экспедиции. Вдобавок, если что случится неладно, там все-таки есть способ извернуться. А тут мы взлетим в небесное пространство, и вся недолга.

- Назовите это изысканием.

- Может быть, можно было бы написать книгу в таком роде, - заметил я.

- Я не сомневаюсь, что там есть минералы, - заметил Кавор,

- Например?

- Сера, различные руды, золото, может быть, даже новые элементы...

- Мне кажется, не дорого бы стоило перевезти любую тяжесть куда угодно, если запаковать ее в каворитный ящик.

Я не подумал об этом.

- Со сдачей франко на голову покупателя, не так ли?

- Мы можем не ограничиться одной луной, - продолжал развивать свою идею Кавор.

- Что вы хотите сказать? - спросил я.

- Есть еще Марс, прозрачная атмосфера, новая обстановка, веселящее чувство легкости. Приятно было бы побывать там.

- А воздух есть на Марсе?

- О, да!

- Вы, кажется, желали бы отправиться туда как в санаторию? А кстати, как далеко до Марса?

- Двести миллионов миль в настоящее время, - отвечал Кавор веселым тоном, - и вы промчитесь неподалеку от солнца.

У меня опять разыгралась фантазия.

- Во всяком случае, - сказал я, - это очень интересно. Подобное путешествие...

Я вдруг увидал, как в сновидении, всю солнечную систему пронизанной каворитными пароходами, аэростатами de luxe. Права патента первенства в изобретении мелькнули в моем уме - планетные привилегии. Я вспомнил старую испанскую монополию на американское золото. И не то, чтобы в той или другой планете, но во всех планетах сразу. Я пристально смотрел на красное лицо Кавора, и воображение у меня все более и более разгоралось. Я быстро шагал по комнате взад и вперед; язык мой совсем развязался.

- Я начинаю вникать, - сказал я, - начинаю постигать! - Переход от сомнения к энтузиазму совершился у меня как-то необычайно быстро. - Но это ужасно! - восклицал я. - Это грандиозно! Мне и во сне не снилось ничего подобного.

Раз мое охлаждающее противодействие было устранено, его собственное дотоле сдерживаемое возбуждение вспыхнуло во всей силе. Кавор тоже забегал по комнате, жестикулируя и восклицая. Мы вели себя как люди, осененные вдохновением. Мы и в самом деле были вдохновлены.

- Мы уладим все это! - сказал он в ответ на указанное мною какое-то побочное затруднение. - Мы живо уладим все это. Сегодня же вечером мы примемся за чертежи для литейных форм.

- Отлично, - отозвался я, и мы поспешили в лабораторию, чтобы тотчас же приступить к этой работе.

Я был как ребенок, очутившийся в сказочном мире, во всю эту ночь. Утренняя заря застала нас обоих еще за работой, при электрическом свете. Я припоминаю теперь, как выглядели эти чертежи - я затушевывал и раскрашивал их, в то время как Кавор чертил; они были перемараны, исполнены все торопливо, но составлены с замечательной точностью. Мы послали заказы на стальные заслоны и рамы, понадобившиеся в результате этой ночной работы, а план стеклянного шара был изготовлен в неделю. Мы прекратили наши послеобеденные беседы и вообще изменили всю старую рутину. Мы усердно работали, а спали и ели только тогда, когда уже не в состоянии были дольше работать от голода или усталости. Наш энтузиазм заразил и наших троих рабочих, хотя они не знали, для какой цели предназначался шар. В эти дни Джибс отказался от прогулок и ходил всюду, даже через комнату, торопливой походкой.

А он постепенно все рос, этот шар. Декабрь прошел, январь. Я потратил целый день на расчистку снега и прокладку дорожки от бенгало к лаборатории. Февраль, март. В конце марта и конец работы был уже в виду. В январе привезли на нескольких лошадях огромный ящик: это был наш шар из массивного стекла; его положили у крана, устроенного для подъема шара и помещения его в стальную оболочку. Все принадлежности этой оболочки - она была собственно не сферическая, а многогранная, с валиком на каждой грани - прибыли в феврале, и нижняя половина ее была уже скреплена болтами.

Каворит оказался наполовину изготовлен в марте месяце, металлическое тесто прошло уже две стадии своей фабрикации, и ровно половину его мы наложили, в виде пластыря, на стальные бруски и заслоны. Когда скрепление шара было окончено, Кавор предложил снять грубую крышу с временной лаборатории, где производилась работа, и построить печь подле лаборатории. Таким образом последней стадии изготовления каворита, в которой тесто нагревается до красного каления в струе гелия, предстояло совершиться тогда, когда сплав уже будет находиться на шаре.

А затем нам следовало обсудить и решить, какую провизию взять с собой: прессованную пищу, концентрированные эссенции, стальные цилиндры, содержащие запасной кислород, аппараты для удаления углекислоты и пыли из воздуха и для восстановления кислорода посредством перекиси содия, холодильники, и т. д. Припоминаю, какую груду они образовали в углу комнаты, все эти жестянки, свертки, коробки.

То было горячее время, и некогда было предаваться раздумью. Но в один прекрасный день, когда дело уже подходило к концу, мне что-то взгрустнулось. Проработав все утро над кладкой кирпича в возводимой нами печи, я присел отдохнуть, утомившись до полусмерти. Все мне представилось сумасбродным и невероятным.

- Подумайте-ка, Кавор, - сказал я. - здраво рассуждая, к чему все это?

- Теперь время готовиться в путь.

- На луну, - размышлял я вслух. - Но чего вы там ждете? Я полагаю, что луна - мертвый мир.

Он пожал плечами.

- Чего вы от нее ожидаете?

- Там увидим.

- Увидим ли? - спросил я и устремил взор в пространство.

- Вы утомлены, - заметил он. - Вам бы лучше прогуляться сегодня после обеда.

- Нет, - сказал я упрямо. - Я кончу эту кладку кирпича.

И действительно, я кончил, и обеспечил себе бессонную ночь.

Никогда еще, помнится, у меня не бывало такой скверной ночи. Было, правда, несколько худых ночей перед моим крахом, но даже самая худшая из них была сладкой дремотой в сравнении с этой бесконечной тревожной бессонницей. Мною вдруг овладел сильный страх при мысли о нашей затеи.

До этой ночи я, кажется, ни разу и не думал о рисках, которым мы подвергаемся. Теперь они предстали, как полчище привидений, осаждавших некогда Прагу, и выстроились все передо мной. Странность нашего предприятия, его надземный характер ошеломляли меня. Я был подобен человеку, пробудившемуся от сладких грез к мрачной действительности. Я лежал с широко раскрытыми глазами, и каждую минуту шар представлялся моему воображению все более и более хрупким и слабым, а Кавор - все более и более нереальным, фантастическим существом, и предприятие - все более и более безумным.

Я встал с кровати и начал ходить по комнате; затем сел у окна и вперил взоры в бесконечное пространство. Между звездами пустота, непроницаемый мрак. Я старался припомнить отрывочные сведения из астрономии, которые я приобрел в своем не систематическом чтении, но все это было слишком смутно, чтобы дать какое-нибудь понятие о вещах, которые мы могли ожидать. Наконец, я опять лег в постель и поймал несколько минут сна, вернее кошмара, в котором мне грезилось, будто я падаю, падаю все ниже, лечу все глубже и глубже, лечу вечно в небесную пропасть.

Я немало удивил Кавора, объяснив ему за завтраком, что не намерен отправляться с ним в шар.

На все его убеждения я упорно отвечал:

- Затея чересчур безрассудная, и я не желаю в ней участвовать. Затея слишком безумна.

Я не пошел с ним в лабораторию и, побродив немного вокруг моего бенгало, взял шляпу и палку и пошел куда глаза глядят. Утро было великолепное; теплый ветер и темносинее небо, первая зелень весны и пение сонма птиц. Я позавтракал бифштексом и пивом в харчевне близ Фульгама и привел в восторг хозяина харчевни замечанием по поводу погоды:

- Человек, покидающий здешний мир при наступлении таких чудных дней, поступает до крайности глупо!

- Вот это самое и я говорю, как услыхал про это, - сказал хозяин.

Я понял, что для одной бедной души, по крайней мере, наш мир оказался слишком тесен, и последовало самоубийство. Я пошел далее с новой нитью для своих размышлений.

В послеобеденное время я приятно соснул на солнечном припеке, затем, освеженный, продолжал свой путь дальше.

Не доходя Кентербэри, я зашел в комфортабельно выглядевший трактир. Хозяйка была приличная, чистенькая старушка. У меня было еще достаточно денег, чтобы заплатить за номер, и я решил переночевать здесь. Хозяйка была разговорчивая особа, и между многими прочими сведениями и подробностями я узнал, что она никогда не бывала в Лондоне.

- Дальше Кентербэри нигде не бывала, - повторяла она. - Грех сказать, чтобы я была непоседа.

После ужина я сел на скамейку у двери гостиницы, болтая с двумя рабочими о выделке кирпичей, об автомобилях, о прошлогоднем крикете. А на небе красовался бледный новый месяц, голубоватый, без всяких резких очертаний, словно далекая горная вершина, и медленно плыл к западу над скрывшимся недавно солнцем.

На следующий день я вернулся к Кавору.

- Вот и я, - сказал я, - я был немного не в духе. Вот и все.

прогулку.

Наконец, кроме отложенного на время накаливания сплава в печи, все наши хлопоты были покончены.