Война в воздухе.
Глава III. Шар

Глава III. Шар

1

Берт Смоллуэйс был самым обыкновенным человеком в мире, - наглым, несколько ограниченным; таких, как он, продуктов старой культуры начала двадцатого века, были миллионы. Он прожил всю свою жизнь на узких улицах, среди плохих домов, и мысли его вращались постоянно в узком кругу идей, из которых для него не было выхода. Он думал, что главная задача человека заключается в том, чтобы быть наряднее других и уметь пользоваться случаем. В сущности, такого сорта люди сделали Америку и Англию тем, чем они обе были в то время. До сих пор Берта преследовали неудачи, но не это главное. Берт был человек с резко выраженными наклонностями к захвату, нападению, без всякого понятия о государстве, о лояльности, чести и даже без особого мужества. Но, по странной случайности, он вдруг отделился от собственного мира и понесся, словно неодушевленная вещь, между небом и водой, куда уже не достигали никакие звуки и призывы земли; небесам как будто захотелось произвести над ним опыт, захотелось поближе рассмотреть этот образчик Британии и узнать, во что же теперь обратилось сердце человека. Все же я не берусь решить вопрос, зачем именно он понадобился небесам в данном случае, так как я давно уже оставил всякую надежду понять идеалы и вкусы небес...

Однако, что же может сравниться с тем положением, в котором находился Берт, поднявшийся на высоту четырех-пяти километров? Это высшее, что только может быть доступно человеку! Никакая летательная машина не может подняться на такую высоту. Ведь это значит - быть оторванным от всего земного. Это значит - быть в полном одиночестве и безмолвии. Это значит - не слышать ни малейшего шелеста, который мог бы нарушить эту страшную тишину. Это значит - видеть небо!..

Никакие звуки, никакой шум человеческой жизни не достигают такой высоты. Воздух там необыкновенно чист и прозрачен; ни одна птица, ни одно насекомое не может залететь туда. Нет даже и легчайшего дуновения ветра: шар двигается вместе с ветром, составляя как бы часть атмосферы. Поднявшись так высоко, шар остается совершенно спокойным, и нельзя чувствовать, поднимается ли он или опускается. Берту было очень холодно, но у него не было признаков горной болезни. Он надел поверх своего дервишского одеяния куртку, сброшенную Беттериджем, его пальто и перчатки, и долго сидел неподвижно, подавленный безмолвием. Над головой Берта был светлый, прозрачный раздувшийся шар из блестящей коричневой, пропитанной маслом шелковой материи. Над головой Берта ослепительно сиял яркий солнечный свет и громадный, глубокий небосвод. Далеко внизу виднелась освещенная солнцем, разорванная в разных местах завеса облаков, сквозь щели которой мелькало море.

Если бы вы могли наблюдать за Бертом снизу, то увидели бы прежде всего его голову в виде маленького черного клубочка, свесившегося с одной стороны корзины, затем заметили бы, как этот клубок исчезает с одной стороны и появляется снова с другой.

Берт не ощущал ни беспокойства, ни страха. Он даже не думал о том, что так внезапно поднявшийся шар может столь же внезапно опуститься вместе с ним. Он испытывал лишь сильнейшее изумление - и больше ничего. Вообще, ощущение страха и беспокойства появляется у воздухоплавателей только тогда, когда шар начинает приближаться к земле. Когда же он парит высоко в небесах, этого ощущения не бывает.

Однако, просидев неподвижно некоторое время, Берт почувствовал потребность говорить.

-- Ого! - сказал он. - Это лучше всякого автомобиля... Превосходно! Я думаю, обо мне уже телеграфировали повсюду...

Он принялся внимательно осматривать свое временное жилище; прямо над собой он видел туго перетянутое, связанное горло шара.

Берт заглянул через горло внутрь: там было огромное, пустое пространство. Оттуда спускались две тонкие веревки - одна белая, другая красная; веревки эти шли к особым клапанам внизу кольца. Сетка вокруг шара оканчивалась веревками, привязанными к кольцу, а корзинка прикреплялась к толстому стальному крюку. С бортов корзины свешивались канат, якорь, холщовые мешки. Берт решил, что это балласт, который надо сбрасывать вниз, когда шар начинает слишком быстро опускаться.

"Ну, пока, кажется, не предвидится такой опасности", - подумал Берт.

К кольцу был привешен барометр и какой-то инструмент в виде ящика. На дощечке из слоновой кости было написано: "Statoscope" и еще какие-то другие французские слова. Маленькая стрелка индикатора колебалась из стороны в сторону между словами "Подъем" и "Спуск".

-- Хорошо, - произнес Берт, - по крайней мере я буду знать, поднимается ли шар или опускается...

На красивых подушках сиденья в корзине лежали мешки и фотографический аппарат, а в углу валялась пустая бутылка из-под шампанского и стакан. Берт с меланхолическим видом посматривал на пустую бутылку, но вдруг ему пришла в голову блестящая мысль исследовать обе скамейки, обитые материей и покрытые матрацами и одеялами. Там оказались ящики, и в них Берт нашел всевозможные запасы. Очевидно, мистер Беттеридж был очень предусмотрительным человеком. В корзине с провизией Берт обнаружил паштет из дичи, пирог, холодную курицу, томаты, салат, сандвичи с ветчиной и креветками и большой кекс. Тут же были уложены ножи и вилки, бумажные тарелки, жестянки с кофе и какао, хлеб, масло, варенье, несколько хорошо упакованных бутылок шампанского, несколько бутылок с минеральной водой, большой кувшин с водой для умывания, портфель, карты, компас и сумка с туалетными принадлежностями; в сумке были даже щипцы для завивки волос, а также шпильки и шапка с наушниками,

-- Недурно, - заметил Берт, рассматривая все эти вещи, и, надев на голову шапку, он завязал тесемки от наушников под подбородком, у Берт перегнулся через край корзины. Далеко внизу расстилались освещенные солнцем облака. Они так сгустились, л что совершенно закрыли землю. К югу они образовали огромные снежные массы, видом напоминавшие горы. На севере и на востоке облака имели волнообразные очертания и ослепительно сверкали на солнце.

-- Хотел бы я знать, как долго может продержаться шар наверху?

Берт думал, что шар висит неподвижно, так как совсем не замечал его движения.

-- Нет, лучше не спускаться, пока мы не переменим места, - заметил он.

Затем, взглянув на статоскоп, он сказал:

-- Все еще поднимается... А что, если дернуть за веревку? Нет, лучше не трогать, а то может еще выйти что-нибудь неладное.

Однако, он все-таки дернул за обе веревки; одна открывала клапан, другая разрывала оболочку шара. Но, как это уже заметил Беттеридж раньше, обе веревки не действовали, а потому ничего и не случилось. Иначе шар был бы разодран как от хорошего удара шашкой, и мистер Смоллуэйс помчался бы в вечность со скоростью несколько километров в секунду.

-- Не работает! - произнес он, дергая изо всех сил за веревку. Наконец, ему надоело. Он бросил веревку и решил позавтракать.

-- Атмосферное давление, - сказал Берт, вспомнив уроки элементарной физики в школе. - Буду поосторожнее в следующий раз. С какой стати расточать попусту драгоценный напиток!

Желая воспользоваться сигарами, оставленными Беттериджем, Берт начал шарить по карманам в надежде сыскать хоть одну спичку. И на этот раз судьба благоприятствовала ему: он не нашел спичек. Зажги он спичку, газ в воздушном шаре вспыхнул бы, и Берт превратился бы в яркий, но мгновенный фейерверк.

"Эдакий дубина Грабб! - подумал Берт, тщетно обшаривая карманы. - Наверное, он утащил мою коробку. Он всегда таскает спички"...

Отдохнув немного после завтрака, Берт принялся приводить в порядок корзину, поправил балластные мешки на дне и снова заглянул вниз, на облака, потом достал ящик с географическими картами и начал их рассматривать. Он любил карты. Он тщательно разглядывал их, надеясь найти карту Франции или пролива Ла-Манш. Но не нашел ни той, ни другой. Все это были карты английских графств, выпущенные британским военным ведомством. Затем, Берт начал вспоминать знакомые ему французские фразы: "Je suis anglais. C'est une meprise. Je suis arrive par accident ici". ("Я - англичанин. Это - ошибка. Я попал сюда случайно".) Эти фразы он считал наиболее пригодными. Наконец, он решил заняться чтением писем и исследованием записной книжки Беттериджа.

Так он провел целый день.

2

Берт сидел на ящике, плотно закутавшись; воздух, необыкновенно чистый и прозрачный, был все-таки чересчур свеж. Берт был одет в довольно скромную пару из синей саржи - обыкновенный костюм молодых франтов из лондонского предместья. На ногах у него были велосипедные туфли вроде сандалий и коричневые чулки, натянутые на штаны. Поверх этого на Берте был еще белый балахон дервиша. Кроме того, он надел куртку и жилет Беттериджа и его подбитое мехом пальто, а сверху накинул еще дамскую меховую шубу. Колени он завернул одеялом. На голове у него остался парик из пакли, но он надел еще большую шапку Беттериджа с наушниками. Ноги его согревались большими меховыми сапогами Беттериджа. Корзина воздушного шара была мала, но уютна, и Берт нашел в ней легкий складной столик, который он поставил себе под локоть, чтобы удобнее было сидеть. Возле себя на столике он поставил бокал шампанского и погрузился в чтение бумаг Беттериджа.

Над Бертом и вокруг него, и под ним расстилалось необозримое пространство - такая прозрачная пустота и такая тишина, какие знакомы только пилотам.

Берт не знал, куда уносит его воздушный шар и чем это может кончиться. Он относился к своему положению с удивительным спокойствием, которое, конечно, должно было делать честь его мужеству. Он был убежден, что где-нибудь он все же спустится на землю, и если не разобьется вдребезги, то кто-нибудь или, может быть, какая-нибудь "компания" заберет его вместе с шаром и доставит в Англию. Если же никого не найдется, он обратится к британскому консулу. Он даже придумал французскую фразу для этой цели: "Apportezmoi a la consule britanique, s'il vous plait" (то есть что-то вроде: "Принесите меня, пожалуйста, к британскому консулу"). Ведь он же учился говорить по-французски!

Исследование корреспонденции мистера Беттериджа явилось для него развлечением. Тут были страстные любовные письма, самого интимного характера, адресованные Беттериджу и написанные женской рукой; конечно, такие письма Берту не следовало бы читать, - это была большая нескромность с его стороны. Но он прочел их и даже с восторгом воскликнул:

-- Ах, черт возьми! - Он задумался. - Неужели это от нес? - проговорил он наконец.

И он снова принялся изучать тайны Беттериджа. Теперь это были уже деловые письма, множество вырезок из газет, помещавших интервью с Беттериджем, и несколько немец- ких писем. Но затем Берту попались английские письма, написанные тем же почерком.

-- Ага! - произнес Берт.

Одно из этих писем начиналось извинением автора, что он раньше не писал Беттериджу по-английски и что это внесло неудобства и замедление в переписку. Далее в письме говорилось о том предмете, который сильнейшим образом заинтересовал Берта.

"Мы вполне понимаем трудности вашего положения, - писал неизвестный автор, - и то, что за вами зорко следят. Но сэр, мы все-таки не думаем, что какие-нибудь серьезные препятствия могли бы помешать вам, - если вы захотите покинуть страну, - приехать к нам со всеми вашими планами, обычной дорогой, через Дувр, Остенде, Булонь, или Дьепп. Нам трудно поверить, чтобы вам действительно могла угрожать опасность быть убитым из-за вашего чрезвычайно важного изобретения".

-- Смешно! - заметил Берт и несколько призадумался. Потом опять принялся за письма.

-- По-видимому, они хотят, чтобы он приехал к ним, - сказал Берт. - Но сами они как будто не желают сделать ни одного шага, чтобы привлечь его. Или, может быть, они только притворяются, чтобы он сбавил цену... Однако вряд ли эти переговоры с ним ведет какое-нибудь правительство... Скорее просто какая-нибудь торговая фирма. - Прибавил Берт после некоторого размышления.

На грифе каждого письма было напечатано по-немецки: "Летающие драконы. Воздушные драконы. Воздушные шары..."

-- Это для меня все равно, что греческий язык.

-- Однако! - воскликнул Берт спустя еще несколько минут. - Он хочет продать свое великое изобретение за границу! Это так. Это уже не по-гречески! Черт возьми! А, вот где его тайна!

Берт вскрыл портфель и увидел множество чертежей, раскрашенных в условные цвета, - в том стиле, какой принят среди инженеров. К этому были приложены фотографические снимки летательной машины Беттериджа, сделанные, видимо, фотографом-любителем, близким Беттериджу, которого он допустил в свой сарай, где хранилась машина.

Берт задрожал от волнения:

-- Боже мой! - воскликнул он. - Я и вместе со мной эта великая тайна, мы летим, затерянные в беспредельном пространстве...

Он постарался восстановить в своем воображении недостающие части, но это ему не удавалось.

-- Это трудно, - вымолвил он наконец. - Как жаль, что я не обучался инженерному искусству. Если б я мог дополнить эти чертежи!

Он перегнулся через край корзины и долго задумчиво смотрел на огромную кучу облаков, напоминавших вершину Монте-Роза, медленно таявшую под солнечными лучами. Внимание его привлекла маленькая черная точка, которая двигалась над этими облаками. Это его встревожило. Маленькая точка, медленно двигаясь далеко внизу, над самыми облаками, неизменно ползла за его шаром. Что бы это могло быть? Зачем эта черная точка следует за ним?

Но вдруг его осенила мысль. Да ведь это тень от его шара! И все же он не без сомнения поглядывал на эту точку...

Почти весь день он провел в рассматривании планов и в размышлениях над ними. Он даже составил новую замечательную фразу по-французски, которая звучала приблизительно так: "М-сье. Я - английский изобретатель. Мое имя - Беттеридж. Бе-е-те-те-е-эр-и-де-же. Я прибыл здесь продавать секрет летательной машины. Компренэ? Продавать тотчас за деньги, деньги чистоганом на руки. Компренэ? Эта машина летает по воздуху. Компренэ? Машина делает птицу. Компренэ? Балянсэ? Вот-вот! Настоящая птица, машина сама летает. Я желаю продать ее вашему правительству. Хотите ли вы направить меня туда?"

-- Немножко нескладно с точки зрения грамматики, - сказал Берт, - но, я думаю, сойдет. Они, наверное, ухватятся за это обеими руками... Однако, что же я буду делать, если они потребуют от меня подробных объяснений?

С огорченным видом он снова принялся рассматривать чертежи.

-- Наверное, тут не все, - с грустью решил он.

Он продолжал раздумывать о том, как ему поступить со своей удивительной находкой.

Ведь ежеминутно он может спуститься на землю и очутиться среди неизвестных ему людей!..

-- Я должен воспользоваться этой удачей, - убеждал он себя. Однако, он скоро убедился, что это не так-то легко. - Они будут телеграфировать тотчас же, как только я спущусь. Газеты напечатают об этом... Беттеридж узнает и выследит меня...

...О, Беттеридж должен быть страшен в гневе!.. Берт вспомнил его огромные черные усы, его треугольный нос, его пронзительный голос, свирепый взгляд. Не очень-то приятно попасться ему на дороге.

Мечты Берта о присвоении и продаже открытия мало-помалу рассеялись как дым: здравый смысл подсказал Берту, что это невозможно.

-- Если так, то что пользы об этом думать? - решил он и медленно, нехотя снова вложил бумаги и чертежи в портфель и спрятал их на прежнее место.

Яркие золотые лучи заливали все пространство, и Берт даже ощутил особенную теплоту в голубом своде небес. Он встал и начал смотреть на солнце: ослепительно блестящий золотой шар поднимался над волнующимся морем пурпурных облаков, окаймленных золотистыми полосами. Это было странное и удивительное зрелище, не поддающееся описанию. К востоку Берт видел беспредельное море облаков, темнеющую лазурь небес, и ему казалось, что перед его глазами находится полушарие какого-то мира. Вдали, в синеве, Берт приметил три длинные тени, напоминавшие рыб, скользивших в воде. Действительно, эти тени походили на рыб: у них было даже что-то вроде хвоста. Это странное явление удивило Берта. Он смотрел изо всех сил, до боли в глазах, но странные тени уже исчезли. Долго еще Берт внимательно оглядывал беспредельное пространство, но больше ничего не было видно.

-- Никогда я не видел ничего подобного, - сказал он. - Что бы это могло быть?

Солнце медленно спускалось и исчезло. Вместе с ним исчез дневной свет и теплота. Стрелка статоскопа, дрожа, остановилась на "спуске".

3

Холодная, облачная, серая пустыня надвигалась медленно, неотвратимо. Облака перестали походить на снежные вершины гор: они стали теперь как бы нематериальными, но все же чувствовалось их быстрое, безмолвное движение, чувствовались пробегавшие по ним вихри...

"Ну, что-то теперь будет", - подумал Берт.

Шар спускался, но когда он уже совершенно приблизился к бесформенной серой массе облаков, его движение как будто на мгновение приостановилось, затем вдруг небо скрылось за облаками, последние признаки дневного света исчезли, и шар быстро полетел вниз, в темноте, в снежной пурге... Ветер гнал снежные хлопья, они неслись мимо, падали на шар и на все вещи, находившиеся в корзине, призрачными, холодными пальцами прикасались к лицу Берта. Берт дрожал от холода. Изо рта у него при дыхании шел пар, и все кругом моментально отсырело. Ему казалось, что снежная метель усиливается, и он скоро убедился, что падение шара ускоряется.

Чуть слышный звук достиг его ушей. Великое безмолвие окончилось.

Что же это за звук?

волн, перегонявших друг друга, и обширное водное пространство. Вдали показалось лоцманское судно с огромным парусом, на котором виднелись какие-то черные буквы; на верхушке мачты виднелась маленькая желтоватая светящаяся точка. Судно качалось и ныряло в волнах, между тем Берт не ощущал никакого ветра. Гул моря становился все слышнее, все ближе. Берт с испугом подумал: "Я падаю в море!"

воды и, затем, снова очутился среди снега и облаков. Без всякой нужды, один за другим, он выбросил еще два мешка, и шар поднялся еще выше, туда, где воздух был чист, прозрачен и холоден и где еще продолжался день. Берт вздохнул с облегчением.

На небе кое-где засверкали звезды, а на востоке показалась яркая большая луна...

4

После этого приключения Берт ни на минуту не мог забыть, что под ним находится огромное, неизмеримое водное пространство. Была летняя ночь, но она казалась Берту необыкновенно длинной. Он испытывал странное чувство беспокойства, и почему-то ему казалось, что, как только взойдет солнце, все опасности минуют. Берту захотелось есть. Он нащупал в темноте ящик, достал кусок паштета и несколько сандвичей и даже с некоторым успехом откупорил полбутылки шампанского. Это согрело и подкрепило его. Посетовав на Грабба за то, что он взял его спички, Берт закутался потеплее, прислонился к ящику и задремал. Однако, он часто просыпался и несколько раз вставал, чтобы удостовериться, что шар находится достаточно высоко над морем. Сначала облака, освещенные луной, казались белыми и плотными. Тень, падавшая от шара, быстро двигалась по этим облакам и бежала как собака за хозяином. Потом облака поредели. Лежа в корзине и смотря вверх на огромный темный шар, Берт вдруг сделал открытие. Он случайно услышал шелест бумаги под подкладкой своего, или, вернее, чужого жилета: ведь на Берте был жилет Беттериджа. Но ни вытащить, ни исследовать этих бумаг Берту не удалось, как он ни бился.

Проснулся Берт от крика петухов, лая собак и пения птиц... Шар медленно и довольно низко летел над обширной равниной, залитой лучами восходящего солнца. Берт видел хорошо возделанные поля, пересеченные дорогами, по краям которых тянулись телеграфные линии. Затем, шар пролетел над большой деревней: проплыла высокая колокольня, домики, выкрашенные в белую краску, красные черепичные крыши. Несколько крестьян, мужчин и женщин, в светлых блузках и неуклюжих башмаках, побросали свою работу и с любопытством смотрели на летящий шар, который опустился так низко, что его якорный канат касался земли.

Берт смотрел на этих людей и раздумывал: "Что же это за страна? Ведь, пожалуй, надо спуститься здесь". Но вдруг он заметил, что шар летит прямо на сооружение однорельсовой дороги. Он поскорее выбросил еще два или три мешка балласта, чтобы миновать препятствие.

"Гм... Когда только и можешь сказать "Prenez"... Жалко, я не знаю, как сказать по-французски: "Хватайте веревку!.." Ведь, должно быть, это французы".

Он еще раз внимательно посмотрел вниз.

-- А может быть, это Голландия? Или Люксембург? Или Лотарингия, насколько я могу судить?.. Что это за огромная постройка? Пожалуй, печь для обжигания кирпичей... Во всяком случае, страна эта имеет цветущий вид.

Цветущий вид страны навел Берта на соответствующие размышления:

"Надо все-таки, чтоб шар двигался, а то какой это воздушный корабль!" - сказал себе Берт и решил подняться несколько выше.

-- Ого! - сказал Берт. - Кажется, я чересчур много выбросил балласта. Интересно было бы знать, когда я начну снова опускаться? Ну, да ладно: завтрак-то во всяком случае есть... - прибавил он.

Стало совсем тепло. Берт взял шапку и парик и необдуманно швырнул их за борт корзины. Стрелка статоскопа тотчас качнулась в сторону "Подъем".

"Кажется, эта милая штука начнет скоро подниматься, даже если бросить только взгляд вниз!" - сострил мысленно Берт, открывая ящик с провизией.

Он нашел несколько жестянок жидкого какао, с очень подробным описанием, как их откупоривать. Берт исполнил все в точности. Он проткнул в указанном отверстии дно жестянки ключом, который был приложен к ней, и вскоре заметил, что жестянка начинает нагреваться все больше и больше. Наконец, стало уже невозможно держать ее в руках. Тогда он открыл крышку с другого конца. Какао стало горячим без всякого нагревания на огне. Это было уже старое изобретение, но Берт ничего не слышал о нем. В том же ящике Берт нашел кусок ветчины и варенье, так что завтрак вышел очень сытным.

"Плут Беттеридж не очень-то будет доволен, если я раскрою его жилет", - подумал Берт. Несколько минут он колебался, но затем все же распорол подкладку. Как раз там он отыскал недостающие чертежи вращающихся плоскостей, от которых и зависела устойчивость летательного аппарата.

Если теперь какой-нибудь ангел поглядел бы на Берта на воздушном шаре, то увидел бы, что Берт сидит, о чем-то усиленно размышляя. Немного спустя он встал с таким видом, будто его осенила благая мысль, свернул изорванный жилет Беттериджа и бросил его вниз. Жилет медленно опускался, пока, наконец, не шлепнулся на физиономию немца-туриста, мирно спавшего вблизи Гегенвега, около Вильдбаха. Шар, разумеется, ответил на эту выходку Берта новым прыжком вверх...

Однако Берт уже не обращал на это внимания. Он стащил с себя куртку и жилет, расстегнул воротник и рубашку и, засунув руку за пазуху, вытащил оттуда широкий ярко-красный предмет. Это был фланелевый нагрудник, очень распространенный среди протестантов, вместе с разными гигиеническими препаратами, пилюлями и лекарствами, заменившими прежние священные реликвии и образки. Берт всегда носил этот нагрудник. Гадалка в Мергете сказала ему, что у него слабые легкие, и, основываясь на этом, он воображал, что должен беречь свою грудь.

Вытащив свой талисман наружу, Берт взял перочинный нож и, распоров сшитые вместе два куска красной фланели, засунул между ними чертежи, которые нашел в подкладке жилета Беттериджа. Сделав это, он принялся за туалет, вымылся, побрился, плотно застегнул куртку, скрыв под ней свое белое дервишское одеяние, надел большую шляпу и меховое пальто и, чувствуя прилив бодрости, начал рассматривать страну, над которой проносился теперь воздушный шар.

Зрелище было действительно великолепное. Быть может, этой картине недоставало той особенной красоты и величия, которыми Берт мог восхищаться накануне, когда шар летел в облаках, освещенный солнцем. Но в некотором отношении она была гораздо интереснее. Воздух - чист и необыкновенно прозрачен; небо - совершенно безоблачное, за исключением южной и юго-западной части. Страна была холмистая, и лишь местами виднелись заросли хвойных деревьев да чернели горные площадки. Множество ферм было разбросано в живописном беспорядке. Зияли глубокие ущелья с извилистыми речками, течение которых прерывалось запрудами и турбинами электрических станций. Местность была усеяна красивыми деревнями. Домики с плоскими черепичными крышами имели очень опрятный вид. В каждой деревне торчала красивая церковь с колокольней и мачта для беспроволочного телеграфа. Кое-где виднелись замки и обширные парки, белели дороги и тропинки; вдоль дороги рядами тянулись телеграфные столбы, выкрашенные белой и красной краской, резко выделявшиеся среди окружающего ландшафта. Зеленели сады, окруженные стенами; мелькали скирды, житницы, какие-то электрические циферблаты. Горные местности изобиловали скотом. Поезда пробегали через туннель и пересекали насыпи. Жужжащий шум, достигавший ушей Берта, указывал на прохождение поезда. Все было видно Берту необыкновенно ясно, до мельчайших подробностей. Раза два он заметил пушки и солдат, и это напомнило ему тс странные военные приготовления, которые бросились ему в глаза в Англии в Троицын день. Но ничто не указывало на необычность этих приготовлений, ничто не объясняло, почему пушки были обращены жерлами вверх и почему доносились слабые звуки выстрелов.

Наконец он решил произвести тщательный осмотр своих припасов. Пребывание на такой высоте вызывало у него сильнейший аппетит и, так как он не знал, как долго будет носиться над землей, то и счел более благоразумным разделить все свои припасы на порции.

Вначале обширная панорама, которая расстилалась внизу, казалась совершенно безмолвной, точно нарисованная картина. Но к вечеру, вследствие медленной утечки газа, шар начал опять опускаться ближе к земле. Тогда Берт смог различать подробности, ускользавшие от него раньше. Люди были видны уже яснее; стали доноситься свист и грохот проходящих поездов, рев скота, звон колокольчиков на шеях у быков и бой барабанов, а временами Берт мог уловить даже человеческие голоса.

Наконец, шар опустился так низко, что гайдроп снова стал задевать за встречные предметы. Раза два, когда гайдроп задел за электрические провода, Берт почувствовал легкий удар; волосы у него поднялись, и на корзину посыпались искры. Но он отнесся к этому совершенно спокойно. Это были случайности путешествия, и только. Он теперь думал об одном: как бы опустить железный якорь, который висел на кольце шара.

подумав хорошенько, решил бросить якорь здесь. Домики с плоскими крышами, над которыми возвышалась высокая колокольня, были разбросаны среди деревьев. Городок был окружен стеной, и широкие ворота открывались на большую дорогу, обсаженную деревьями. Все проволоки и кабели сходились тут точно в центре. Этот городок имел очень веселый и привлекательный вид, и это впечатление еще более усиливалось обилием флагов. Дорога была очень оживлена: крестьяне, в огромных двухколесных телегах и пешком, двигались по ней. Иногда пробегал вагон однорельсовой дороги, а у перекрестка, за городом, расположилась среди деревьев группа хорошеньких маленьких домиков. Берту понравилось это оживление и, по-видимому, благоденствующее население. Шар его летел совсем низко, над самыми верхушками деревьев, и Берт уже готовился сбросить свой якорь и явиться интересным гостем среди жителей этого городка.

Берт уже представлял себе, как он будет объясняться знаками и словами с восхищенной гурьбой крестьян, которые окружат его...

Но судьба распорядилась иначе. Прежде чем собравшиеся внизу, между деревьями, поняли, в чем дело, гайдроп уже причинил немало бед. Какой-то уже пожилой и, видимо, подвыпивший крестьянин, в блестящей черной шляпе и с красным зонтиком в руках, первый заметил волочившийся гайдроп и побежал за ним с громким криком. Но гайдроп пересек дорогу наискось, окунулся в ушат с молоком, стоявший возле фермы, и потащил далее свой мокрый конец, оставляя за собой молочный след. По дороге гайдроп задел автомобиль с фабричными работницами, остановившийся у городских ворот. Работницы подняли крик; сбежался народ. Берт стал было раскланиваться, но собравшиеся приняли поклоны Берта, которые он считал очень изящными, за оскорбительные жесты. Затем, корзина шара слегка задела крышу сторожки у дороги, сбила флагшток и, подпрыгивая на телеграфных проводах, с силой сбросила вниз порванные проволоки, которые ударили людей точно плетью; это, разумеется, лишь усилило всеобщее раздражение. Берт сам едва удержался от падения вниз головой.

Двое молодых солдат и несколько крестьян что-то кричали ему, грозили кулаками и уже бросились было вдогонку, но тут Берт исчез за стеной, окружавшей город.

Вот так восторженный прием, нечего сказать!

и солдатами, по-видимому, очень недружелюбно настроенными.

-- Якорь! - крикнул Берт и потом, подумав немного, прибавил по-французски: - Головы! Головы! Эй, вы! Слышите! Берегитесь!

Якорь метнулся и, скользнув по покатой крыше, обрушил вниз град поломанных черепиц. Потом он пронесся по улице среди криков и вопля толпы, стукнулся о какое-то зеркальное стекло с очень неприятным треском. Шар качнулся, корзину подкидывало во все стороны. Но якорь нигде не задержался и вдруг опять взвился в воздух с хрупким детским стулом, который подцепил одной из своих лап. Какой-то лавочник с отчаянным криком побежал за ним. Якорь на мгновение повис неподвижно в воздухе, а затем довольно осторожно опустил свою ношу, среди неистового рева толпы, на голову женщины, сидевшей на базаре и продававшей овощи...

Теперь уже все заметили воздушный шар и бросились ловить якорь и гайдроп. Но якорь, раскачиваясь, словно маятник, налетал на людей, заставляя их разбегаться во все стороны. Вот он снова коснулся земли, опрокинул неизвестного джентльмена в синем костюме и соломенной шляпе, щелкнул по раме молочной лавочки, повалил на четвереньки солдата-велосипедиста и запутался в задних ногах барана, делавшего отчаянные усилия, чтобы освободиться. Протащив барана по воздуху, якорь опустил его посредине площади. Шар снова подпрыгнул вверх. Но тут множество рук ухватилось за гайдроп и стало тащить его к земле. В тот же момент Берт ощутил свежий ветер, подувший ему в лицо.

Несколько мгновений Берт стоял в корзине, с трудом удерживаясь от падения, так как корзину сильно подбрасывало. Он смотрел на раздраженную толпу и старался собраться с мыслями. Он был очень удивлен. Неужели все эти люди в самом деле так озлоблены против него? Все только недовольны, и никто не заинтересован его появлением. Крики там, внизу, право же, скорее походили на ругательства, чем на приветствия. Берт увидел каких-то людей в мундирах и в треуголках, тщательно старавшихся сдержать толпу. Кулаки и палки мелькали в воздухе. Какой-то человек подбежал к возу с сеном и достал оттуда вилы, а солдат в синем мундире отстегнул портупею шашки.

А он-то воображал, что его примут как героя! Теперь он понял, что ошибся...

Он находился уже на расстоянии каких-нибудь трех метров от толпы, как вдруг у него созрело решение. Бездействие кончилось. Он вскочил со своего места и, рискуя упасть вниз головой, отвязал веревку якоря от кольца, к которому она была прикреплена и так же поступил с гайдропом. Якорь упал, шар подпрыгнул вверх - и следом за тем раздался свирепый крик собравшихся. Что-то просвистело над головой Берта - впоследствии он решил, что это была репа. За якорем последовал и гайдроп. Толпа отпрянула, а шар с ужасающим треском налетел на телеграфный столб. Берт ожидал электрического удара или разрыва оболочки шара. Но ничего не случилось. Судьба покровительствовала ему.

Через минуту шар, освобожденный от тяжести гайдропа и якоря, снова был высоко над землей. Берт продолжал сидеть скорчившись на дне корзины. Когда он, наконец, решился подняться и выглянуть, то увидел, что маленький городок становится все меньше и, точно убегая от него вместе с холмистой равниной, совершает круговое движение. Впрочем, когда Берт привык к вращательному движению своего шара, то нашел это даже очень удобным, так как оно избавляло его от необходимости двигаться в корзине.

5

Если бы кто-нибудь наблюдал небо в летний день 191... года, он увидел бы одинокого воздухоплавателя, странствующего в небесах на высоте трех километров. Воздушный шар, медленно вращаясь, двигался в северо-восточном направлении. Воздухоплаватель, облокотясь на край корзины, рассматривал страну, расстилавшуюся внизу. Лицо его выражало сильнейшее замешательство, и губы шептали: "Стрелять в человека! Да, разумеется, я готов спуститься, но как?.."

"дервиша пустыни" свешивался с края корзины, очевидно, с той же целью, с какой вывешивается белый флаг, но теперь было уже поздно.

Берт ясно видел, что он заблуждался, и что страна внизу совсем не такая, какую он рисовал в своем воображении. Она не была населена наивными поселянами, готовыми с восторгом встретить его, когда он спустится на землю. Наоборот, он возбуждал сильнейшее раздражение, и все с напряженным вниманием и нетерпением следили за движениями его воздушного шара. Однако, вовсе не Берт выбрал курс, по которому двигался шар: он был во власти ветра. Странные, таинственные слова доносились до него снизу. На разных языках Берту выкрикивали эти слова через рупоры, и он вслушивался в них совершенно растерянный и ошеломленный. Какие-то, очевидно, должностные лица делали ему сигналы, размахивали руками и флагами. Во всех фразах, которые доходили до ушей Берта, преобладали гортанные звуки неизвестного, измененного английского языка; в конце концов Берт понял: от него требовали, чтобы он спустился, иначе в него будут стрелять!

-- Хорошо вам кричать, - заметил Берт. - Да как спуститься?

Скоро начали стрелять по шару. Выстрелили шесть или семь раз, и одна пуля пролетела так близко, что Берту даже послышался треск разрывающегося шелка, и он уже приготовился стремглав лететь вниз. Но снизу или нарочно метили в сторону, чтобы не задеть шара, или же промахнулись; как бы то ни было, пули просвистели рядом и лишь напугали Берта...

Воспользовавшись временной передышкой, когда люди внизу как будто перестали преследовать шар своим вниманием, Берт позавтракал горячим кофе и паштетом. Но он чувствовал, что это не более как антракт, и поэтому, завтракая, продолжал тревожно высматривать, что делается внизу. Сначала он объяснил себе всеобщий переполох своей неудачной попыткой опуститься в маленьком городке. Но скоро он понял, что не гражданское население страны, а военное больше всего заинтересовано и встревожено его появлением.

империя, что он, помимо своей воли, попал в самый центр мировой политики и летел над воздухоплавательным парком. Этот колоссальный парк с головокружительной быстротой был создан Германией с целью втихомолку воспользоваться великими открытиями Стосселя и Гунштеда, соорудить воздушный флот раньше других государств и сделать Германию владычицей воздуха и всего мира.

Как раз перед тем, как Берта подстрелили, он увидел огромное пространство, освещенное лучами заходящего солнца и полное воздушных кораблей. Они лежали, точно чудовища на пастбище. Площадь, занятая ими, тянулась далеко на север, и Берт не видел ей конца; пронумерованные навесы, газометры, ангары и небольшие военные лагеря располагались в правильном порядке на площади, пересеченной в разных направлениях однорельсовыми линиями. Однако, над площадью не было видно ни проволок, ни кабелей. Повсюду развевались германские флаги и простирали свои крылья черные орлы. Но даже и без этих признаков можно было догадаться, что это Германия, так как всюду и во всем была заметна большая аккуратность. Бесчисленные толпы людей сновали взад и вперед. Многие были в темной походной форме и возились около воздушных кораблей; другие маршировали. Кое-где блестели парадные мундиры.

Но Берт больше всего интересовался воздушными кораблями. Он догадывался теперь, что прошлой ночью видел три таких корабля, которые производили маневры под прикрытием тумана.

Эти воздушные корабли формой напоминали рыб. Именно при помощи воздушного флота Германия и произвела нападение на Нью-Йорк, сделав последнее гигантское усилие захватить мировое господство, - тогда человечество еще не убедилось в эфемерности такой мечты. Этот немецкий флот состоял из прямых потомков цеппелиновского воздушного корабля, пролетевшего над Констанцским озером в 1906 году, и летательных аппаратов Лебоди, совершивших свои полеты над Парижем в 1907 и 1908 годах.

Каркас немецких воздушных кораблей был сделан из стали и алюминия, а внешняя крышка - из крепкой неэластичной парусины. Внутри находился непроницаемый резиновый газовый резервуар, разделенный поперечными перегородками на множество отделений: от пятидесяти до ста. Все эти отделения, абсолютно не пропускавшие газа, были наполнены водородом. Весь аппарат поддерживался в воздухе на определенной высоте при помощи внутренних воздушных камер, в которые можно было по желанию либо накачивать газ, либо выкачивать его. Воздушный корабль мог, таким образом, становиться тяжелее или легче воздуха, и потеря в весе вследствие сжигания топлива, метания бомб и т.п. могла возмещаться посредством накачивания в камеры газового резервуара. В конце концов там образовывалась чрезвычайно взрывчатая смесь, но в таких случаях нельзя останавливаться перед риском. Через весь аппарат проходила стальная ось: это был как бы хребет, заканчивавшийся в машине и пропеллере. Над передней частью, выступавшей в виде головы, помещался ряд кают - для складов и людей. Необыкновенно сильная машина типа Пфорцгейм, представлявшая величайшее торжество германской изобретательности, приводилась в движение электричеством; машина управлялась людьми, находившимися в передней силовой части корабля. Если замечалась какая-нибудь неисправность, инженеры переправлялись в заднюю часть корабля при помощи веревочной лестницы внизу его каркаса или же пользовались проходом, устроенным в газовых отделениях. Чтобы избежать боковой качки корабля, с каждой стороны были приделаны горизонтальные боковые плавники, а направление придавалось двумя вертикальными: эти плавники обычно устраивались с каждой стороны головной части и походили на жабры у рыб. Вообще вся форма воздушного корабля чрезвычайно напоминала рыбу, у которой плавательный пузырь и голова помешались внизу, а не вверху. Но особенно странное впечатление производил аппарат беспроволочного телеграфа, выступавший из передней каюты и находившийся, следовательно, как раз под нижней челюстью рыбы.

от двухсот пятидесяти до шестисот метров; поднять они могли от семидесяти до двухсот тонн. История не сообщает нам, сколько таких кораблей имела Германия, но Берт, пролетая мимо, насчитал до восьмидесяти штук.

Таковы были те средства, при помощи которых Германия хотела утвердить свое господство в мире, когда решилась отвергнуть доктрину Монроэ и потребовать своей доли в Новом Свете. Но она опиралась не только на этот воздушный флот. В ее распоряжении находились также летательные аппараты для одного человека. Это были так называемые "летающие драконы", и предназначались они специально для бомбометания. Эти аппараты помещались в другом колоссальном воздухоплавательном парке, к востоку от Гамбурга, поэтому Берт и не видел их среди воздушных кораблей франконского воздухоплавательного парка, над которым он летел до тех пор, пока удачный выстрел не заставил его спуститься вниз.

Шар подстрелили очень ловко, воспользовавшись для этого новыми пулями, которые некий Вольфе из Энгельберга изобрел специально для воздушной войны. Такая пуля, снабженная сильным хвостиком, с легким треском пронзила шар и вышла из него. Газ начал с шумом выходить из оболочки, и шар стал опускаться. Растерявшись в первую минуту, Берт выбросил затем мешок с балластом. Немцы вежливо, но неуклонно ответили еще двумя выстрелами прямо в оболочку шара...