| Автор: | Фаррер К., год: 1929 |
| Категория: | Роман |
Глава двадцать девятая
"Жить своей жизнью" - модное теперь, хоть стилистически не вполне безукоризненное выражение. В переводе на обыкновенную речь это означает "следовать своим инстинктам, и при том только инстинктам, - всем инстинктам". Вот основное правило современного существования. Целесообразность его сомнительна не только по отношению к другим людям, но даже по отношению к себе.
Пара влюбленных, ломающая все вокруг себя ради своего соединения, забывает обыкновенно, что любовь короче жизни и что продолжительность любви совершенно неизвестна. Без сомнения, рано или поздно желание угаснет и при том неодновременно у обеих сторон. Когда одна сторона перестанет любить, а другая - еще нет, обе должны будут признать, если только будут достаточно искренни, что лучше было бы не любить вовсе.
Поль де Ла Боалль не любил больше госпожу Эннебон, которая еще продолжала его любить, и не прочел ее письма. Потому он так и не узнал ничего о судорогах, уже потрясавших Европу в конце июля 1914 года. Газет он не раскрывал вовсе и целыми днями не обменивался и тремя словами с посторонними людьми. Увлеченный своею новой любовницей - женой, Поль де Ла Боалль жил с нею так, как если бы они были одни на всей планете. К тому же Изабелла - которая письмо госпожи Эннебон читала - в тот же вечер почувствовала непреодолимое отвращение к Флориде и столь же непреодолимое пристрастие к Калифорнии.
Лишь в Сан-Диего, неделею позже, ураган мировой войны застиг Поля де Ла Боалль врасплох. До этого времени он был занят только мыслями о любви.
Даже в самом маленьком человеческом мозгу таится гораздо больше, чем это представляют себе ученые психологи и вдохновенные поэты. Мужская честь и тот клубок путаных, но повелительных и мощных предрассудков, который именуется патриотизмом, внезапно обнаружились в Поле де Ла Боалль после столь продолжительной праздности и безделия. Однажды вечером в августе 1914 года он неожиданно узнал, что Германия и Австрия недавно напали на Россию и Францию, и что битва, которая, по-видимому, должна решить всю кампанию, завязывается уже где-то между Соммой и Рейном. И вот его душой овладела одна только мысль, - мысль о том, что он находится от Соммы и Рейна на расстоянии двух тысяч миль и что сражение будет проиграно или выиграно без него.
Американские военные обозреватели почти единодушно предсказывали победу немцев. Гибель латинских наций, чересчур испорченных морально, была уже давно декретирована Библией и Дарвином. Чтение газет, на которые Поль де Ла Боалль набросился с жадностью, еще сильнее раскалило его нетерпение. Он немедленно заявил жене:
-- Завтра мы уезжаем в Париж... То есть я хочу сказать - я уезжаю...
-- О! - воскликнула Изабелла больше из вежливости, чем от восхищения. - Я поеду с вами.
Она стала считать по пальцам:
-- Пять дней пути отсюда до Нью-Йорка. Там - ожидание парохода, затем переезд через океан... Во Францию мы попадем не раньше чем в конце месяца. Может быть, это будет уже слишком поздно для предложения своих услуг министерству иностранных дел.
-- О! - воскликнул Поль. - Я вовсе не собираюсь обивать пороги на Кэ д'Орсэ. Я возвращаюсь во Францию, чтобы сражаться. Теперь нужны солдаты, а не секретари посольства. Конечно, я приеду с большим опозданием... Ведь вы сами понимаете, что такая война может продлиться только несколько недель, самое большее - несколько месяцев. Каково же будет положение тех, кто не принял участие в ней? Надо спешить!
Она посмотрела на него со странной улыбкой.
-- Я понимаю вас. Жаль, что столь важное известие застало вас так далеко от Парижа. Но поймите и вы меня. Я знаю, что вам очень хочется участвовать в сражениях и подвергнуть себя опасности. Но сражения и опасности бывают разные. Человек вашего круга может на тыловой службе оказаться еще полезнее, чем на передовых позициях. И без сомнения, министерство иностранных дел сумело бы соответствующим образом использовать вас, если бы вы вовремя оказались на месте.
Поль де Ла Боалль нетерпеливо пожал плечами.
-- Весьма возможно, - сказал он. - Но что сделано, того не воротишь.
Несмотря на все старание попасть поскорее на родину, Поль де Ла Боалль потерял в Нью-Йорке четыре лишних дня: французский транспорт не был первым на очереди.
Наконец, Изабелла и он сели на корабль, в котором ехало также довольно много американцев, друзей Франции, желавших присутствовать, как они говорили с воодушевлением, при этой "последней борьбе старой благородной нации за свое существование". Все они восхищались четой де Ла Боалль - молодым французом, таким изысканным и корректным, отправлявшимся на родину героически исполнять свой долг, и его женой, такой блестящей и очаровательной, спешившей разделить опасность с мужем. Один из этих американских франкофилов воспользовался однажды случаем представиться молодой чете. Это был молодой человек атлетического телосложения, но застенчивый, как красная девица. Эту способность смущаться сохранили на всем свете только представители англо-саксонской расы. Молодой человек недавно кончил не то Гарвардский, не то Принстонский колледж. Он был сыном очень богатого человека - керосинного, консервного и железнодорожного магната. Звали его Арнольд Флеминг.