| Автор: | Фаррер К., год: 1906 |
| Категории: | Роман, Приключения |
XXXVI
Сегодня, 29 ноября, я вышел очень рано пешком на прогулку, которая может оказаться довольно длинной. Мысль о ней пришла мне в голову ночью, когда мой каик увозил меня из Канлиджи. Ровно в полдень я ушел с улицы Бруссы. Я позавтракал в молочной квартала Каракей. Потом перешел через Золотой Рог.
Вот и Стамбул. В конце моста я повернул в первую улицу направо, как тогда...
Я иду по заросшей травой мостовой, мимо безмолвных деревянных домов, в солнечном безлюдье огромного города, похожего на мертвую деревню.
Кипарисы, смоковницы, акации: хижины рядом с конаками беев и пашей, рассеянные всюду могилы; изредка какой-нибудь прохожий пересекает путь, едва окинув меня задумчиво-строгим взглядом...
Я иду не без цели. Прежде всего я намерен шаг за шагом повторить мою первую прогулку по Стамбулу, прогулку, сохранившуюся в тайниках моей памяти. Прогулку, из которой родилось многое, мертвое теперь...
Для начала - мечеть Сулеймана. Первый короткий этап. Вот арка из старого камня, через которую выходят на квадратную площадь, обширную, точно равнина. А вот и гигантская мечеть с хаосом куполов и сводов, похожих на согнанные самумом гроздья песчаных холмов.
Вот четыре горделивых и стройных, как стрелы, минарета; с вышины своих тройных балконов они точно проповедуют четыре главных добродетели ислама: преданность, мужество, снисходительность к слабым и ненависть к злым...
Я хочу войти, хочу взглянуть на колонны Эфесского храма, пережившие четырех богов... Но я не взгляну на гробницу султанши Рокселаны, отнявшей сыновей у Хассеки.
Это не прогулка, а паломничество... Сегодня появились основания думать, что я не долго останусь в этой Турции. В этой Турции, к которой я привязался так страстно...
Я иду теперь по лабиринту маленьких улиц, ведущих от мечети Сулеймана к мечети султана Селима...
...Странно: на том же перекрестке, как и два месяца назад, сидит та же нищенка с ребенком на коленях. Да, та же самая... Несомненно. Я колеблюсь одну секунду: мне так хочется дать ей немного денег. Но я знаю, что она откажется. А может быть, и нет? Попробую дать малютке... Впрочем, теперь я говорю по-турецки, я не совсем неверный. Я подхожу, почтительно называю ее "мать моя" и быстро высыпаю содержимое кошелька в руки ребенка. Там порядочно денег: семь, восемь монет, стоящих около пяти франков. Сквозь грубый чарчаф на меня поднимается удивленный взгляд, и благодарность женщины выливается в неожиданную форму, заставляющую меня задрожать: "Будьте счастливы любовью той, о которой вы думаете".
Опять улицы, много улиц, окаймленных домами или могилами. Вот мой квартал Кара-Гумрук, я начинаю уже его узнавать. Сейчас я дойду до огромного византийского водохранилища. Да. А вот и мой дом, где я ночевал всего один раз. Но я еще пока не войду.
Нет, не сейчас. Я хочу прежде снова увидеть двор Селимие-Джами, ведь теперь - это моя мечеть, с тех пор, как я здесь живу... Хочу увидеть двор и старые кипарисы, под тенью которых в день нашей первой прогулки мы долго отдыхали; "та, о которой я думаю", и я...
Я помню: мы грызли сладости, купленные ею у Хаджи Бекира, модного турецкого кондитера. Как досадно, что сегодня здесь нельзя поесть сладостей... Четыре долгих взгляда на четыре стены, оживленные яркими красками майолики, и вот я снова на пороге сводчатой двери. Но теперь я колеблюсь...
Я колеблюсь... Чтобы точно следовать по тому пути, надо было бы пройти до Адрианопольских ворот, выйти за городскую стену и посидеть на большом кладбище, где похоронена Азиадэ... Но это позднее - немного позднее. Настанет еще время пойти на это дикое кладбище... В настоящую минуту я думаю о гробнице Хассеки. Я хотел бы пойти туда, мне необходимо пойти туда, чтобы совершить молитву... Но это далеко, больше мили. Который час? Два часа без пяти, уже? О, нет некогда! Нужно торопиться.
Скорей к водоему и домой... Улица безлюдна, как всегда. Ни одна душа не видела, как я открыл свою маленькую дверь из свежего дерева и запер ее за собой.
Ставни из крестообразно плетеного тростника, по-турецки "kefes", защищают меня от нескромных взглядов. Турецкая комната - самое неприкосновенное из всех святилищ... И оно красиво: шелковые брусские занавеси, купленные на днях, висят на окнах, медный мангал сверкает на полу...
А вот, на ивовом манекене, костюм "ханум" - турчанки, таинственно укутанной, неузнаваемой, и на столике маленький дамасский клинок с рукояткой из нефрита и острым лезвием.
Я... я думаю, что усну.
Да. Я сплю.
Сплю... Когда спишь, видишь сны, не правда ли? Я вижу странные сны... Кровавые сны...
Ночь. Темная ночь. Я... я проснулся... от сна и от грез... Я далеко от своего дома в Кара-Гумруке: вот большой мост через Золотой Рог.
бумага - и надо разорвать... вот так: два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два, шестьдесят четыре куска... Попутный ветер подхватит их, развеет, унесет и потопит в пучине морской.
Я поднимаюсь назад в Перу, по Топ-Ханэ.
Какой покой! Разве не единственная радость в конце концов уснуть здесь, среди этих могил, после долгих, суетных, грубых и злых волнений жизни...