| Автор: | Феваль П., год: 1843 |
| Категории: | Роман, Приключения |
Глава сорок девятая
НЕМОЙ
Продолжение рассказа Сюзанны
Однажды вечером, когда я кончила уроки, ко мне зашел отец.
-- Сюзанна, - сказал он, ты давно не видела Ровоама, ему хочется повидаться с тобой.
В продолжение целого года я уже не видела Ровоама, нашего слепого слуги. Мне вспомнилась его прежняя привязанность ко мне и я с радостью приняла предложение отца. Он провел меня через все комнаты бельэтажа и в темном проходе отворил маленькую, потаенную дверь. Мы очутились в узком коридоре и, пройдя шагов десять в совершенном мраке, стали подниматься по крутой лестнице наверх. Измаил отворил дверь и мы вступили в обширную комнату, похожую на мастерскую, в которой находилось множество странных и разнообразных вещей. По левую руку лежали в порядке на большом столе разные костюмы; тут были мундиры военные и полицейские, придворные платья, куртки и блузы простого народа. Возле стола стоял туалет, на нем находились помадные банки, склянки, парики, накладные усы и бороды, сделанные с удивительным искусством. Далее, в ящике находилось множество разных слесарных инструментов; еще далее виднелись кинжалы разных форм и величины, пистолеты и кистени. Я проходила мимо всех этих вещей и они не возбуждали во мне ничего, кроме любопытства...
На другом конце этой обширной мастерской находилась маленькая деревянная перегородка. За ней сидел Ровоам. Какая разительная перемена произошла с ним с тех пор, как я его видела! Бледных, впалых щек его и подбородка давно не касалась бритва, длинные волосы в беспорядке падали на плечи. Он казался больным, дряхлым, истомленным, полоумным стариком.
Когда мы вошли, он не узнал меня. Но потом на его лице появилась радостная улыбка. Он ласково кивнул мне головой.
-- Отчего тебя не видно, добрый Ровоам? - спросила я.
В ответ на это он бросил на отца моего взгляд, в котором выражалась боязнь, вынужденная покорность и - ненависть.
-- Что же, Ровоам, - сказал ему отец, - ты не узнаешь Сюзи.
Немой сидел у стола, на котором лежали продолговатые исписанные бумажки, граверные инструменты, печати, чернила разных цветов и кусочки дерева, о которых я уже говорила. Ровоам по приказанию моего отца подделывал для него векселя главнейших лондонских торговых фирм, или вернее сказать, он учился подделывать их. Он трудился с утра до вечера; исправлял гравюры, переделывал печати и старался копировать почерки и подписи важнейших банкиров, а между тем сам он не умел даже подписать своего имени! За малейшую ошибку, за всякую неудачную подделку несчастный подвергался немилосердным побоям Измаила. Вот причина, почему у Ровоама была такая худоба, бледность и такой вид дряхлого старика.
Я подала ему руку. Он поцеловал ее и показал рукой за окном на видневшееся голубое небо. Бедняжка Ровоам! Увидев движение немого, Измаил презрительно пожал плечами и сказал:
-- Полно-ка, Ровоам, делать глупости. Покажи-ка мне лучше свою работу.
Ровоам вынул из ящика, спрятанного за столом целый пакет векселей. Отец мой начал со вниманием их рассматривать, между тем как бедный немой с невыразимой боязнью следил за каждым оттенком на его лице. Измаил вдруг остановился на одном векселе, он рассматривал его долго и особенно внимательно.
-- Великолепно, Ровоам! - промолвил он наконец.
-- Подпись Пибльса и сыновей - совершенство! За это тебе дадут сегодня вечером рюмку водки. Ты скоро вполне овладеешь делом, - продолжал отец мой, отложив в сторону около полудюжины векселей и подав остальные немому: - еще несколько месяцев старательного, неусыпного труда и ты достигнешь совершенства. Ну, прощай! Пойдем, Сюзи.
Ровоам склонил голову и положил руку на сердце.
Сострадание - вещь нехорошая и бесполезная. Кроме того, Ровоам мой раб. Впрочем оставим это. Смотри Сюзанна, не говори никому о том, что ты сегодня видела, в противном случае - я погиб.
Я до сих пор не могу объяснить преданности немого к моему отцу. Он имел под руками орудия, которыми он мог бы защищаться против Измаила, но ему никогда не могло прийти и в голову сделать это. Когда мы путешествовали по Франции, Италии, на Востоке, у Ровоама была тысяча средств бежать, но он и не подумал об этом. Его рабство было некоторым образом добровольное. Власть моего отца над ним: была абсолютна.