| Автор: | Филдинг Г. |
| Категория: | Повесть |
Книга первая
Глава XIX. Юлиан выступает в роли нищего[75]
Я вернулся в Рим, где и родился в большой бедняцкой семье, которая, не стану от вас скрывать, жила подаянием. Кто сам не побирался, тот вряд ли знает, что это такое же ремесло, как всякое другое, со своим уставом и своими секретами, или хитростями, выучиться которым так же маятно, как всякому мастерству.
Перво-наперво нас учат делать жалостное лицо. Кое-кому тут очень пособляет природа, однако добиться успеха может всякий, если возьмется за ум в раннем возрасте, пока мышцы еще сохраняют подвижность.
Следующая ступень - жалобный голос. В этом навыке участие природы также обещает блестящие результаты, однако и тут искусство, помноженное на трудолюбие и рвение, творит чудеса даже при отсутствии способностей: главное, надо начинать сызмала.
Я назвал важнейшие предметы, но остается еще множество других. Женщин дополнительно натаскивают искусству плача, другими словами, умению пустить слезу по любому поводу, и многие играючи справляютсся с этим заданием. Иные женщины с поразительной легкостью делаются виртуозами в этом искусстве. Сравнительно с другими занятиями ремесло нищего требует глубокого постижения человеческой природы. Обширнейшая осведомленность нищего в людских страстях не раз наводила меня на мысль о том, что государственному мужу было бы небесполезно проходить у нас выучку. Их сходство вообще поразительно, поскольку и тот и другой, придерживаясь одних правил, делают одно дело: водят за нос род людской. Надо, впрочем, признать, что их жульнические барыши весьма различны: если нищий довольствуется малым, то государственный муж мало что оставляет после себя.
Один очень великий английский философ[76], имея в виду наш промысел, остерегал обидеть человека более низким званием, нежели то, на какое он претендует. Того же мнения держался мой отец. Помню, мальчиком увидев папу римского, я увязался за ним, канюча: - Подайте Христа ради, сэр! Подайте ради господа бога, сэр! - А он выбранил меня в ответ: - Вас следует выпороть, сэр, чтоб не трепали имя божие всуе. - И впрямь, всуе было мое старание, ибо он ничего мне не дал. Отец же, слыша его слова, внял совету и примерно выпорол меня. Под розгой я клялся никогда больше не поминать имя божие всуе. Отец на это сказал: - Я не потому наказываю тебя, что ты всуе помянул его имя, а потому, что ты не назвал папу его святейшеством.
Если бы добрым людям достало ума последовать примеру своих пастырей, нищие давно повывелись бы: всего дважды на моей памяти слуги божьи подали мне на бедность. Один раз это был здоровяк, давший мне серебряную монетку со словами, что себе он оставил и того меньше; другой был новоиспеченный священник в щеголеватой сутане. - Подайте, ваше преподобие, сэр, - просил я, - уважьте свой сан. - Я уважаю мой сан, дитя, - отвечал он. - Дай бог каждому так. - И, бросив мне жалкие гроши, с важным видом прошествовал дальше.
Мы вывели одно безошибочное правило: чем пышнее выезд, тем беднее пожива, и наоборот, если в коляске с хозяином один слуга, а то и никого, - удача, считай, в руках, оплошать почти не случалось.
По нашим наблюдениям, в разных обстоятельствах человек до неузнаваемости меняется: он может расщедриться, проигравшись в карты, а при выигрыше не оторвет от сердца и гроша. Можно смело просить у адвоката, когда он едет из сельской глуши к своим клиентам в Рим, у врача, когда он идет проведать своих больных; и эти же самые люди, сделав свои дела, превращаются в неприкасаемых, как мы их звали между собой.
Ходячим и, пожалуй, самым верным у нас было такое правило: кто меньше имеет, тот охотнее подает. Поэтому умение отличить богатого от бедного составляет основу основ нищенской науки, и вроде бы вся задача в том, чтобы увидеть, где суть, а где видимость, но дело это требует хорошей сноровки и сугубого внимания, поскольку и бедняк и богач испокон веку совершенствуются в притворстве, выдавая себя один за другого. При этом бедняк, пуская вам пыль в глаза, ломает комедию всерьез, а богач, даже являя своим видом саму убогость, не расстанется с каким-нибудь приметным знаком своего состояния. Его рубище, к примеру, не стоит ломаного гроша, зато палец украшен дорогим перстнем либо в кармане тикают золотые часы. Своей напускной бедностью он словно хочет вас унизить, а вовсе не расположить к себе. Напротив, бедняк искренен в стремлении сойти за богатого, но из-за несдержанности переигрывает и выдает себя - так, не рассчитав своих сил, обыкновенно напиваются до зеленого змия. Ему бы взять в дорогу одного слугу на хорошей лошади, а он берет двух, и, поскольку купить или нанять еще одну добрую лошадь ему не по карману, по крайней мере один из слуг трясется на кляче. Одеваться просто и опрятно ему мало, он нацепляет на себя пошлые украшения, и чем роскошнее его верхнее платье, тем дряннее нижнее белье. Не умножая примеров, рискну высказать неоспоримую истину: если кто-то пытается ослепить вас блеском своего наряда или выезда, знайте, что это не свой, а заемный блеск. А если человек живет не по средствам, то лишние траты его не смущают, и достаточно польстить его богатству и великолепию, чтобы наверняка получить подачку.
Есть, впрочем, разряд богатых людей, обычно весьма щедрых: на них, только что едва сводивших концы с концами, богатство сваливается как снег на голову, и если они не станут заправскими скупцами, то, как правило, начинают проматывать это состояние. Я знал одного: получив значительную сумму денег, он отвалил мне целый талант, хотя я просил всего один обол; приятель пожурил его, а он огрызнулся: - Почему не дать? Ведь у меня осталось еще пятьдесят.
для себя и часто ценой преступления. Вообще говоря, бедный нищий - это такая же выдумка, как богатый дворянин; ибо за вычетом людей высокомерных, которых толковый нищий всегда приберет к рукам, остается очень мало настолько ожесточенных натур, что не способны сочувствовать нищете и горю, когда собственные страсти не поглощают их целиком.
У легко доставшихся денег - счастливая участь: они не ложатся в чулок; в противном случае, при наших возможностях разбогатеть, стяжательский зуд отравлял бы нам жизнь, как всем прочим; у нас же деньги не задерживаются, хотя в семье не без урода; деньги несут нам радость, а не треволнения. От безмятежной жизни все болезни, но нас бог милует - мы целый день на ногах. Тогда и лакомый кусок впрок, и ленивый жирок не нарастает. С женщинами мы вкушаем те же наслаждения, что и самый набольший вельможа. Про себя с уверенностью скажу, что никакой смертный не познал в любви такого полного счастья, каким одарила меня судьба. Я по любви женился на очаровательной девушке, дочери соседа-нищего; как у многих, деньги у него не держались, он растратил почти все, что приобрел своими трудами, и по смерти отца ей ничего не осталось наличными, а остались его лачужка на бойком месте, на склоне холма, откуда виден всякий проезжающий, и ухоженный садик площадью 1/28 акра. Она стала мне прекрасной женой, родила девятнадцать детей и, не считая трех дней в постели после родов, всегда успевала с ужином к моему приходу, а это была моя любимая трапеза, на которую сходилось все веселое семейство; за столом обычно обсуждали дневные трофеи, смеялись над глупостью дарителей (какое застолье без шутки?); ведь каковы бы ни были их побуждения, мы неизменно приписывали успех своему умению подольститься к ним либо перехитрить их.
Впрочем, я слишком затянул рассказ о своем нищенском поприще, в заключение скажу только, что прожил 102 года, не зная хвори и немощи, а затем по стариковскому обычаю и без мучений угас, как догоревшая свеча.
Выслушав мою повесть, Минос велел по возможности прикинуть, сколько раз я солгал за свою жизнь. Поскольку здесь нам вменено в обязанность держаться истины, я ответил, что солгал я, по-видимому, около 50 миллионов раз. Нахмурившись, он сказал: - И такой негодяй смеет надеяться войти в Элизиум?! - Я немедля отправился обратно, радуясь уже тому, что он меня больше не окликнул.
Примечания
75
76
Имеется в виду следующее место в «Письме об энтузиазме» (1708) А. Шефстбери (1671 - 1713): «Новички между ними [то есть нищими. - Вадим Xаритонов.] могут невинно обходиться «господином» и «бог помилует». Но бывалые старики - не важно, кто едет навстречу в карете, - всегда обращаются к ним со словами «ваша честь» и «ваше лордство». «Потому что если действительно повстречается лорд, то нас иначе накажут, - говорят они, - за то, что неправильно обратились, а если не лорд, то никто не в обиде и никто не рассердится» (раздел IV).