Око Озириса.
Джон Торндайк

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Фримен Р. О., год: 1911
Категории:Роман, Приключения


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Джон Торндайк

В один особенно душный день в поисках тени и тишины я забрел в переулки Старого Темпля и неожиданно столкнулся там лицом к лицу со своим старым приятелем и товарищем по университету - Джервисом, позади которого стоял, глядя на меня со спокойной улыбкой, мой бывший профессор - доктор Джон Торндайк. Оба они сердечно меня приветствовали, и я был очень польщен этим: ведь Торндайк был знаменитостью, и Джервис был все же постарше меня.

-- Я надеюсь, что вы зайдете к нам на чашку чая, - сказал Торндайк; и так как я охотно согласился, он взял меня под руку. Мы пересекли двор и направились к казначейству.

-- Не подумываете ли вы покинуть изголовье больного и последовать нашему примеру - превратиться в юриста? - спросил меня Торндайк.

-- Разве и Джервис стал юристом? - воскликнул я.

-- Действительно, стал, черт возьми! - ответил Джервис - Я живу паразитом при Торндайке.

-- Не верьте ему, Барклей, - вмешался Торндайк. - Он - мозг нашей фирмы. Я придаю ей только респектабельность и изэестный моральный вес. Но что вы делаете теперь?

-- Я заменяю Барнарда. У него практика в Феттер-Лейне.

-- Я знаю, - сказал Торндайк. - Мы встречаем его иногда. Он выглядел очень плохо последнее время. Он сейчас в отпуску?

-- Да. Он отправился в Греческий Архипелаг на судне, промышляющем торговлей коринкой.

-- В таком случае, - сказал Джервис, - вы теперь здешний районный врач. Наверное, вы стали чертовски важным?

-- Однако, судя по тому, что вы здесь гуляли на досуге, когда мы встретились с вами, ваша практика должна быть не слишком утомительна, - добавил Торндайк - Она вся, должно быть, сосредоточена в этом районе?

-- Да, - ответил я. - Мои пациенты по большей части живут на расстоянии полуверсты от амбулатории. Ах, да, я вспомнил об одном очень странном совпадении! Мне кажется, оно должно заинтересовать вас.

-- Вся жизнь состоит из странных совпадений. Только литературные критики удивляются им. Но расскажите, в чем дело?

-- Оно связано с одним случаем, о котором вы говорили в госпитале, года два тому назад. Вы говорили об исчезновении человека при весьма таинственных обстоятельствах. Этого человека звали Беллингэм. Вы помните?

-- Египтолог? Да, я хорошо это помню. В чем же дело?

-- Брат его - мой пациент. Он, живет в Невиль-Коурт со своей дочерью, и мне кажется, что они так же бедны, как церковные крысы.

-- Да? - сказал Торндайк. - Это очень интересно. Они, видимо, внезапно потеряли все свое состояние. Если я не ошибаюсь, его брат жил в собственном, довольно большом особняке?

-- Да, совершенно верно. Я вижу, что вы помните все, связанное с этим делом.

-- Дорогой мой, - воскликнул Джервис, - Торндайк никогда не забывает подобных вещей. Он ведь нечто вроде судебно-медицинского верблюда. Проглатывает сырьем различные факты как из газет, так и из других источников, а потом, в часы досуга, мирно пережевывает их. Удивительная привычка! Стоит какому-нибудь факту появиться в газетах или в суде - Торндайк целиком проглатывает его. Потом все как будто замирает и забывается. И вот через год, через два, это дело опять всплывает наружу, но уже в новой форме, и к величайшему нашему удивлению оказывается, что Торндайк успел уже его разобрать. Недаром за этот промежуток он не раз пережевывал свою жвачку!

-- Вы видите, - сказал Торндайк, - мой ученый друг любит смелые и сложные метафоры. Однако, по существу, он прав, несмотря на свои туманные выражения. Впрочем, сначала вы выпьете чаю, а потом расскажете нам подробнее о Беллингэмах.

Продолжая беседовать, мы подошли к квартире Торндайка. Войдя в обширную, красивую, обшитую панелями комнату, мы застали там небольшого человечка, аккуратно одетого в черное, расставлявшего на столе чайные чашки. Я посмотрел на него с любопытством. Он мало походил на слугу. Что-то странное было в его внешности. Его спокойная, полная достоинства манера держать себя и серьезное, умное лицо заставляли думать об интеллигентной профессии и только ловкие, проворные руки обличали в нем умелого слугу.

Торндайк задумчиво посмотрел на поднос с чашками и потом взглянул на своего слугу.

В ответ на это маленький человечек приятно улыбнулся, как-то странно сморщив свое лицо.

-- Я случайно выглянул из окна лаборатории, в то время, как вы повернули за угол, сэр, - сказал он.

-- Как это просто! - сказал Джервис - А мы-то надеялись, что тут скрывается что-то загадочное, чуть ли не телепатическое!

-- Простота - душа совершенства, сэр, - возразил Поультон, оглядывая чайный прибор, чтобы убедиться, не забыл ли он чего-нибудь и, высказав свой удивительный афоризм, бесшумно скрылся.

-- Возвратимся к делу Беллингэма, - сказал Торндайк, налив нам чаю. - Не узнали ли вы каких-нибудь фактов, касающихся заинтересованных лиц, - таких, конечно, о которых вы могли бы нам поведать?

-- Я узнал две или три вещи и уверен, что сообщив их вам, я никому вреда не причиню. Я узнал, например, что Годфри Беллингэм, мой пациент, внезапно потерял все свое состояние приблизительно ко времени исчезновения его брата.

-- Это действительно странно, - сказал Торндайк. - Понятнее было бы, если бы произошло обратное. Почему он мог вдруг обеднеть? Впрочем, может быть, он получал от брата регулярное пособие?

-- Нет, вот это именно и поразило меня. Мне кажется, что в этом деле есть какие-то странности и юридически оно очевидно запутывается. Возьмите хотя бы завещание. С ним много приходится хлопотать.

-- Добиться утверждения вряд ли они могут в настоящее время, - заметил Торндайк - Ведь несомненных доказательств смерти не имеется?

-- Конечно. Но это только первое из затруднений. Другое заключается в том, что в самом тексте завещания есть какой-то роковой дефект. Какой именно - сейчас я не знаю, но надеюсь рано или поздно узнать. Кстати, я упомянул уже о том, что вы интересуетесь этим делом, и мне кажется, что Беллингэм не прочь был бы посоветоваться с вами, но только у бедняги нет денег.

-- Это нехорошо для него, особенно, если у других заинтересованных лиц они имеются. Судебная процедура требует денег, и закон не считается с тем, что у какой-нибудь из сторон их не оказывается. Да, ваш пациент может оказаться в плохом положении. Ему необходимо с кем-нибудь посоветоваться.

-- Я не знаю, кто бы ему мог дать совет.

-- Не знаю и я, - сказал Торндайк. - Богаделен для неимущих истцов нет, а по общему правилу, только лица со средствами могут обращаться в суд. Конечно, мы могли бы ему помочь, но для этого надо хорошо знать и его, и все обстоятельства дела. Ведь он, может быть, отъявленный негодяй?

Я вспомнил странный разговор, который я случайно подслушал. Мне очень хотелось бы узнать мнение Торндайка, но передавать этот разговор я не считал себя вправе. Я ограничился поэтому только общими своими впечатлениями.

-- Он не похож на негодяя, - сказал я, - но, конечно, я не знаю его. Лично на меня он произвел скорее благоприятное впечатление, чего я не могу сказать про другого.

-- Кто этот другой? - спросил Торндайк.

-- Ведь есть еще один человек, имеющий отношение к этому делу, не правда ли? Я забыл его имя. Я видел его там, и вид его мне совсем не понравился. Мне кажется, он хочет к чему-то принудить Беллингэма.

-- Барклей знает об этом больше, чем говорит, - сказал Джервис - Надо посмотреть в газетах, кто этот незнакомец. - Он взял с полки большую кипу газетных вырезок и разложил их на столе.

-- Посмотрим, - сказал он, водя пальцем по указателю. - Торндайк собирает все факты, из которых что-нибудь может выйти. А с этим, я знаю, у него связаны особенно большие ожидания. У него какие-то кровожадные чувства: он надеется, что в один прекрасный день голова пропавшего найдется в чьей-нибудь мусорной яме... Вот, нашел! Имя другого - Хёрст. Он, видимо, двоюродный брат; в его доме в последний раз видели живым исчезнувшего человека.

-- Значит, вы думаете, что Хёрст в чем-то здесь замешан? - спросил Торндайк, просмотрев отчет.

-- У меня такое впечатление, - возразил я, - хотя, конечно, я ничего не знаю.

-- Так вот, - сказал Торндайк, - если вы услышите о том, что делается, и получите разрешение об этом говорить, мне будет очень интересно узнать, как подвигается это дело. И если по какому-нибудь вопросу понадобится мое неофициальное мнение, я не откажусь дать совет, и думаю, что ничего плохого от этого не будет.

-- Конечно, ваш совет будет чрезвычайно ценным, если другие заинтересованные лица обратятся к адвокату, - сказал я, а потом, после небольшой паузы, спросил: - Вы много думали над этим делом?

у меня создалась такая привычка: я пользуюсь случайными часами досуга, например, ездой по железной дороге, - для построения различных теорий, способных объяснить какой-нибудь факт в подобного рода таинственных делах, которые мне попадаются под руку.

-- Есть у вас какая-нибудь теория, объясняющая факты этого дела? - спросил я.

-- Да, у меня есть несколько теорий, - одна из них кажется мне наиболее правдоподобной. И теперь я с большим интересом ожидаю новых фактов, чтобы проверить свои построения.

-- Не стоит и пробовать выкачать из него что-нибудь. Он снабжен каким-то информационным клапаном, который открывается только внутрь. Вливать вы можете сколько угодно, но обратного движения не получите.

Торндайк усмехнулся.

-- Мой ученый друг в сущности прав, - сказал он. - Видите ли, в любой день ко мне могут обратиться за советом по этому делу, и в таком случае я окажусь в глупейшем положении, если уже заранее выскажу свое мнение во всех подробностях. Но мне хотелось бы знать, что думаете вы и Джервис об этом деле на основании газетных сообщений.

-- Ну, вот! - воскликнул Джервис - Что я вам говорил: он хочет высосать наши мозги.

-- Что касается моего, - сказал я, - то едва ли высасывание даст хоть что-нибудь, кроме чистого нуля. Поэтому я отказываюсь в вашу пользу. Вы адвокат в полном расцвете своей деятельности, а я ведь только районный врач.

Джервис тщательно набил свою трубку и закурил ее. Затем, выпустив тонкую струйку дыма, сказал:

-- Если вы хотите знать, что я думаю об этом деле, я отвечу вам одним словом: ничего! Каждая догадка приводит к тупику.

-- Ну, бросьте! - воскликнул Торндайк, - вам просто лень. Барклею хочется видеть вашу судебную проницательность. Ученый адвокат может быть сам в тумане, - это сплошь и рядом с ним бывает, но он никогда прямо не говорит об этом. Он умеет это скрыть под искусным словесным прикрытием. Расскажите нам, по крайней мере, как вы пришли к своему заключению. Покажите нам, что вы действительно взвешивали факты.

-- Хорошо, - сказал Джервис - Я дам вам мастерский анализ этого дела, который приводит к такому отчаянному выводу.

Некоторое время он продолжал попыхивать своей трубкой, в легком замешательстве, как мне показалось, и я вполне ему сочувствовал. Наконец, он выпустил маленькое облачко дыма и начал:

-- Положение представляется мне таковым: мы имеем дело с неким человеком, которого видели входящим в некий дом; прислуга проводит его в некую комнату и оставляет его там. Никто не видит, чтобы он вышел оттуда, и тем не менее, когда потом вошли в эту комнату, она оказалась пустой. И этого человека никто никогда больше не видел - ни живым, ни мертвым. Начало довольно-таки таинственное.

Очевидно, можно предположить следующее: или он остался живым в этой комнате или, по крайней мере, в этом доме, или он умер естественной или насильственной смертью и его тело было спрятано; или же он ушел из дому никем не замеченный.

Рассмотрим первую возможность. Все это произошло около двух лет тому назад. Он не мог скрываться живым в этом доме в течение двух лет. Его бы обнаружили. Прислуга, например, при уборке комнат могла бы его видеть.

Тут Торндайк со снисходительной улыбкой прервал своего младшего коллегу.

-- Мой ученый друг, - сказал он, - ведет следствие с неподобающим легкомыслием. Но мы принимаем заключение, что этот человек не остался в доме живым.

-- Прекрасно, в таком случае не остался ли он там мертвым? Очевидно, нет. В газете говорится, что как только его хватились, Хёрст вместе с прислугой тщательно обыскали весь дом. Таким образом, не было ни времени, ни возможности скрыть тело. Отсюда единственное возможное заключение, что тела там не было. К тому же, если мы допустим факт убийства, - а сокрытие тела заставляет его предположить, - возникает вопрос: кто мог его убить? Очевидно, что не прислуга. Что же касается Хёрста, то, конечно, мы не знаем, каковы были его отношения с исчезнувшим человеком, - по крайней мере, мне это неизвестно.

-- Мне тоже, - сказал Торндайк. - Я знаю только то, что было в газетном сообщении, и то, что рассказал нам Барклей.

-- В таком случае, мы ничего не знаем. Может быть, у него были основания для убийства, а может быть, и не было. Суть в том, что у него, мне кажется, не было возможности совершить его. Пусть ему удалось временно скрыть тело; надо было сверх того и окончательно от него отделаться. Он не мог зарыть тело в саду, так как дом полон прислуги. Не мог он также его сжечь. Единственно, что он мог сделать, это - разрезать тело на куски и зарывать их постепенно в разных укромных местах или же побросать их в реку или пруд. Но никаких останков за весь этот длинный срок нигде обнаружено не было. Следовательно, у нас Нет никаких данных, подтверждающих мысль об убийстве в доме Хёрста. Эта гипотеза исключается тем тщательным осмотром, какой был произведен тотчас же, как только хватились пропавшего.

Возьмем теперь третью возможность. Не покинул ли он дом незамеченным? Такая возможность, конечно, не исключена, но как она мало вероятна! Может быть, это был эксцентричный, поддающийся внезапным импульсам человек? Мы ничего о нем не знаем и ничего сказать не можем. Прошло два года, а он все не появляется. Следовательно, если он тайком ушел из дому, он должен был куда-то скрыться и скрываться до сих пор. Конечно, он мог так поступить, если он был не в своем уме. Но у нас нет никаких сведений о его характере.

или к Хёрсту? Если скарабей был при нем, когда он приехал в Эльтам, стало быть, он покинул этот дом незамеченным и отправился в Удфорд. Но если скарабея не было, то он, по всей вероятности, отправился из Удфорда в Эльтам и там окончательно исчез, но нет никаких сведений о том, был ли при нем скарабей или нет, когда его в последний раз видела горничная Хёрста. Если бы мы захотели бросить обвинение в убийстве, - бросить, конечно, без достаточной обдуманности, - то мы должны были бы признать более правдоподобным, что сначала Беллингэм побывал у Хёрста, а потом уже у своего брата, ибо в данном случае было гораздо проще отделаться от тела. Очевидно, никто не видел, когда он входил в дом, и если он вошел, то через заднюю калитку, которая сообщается с библиотекой, помещающейся в отдельном здании, в стороне от дома. В таком случае Беллингэмы имели бы физическую возможность скрыть труп. В их распоряжении было бы достаточно времени скрыть тело, хотя бы временно. Никто не видел, как он вошел в дом, никто не знал, что он был там, - если только он был там - и никаких розысков, как кажется, не было произведено ни тогда, ни впоследствии. Действительно, если бы могло быть доказано, что исчезнувший человек покинул дом Херста живым, или если бы можно было установить, что скарабей был при нем, когда он был у Хёрста, дело приняло бы дурной оборот для Беллингэмов, так как, конечно, и дочь принимала участие, если тут был замешан отец. Но ведь вот в чем загвоздка! Нет ровно никаких доказательств, что он покинул дом Хёрста живым, в противном же случае... ну вот опять! Как я уже говорил, какую бы гипотезу вы ни приняли, все они заводят вас в тупик.

-- Это изложение, действительно, мастерское, но конец прихрамывает, - резюмировал Торндайк.

хоть что-нибудь о заинтересованных сторонах, о финансовых и всяческих других замешанных тут интересах, до тех пор у нас нет никаких данных.

-- В этом случае, - сказал Торндайк, - я решительно с вами не согласен. По-моему, данных у нас много. Вы говорите - мы не имеем никакой возможности решить, какая версия справедлива. Я думаю - напротив: если вы внимательно и вдумчиво прочтете отчет, вы увидите, что известные теперь факты приводят к одному и только к одному объяснению. Возможно, что это объяснение неправильно. Я не претендую на его безошибочность. Но сейчас мы обсуждаем данный вопрос чисто теоретически, и я утверждаю, что наши данные позволяют сделать определенный вывод. Что вы хотите сказать, Барклей?

-- Хочу сказать, что мне пора уходить. Вечерний прием начинается в половине седьмого.

только закончите свою работу. Вы нам нисколько не помешаете, даже если мы будем заняты, а это после 8 часов бывает редко.

Я от всей души поблагодарил доктора Торндайка за столь радушное приглашение и, попрощавшись с ним, отправился домой.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница