Болгарки

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Болгарки (старая орфография)

БОЛГАРКИ.

I.

Не лев Арелан-бег, а чудовищный змей...

Кто может с ним в зверстве равняться?

Кровавую дань он берет с матерей...

Коль греешь дитя ты на груди своей,

Не медли с ним в горы спасаться!...

У бега Арелана два брата. Они,

Коней своих гордых жалея,

В дождливую пору, в ненастные дни,

Болгар запрягают в повозки свои

И бьют их по спинам и шее.

Не раз и не два приходилось отцам

Постыдную волю владыки

Невинным своим объявлять дочерям...

А волей не хочет, есть плети рабам...

О, горе! О, ужас великий!...

У бега Арелана и мать - сатана,

Ей башня понравилась в поле одна:

Безвыходно ведьмой живет в ней она,

Но правит оттуда царицей...

И денно, и нощно, как коршун степной,

Она над страною витает...

Все чует, все ведает глаз её злой,

И быстро прощается тот с головой,

Кто сына её проклинает.

В часы ли молитвы - и то из окна

Глядит эта ведьма все время...

И бегов торопит, и гонит она:

"Смотрите, - часовые болгарок полна!

Губите нечистое племя!"

"Довольно, - так говор в народе идет, -

Мы жалкими были рабами!

Пусть бегов безбожных нечистый возьмет!

Довольно терзать им болгарский народ

И властвовать гордо над нами!"

II.

О, Вардар широкий! О, Вардар родной!

Плакучия ивы, склонясь над тобой,

Чуть шепчутся, грустию полны...

Мучительно-долгий ужь год миновал,

Любимец болгарок прекрасных,

Как стана девичьяго ты не ласкал,

Сжимая в объятиях страстных!...

Напрасно, играя в зеркальных струях,

Приветливо солнце светило-,

Напрасно, лишь ляжет туман на полях,

Так волны журчали уныло;

Напрасно роптал ты, желаньем томим, -

Давно ужь с потокам студеным твоим

Красавиц толпа не сходила...

О, Вардар, болгарских девиц господарь!

Не ты ли с младенчества ведал

Труды их, заботы и горести встарь

И чары любви им поведал?...

Ты был им купелью, ты зеркалом был,

Их мраморный стан отражая...

За то их дитя дорогое крестил,

Надежду болгарского края...

Не ждал ты, родными, что лето пройдет,

Минует счастливое время,

И солнце над кровью и пеплом взойдет,

И сдавит оставленный Богом народ

Врагов ненавистное племя!...

Лишь трое болгарок вечерней порой,

Чуть звезды блеснут над землею,

Без звона бубенчиков, тихой стопой,

По-прежнему сходят на берет крутой

За чистой твоею водою...

Но горе, коль с волей бороться дерзнут

Оне любострастных османов, -

Не дремлют и жертву несчастную ждут

Свирепые страсти тиранов...

Прелестные девы!... Алее зари

Румянец ланит их пылает;

Как солнца весенняго радостный луч,

Их взор под чадрою сверкает...

Лишь только померкнет закат золотой

И в тихой долине стемнеет,

Как тени проходят оне за водой,

Как призрак в тумане белеют...

Но это - не тени, а девы земли,

Три дочери бедной вдовицы,

Что молит Пречистую, лежа в пыли,

За них от зари до денницы...

Надолго ли благость небес сохранит?

Избегнут ли смерти жестокой?...

Быть-может, ужь скоро тела их умчит

В волнах своих Вардар широкий...

Отмстит ли он гибель своих дочерей?...

Быть-может, для тризны печальной

Проглотит он нару турецких коней, -

Под вечер, при свете небесных огней,

Затянет напев погребальный

И только... Ужь он охладел и одряхл

И с тихим журчаньем в крутых берегах

Чуть сонные волны колышет...

Но ты, молодая и чистая грудь, -

Ты, помня свободу былую, -

В свой страшный, но небом начертанный путь,

Храни свою веру святую!...

Высокая жертва не даром пройдет, -

Сам ад от нея содрогнется

И, скованный рабством позорным, народ

От сна рокового проснется...

Мать бегов приходит к своим сыновьям,

Их в гневе она укоряет,

Что их снисхожденье к презренным рабам

Ей старую жизнь отравляет:

"Позор на главу вы мою навлекли!...

"Стыдитесь! Что сделалось с вами?

"Да вы ли владыки Болгарской земли,

"Коль сладить безсильны с рабами?...

"Три слабые девы не слушают вас:

"Не ведая рабского страха,

"По берегу ходят в молитвенный час,

"Как мы призываем Аллаха...

"Мне стыдно тогда за своих сыновей!

"Вас так-то гяуры боятся?...

"Знать мало им казней, им мало плетей...

"Оставьте же негу! Проснитесь скорей!

"Пусть крови потоки струятся!"...

Но тщетно торопит она сыновей,

Напрасно на бойню их гонит, -

Устали главы их от зверских затей,

Их леность сонливая клонит...

И к старшему сыну старуха идет,

Костлявой рукою ласкает

Косматую бороду, руку берет,

С улыбкою льстивой вещает:

"Арелан мой, сын львицы! ведь сотни людей

"Твоей покоряются воле...

"Всех бегов болгарских ты, сын мой, сильней -

"И крови не жаждешь ты боле?"

"Я выпил вино

Попа, что повешен был мною...

Мне в герле, как будто, застряло оно

И грудь мою давит тоскою".

И к среднему сыну старуха идет,

Костлявой рукою ласкает

Чело его нотное, руку берет,

С улыбкою льстивой вещает:

"Кто ловчий, тот любит травить и людей.

"Ты видишь, вот лань пред тобою, -

"Ты видишь, как полною грудью своей

"Склонилась она над водою..."

Ей сын отвечает: - "Довольно с меня!

Ужь мне надоела охота,

Любовию вдоволь насытился я...

Оставь, - меня клонит дремота!..."

И к младшему сыну бросается мать,

Лицо молодое ласкает,

Старается шею рукою обнять

И голосом нежным вещает:

"У младшей, Адем мой, две русых косы...

"Она еще страсти не знала...

"Лицо её бело... Подобной красы

"Болгария вся не видала..."

И с алчностью ждет она сына ответ

И с уст его глаз не спускает,

Но, к ужасу матери, младший атлет

В смущении ей отвечает:

--"Послушай, старуха! ты веришь тому,

Что сглазить возможно? Поближе

Сюда к изголовью садись моему,

Склони свою голову ниже, -

Тебе, дорогая, поведаю я,

Чем сломлена юная сила моя!...

IV.

"Близ Вардара, скрытый под тенью густой

Кустов, что растут над рекою,

Прилег отдыхать я в полуденный зной...

Вблизи, на лужайке, мой вонь вороной

Кормился роскошной травою...

То вдаль он умчится, то вновь прибежит,

Обнюхает, фыркнет и снова летит

В волнах освежиться купаньем...

Не чувствуя полдня удушливый жар,

Я грезил под тенью веселой...

Внезапно, - то было ли действие чар,

Иль запах акаций тяжелый, -

Мучительный сон мои члены сковал...

Не знаю, что было со мною...

Но помню... очнувшись, вперед я бежал,

Не чувствуя ног под собою...

Куда я стремился? - Не ведаю сам...

Влекомый волшебною силой,

Я мчался, как мчится олень по холмам,

Звук рога заслышав унылый.

Но вдруг я на месте, как вкопанный, стал,

Все члены мои задрожали...

Вблизи предо мною под сению скал

Три чудные девы стояли...

Одна поднимала кувшин над главой,

Как будто играя с прозрачной волной,

И грустную песнь напевала...

А третья, - сбиралась купаться она, -

Со стана покровы спустила

И девственной прелести, неги полна,

Ужь в воду ногою ступила...

О, мать! ей не мнилось вдали от людей,

Что око мужчины любуется ей,

И все-жь её щеки горели...

Спешит она тайные прелести скрыть,

Срывает с волос своих алую нить,

И русые косы слетели

Могучей волною с роскошных плечей

И пышною, шелковой сетью своей

Красавицы тело одели...

Вдруг топот знакомый в тиши роковой

Вблизи меня громко раздался:

То в облаке пыли мой конь вороной

Вдоль берега бешено мчался.

Узнал вороной издалека,

Тряхнул головою, заржал и близ них

Он был во мгновение ока.

Покорно пред младшей склонясь головой,

Он радостно землю взрывает,

А дева-красавица нежной рукой,

Обняв, его треплет по шее крутой

И с сестрами вместе ласкает.

--"Здорово!... Довольно врагам ты служил,

"Товарищ убитого брата!

"В тяжелой неволе ты тех не забыл,

"Кому ты был другом когда-то...

"О, еслиб могли мы тебя приютить

"И спрятать от взоров злодея, -

"Мы стали бы вновь тебя холить, кормить

"Отборным зерном, не жалея!...*

Я слушал, дрожа с головы и до ног

От дикого гнева и муки;

Я крикнуть хотел на коня и... не мог, -

Как лев разъяренный на них из кустов

Прыгнул я с поднятой рукою...

Убить их мой острый кинжал был готов...

Но - чудо! - оне предо иною

Стояли безстрашно, с укором в очах,

Как грозные мщенья богини...

Рука онемела... Я чувствовал страх...

Меня ужаснули рабыни...

Как прежде, коня обнимали оне,

А та, что власы распустила,

С угрозою руку простерла ко мне

И в стремя ногою ступила.

- "Будь проклят, убийца!* - вскричала она, -

"Будь проклят с твоею семьею!.

"Довольно Аллах ваш иль сам сатана

"Нас мучил твоею рукою!

"Но власти ужь вашей сосчитаны дни, -

"Близка ужь отчизны свобода!

"Найдете вы мстителя, ты и твой,

"Средь рвущого цепи народа!"

И с этим проклятьем вскочив на коня,

Очами, таинственней ночи,

Она, как стрелою, пронзила меня...

О, что это были за очи!"...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Его перебила старуха, дрожа,

От гнева скрежеща зубами:

- "Но ты ей ответил ударом ножа?

"Иль в гневе своими руками

"Ее задушил ты, - не так ли, Адем?!"

- "Нет, мать, я остался недвижим и нем, -

Мне силы мои изменили...

Без чувства, без воли глядел я затем,

Как девы соня уводили"...

--"Гнуры! Поплатятся жизнью оне, -

"Клянусь, - за свое преступленье!...

"Проснитесь безумцы! В ночной тишине

"Вас ждет сладострастное мщенье...

"Пусть прежде, чем солнечный луч заблестит,

"Чем жизнь на деревне проснется,

"Кинжал ваш свой подвиг высокий свершит

"И кровью болгарской упьется!..."

V.

Стемнело... Ужь ночь над равинной царит

И сном позабылось селенье...

Лишь Вардар унылую песню шумит,

Наводит на душу томленье.

В крутых берегах его плачет волна,

Подругу свою нагоняя,

О том, что отчизна врагу предана

И гибнет несчастная раня...

Ночные светила кончают свой круг

И скоро простятся с землею;

Но все притаилось, все мертво вокруг, -

И бедные хаты, и нивы, и луг

Объяты зловещею тьмою...

Но что-жь там белеет в кустах полосой?--

То женщины дружной собрались толпой;

Меж них ни движенья, ни звука,

Как будто их разом железной рукой!

В ночи собрала их ужасная весть...

Не смея дать волю рыданью,

Спешат оне Богу молитвы вознесть

За жертв, обреченных закланью,

И, набожно грудь осеняя крестом,

Глядят оне жадно, в тревоге,

Туда, где, как саван во мраке ночном,

Вдали, одинокий, белеется дом

Средь темных кустов при дороге...

Там страшное дело злодеи творят...

Ужь за полночь было, в толпе говорят,

Как факелы вдруг засверкали,

Блеснуло оружье, послышался крик, -

Селенье в испуге проснулося вмиг...

Все к хате вдовы побежали...

Три бега, три зверя туда ворвались,

Чтоб ведьмы исполнить желанье...

Рыданье и стоны внутри раздались

И все погрузилось в молчанье...

Сильней любопытство боязни, -

То там промелькнут они живо, то тут,

Забыв о грозящей им казни...

Но звезды померкли... Стелясь по полям,

Ужь слышно мычанье мой-где по дворам

И свежестью веет с поляны...

Светает. Вдали загорелся восток,

Разорвана мрака завеса

На дол из-за темного леса...

И все оживилось повсюду окрест,

Природа полна ликованьем,

На старой часовне серебряный крест

Все светом облито, кровавым огнем

Заискрились окна строений,

А там, в этом доме, за ветхим окном

Порою виднеются тени...

И тихое слышно моленье:

"Не медли, о Боже, и грешным рабам

"Пошли, Всемогущий, спасенье!..."

Но... чу! - заскрипела тяжелая дверь,

И в белой одежде из хаты теперь

Вдова на пороге явилась

И стала в раздумьи... Потом обвела

Окрестность блуждающим взором

Вот что-то бормочет с укором...

Вот, словно приветствуя солнца восход,

Крестом свою грудь осеняет,

Потом повернулась и в хату идет,

И снова все тихо, безмоливо вокруг...

Объята толпа ожиданьем.

Но, Боже! все в ужасе вскрикнули вдруг:

Крик радости слился с рыданьем...

У каждой кувшин над главою.

Их поступь спокойна; но страшен их взор

И полон могильной тоскою...

Как прежде, идут оне тихо к реке,

Туда, где волнами шумит вдалеке

Кормилец их, Вардар студеный...

В восторге народ отовсюду бежит,

Объятия к ним простирает,

И крик на устах замирает...

О, у нас! у бледных сестер на главах

Не пестрые видны кувшины,

А головы бегов кровавые... Страх

С них падает каплями свежая кровь

На белые ткани одежды...

И зрители в ужасе пятятся вновь,

Поднять не осмелятся вежды...

Вот кончились нивы златые,

Вот берег... К толпе обратились оне

И дрогнул их голос впервые:

"Простите! Отныне не смеем от вас

"Мы ждать ни любви, ни почета.

"Нам Вардар остался... Отмстите за нас!

"Спасите отчизну от гнета!"

И каждая страшную ношу с главы

Сложила на берег высокий,

И ринулась в Вардар глубокий...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И волны взревели, и с ревом глухим

Пучина над ними закрылась;

Равнина в тот миг огласилась...

Народ обезумел, народ заревел, -

Он жаждет, он требует мщенья...

И гибель была арнаутов удел, -

Печальные стогна селенья...

А. Аксаков.