Избранные стихотворения

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Избранные стихотворения (старая орфография)

"Русское слово", No 2, 1860

Представляя на суд истинных любителей поэзии небольшой букет, связанный в моем переводе из стихотворных цветов персидского поэта, считаю нелишним сказать несколько слов, могущих споспешествовать верному воззрению на предполагаемые пьесы. Не зная персидского языка, я пользовался немецким переводом, составившим переводчику почетное имя в Германии; а это достаточное ручательство в верности оригиналу. Немецкий переводчик, как и следует переводчику, скорее оперсичит свой родной язык, чем отступит от подлинника. С своей стороны и я старался до последней крайности держаться не только смысла и числа стихов, но и причудливых форм газелей, в отношении к размерам и рифмам, часто двойным в соответствующих строках.

Даже поверхностное знакомство с нашим поэтом служит отрадным подтверждением двух несомненных истин: во-первых, что дух человеческий давно уже достиг той эфирной высоты, которой мы удивляемся в поэтах и мыслителях нашего Запада; во-вторых, что цветы истинной поэзии неувядаемы, независимо от эпохи и почвы их производившей. Напротив того, если они действительно живые цветы, - экзотическое их происхождение сообщает им особенную прелесть в глазах любителей.

Новым подтверждением тому, что Азия страна чудес и вопиющих противуположностей, является странная судьба или, лучше сказать, странное духовное развитие нашего поэта.

Магомет-Шемзеддин, солнце веры {Странно напоминать, что все это происходит на магометанском Востоке.}, по прозванию Гафиз, блюститель корана, так как он с начала до конца знал наизуст эту священную книгу, - родился в Ширазе и жил в нем с первого до последняго десятилетия XIV века нашей эры. Он принадлежал к секте дервишей и софи или созерцательных мудрецов и мистиков, предавался богословским и философским трудам, сочинял в аскетическом вдохновении возвышеннейшие гимны, в которых попирал во прах все плотское, за что и получил прозвание: мистический язык. Он был великим, славным учителем своего времени, окруженным толпою учеников, и в качестве наставника состоял в такой милости при дворе, что великий визирь Хаджи-Ковамеддин-Магомет-Али выстроил для него отдельную школу. И вдруг, под старость лет, этот мистик и мудрец добровольно отказывается от всех плодов своих долговременных усилий и бойкая песня старца расцветает теми яркими красками жизни, тем ароматом неподдельной свежести, какими украшены песни юности только немногих избранных; а между тем все, что пережил, изведал и перемыслил старец, звучит в его лире, перестроенной на новый лад.

Этот нравственный переворот возбудил негодование в прежних приверженцах поэта; тем не менее у него нашлись благородные и просвещенные друзья. Окруженный их любовью и уважением, Гафиз скончался в глубокой старости в 1389 году. Прах его покоится в Моселе - одном из прелестных предместий Шираза и поныне привлекает почитателей поэта.

Переведенные мною песни относятся ко второй эпохе его деятельности, и я желал бы, чтобы читатель испытал хотя часть того наслаждения, которое выпало на долю моему труду.

I.

Звезда полуночи дугой золотою скатилась;

На лоно земное с его суетою скатилась.

И радостной их и живой пестротою пленилась.

Она услыхала звонки говорливые стада,

И мелких, серебряных звуков игрою пленилась.

Коня увидала она, проскакавшого в поле,

И лошади статной летучей красою пленилась.

И мирными кровами хижин она и деревьев,

И даже убогой гнилушкой лесною пленилась.

И все полюбя, уж на небо она не просилась -

И рада была, что ночною порою скатилась.

II.

О! если бы озером был я ночным,

А ты луною, по нем плывущей!

О! если б потоком я был луговым,

А ты былинкой, над ним растущей!

О! если бы розовым был я кустом,

А ты бы розой, на нем цветущей!

О! если бы сладостным был я зерном,

А ты бы птичкой его клюющей!

III.

Мы Шемзеддин, со чадами своими,

Мы шейх Гафиз и все его монахи -

Удручены и вечных жалоб полны,

Без устали ярмо свое влача,

Роняя перлы из очей горячих -

Мы веселы и ясны как свеча.

Подобно ей мы таем, исчезаем,

И как она, улыбкой счастья светим.

Пронизаны кинжалами ресниц

Жестоких, вечно требующих крови,

Мы только в этих муках и живем.

В греховном море вечно утопая,

С раскаяньем нисколько не знакомы,

А между тем свободные от злого,

Мы вечно дети света, а не тьмы -

И тем толпе вполне непостижимы.

Она людей трех видов только знает:

Ханжу во-первых, варвара тупого,

Фанатика, с его душею мрачной;

А во-вторых развратника без сердца,

Ничтожного, сухого эгоиста -

Бредущого; но для людей как мы

Ей не найдти понятья и названья.

IV.

Если вдруг, без видимых причин,

Затоскую, загрущу один,

Если плоть и кости у меня

Станут ныть и чахнуть, без кручин,

Не давай мне горьких пить лекарств:

Не терплю я этих чертовщин.

Принеси ты чашу мне вина,

С нею лютню, флейту, тамбурин.

Если это не поможет мне,

Принеси мне сладких уст рубин.

Если ж я и тут не исцелюсь,

Говори, что умер Шемзеддин.

V.

Я был пустынною страной;

Огонь мистический спалил

Моей души погибший дол;

Песок пустыни огневой,

Я там взвивался и пылил,

Я в небеса ушел.

Хвала Творцу! во мне Он

Унял убийственный огонь...

Он дождик мне послал сырой -

И кротко охлажденный,

Я прежний отыскал покой;

Бог дал мне быть веселой,

Цветущею землей.

VI.

О! как подобен я - смотри!

Свече, мерцающей в потьмах;

Но ты, в сияющих лучах,

Восход зари.

Лишь ты сияй, лишь ты гори,

Хотя по первому лучу

Твой яркий свет зальет свечу,

Но умолять тебя хочу:

Лишь ты гори,

Чтоб я угас в твоих лучах.

VII.

Дано тебе и мне

Украсить небеса:

Ты в них луною пышной,

Красавицей надменной,

А плачущей Плеядой

При ней мои глаза.

VIII.

Десять языков лилеи

Жаждут песни соловья,

И с немеющих выходит

Ароматная струя.

IX.

Ветер нежный, окрыленный,

Благовестник красоты,

Отнеси привет мой страстный

Той одной, что знаешь ты.

Разскажи ей, что со света

Унесут меня мечты,

Если мне от ней не будет

Тех наград, что знаешь ты.

Потому, что под запретом

Видеть райские цветы

Та печаль, что знаешь ты.

И на что цветы Эдема,

Если в душу пролиты

Ароматы той долины,

Тех цветов, что знаешь ты,

Не орлом я быть желаю

И парить на высоты;

Соловей Гафиз ту розу

Будет петь, что знаешь ты.

X.

Падет ли взор твой гордый

На голову, во прахе

Трактирного порога,

Не тронь её, - молю я!

То голова Гафиза,

Что над собой невластен...

Не наноси ты словом

Ему - или зазорным

Насилием - обид.

Незнающее меры,

Лишь из трактирной пыли

Всемилосердый создал -

Он знает, что творит.

Обдумай только это -

И кротким снисхожденьем

Твою исполнит душу

Тогда бедняги, старца,

Упавшого постыдно,

Неблагородный вид.

XI.

Книгу мудрую берешь ты -

Свой бокал берет Гафиз;

К совершенству все идешь ты -

К бездне зол идет Гафиз.

В рабстве тягостном живешь ты,

Терпеливою овцей -

Как пустынный лев в неволе,

Все оковы рвет Гафиз.

С тайной гордостью ведешь ты

Список мнимо добрых дел -

На себя кладет Гафиз.

Многих избранных блюдешь ты

Поучением своим -

К безразсудствам безразсудных,

Веселясь, зовет Гяфиз.

Мечь убийственный куешь ты,

Покарать еретиков -

Светлый стих свой, драгоценный,

Золотой, - кует Гафиз.

К небу ясному встаешь ты,

Дымом тяжким и густым -

Горной речки блеск и свежесть

В глубь долин несет Гафиз.

Все скажу одним я словом:

Вечно бедный человек,

Горечь каждому даешь ты,

Сладость всем дает Гафиз.

XII.

Ты в мозгу моем убогом

Не ищи советов умных,

Только флейт он полон шумных.

XIII.

Пусть, на сколько хватит сил,

Чернь тебя клянет!

Пусть зелоты на тебя

Выступят в поход!

Ты не бойся их, Гафиз;

Вечно милосерд,

Сам Аллах, противу них,

Твердый твой оплот,

Зельзебилами *) твою

Жажду утолит,

Сварит солнце для тебя

Райских этих вод.

Чтобы горести твои

Усладить вполне,

Он безкрылого, не раз,

Ангела пришлет.

Мало этого; Он сам

В благости своей

На тебя кладет.

И не Греция одна,

Даже и Китай -

Песни вечные твои

С завистью поет.

Будут некогда толпой

Гроб твой навещать;

Всякий умница тебя

С честью помянет.

И когда умрешь ты, - твой

Просветленный лик

Солнце, блеском окружа,

В небо понесет.

*) Зельзебил -- райский источник.

XIV.

В царство розы и вина приди,

В эту рошу, в царство сна - приди.

Утиши ты песнь тоски моей,

Кротко слез моих уйми ручей;

Ими грудь моя полна - приди.

Дай испить мне, здесь, во мгле ветвей,

Кубок счастия до дна - приди.

Чтоб любовь до тла моих костей

Не сожгла, - она сильна, - приди.

Но дождись, чтоб вечер стал темней;

Но тихонько и одна - приди.

XV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XVI.

Веселись - о, сердце-птичка!

Пой, довольное судьбиной,

Что тебя пленила роза,

Воцарившись над долиной.

Уж теперь тебе не биться

В грубой сети птицелова,

И тебя не тронут когти,

Не укусит зуб змеиной.

Правда, что занозы розы

Глубоко в тебя вонзились,

Ты должна перед кончиной.

Но за то твоей кончине

Нет подобной ни единой: -

Ты умрешь прекрасной смертью,

Благородной, соловьиной.

XVII.

Предав себя судьбам на произвол,

Моя душа жила голубкой мирной;

Но твой - о солнце! пламень к ней дошел, -

Испепелил ее твой огнь всемирной.

Свободных крыл гордись стезей обширной,

Божественного гения орел

Дышать взлетает радостью эфирной.

XVIII.

Ужасы волн и смерчей -

Кто на покойной земле,

Даже при полном желаньи,

Вас понимать в состояньи?

Кто, под дыханием бурь,

В неизмеримом плывет

От берегов разстояньи.

XIX.

Ах, как сладко, сладко дышет

Но еще дышал бы слаще

Аромат души твоей.

XX.

В доброй вести, нежный друг, не откажи,

При звездах прийдти на луг - не откажи.

Чтоб унять мой злой недуг, - не откажи.

В леденцах румяных уст, чтобы мой взор

За слезами не потух, - не откажи.

В пище тем устам, что юности твоей

В персях, нежных как лилейные цветы,

В этих округленных двух, - не откажи.

И во всем, на что завистливо в ночи

Смотрит неба звездный круг, - не откажи.

Веки счастья помнит дух, - не откажи.

В том, что властно укротить еще одно

Пред могилою испуг - не откажи.

XXI.

Ежели осень наносит

Снова над миром проснутся

Вешния грозы - не сетуй ты.

Ежели мертвою листвою

Всюду твой взор оскорбляется,

Выглянут розы, - не сетуй ты.

Если тернистой пустыней

Путь твой до Кабы *) потянется,

Ни на колючий кустарник,

Если Юсуф **) одинокий

Плачет, отторжен от родины,

Знай, что заблешут звездами

Жаркия слезы, - не сетуй ты.

Жребий и твой переменится;

Только не бойся судьбины

Злобной угрозы, - не сетуй ты.

*) Каба или Кааба - мечеть с гробом Магомета.

XXII.

Гиацинт своих кудрей

За колечком вил колечко,

Но шепнул ему зефир

О твоих кудрях словечко.

Твой вечно, неизменно,

Пока дышать я буду;

Усну ль я под землей -

Взлечу к твоей одежде

XXIV.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

XXV.

О помыслах Гафиза

Лишь он один, да Бог на небе знает.

Ему он только - сердце

И не одним прощеньем

Всемилосердый благ, - Он благ молчаньем...

Ни ангелам, ни людям

Об этом он словечка не роняет.

XXVI.

И я слова распознаю:

"Гафиз! зачем мечтаешь,

"Что сам творишь ты песнь свою?

"С предвечного начала

"На лилиях и розах,

"Узор её волшебвый

"Стоит начертанный в раю!"