Эдор в пустынях Фиваиды

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Эдор в пустынях Фиваиды (старая орфография)

Эдор в пустынях Фиваиды.

Эдор (Христианин и герой поэмы) рассказывает приключения свои Демодоку, жрецу Гомерову. Получив от Диоклитиана, Римского Императора, с которым виделся в Египте, увольнение от службы, он едет в Арсиною, через Фиваиду, в которой беседует с отшельником Павлом. Описание Фиваид почерпнуто из натуры, и должно быть верно; ибо Шатобриан, сам видел все те места, которые описывает в своей поэме. Некоторые Французские журналисты называют его книгу медным колоссом с глиняными ногами; главным её недостатком почитают они странную, смесь Библии с вымыслами Мифологии. Многия места превосходны, в особенности описания и картины; Шатобриан имеет дарование великого живописца.

* * *

Подъезжая к Мемфису, я взял путеводителя, с которым отправился в берегам Чермного моря. Запас наш составляли сушеные фиги и несколько мехов воды. Путеводитель мой ехал впереди на верблюде, а я за ним на коне Арабском. Скоро оставили мы за собою цепь возвышенных гор, осеняющих восточные берега Нила; влажные поля исчезли, глазам нашим представились дикия и безплодные равнины: разительный образ перехода от жизни к смерти!

Представьте песчаную степь, изрытую зимними дождями, сожженную пламенем лета, цветом красноватую, наготы ужасной. Изредка тернистые нопали являются посреди песков безпредельных; ветер, бродящий по сим вооруженным лесам, не может погнуть их непреклонных ветвей: инде отломки окаменелых кораблей изумляют взоры, и груды камней служат путеводителями караванам.

Целый день скитались мы по пустыне. Солнце садилось, когда мы, оставив за собою другую цепь высоких гор, вышли на другую равнину гораздо обширнейшую нежели первая , и столь же безплодную.

Настала ночь. Луна светила над ровною степью, и в безпредельном уединении, где не было тени, мы видели одну только неподвижную тень нашего верблюда, и изредка пробегающия тени диких коз. Нас окружало молчание, нарушаемое шорохом кабанов, которые грызли изсохшие корни, и криком сверчка. Тщетно чаяли мы найти посреди сих необитаемых песков хижину и светлый очаг земледельца.

Заря еще не занималась, когда мы снова пустились в путь. Явилось солнце, лишенное лучей, подобное раскаленному железному шару; каждую минуту усиливался пламень зноя. Прошло два часа по полудни, и вдруг верблюд начинает показывать знаки безпокойства! он погружает ноздри свои в песок и дышет сильно. По времени страус пускает жалобные крики; хамелеоны и змея спешат укрыться во внутренность земли. Вдруг вижу, что спутник мой смотрит на небо и бледнеет. Спрашиваю о причин его смятения.

Южный ветер, восклицает он, спасайся!

Он оборачивает лице на север и понуждает верблюда своего скакать, я следую за ним: но страшный, грозивший нам ветер был скоротечнее коня и верблюда.

От далеких пределов пустыни примчался ужасный вихорь. Взорванная перед нами земля исчезает под нашими ногами; страшные груды песку, несущияся позади нас, летят и разсыпаются над нашею головою. Путеводитель мой, блуждая посреди волнующихся и совершенно однообразных насыпей, не узнает дороги; к довершению бедствия, мехи наши лопнули и вся вода из них вытекла. Жажда нас мучит; мы задыхаемся, не смея дышать; страшимся, чтобы не задушило нас пламя. Вихорь свирепствует с новою яростию, он подрывает древния основания земли и мчит по воздуху воспламененную внутренность пустыни. Вдруг путеводитель мой, окруженный густою атмосферою огненного песку, исчезает из глаз моих. Слышу его стоны, бегу на вопль - увы! нещастный, сраженный пламенным вихрем, он бездыханен лежал на земле, а верблюд его скрылся.

Хочу привести его в чувство - усилия тщетные; сажусь в некотором разстоянии на песок, держа за повод лошадь, и ожидаю, чтобы та всемогущая рука, которая пламень Азариевой пещи превратила в свежую росу и ветерок прохладный, послала мне спасение. Кустарник акации служил мне защитой, около вечера начал дуть северный ветер: воздух прохладился, пески упали с неба, я увидел звезды: но, увы! сии безполезные светильники озарили необозримую пустыню.

Все прежние пределы изчезли и все пути были изглажены: песчаные холмы и долы, произведенные вихрем со всех сторон, представляли глазам моим новые свой виды и новые свои творения. Лошадь моя изнуренная жаждою, голодом и усталостию, не могла более продолжать пути: бездыханная упала она к ногам моим; наконец день пришел довершить мое мучение. Солнце палило меня своим зноем; я сделал несколько шагов совсем обезсилев, упал в кустарник и ожидал, или лучше сказать, просил от Неба смерти.

пустыни известному. Вверив себя тому Провидению, которое спасло Даниила, встаю и следую издали за чудным проводником своим. Скоро пришли мы в тесную долину, где протекал ручей, окруженный зеленеющим мхом: над ним склонялось финиковое дерево, которого широкие листья прикрывали множество сочных плодов. Сия неожиданная помощь возвратила мне жизнь и надежду. Лев, утолив свою жажду, удалился медленно, как будто желая уступишь мне место за трапезою Провидения: так возобновлялись для меня сии дни младенческого мира, когда первый человек, еще не оскверненный злом, видел зверей, веселящихся окрест своего Владыки и вопрошающих, какое имя повелит он им носить в пустыне.

Из долины источника видима была на Востоке высокая гора: спасительный Фарос, который указывал мне дорогу к пристани, посреди неподвижных валов и страшных пучин песчаного Океана. Приближась к подошве сей горы, начинаю взбираться на высоту утесов, черных, сожженных, со всех сторон закрывавших перед глазами моими горизонт. Тишина и ночь уже воцарились: мне слышны были одни шаги дикого зверя, который бежал передо мною и ломал по дорог изсохшия растения. Вдруг раздается его рычание: казалось, что отзыв в первый раз пробудился на сих горах неизвестный, и от начала мира безмолвный; гул их ужасно ответствовал грозному рыку. Лев остановился у входа пещеры, заложенного большим камнем. Бледное сияние проницало сквозь трещины утесов; изумленный, трепеща от радости, приближаюсь, смотрю - о Небо! лампада сияла во внутренности глубокой пещеры.

"О Ты, усмиряющий зверей свирепых! воскликнул я - будь жалостив к путешественнику, потерявшему дорогу!"

Голос старца запел похвальную песнь Всемогущему.

"О Християнин! - воскликнул я опять - отринешь ли умоляющого твоего брата!"

Глазам моим представляется человек, согбенный под бременем дряхлой жизни; голова его, покрытая сединами, напоминала о многолетном Иаков; одежда его составлена была из пальмовых листьев.

"Войди в жилище мое, чужестранец! благословляю твое пришествие: ты видишь человека, уже готового превратиться в прах. Время усыпления моего наступило; но я могу еще оказать гостеприимство пришельцу. Брат мой! вступи в пещеру Павла."

И с трепетом последовал я за сим основателем Християнства в песчаных степях Фиваиды.

Позади пещеры находилась пальма, которой ветьви, обширные и сенистые, составляли прохладные своды. У самого корня её струился свежий источник, из которого вытекал другой, уходивший во внутренность земли не подалеку от своего истока. Отшельник пригласил меня сесть на берегу ручья, а лев, указавший мне источник пустыни, простерся у ног его, как смирный агнец.

"Чужестранец! - вопросил меня Павел с простосердечием святости - что происходит в мир? Строются ли еще города? Кто ныне повелевает царствами? сто лет, как я обитаю в этой пещер, и во все время сие являлись передо мною только два человека: ты ныне, и вчера Антоний, наследник моей пустыни; он приходил посетить мою пещеру, а заутра придет засыпать остатки мои землею."

Пустынник вынул из разселины утеса пшеничный хлеб. "Всякой день, сказал он, Провидение посылает мне сию пищу." Он подал мне малую часть небесного дара. Мы зачерпнули рукою воды в источник и утолили свою жажду. Кончив умеренный обед, святый отшельник спросил: "какая судьба завела меня во глубину Фиваиды?" Я удовлетворил его любопытству.

"Велики проступки твои, Эдор, сказал он выслушав печальную мою повесть; но чего неизгладят слезы раскаяния непритворного! верь мне, что Провидение, которое показывает тебе Християнство начинающееся повсюду, назначило для тебя жребий великий. Ты видел Христовых исповедников в дремучих лесах хладного Севера; ты видишь их и посреди песчаных пустынь Фиваиды. Воин Иисуса! тебе назначено сразиться и победить за веру. О Боже, которого пути непостижимы! Ты привел сего исповедника в мою пещеру, да обнаружу перед глазами его грядущее время, да с помощию благодати укореню в душе его святую веру и довершу дело Природы! Эдор, посвяти нынешний день отдыху; заутра, при восхождении солнца, пойдем на вершину горы молиться, и я буду говорить с тобою на краю моего гроба."

простодушен, как младенец, когда следовал единой Природе, он казался неимеющим никакого понятия о свете, его величиях, радостях и нещастиях; но когда низходил в смиренную душу его Бог, то Павел являлся великим, вдохновенным Пророком, полным опытов настоящого и видений грядущого, Два человека 6ыли соединены в едином и я не знал, кому надлежало удивляться более: Павлу неведующему, или Павлу Пророку; ибо великие последняго было наградою простоты первого.

Напоив мою душу сладостным, исполненным божественной мудрости уроком, Павел подъемлется с своего места, и осененный пальмовым сводом, поет хвалебную песнь Вседержителю:

"Благословляю Тебя, Бога отцев моих, Тебя, не отринувшого моей слабости!

"Пустыня, о моя супруга! скоро утратишь того, кто находил в тебе наслаждения!"

"Тело отшельника должно быть целомудренно, уста его чисты, ум его озарен светом божественным."

"О ты, святая печаль покаяния, пронзи мое сердце, подобно златому острию! наполни душу мою небесною мукою !

"Слезы, вы пораждаете добродетель! бедствия, вы лестница к небу!"

Я погрузился в глубокий сон, простершись на пепельное ложе, которое Павел предпочитал богатой постеле Монарха. Солнце склонялось за отдаленные горы, когда я опять пробудился. Отшельник сказал: "время, Эдор! соверши молитву, насыться и следуй за мною на гору."

Я повиновался, и мы пошли. Целые шесть часов взбирались мы на крутые утесы; при восхождении солнца находились мы на вершин горы Хользима.

, где Фараон преследовал Евреев; на Запад, за песками, в которых я заблудился, плодоносная долина Египта.

Утренняя заря, озлатившая небо Щастливой Аравии, несколько времени украшала сии восхитительные виды. Онагр, дикая коза и струс бегали быстро по пустыне; вдалеке протягался длинный ряд верблюдов, предводимых умным ослом. По гладкой поверхности Чермного моря летели корабли, везущие благовония и шелк, или путешествующого мудреца к берегам Индии. Наконец, увенчав великолепием сию границу двух миров, солнце возстало: во всей красоте лучей своих явилось оно над высотами Синая: слабый? хотя блистательный образ того Бога, который на сем же мест открылся очам Моисея.

Отшельник сказал мне: "Исповедник Спасителя! обрати на предстоящее твои взоры: вот сей Восток, из которого изникли все веры и все великия изменения мира; вот сей Египет, который даровал Греции богов, образованных в Индии, богов безобразных; вот та пустыня Сур, в которой Моисей получил скрижали закона. Сии же страны видели Иисуса; и будет время, когда увидят они Измаилова потомка, водворяющого суеверия в куще Араба. В сем плодотворном климат родилось письменное нравоучение. Но, сын мой, заметь, что все восточные народы, как будто наказуемые за некое буйство прародитедей, были подвержены игу тиранов - чудесное распределение Промысла! чистая нравственность рождена в обители рабства, и Божий закон пришел к нам из области бедствия. Наконец сии же пустыни видели ополчения Сезостриса, Камбиза, Александра, Кесаря, и грядущие веки приведут в них воинства, столь же многочисленные и славные! все великия движения человечества или здесь восприяли начало свое, или здесь утихли. Сила неестественная хранится на том мест, где первый человек изшел из Творческой руки Бога, и нечто таинственное обитает у колыбели создания, у первобытных источников света.

"Не буду останавливаться на сих величиях человечества, которые одно за другим низпровергнулись во гроб; на сих знаменитых веках, отделенных один от другого горстью земли, прикрытых легкою пеленою праха - для Християнства в особенности Восток есть отчизна чудесного.

Ты видел, как чистая нравственность переселила Християнство к образованным народам Италии и Греции, как благодетельною кротостию своей, оно проникло к жестоким обитателям Галлии и Германии. Здесь, под влиянием Природы, которая разслабляет душу, делая разсудок упорным, у народа от постановлений общественных важного и легкомысленного, от климата кротость и нравственность Християнская были бы недействительны. Токмо под ризою покаяния учение Христово может войти во храмы Изиды и Аммона. Презрение удовольствий должно быть представлено испорченному взору неги; хитрость жрецов и все обманчивые предсказания кумиров должны быть побеждены силою чудес, могуществом прорицаний верных; и токмо разительные явления добродетели необыкновенной способны отвлечь очарованную толпу от зрелищ Театра и Цирка, великия преступления требуют и покаяний великих, славою последних должно быть омрачено блистание первых,

Для сего то размножатся на земле сии учители, из которых первого видишь во мне, и которыми заселится дикая пустыня Фиваиды. Обожай небесного Предводителя нашего, который образует войско свое по месту им занимаемому, и тем препятствиям, с которыми надлежит ему сражаться, Воззри на упорную борьбу двух вер, которая прекратится только с погибелию ложной. Древнее поклонение Озириду, славное своими таинствами, преданиями и блеском, дерзает мечтать о победе. Египетский дракон ложится посреди вод своих и восклицает: я владыка реки! Но вечно ли будут покланяться крокодилу? и вечно ли безсловесный вол, сотворенный для плуга, будет считаться божеством верховным? Но что, мой сын! уже образовано в пустыне то воинство, которое устремится на победу истинны; составленное из Святых и Старцев, опирающихся на посохи, идет оно из глубины Фиваиды, идет низпровергнут жрецов заблуждения. Последние владеют полями плодоносными, погружены в роскошь и наслаждения; а первые живут уединенно, среди песков безпредельных, обременяемые всеми ужасами жизни. Вотще, предчувствуя гибель свою, сражается с ними ад, вотще демоны роскоши, сладострастия и честолюбия искушают воинов Неба: оно спешит к ним на помощь, оно сражается за них чудесами. О славные имена: Антонии, Макарии, Пахомии, Серапионы! победа ваша! Всевышний облачается Египтом, как ризою пастырь. Победительный голос истины слышится там, где проповедывало заблуждение; везде, где прежде существовали таинства идолов, Христос помещает Святых своих; покорены пещеры Фиваиды, обители мертвых населены живыми, умершими наслаждениям житейским; боги, низпровергнутые в самых святилищах храмов, возвращены рек и плугу; клики торжественные несутся от пирамиды Хеопа к Озимандиеву гробу; Иосифовы потомки возвращаются в страну Гессенскую, и сия победа, одержанная слезами победителей, ни единой слезы не извлекает из очей побежденных."

Павел остановился - несколько минут безмолвствовал ---- потом продолжал:

"О Эдор! оставишь ли знамена Иисусова ополчения? Какая слава, какой венец ожидают тебя, если не будешь упорен пред волею Неба! О мой сын! чего искать тебе в обществе человека? Пленишься ли суетою жизни? ужели, подобный неверному Израилю, будешь плясать вокруг златого тельца? Известно ли тебе, какой ужасный конец приготовлен сему повелительному Риму, но который столько веков попирает человеческий род стопою? Скоро преступления Владык мира призовут ужасный день мщения. Они преследовали верных; как чаши жертвенные, они преисполнены кровию Мучеников...."

"Откол сии сонмы, бегущие в пещеру пустыяника? Кто сии народы, изверженные Севером, Югом, Западом и Востоком? Тамо мчатся на конях безобразные варвары, порождения демонов и чародеев Скифских, и бичь небесный пред ними {Гунны и Атилла.}! Кони их быстрее леопардов; их пленники, как груды праха! Куда стремятся сии Цари, одетые кожами зверей, носящие на главе ужасные уборы {Готфы.}? Сии разкрасившие ланиты свои зеленою краскою {Лотбарды. }? За что сии нагие варвары умерщвляют пленников перед стенами града {Франки и Вандалы.}? Остановитесь! сие чудовище пило кровь Римлянина, им низложенного {Сарацины.}! все бегут из пустыней ужасных; все устремляются против нового Вавилона. Уже ли и ты низринут, повелитель градов? И Капитолия твоя во прахе? Какое на полях твоих запустение! как все вокруг тебя уединенно... О чудо! Я вижу Крест над тучею праха! Рим воскреснул! и Крест водружен на зданиях Рима! Веселися Павел! веселись, низходящий в могилу, отец отшельников! сыны твои населяют разрушенные чертоги Кесарей! Портики {Бани Диоклитиановы, обращенные в монастыри.}, в которых изречена была смерть Християнам, обращены в обители святости, покаяние царствует в вертепе низверженного преступления!"

Отшельник замолчал, и руки его опустились. Пламень, его животворивший, угаснул. Оставя небо, он начал говорить языком смертного.

"Эдор! сказал он мне, время нам разлучишься. Я уже не сойду с этой горы. Приближается уже тот, кто приготовит для меня могилу, он бросит на тело мое одежду праха, и взятое из земли возвратится в землю. Ты встретишь его у подошвы утеса. Дождись его возвращения: он укажет тебе дорогу."

феникс приветствовал хвалебным гимном свою возраждающуюся юность. У подошвы горы я встретил другого старца, поспешно идущого. Он держал в рук одежду Афанасия, в которой Павел хотел сойти в могилу. То был Великий Антоний, испытанный столь многими искушениями ада. Я хотел вступить с ним в разговор, но он, не останавливаясь, сказал мне: "я видел Илию, я видел Иоанна в пустыне, я видел Павла идущого в рай!"

Он удалился. Целый день ожидал я его возвращения; но он пришел на следующее утро: ланты его были орошены слезами.

"Сын мой! воскликнул Антонии низходя с горы: Серафим уже оставил землю! Едва отдалился от тебя, как увидел его, в сопутствии Ангелов и Пророков, летящого на небо. Спешу взойти на вершину горы, и нахожу Святого, стоящого на коленях, с подъятою главою и устремленными руками к небу: казалось, что он еще молился; но уже его не стало! С помощию льва, его питателя в пустыне, изрыл я ему могилу, и листвяная одежда его досталась мне в наследство."

Так повествовал мне Антоний о кончин первого отшельника. Мы отправились в путь, и скоро пришли в тот монастырь, где, под руководством Антония, учреждалось воинство, которого победы предсказал мне Павел. Один из пустынников привел меня в Арсиною....