Король Ричард II.
Введение.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Король Ричард II. Введение. (старая орфография)

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ
ВИЛЛЬЯМА ШЕКСПИРА
В РУССКОМ ПЕРЕВОДЕ.

ЧАСТЬ II.

ВИЛЛЬЯМ ШЕКСПИР.

КОРОЛЬ РИЧАРД II
ДРАМАТИЧЕСКАЯ ХРОНИКА В 5 ДЕЙСТВИЯХ
В СТИХАХ.

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО
В. Костомарова.

САНКТПЕТЕРБУРГ.
1865.

ВВЕДЕНИЕ.

Король Ричард не узурпатор, как Макбет, или как король Иоанн. Чтоб достигнуть до престола он никого не убил. Он царствует не в силу преступления, а по праву своего рождения. Единственный сын знаменитого Черного принца, который был старшим сыном победоносного Эдварда III, он по неоспоримому праву носит корону Плантагенетов. Предание о наследственности престола сделало его законным государем. Помазанный с одиннадцати лет, Ричард II еще молодой человек, но уже старый тиран. Расточительный, ветренный, развратный, ненавидящий суровое ремесло войны по преданности к чувственности, сладострастный и безжалостный, изобретательный на разврат и жестокости, опытный во всякого рода удовольствиях и хитростях, страстный любитель маскарадов, ужасный и веселый, Ричард, по превосходству, король произвола. Пользоваться без милосердия своим правом, без умеренности своими прерогативами, извлекать все возможные выгоды из своих королевских уделов, такова была до сих пор его политика. И если случайно эта политика встречала противоречия, король умел очень искусно уничтожать их. Ват-Тайлер, во главе 60 т. инсургентов требовал уменьшения налогов и освобождения рабов. Король согласился на все требования Ват-Тайлера, потом пригласил его на дружеское свидание, и велел своим людям умертвить его, уничтоживши все сделанные уступки. - Один из дядей короля, Герцог Глостер, задумал подчинить двор контролю Парламента. Однажды Ричард отправился ужинать к дяде, в поместье Плэши и, так как ужь довольно стемнело, он пригласил его проводить себя до берегов Темзы; там сбиры, разставленные маршалом Норфольком, схватили Герцога Глостера, насильно бросили его в лодку и перевезли в крепостцу Калэ. "Тогда, рассказывает Фруассар, - четыре человека, заранее получивши приказание, накинули ему петлю на шею, и ставши по двое на стороне, так крепко стянули веревку, что повалили герцога на землю и задушили его, а потом выкололи глаза; и уже мертвого отнесли на постель, сняли с него платье и обувь, прикрыли простыней, положили голову на подушку, одели его меховым плащем; потом вышли из комнаты и пришли в залу, наученные наперед что им говорить, и что делать: они сказали, что с Герцогом Глостером приключился апоплексический удар, что они связали ему руки и насилу могли уложить его в постель".

На другой день этого убийства начинается драма Шекспира. Поэт в патетической сцене показывает нам горесть Элеоноры Богун, вдовы убитого Герцога. Герцогиня умоляет своего деверя, Джона Гоунт, отмстить смерть Глостера, наказавши его убийц. Джон Гоунт противится её мольбам: по его мнению, только король, единственный раздаватель правосудия, может отмстить эту смерть; а накажет ли он преступление, им самим замышленное? Осудит-ли он убийц, сообщником которых был он сам? И так должно смириться и ждать от Бога приговора, которого люди не могут произнести. - "Возложим печаль нашу на Господа. Когда он увидит, что настало время на земле, он одождит огненным мщением головы виновных."

Герцогиня настаивает: что говорить о смирении во время отчаяния! терпение Герцога Ланкастер кажется ей постыдным равнодушием.

Напрасный призыв. Джон Гоунт не поколебался; ничто не может заставить его отступить от того, что он считает своим долгом; у короля нет судей на земле; он должен ждать суда свыше.

                              Герцогиня.

                              Гоунт.

Эта сцена между вдовой и братом убитого Герцога Глостерского - пролог настоящого действия. В этом то разговоре автор излагает свой предмет и показывает нам весь его объем. "Эта тяжба божия тяжба: God's is the quarrel."

Едва Глостер умер, как подготовка катастрофы уже начинается: Болингброк, сын Джона Гоунта, вызывает на поединок герцога Норфолька, того самого, который был во главе ловушки, разставленной Глостеру; не будучи в силах добраться до короля, он принялся за его министра. Он обвиняет маршала в убийстве Глостера и по феодальному обычаю приглашает его оправдаться торжественным образом, посредством суда Божия:

Норфольк поднимает перчатку и принимает вызов... - Назначен день для поединка. Предстаним себе роскошную сценическую постановку, указанную нам хроникой. Поле битвы было огорожено в долине Госфорд-Грин, близь Ковентри; знамена развеваются; герольды на своих постах. Стражи с трудом расталкивают толпу, собравшуюся со всех концов королевства. Звук труб возвещает прибытие Ричарда II, который как судья битвы, садится на возвышенной эстраде, устроенной над загородкой. Великие вассалы, во главе которых почтенный Герцог Ланкэстер, садятся в качестве асессоров ниже короля. Герцог Омерль, как коннетабль, и Герцог Сёррей, как маршал, помещаются внутри загородки, как блюстители порядка. Трубы звучат, другия им отвечают. Вскоре появляются оба величественные противника, каждый предшествуемый своим герольдом. Томас Моубрэй, Герцог Норфольк на гнедой лошади, покрытой красным бархатным чепраком, с вышитыми серебром львами и шелковичными ветками; его вооружение нарочно было заказано лучшему германскому мастеру. Генрих Болингброк, Герцог Гирфорд, на белом аргамаке, покрытом синим с зеленым бархатным чепраком, с вышитыми золотом лебедями и антилопами, одетый в дивное всеоружие, которое, по Фруассару, прислано ему мессиром Галеаццо, Герцогом Миланским. Все обычные формальности выполнены. Копья вымерены. Оба сражающиеся поочередно проговорили свои титулы и каждый подтвердил клятвой правоту своего дела. Сигнал подан; противники устремились один на другого, с копьем в руке. Торжественная минута. За Болингброка - молитвы вдовы и трепетное сочувствие целой нации; за Норфолька - лицемерные желания короля. Вообразите безпокойство Ричарда в эту минуту: что, если, небо судило победу Болингброку! что, если Бог, определивший поражение Моубрэя, явно накажет преступление, тайно совершенное королем! Ричард затрепетал при мысли об возможности видеть себя осужденным, в лице своего министра, приговором свыше. Чего бы то-ни стоило, надо предупредить подобный конец, и вдруг король бросает свой жезл между двумя противниками. Судебный поединок остановлен. Ричард ставит свою волю между вызывающим и защищающимся, и быстро переносит на свой суд дело, которое обсуживалось судом небесным и заменяет небесное правосудие королевским судом.....

Фруассар со всем правдоподобием современника рассказывает о действии, произведенном в Англии изгнанием Болингброка. Это был национальный траур. Отечество плакало, как будто лишалось своего защитника. Изгнанника провожал при отъезде целый народ в слезах. "Когда граф Дерби (Болингброк) сел на лошадь и выехал из Лондона, больше сорока тысяч народу было на улицах; все кричали и плакали об нем так горько, что жаль было смотреть, они говорили: Ах милый граф Дерби, неужто ты нас оставляешь! Во всей стране не будет ни добра ни радости, покуда ты не вернешься; но до возвращенья твоего так долго. Через сплетни и измену тебя высылают из королевства..." Драматический автор не мог показать нам такого зрелища; он не мог показать огромную плачущую толпу, печально провожавшую изгнанника. Но он поставил на сцену изнанку картины. Едва только скрылся Болингброк, как Ричард обнаружил неуместную радость перед своими приближенными. Он благосклонно выслушивает цинический рассказ Омерля, который хвалится тем, что проводил своего изгнанного кузена, не омочивши глаз слезами. Он сам видел, как уезжал Болингброк и насмехается над его любезностями с чернью:

Между тем печальная новость прекратила на время эти насмешки: старый Джон Гоунт умирает, убитый горем от потери сына и прежде кончины выразил желание видеть короля. Самая смерть не могла заставить умолкнуть дикую радость Ричарда. Печальному вестнику он отвечал гнусной шуткой:

В эту минуту, Ричард II становится таким же чудовищем как и Ричард III.

Здесь следует та прекрасная сцена, где гений поэта так ярко осветил рассказ истории. "Около Рождества (1398) случилось, что Герц. Ланкэстер (который жил в больших неприятностях, причиненных ему как разлукою с сыном, так и правлением племянника его, короля Ричарда: ибо он слишком хорошо понимал, что если так будет продолжаться, то королевство погибнет) занемог и умер; друзья очень жалели его. А король Ричард Английский (как было видно) немного заботился об этом; да скоро и совсем забыл об нем." Кончина Герцога Ланкастерского, бывшая следствием двойной раны: любви к отечеству и к сыну, трогательна даже в коротком рассказе Фруассара. Но, чтобы впечатление стало на высоту драмы, нужно было, чтоб жертва в последния минуты встретилась лицом к лицу с своим палачем. Нужно, чтобы страдалец излил перед царственным мучителем всю анафему своей агонии.

Вот для чего поэт приводит Ричарда II к смертному одру Джона Гоунта. Голос умирающого принца становится некоторым образом голосом самой нации. Страдания отечества находят последний отголосок в священных словах, произнесенных коснеющим языком умирающого:

Ричард II прерывает эту патриотическую речь, спросивши герцога, как он чувствует себя. Но старик не поддался на эту хитрую, ироническую заботливость. Лежа на смертном одре, он всматривается в Ричарда умирающим взором и, (как будто загробная жизнь придала ему двойное зрение), замечает в чертах молодого короля признаки убийственной болезни, грызущей его. Будущий конец тирана представляется ему во всем его неизбежном ужасе. Более больной здесь не Джон Гоунт: этот молодой король, гордый здоровьем, силою и могуществом - вот умирающий:

                              .

                              Гоунт.

Торжественный приговор, который должно было выполнить будущее! Проклятие Джона Гоунга имело на судьбу Ричарда II такое же действие, как проклятие королевы Маргериты на судьбы Ричарда III. Будущая катастрофа гремит в каждом обвинении. Тут поэт сосредоточил, как в небесной молнии, все громы развязки. Чтобы ни делал с этих пор Ричард II, он не может укрыться от рокового удара. Проклятие умирающого поразило его, как громом.

Сильный своим всемогуществом, Ричард думает, что может необращать никакого внимания на проклятие, исходящее из могилы. Мало того: - он мстит Джону Гоунту, лишая Болингброка наследственного имения. Под предлогом издержек на войну с Ирландией, он конфискует в казну все владения Ланкастера. Но этот указ есть последнее действие деспотизма. Он вызывает наконец сопротивление всей нации. Каждый почувствовал себя оскорбленным в своих личных правах подобным приговором, лишающим наследства Болингброка; каждый готовится отстаивать поруганный принцип собственности. В том же самом дворце Эли, где только что скончался Джон Гоунт, знаменитейшие члены английского дворянства составили тайное общество и объявили себя против деспотизма, сделавшагося невыносимым. Элементы феодального общества вступают в борьбу. Аристократия отказывается от повиновения своей верховной властительнице, монархии, выражаясь при этом с удивительной смелостью:

                              Нортомбэрлэнд.

                              Росс.

                              Виллоуби.

                              Нортомберлэнд.

                              Виллоуби.

                              Нортомберлэнд.

Такое красноречивое обвинение деспотизма всегда действительной всегда справедливо; но странно, что оно пришлось как раз ко времени для слушателей Шекспира! Толпа, приходившая ежедневно рукоплескать своему поэту, приняла все его слова за намеки на мщение. По странному совпадению, в котором не трудно впрочем видеть преднамеренность автора, это порицание правления Ричарда II заключало, в коротких словах, обвинение, носившееся в народе против правления Елизаветы. Переменены только имена, а поводы к жалобам теже: конфискации, щедрость к любимцам, подозрительность и шпионство, народ, изнуренный налогами, дворянство систематически разоренное, придумывание безпрерывных поборов, насильственные займы, называемые как-бы в насмешку добровольными пожертвованиями, мирное время, требующее больше издержек чем военное. Очень понятно, что королева Елизавета почувствовала, что личность её задета в этой драме. Понятно, что даже не задолго до смерти, она еще с горечью говорила об успехе "этой трагедии Ричард II, игранной сорок раз в публичных театрах"......

Тот же ветер, задержавший по воле провидения Ричарда II и его войско на берегах Ирландии, принес суда Генриха Ланкэстера к берегам Йоркшэйра. Изгнанный и лишенный наследства герцог возвращается требовать обратно и свое наследие и свое отечество. Его торжественная высадка в Равенспорге есть одно из удивительнейших чудес, каким когда нибудь оскорбленное право проявляло свое могущество. Это право, которое из века в век изумляло историю своими чудесами, это право, которое должно будет низпровергнуть впоследствии династии Стюарта и Бурбона, возстает ныне против династии Плантагенета. Против Ричарда, этого Иакова Второго XIV века, стоит Болингброк, - Вильгельм Оранский. Перед невидимой силой революции падают одна за другой бастилии тираннии. Обрадованные цитадели опускают свои подъемные мосты: восхищенные города сдаются. Войска, посланные против мятежников, обезоруживаются неведомо какой волшебной силой; вэлльзския дружины, набранные графом Сольсбёри, разбегаются; Английская армия, под начальством герцога Йоркского, переходит без боя под знамена мятежника. Между тем Ричард II возвратился из Ирландии и высадился на берег Вэлльза. Королю известна только часть истины; он знает, что возстание разразилось, но не знает, какие оно приняло размеры. Ктому же он ослеплен своею властью; он убежден, что никакая человеческая сила не в состоянии вырвать у него скипетр. Не помазанник ли он божий? Не принадлежит ли ему Англия по праву божественному? Не связана ли она с ним таинственными узами, которых никакия человеческия усилия не могут разорвать? Эта земля, которую мы попираем ногами, как вещество безчувственное и неодушевленное - для короля существо живое, страстное, любящее, преданное ему по самой природе, по принципу монархической власти. Король владеет не одним телом отечества, но и душой его. В этом-то убеждении он так нежно заклинает Английскую землю и просит ее защитить его от мятежа:

Напрасно немногие придворные, оставшиеся верными королю, уговаривают его выйдти наконец из этой роковой безпечности. Ричард II упорно остается в своем величественном бездействии. Он царствует милостию божиею: дело милости божией и хранить его. Не одна земля, но и само небо должно сражаться за короля:

здесь на земле толпы бегущих людей. Сольсбёри весь запыхавшись прискакал с известием, что вэлльзская армия разбежалась. Это известие смутило на минуту Ричарда: он побледнел. Но его замешательство было мгновенно.

Между тем произшествия были еще упорнее, чем легковерие Ричарда. Они не дают ему отдохнуть до тех пор, покуда он не разуверится. Новый гонец наносит новый удар его суеверию: вся нация возстала; даже женщины и дети. Отпали от него; и ужь любимцы его величества - Вильтшир, Бэгот, Беши, Грин - схвачены и обезглавлены. На этот раз удар был слишком жесток......... В ясном, страшном видении, перед растерявшимся Ричардом совершаются все династическия катастрофы, ускорявшия кончину королей:

Но король может еще владеть мечем, стать во главе остатков армии, может сразиться и попробовать победить.

Напрасное желание. Чтоб спасти свою корону, у Ричарда недостает мужественной энергии, этого последняго прибежища в несчастий. Скруп открывает ему истину, как она есть: у короля нет больше армии. Войска, которыми начальствовал герцог Йорк, присоединились к Болингброку и сам правитель вступил в союз с изгнанником. После этого окончательного удара, Ричард не сопротивляется больше; он склонился под тяжестью несчастия; он не хочет больше слышать ни о борьбе, ни об условиях; не хочет, чтоб его отвели от "сладкого пути отчаяния." Он отдал свой меч судьбе.

Решившись на бездеятельность, Ричард отдался Болингброку перед замком Флит. Это отречение от деятельности довершает его полнейшее нравственное преобразование. Король, от которого истекала некогда вся инициатива, кажется, теперь ужь не имеет даже свободной воли. Он будет отныне страдательной жертвой обстоятельств; его покорность готова на все, чего не потребует мятежное счастье:--

Здесь король отрекается больше чем от власти, он отрекается от воли. Он отрекается от короны, от свободы, от света, от жизни. Лицо его преобразилось внезапной переменой. Кто узнает в его аскетической речи вчерашнее царское слово? Здесь говорит не король - а отшельник. Благодаря этой метаморфозе, ужас, который до сих пор внушал он, превратился в сострадание. Ричард стал выше после своего падения: в своем унижении он нашел величие.

Непоправимость дела делает побежденного необыкновенно смиренным. Наступает время, когда Ричард должен наконец сложить с себя корону и отдать достойнейшему свой скипетр, который он отнял у себя неисполнением своей обязанности и преступлениями. Когда король решительно неспособен царствовать, инсуррекция завладевает правлением..... "И так пришел герцог Ланкастер, с своими дворянами, герцогами, прелатами, графами, баронами, рыцарями и другими именитыми людьми Лондона в замок и позвал короля Ричарда в Тоуэр, и взошел он в залу, одетый и убранный как король, в открытой мантии, держа в руке скипетр и с короной на голове, и говорил так, во всеуслышание: "я был королем Англии, герцогом Аквитанским, и господином Ирландии, около XXII лет; это королевство, сеньорию, скипетр, корону и все наследие, я уступаю единственно и нераздельно, кузену моему Генриху Ланкастеру, и прошу его, в присутствии всех, принять скипетр." И за тем он подал скипетр герцогу Ланкастеру, который и взял его, а потом передал архиепископу Кэнторберийскому, и тот принял его. Вовторых король Гичард снял с головы своей корону и держа ее перед собою обеими руками, сказал: кузен Генрих, герцог Ланкэстер, я даю и подношу тебе эту корону (по которой я назывался королем Английским) и вместе с ней все права, с нею соединенные. Герцог Ланкэстер взял ее; и стоял подле него Архиепископ Кэнторберийский в полном облачении который и принял ее из рук герцога Ланкастера. Кончивши эти два дела и условившись в сдаче сана, герцог Ланкэстер позвал публичного нотариуса, и пожелал иметь все письменно, и чтобы прелаты и дворяне тут бывшие, были свидетелями, и скоро после этого Ричард Бордосский возвратился во свояси; а герцог Ланкэстер и все дворяне с ним прибывшие, сели на коней..." {Froissart. Edition de 1573, страницы 510 и 311.}. Шекспир перенес в самый Вестминстер эту сцену, которая, по Фруассару, разъигрывалась в зале лондонского Тоуэра. Эта историческая неверность многозначительна. Автор отважно придал блеск публичной церемонии отречению Ричарда II. Тут не место двусмысленности. Нужно, чтоб наказание было также явно, как и преступление. Отречение не должно быть мгновенным насилием, совершенным в четырех стенах uосударственной тюрьмы; оно должно быть совершено актом торжественным, перед лицом целого мира. Не частная коммисия должна требовать от Государя отречения, а Парламент. - Прения были шумны. Против графа Нортомберлэнда, который держал в руке обвинительный акт революции, Шекспир поставил Епископа Карлэйльского, неустрашимого поборника права божественного. Но защитительная речь почтенного Епископа не устояла против сокрушительной логики его противника. Напрасно Епископ взывал к правосудию народа, говоря "что подданный не может произносить приговора над своим королем.........."

Приговор, произнесенный публично должен быть и исполнен публично. Должно было, чтоб Ричард II отрекся всенародно: король делает и это..... Мы присутствуем при этом трогательном зрелище, придуманном поэтом: низложении короля. Ничто не может сравниться с этой торжественно-печальной сценой. В минуту разставанья с блестящими украшениями, ослепляющими вселенную и которые здесь на земле составляют символы силы, чести, правды и могущества, Ричард испытывает невыразимое страдание. Уста соглашаются, но сердце протестует. Ричард отрекается с отчаянием. Рыдания прерывают его голос в ту торжественную минуту, когда он снимает с себя вещь за вещью свою августейшую одежду: он осыпает насмешками своего кузена, которого сам-же сделал королем; он приветствует его насмешливыми восклицаниями и передает ему власть с сарказмом:

Но драма еще не кончена. Мрачная башня Помфрет ждет низложенного короля. "Бог, (как говорил старый герцог Йорк), для какой нибудь великой цели ожесточил сердца людей: God has for some strong purpose steel'd the heart of men." Ричард должен до конца вынести предназначенное ему испытание. - Ричард лишил наследства Болингброка, и за это сам лишен престола Болингброком. Ричард убил своего родственника и за это должен быть сам убит своим родственником.

Таков закон возмездия, безпощадно прилагаемый историей. Но этот мстительный закон кажется жестоким милосердой душе Шекспира. Связанный исторической строгостью, поэт вынужден принять кровавую развязку, которую предлагает летописец; но принимает ее с горестью, вполне признавая, что "во всех событиях виден перст Божий:

своего чувства. До сих пор он громко одобрял революцию, здесь он громко порицает ее. Его великодушная поэзия возстает против неумолимой развязки, к которой его принудила история. Ричард II царствовавший приводил его в ужас; Ричард сверженный - возбуждает в нем сострадание. Покуда Ричард царствовал, Шекспир видел в нем только тирана, лицемера, грабителя, эгоиста; когда Ричард пал, он видит в нем только человека. И, как тиран возмущал его своими жестокостями, так человек обезоружил его своею безпомощностью.

Решившись нас тронуть, поэт делает нас свидетелями раздирающого душу прощания Ричарда с его женой:

Потом, когда король ужь сидел в темнице, поэт вводит к нему преданного добряка конюшого, оплакивающого в таких трогательных словах неблагодарность Бербэри, любимого коня Ричарда.

"Как? - с горечью восклицает венчанный узник, выслушав простой рассказ своего верного слуги:

Так говорит Шекспир в своей драме, и поэт прав. Милосердие не только самая благородная, но и самая верная политика. Не забудем, что "месть за месть". История слишком хорошо это доказывает..... Привидение убитого Ричарда будет вечно преследовать увенчанного его короною Болингброка, оно будет созывать против него непрерывные мятежи, оно нашепчет лозунг всем заговорщикам; оно будет преследовать без устали новую династию и неудовлетворится до тех пор, покуда внук его убийцы не будет убит. Монархия Ланкастера, окрещенная в крови, в крови и погибнет. Семьдесят лет спустя после убийства, совершенного в Помфрете, Герцог Глостер поднимет кинжал, выпавший из рук Экстона и вонзит его в сердце Генриха VI.

Мстителем Ричарда II будет Ричард III.