Макбет.
Предисловие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Макбет. Предисловие. (старая орфография)

ДЕШЕВАЯ БИБЛИОТЕКА No 53

МАКБЕТ

ТРАГЕДИЯ В ПЯТИ ДЕЙСТВИЯХ

В. ШЕКСПИРА

ПЕРЕВОД

А. И. КРОНЕБЕРГА

С портретом Шекспира, со статьей об источниках трагедии, мнениями о "Макбете" разных европейских критиков и с иллюстрациями.

С.-ПЕТЕРБУРГ

ИЗДАНИЕ А. С. СУВОРИНА

ПРЕДИСЛОВИЕ.

Многие критики, и притом авторитетные, считают "Макбета" лучшим, наиболее совершенным и мощным созданием Шекспира. Трагедия эта была напечатана в 1623 г., в первом собрании пьес Шексапра. До этого времени она не появлялась в печати. Но написана она была, по крайней мере тринадцать лет ранее этого года - это видно из интересного дневника астролога Формэна (умершого в 1611 г.), сообщающого подробный отчет о представлении этой трагедии на театре "Globe" 20-го апреля 1610 года. Есть основание думать, что "Макбет" уже не был в то время новой пьесой, потому что Шекспир влагает в уста своему герою следующия слова:

Очевидно, это намек на соединение в 1604 г. трех королевств под властью Иакова I, предполагаемого потомка Банко и, разумеется, больше вероятности допустить, что этот намек был сделан поэтом под свежим впечатлением недавно совершившагося факта соединения королевств. Полагают, что пьеса была написана в 1606 г. или около этого, т. е. вскоре после "Гамлета" и "Короля Лира".

"История Шотландии" Голиншеда доставила Шекспиру большую часть материала для его трагедии *). Однако поэт, сознавая, что легендарное повествование, которое дает хроникер об отдаленной и полу-варварской эпохе, не может служить подходящей основой для исторической трагедии, вольно обработал историю Макбета, как сказочный сюжет: он частью сообразовался с хроникой, частью уклонился от нея, смотря по тому, как это более соответствовало его идеалу характеров и способствовало развитию драматического действия.

*) Рафаэль Голиншед, английский летописец, умерший около 1584 г. Он написал "Хроники Англии, Шотландии и Ирландии", изданные в 1577 году. Из этих Хроник Шекспир черпал содержание почти всех своих пьес из английской истории.

Из всех английских драматургов, Шекспир первый прибегнул к помощи чародейской силы в качестве сверхъестественного двигателя. Отчасти он усвоил народные верования в волшебство, господствовавшия в то время в Англии; но к ним он примешал вещий или пророческий характер, свойственный скандинавским сестрам, паркам, и одухотворил их своей собственной фантазиею. Существует мнение, что пьеса плодовитого английского драматурга Миддльтона, современника Шекспира, "Ведьмы", имеющая в некоторых подробностях сходство со сценами заклинания в "Макбете", была сочинена не ранее 1613 года, т. е. после Макбета. Во всяком случае актеры,игравшие Макбета, брали из "Ведьм" Миддльтона некоторые песни и вносили их в: "Макбет". "Макбет" самая короткая из всех трагедий Шекспира. В ней 2108 строк (158 прозы и 1588 стихов). В "Гамлете" 3931 строка, в "Отелло" 3317.

Из "Истории Шотландии" Голиншеда, служившей Шекспиру материалом для трагедии "Макбет".

Доаа *) была замужфм за Синнелем, таном Гламиса, и имела от него сына Макбета, храброго воина, которого все почли бы вполне достойным управлять государством, еслиб он не отличался по природе некоторой наклонностью к жестокости. Дункан же, напротив, был нрава кроткого и мягкого.

Начало Дунканова царствования было мирно и безмятежно; но вскоре убедились, что ему недостает твердости характера и что он недостаточно строго наказывает преступников; некоторые недовольные воспользовались случаем, чтобы нарушить мир и благосостояние государства, и вот вспыхнули мятежи; непосредственным поводом послужило следующее обстоятельство: Банко, тан Лохкаберский, от которого и происходит дом Стюартов, долгое время занимавший престол Шотландии, собирая доходы в королевскую казну и сурово наказывая непокорных, сам подвергся нападению со стороны мятежников, которые ограбили его, так что он едва спас свою жизнь.

Вернувшись ко двору с жалобой, Банко добился, чтобы за обидчиками был послав воин с приказом им явиться и держать ответ перед королем за свое буйство; но вместо этого они еще усилили свою вину новым злодеянием: осыпав посланца упреками и бранью, они умертвили его. Затем, не сомневаясь, что за такое преступление король поступит с ними со всей строгостью своей власти, Макдональд, один из мятежников, пользовавшийся среди них большим влиянием, взял на себя роль предводителя всех недовольных, которые пожелали бы возстать против короля. Из западных островов к нему стеклось множество народу, предлагая примкнуть к его мятежным отрядам, a из Ирландии, в надежде на добычу, прибыло не малое число кернов и галлоглассов (так назывались грубые ирландския племена, всегда готовые на мятежи) с полной готовностью служить ему и идти, куда бы он их ни повел.

Макбет стад энергично возставать против слабости короля и медлительности его в наказании преступников, благодаря чему они успели сосредоточить свои силы, и обещал, что если начальство над войском будет поручено ему и Банко, то они так поведут дело, что мятежники скоро будут усмирены и возстание подавлено. Так и случилось. Как только он вступил в Лохкабер, слава его храбрости повергла неприятеля в такой панический страх, что большая часть мятежников тайком покинула своего вождя Макдональда; несмотря на это, он все-таки дал сражение Макбету с остатками своего войска. Будучи разбит на-голову, он искал убежища в замке (где заперлись его жена и дети) и, наконец, видя невозможность держаться долеф против неприятеля и, в случае сдачи, не надеясь уйти живым, он сперва убил свою жену и детей, a потом и самого себя.

Макбет, вступив в замок, увидал труп Макдональда, лежащий среди груды убитых; это жалостное зрелище нисколько не тронуло его жестокого сердца - он приказал отрубить голову от трупа, вздеть ее на шест и послать в подарок королю, в то время находившемуся в Берте. Обезглавленный труп он приказал вздернуть на высокую виселицу.

Таким образом стараниями и усердием Макбфта были снова возстановлены порядок и законность в стране. Немедленно вслед затем получено было известие, что Свено, король норвежский, прибыл в Файф с могущественным войском, с целью завоевать все государство Шотландию. Узнав об этом, Дункан начал поспешно собирать армию. В последовавшем сражении шотландцы были сперва разбиты, но затем в конце концов одержали победу.

Между тем пришло известие, что новый флот датчан прибыл в Кингкорн, присланный Канутом, королем Англии, в отмщение за поражение, нанесенное его брату Свено. Против врага, по приказанию короля,были посланы Макбет и Банко; встретив датчан с значительной военной силой, они часть их перебили, a остальных оттеснили назад к их кораблям. Те, которым удалось спастись бегством, немедленно сели на корабли и за большую сумму золота получили от Макбета позволение, чтобы их товарищи, павшие в сражении, были похоронены на острове св. Кольма.

Вскоре после этого случилось страшное и необъяснимое чудо, возбудившее не мало тревоги и волнения в государстве. Однажды Макбет и Банко ехали в Форес, где в то время находился король; они путешествовали одни, без всякой свиты, пробираясь по лесам и полям, как вдруг среди пустынной поляны им встретились три женщины странного, дикого вида, похожия на существа исчезнувшого мира. Воины с любопытством разсматривали эти странные явления; тогда одна из женщин сказала: "Да здравствует Макбет, тан Гламиса!" (Незадолго перед тем он, действительно, получил этот сан после смерти своего отца Синнеля). Вторая сказала: "Хвала Макбету, тану Кавдора!" и, наконец, третья: "Слава во-веки Макбету, который впоследствии будет королем надо всей Шотландией!"

"Что вы за женщины? спросил Банко, вы, которые, повидимому, так неблагосклонно относитесь ко мне; моему товарищу вы сулите, кроме высоких почестей, еще и королевский престол, мне же равно ничего не обещаете?" - "Нет, сказала первая из них, - тебе мы обещаем еще большия блага, чем ему, ибо он хотя и будет царствовать, но конец его будет несчастлив; кроме того, он не оставит после себя потомков, которые унаследовали бы его престол; ты же, напротив, не будешь царствовать вовсе, зато потомки твои будут долгое время, из поколения в поколение, управлять Шотландским королевством". С этими славами все три исчезли. Сперва обоим воинам все это показалось обманом воображения, тем более, что Банко часто в шутку величал Макбета королем Шотландии, a Макбет, в свою очередь, называл Банко родоначальником многих королей. Но впоследствии уверились, что эти три женщины были или сестры-парки, богини судьбы, или нимфы и волшебницы, которые, благодаря искусству некромантии, имели возможность предугадать будущее, потому что все случилось именно так, как оне предсказали. Вскоре после этого тан Кавдорский был обвинен в государственной измене и казнен в Форесе, a титул его и владения милостиво переданы королем Макбету.

В ту же ночь за ужином Банко, шутя, сказал Макбету: "Ну, Макбет, ты добился того, что предвещали тебе две. первые ведьмы, теперь остается тебе приобрести только то, что напророчила тебе третья". Слова эти произвели глубокое впечатление на душу Макбета, и он тогда же стал помышлять о том, каким бы образом овладеть короной; однако, он все-таки думал, что ему следует выждать время, и что само божественное Провидение подвинет его к цели. Но случилось, что вскоре после этого король Дункан, имевший двух сыновей от своей жены (бывшей дочерью Сиварда, герцога Нортумберлэндского), возвел одного из них, Малькольма, в звание герцога Кемберлэндского, чтобы таким образом заранее назначить его своим наследником на престол, в случае своей смерти. Макбет был сильно встревожен этой мерой,препятствовавшей осуществлению его надежды (согласно старым законам, если престолонаследник не достиг положенного возраста, чтобы принять на себя власть, то ближайший родственник по крови должен вместо него вступить на престол); и вот Макбет решил силою овладеть престолом, опираясь на свое, яко бы, право, ибо Дункан все сделал, чтобы лишить его титула и преградить ему путь к престолу.

Слова вещих сестер сильно подстрекали его к осуществлению своей мечты, но в особенности жена старалась склонить его к решительному действию, так как она была чрезвычайно честолюбива и горела страстным желанием носить королевский титул. Наконец, сообщив о своих видах надежным друзьям, к числу коих принадлежал Банко, и заручившись обещаниями их помощи, он умертвил короля в Инвернесе, или же, как иные говорят, в Ботгоеване, на шестой год его царствования. Затем, окружив себя людьми близкими, которым он доверился, он заставил провозгласить себя королем и тотчас же отправился в Скон, где был облечен королевским саном по существующему обычаю. Это было в 1046 году по Р. X.

Малькольм Каммор и Дональд Бан, сыновья короля Дункана, страшась за свою жизнь и полагая, что Макбет будет точно также искать их смерти, чтобы еще более укрепиться в своей власти, - бежали в Кемберлэнд, где Малькольм и оставался до того времени, покуда Эдуард Святой, сын Этельреда, не вернул себе престол Англии от завоевателей датчан; тогда Эдуард принял к себе Малькольма самым дружеским образом, a Дональд отправился в Ирландию.

На первых порах Макбет издал много полезных законов и статутов для блага своих подданных. Но все это усердие и справедливость были лицемерием, чтобы приобрести расположение народа. Вскоре он уже стал показывать себя в настоящем свете и вместо справедливости обнаружил свою природную жестокость. Укоры совести, как это всегда бывает y тиранов или узурпаторов, достигших власти незаконными средствами, - мучили его неустанно и внушали ему страх, чтобы и с ним не обошлись так, как он поступил со своим предшественником. Вдобавок и предсказания ведьм не выходили y него из головы; оне предсказали ему престол, но вместе с тем обещали, что в будущем корона Шотландии достанется потомкам Банко. И вот он пригласил Банко с его сыном Флинсом к себе на ужин и в то же время нанял убийц, чтобы умертвить обоих на обратном пути их из дворца домой, преступление должно было совершиться нарочно вдали от дворца, чтобы не запятнать Макбетова дома и чтобы удалить от него всякое подозрение. Банко был убит, a сын его Флинс, благодаря темноте ночи и с помощью Всевышняго, сохранившого его для лучшей участи, избегнул опасности; впоследствии он узнал через посредство некоторых друзей, которых имел при дворе, что Макбет точно так же добивается его смерти, как и смерти его отца, который убит вовсе не случайно, как старался уверить Макбет. Тогда, чтобы избегнуть новой опасности, Флинс бежал в Уэльс.

После умерщвления Банко ничто не удавалось Макбету; каждый, кому приходилось являться на глаза королю, трепетал за свою жизнь, и как его страшились люди, так и он сам страшился окружающих и искал случая, по самому пустому подозрению, казнить тех, которые более всего казались ему опасными. Наконец он стал находить такое наслаждение в умерщвлении своих придворных, что уже ничем не мог утолить своей кровожадности, доставлявшей ему, как он думал, двойную выгоду: во-первых, освобождая от людей подозрительных, a во-вторых, обогащая его казну добром убитых; такой прилив богатств давал ему возможность содержать около себя сильные отряды вооруженных людей. Чтобы иметь возможность еще с большей жестокостью притеснять своих подданных, он построил себе недоступный и сильно защищенный замок на вершине высокого холма, называемого Донзиваном и лежащого в десяти милях от Перта. Постройка этого замка обременила государство страшно тяжелыми налогами и повинностями. Макбет заставлял тана каждого округа являться поочередно и помогать постройке замка. Когда пришла очередь Макдуфа, тана Файфского, он прислал рабочих, снабженных всем нужным материалом, велев им трудиться усердно, чтобы король не имел повода быть им недовольным; сам же не явился, как это делали другие, опасаясь какого-нибудь насилия со стороны короля, питавшого к нему нерасположение. Макбет, придя посмотреть, как подвигаются работы, и не найдя там Макдуфа, счел себя жестоко оскорбленным и сказал: "Я замечаю, что этот человек никогда не желает повиноваться моим приказаниям, - хорошо же, я распоряжусь с ним по-своему". И, вероятно, он тотчас же умертвил бы Макдуфа, еслиб одна колдунья, которой он очень доверял (после того, как сбылись все предвещания трех ведьм), не объявила, что ему нечего опасаться, так как он не будет убит ни одним человеком, рожденным от женщины, и не будет побежден, покуда Бирнамский лес не двинется к замку Донзинану. Эти предсказания успокоили страх Макбета, и он вообразил, что может делать, что ему угодно, не опасаясь наказания за свои поступки: ведь предсказано же ему, что ни один человек не может победить или убить его. В этой надежде он совершал самые позорные злодейства всячески притеснял своих подданных. Между тем, Макдуф, не переставая опасаться за свою жизнь, задумал бежать в Англию, чтобы доставить Малькольду Каммору корову Шотландии. Но об этом тайном решении узнал Макбет; говорят, короли одарены острым, как y рыси, зрением и ушами, длинными, как y Мидаса. В доме каждого тана y Макбета были наушники, которые передавали ему обо всем, что там говорилось и делалось, и, благодаря этому, он держал в руках большую часть дворянства в королевстве.

Когда его известили о планах Макдуфа, он немедленно собрал большое войско, явился с ним в Файф и осадил замок Макдуфа, разсчитывая найти его там. Жители замка без всякого недоверия отворили перед ним ворота и впустили его, не подозревая никаких злых умыслов. Но, не застав уже там хозяина, Макбет безжалостно перерезал все семейство Макдуфа, его жену, детей и слуг. Затем он забрал все имущество его, объявил его изменником, запретил ему въезд в королевство. Но Макдуф был уже в безопасности и пробрался в Англию к Малькольму Каммору, тут еще усилилась его ненависть к тирану, и он стал размышлять, каким бы образом отомстить за жестокое избиение жены, детей и друзей.

Хотя Малькольм и скорбел о притеснении, которое выносили соотечественники в Шотландии, судя по рассказам Макдуфа, но он еще сомневался в его искренности и подозревал, не подослан ли он нарочно Макбетом, чтобы выведать его намерения и испытать его; поэтому сперва он отвечал уклончиво:

- Я искренно огорчен бедствиями, претерпеваемыми моей родиной, и хотя имею сильное желание избавить ее от ига, но не могу принять шотландской короны, сознавая свои неизлечимые пороки. Во-первых, я одержим необузданным сладострастием (источником всех пороков), так что, еслиб я сделался королем Шотландии, то боюсь, что не пощадил бы чести ваших девиц и женщин; моя распущенность была бы для вас еще невыносимее, нежели кровавая тирания Макбета.

На это Макдуф возражал:

- Конечно, это позорная страсть - из-за нея многие благородные короли и принцы лишались жизни и королевств; однако же в Шотландии довольно женщин, потому последуй моему совету: овладей престолом, и я берусь повести дело так искусно, что страсть твоя будет удовлетворена, и никто об этом не узнает.

- Мало того, продолжал Малькольм, я также самое алчное существо в мире; сделавшись королем, я готов буду употреблять все средства, чтобы захватывать поместья и богатства, не щадя жизни знатных вельмож Шотландии. Поэтому лучше оставь меня здесь, иначе моя ненасытная алчность может наделать столько бед, что перед ними окажется ничтожным все. на что вы теперь жалуетесь.

Макдуф отвечал:

чтобы удовлетворить твоей жадности.

- Затем, продолжал Малькольм, я склонен к лицемерию, скрытности и обману; мне доставляет наслаждение обманывать тех, которые доверяются моим словам. A так как государю более приличествует правдивость, постоянство, справедливость и прочия благородные добродетели, то вы видите, что я неспособен управлять государством; если даже вы имеете средства прикрыть и замаскировать все остальные мои пороки, то не думаю, чтобы вы нашли возможность скрыть этот порок.

-- Да, сказал Макдуф, этот порок худший из всех, и вы должны разстаться. О, несчастные, злополучные шотландцы, изнемогающие под бременем стольких ужасных бедствий одно другого хуже! Над вами царствует проклятый злодей и тиран, без всяких нрав на титул, и угнетает вас с кровожадной жестокостью. А этот другой человек, имеющий права на корону, так переполнен разными пороками, что недостоин пользоваться ею, по его же собственному признанию! Он не только алчен и подвержен ненасытному сладострастию, но еще и лживый изменник, которому нельзя доверять ни в одном слове. Прости, Шотландия! ныне я считаю себя изгнанником навеки, без всякой отрады и утешения.

При этих словах обильные слезы потекли по его щекам.

Наконец, когда Макдуф уже был готов к отъезду, Малькольм остановил его.

- Успокойся, Макдуф, сказал он, во мне нет ни одного из этих пороков, я только шутил с тобой, с целью испытать твою искренность, потому что не раз уже Макбет подсылал ко мне шпионов, стараясь таким образом забрать меня в свои руки; но чем неохотнее я соглашался на твои предложения, тем с большим усердием я теперь готов исполнит твое желание.

Затем они обнялись, поклялись друг другу в верности и стали совещаться насчет средств к выполнению своих замыслов.

Между тем Малькольм сумел так расположить в свою пользу короля Эдуарда, что тот дал ему десять тысяч войска под начальством старого Сиварда, герцога Нортумберлэндского, чтобы отправиться с ним в Шотландию и помочь ему отстаивать его права на престол.

Макбет, увидав, что силы его неприятеля растут и что из Англии прибыло войско на помощь его сопернику Малькольму, отступил в Файф, решил расположиться укрепленным лагерем около замка Донзинана и сражаться с неприятелем, если он намерен преследовать его.

Он глубоко верил в пророчество колдуньи, которая сказала, что он не погибнет от руки человека, рожденного женщиной. Между тем Малькольм поспешно преследовал Макбета и в ночь перед сражением пришел в Бирнамский лес; после непродолжительного отдыха, он приказал каждому из своих воинов срубить по большой зеленой ветке и, с ветками в руках, двинуться к лагерю противника, чтобы на следующее утро незаметно подойти к нему. Поутру, когда Макбет увидал движущийся навстречу лес, он очень изумился, - что бы это значило, но, вспомнив давнишнее предсказание о том, что Бирнамский лес двинется на Донзинан, понял, что настал час исполнения этого пророчества. Однако же, он выстроил свои войска в боевой порядок и увещевал воинов сражаться храбро. Но только что успел неприятель побросать зеленые ветки, как Макбет увидел их численное превосходство и обратился в бегство. Макдуф преследовал его с ожесточением до Лунфанена; Макбет, видя, что Макдуф настигает его, остановил коня и закричал: "Изменник, зачем ты напрасно преследуешь меня: мне не суждено быть убитым ни одним человеком, рожденным женщиной. Приблизься сюда, получай награду, которую заслужил своими делами", и при этом он занес меч, чтобы убить Макдуфа. Но тот, ловко увернувшись от удара, отвечал ему, потрясая обнаженным мечом: "Это правда, Макбет, - пробил час, когда ты будешь наказан за свою ненасытную жестокость. Я именно тот, о котором предсказали тебе колдуньи: я не был рожден моей матерью, но меня вырезали из её утробы!" С этими словами он устремился на него и убил его на месте. Затем, отрубив ему голову, надел ее на шест и послал Малькольму. Таков был конец Макбета после семнадцатилетняго царствования его над Шотландиею. В начале своего правления он совершил много достойных дел и издал законы для общого блага; но потом, обманутый дьяволом, он впал в страшную жестокость, уничтожившую всю его прежнюю славу. Он был убит в 1057 г. по Р. X., в шестнадцатый год царствования короля английского Эдуарда.

Малькольм Каммор, вернув себе престол Шотландии, был коронован в Сконе. Немедленно после коронации он созвал парламент в Форфаре и наградил землями и титулами всех помогавших ему против Макбета.

* * *

Отзывы различных авторов о "Макбете".

Кольридж говорит: Трагедия "Макбет" во всех отношевиях представляет полный контраст с "Гамлетом"; но особенно резко выражается это различие в манере вступления. В "Гамлете" мы видим постепенный переход от простейших разговорных форм к пылкому языку разгоряченного страстью разсудка, но все-таки средоточием страсти остается разсудок. "Макбет" же сразу бьет на воображение и вызывает чувства, сродные с ним. Поэтому-то действие в "Макбете" развивается быстрее, чем в какой-либо из других Шекспировских драм, и поэтому-то, за исключением отвратительного монолога привратника (действие II, сц. 3), который - я готов поручиться - есть не что иное, как вставка актеров, во всей драме нет, насколько мне помнится, ни одного каламбура или игры слов. Тем же и объясняется полное отсутствие комического элемента, даже иронии и философских размышлений в "Макбете" - вся пьеса исключительно и безусловно трагическая. Там нет никаких разсуждений сомнительной морали, которые потребовали бы более досужого состояния духа и, следовательно. более усиленной деятельности ума; никакой софистики самообольщения, исключая разве того места, когда, пред совершением ужасного злодеяния, Макбет ошибочно принимает укоры и зловещий шопот совести за умствования эгоизма и излишней разсудительности, а после совершения убийства - ужасы угрызения объясняет страхом внешних опасностей - подобно человеку в бреду, который бежит от призраков, созданных его собственным воображением, или, доведенный до изступления, закалывает осязательный предмет, попадающийся ему под руку; между тем лэди Макбет старается объяснить свой страх и замирания сердца предчувствиями худших несчастий, и с напускною смелостью бравирует их. В остальных же речах Макбета слышен голос самого сердца, терзаемого угрызениями, до последних судорог нравственной смерти. То же самое повторяется и во всех других характерах. Но разнообразие происходит от приливов бешенства, вызываемого то и дело вторжением тревожной мыслн и быстро переходящого в страх.

И в "Гамлете" и "Макбете" действие открывается суеверием; во в той и другой трагедии оно не только различно, но прямо противоположно. В "Гамлете" это суеверие связано с самыми святыми и лучшими чуфтвами; в "Макбете" же - с темными, бурными и противозаконными стремлениями личной воли. И цель не одинакова; в первой трагедии суеверие является средством, чтобы возбудить ум Гамлета, a в "Макбете" - показать, что ум героя уже был известным образом настроен.

Сестры-парки - такое же оригинальное создание Шекспира, как и его Ариель и Калибан; во всех этих образах парки, фурии и ведьмы образуют составные элементы. Оне совершенно различны от всех других представлений о ведьмах y современных писателей, однако имеют достаточно наружного сходства с образом народного суеверия, чтобы непосредственно подействовать на зрителей. Характер их есть воплощение всего фантастического, идущого в разрез с добром; оне олицетворяют все темное, страшное и противоестественное в физической природе, все беззаконное и необузданное в человеческом существе - являются стихийными мстительницами без пола и роду. Настоящая цель первого появления ведьм - это дать ключ к характеру всей драмы.

из нас, - что тот, кто стремится к какой-нибудь мирской цели ради её самой, в сущности не разбирает средств, отсюда и проистекает опасность сумасбродных фантазий. Лэди Макбет, как обыкновенно y Шекспира, есть лицо, изображающее целую породу людей знатного происхождения; часто оставаясь в одиночестве и предаваясь честолюбивым мечтам, она заблуждается, принимая смелость фантазии за способность нести последствия реальной вины. В ней ложная твердость духа, обольщенного честолюбием; она позорит своего мужа с нечеловеческой дерзостью воображения, сама же не в состоянии этого снести, изнемогает под бременем угрызения совести и кончает жизнь самоубийством.

Сестры-парки застигают Макбета в момент упоения победой, когда польщена его любовь к славе; оне дразнят его фантазию, изображая перед ним, как действие рока, то, что в самом деле может быть исполнено только им самим, его поступками, и заручаются его полным доверием, благодаря быстрому выполнению первого своего предвещания. Случай убить короля представляется немедленно; жена Макбета умоляет его не упускать этого случая, она убеждает его с пылким красноречием и пользуется всеми софизмами, какие только в состоянии придать ложный блеск преступлению. На долю Макбета выпадает уже только самое выполнение преступления, покрайней мере - немногим более; его вовлекают в злодеяние, как бы отуманенного какими-то чарами. Раскаяние следует непосредственно, даже предшествует преступлению, и укоры совести не дают ему покоя ни днем, ни ночью. Но он уже запутался в адских тенетах, ужасно видеть того самого Макбета, который когда-то презирал смерть на поле брани, a теперь, страшась мучений предстоящого ему существования, тем сильнее цепляется за жизнь; чем она становится для него ужаснее, тем безпощаднее устраняет он со своего пути все, что, по представлениям его мрачного, подозрительного воображения, грозит ему опасностью. Какое бы отвращение ни внушали нам его поступки, мы не можем, однако, не сострадать такому состоянию его духа, мы скорбим о гибели стольких благородным качеств, и даже в последней его защите не_:вольно восхищаемся борьбою смелой воли с трусливой совестью. С первого взгляда можно подумать, что в этой трагедии изображена подавляющая сила рока, как y древних - в полном согласии с античными понятиями о фатализме; все вытекает из сверхъестественного влияния, с которым как бы неизбежно и тесно связаны все последующия события. Мало того - мы даже находим здесь тех же причудливых оракулов, которые, благодаря буквальному выполнению своих предвещаний, обманывают доверяющихся им. Однако легко можно убедиться, что поэт в своем творении проявил более просвещенные взгляды. Он желает показать, что столкновение между добром и злом в мире может произойти только с разрешения Провидения, которое обращает проклятие, навлекаемое на свою голову некоторыми смертными, в благословение для других. В возмездии за злодеяния соблюдается строгая справедливость. Лэди Макбет, которая из всех человеческих участников в убийстве короля - наиболее виновна, от страшных терзаний своей совести впадает в неизлечимый телесный и душевный недуг; она умирает отверженная, не оплакиваемая своим супругом. Макбет же все-таки признан достойным пасть геройской смертью на поле брани. Благородному Макдуфу предоставляется утешение спасти свою родину, наказав собственноручно тирана, умертвившого его жену и детей. Банко своей безвременной смертью искупляет свое честолюбивое любопытство, побудившее его узнавать судьбу своих славных потомков, чем он и возбудил зависть Макбета; но он сохранил свою душу чистой от злых внушений ведьм: имя его благословенно в его народе, ему суждено наслаждаться в течение долгих веков тем королевским саном, которым Макбет обладал только в течение своей жизни. Что касается хода действия, то эта драма представляет противоположность с "Гамлетом": она развивается с изумительной быстротой, начиная с первой катастрофы (убийство Дункана) и до конца. "Задумано - сделано" - таков общий лозунг; ибо, как говорит Макбет -

&о известно, что для воображения период времени, самый чреватый событиями, всегда кажется самым коротким. Едвали, однако, можно допустить, чтобы столько происшествий могло быть скучено в таком тесном промежутке; не только внешния события, но и самые сокровенные тайники души у действующих лиц раскрываются перед зрителем. Как будто вынуты тормазы из колес времени, и оно катится вперед неудержимо по наклонной плоскости. Ничто не может сравниться с этой картиной по силе и ужасу производимого ею впечатления. Стоит только вспомнить об умерщвлении Дункана, о кинжале, висящем перед глазами Макбета, о появлении тени Банко на пиру и о безумии лэди Макбет. Подобные сцены единственны, их можно найти только y Шекспира.

* * *

д-ра К. К. Гензе (Shakespeare, Untersuchunagen und Studien von D-r K. K. Hense. Halle. 1884).

Лэди Макбет действует с холодной разсчетливостью: полными сарказма словами, она побуждает нерешительного супруга к умерщвлению Дункана; разсудок её, на который мало влияет фантазия, с насмешкой относится к видениям Макбета. Она, повидимому, хладнокровно обсуждает, что преступный план должен удасться и что вся вина падет на Дункановых слуг; она спокойно относит кинжалы назад, в спальню Дункана, - чего не решается сделать Макбет, - пачкает кровью слуг, чтобы преступление было приписано им, потому что

Лэди Макбет, повидимому, равнодушно говорит:

Она является такою решительной и на нее так мало действует престугиление, что Макбет и раньше справедливо хвалил её смелость:

И в этой твердой духом женщине мы впоследствии видим умственное разстройство. Её болезнь - лунатизм. Её действия и речи - признания обремененной преступлениями души. Душа её помутилась, и в этом проявляется нравственный суд, над котором она издевалась. Макбет осужден этим судом на постоянные безсонницы и тревожные сны. Пророческий голос, которые олицетворяет сон и прославляет его благодетельность и который слышится Макбету, после того, как он убил Дункана:

Макбет в блеске пурпура, забрызганного кровью, неспокоен; лэди Макбет старается разсеять тяжелые картины, преследующия его, разсуждениями, достойными стоиков:

Но все её разсуждения оказываются несостоятельными в сравнении с нравственной силой, которая проявляет свою власть и над нею, что видно в её лунатизме. Она была сообщницей мужа при умерщвлении короля - родственника и гостя, и она должна разделить его участь. Несмотря на её старания днем отогнать преследующих ее эринний - сомнение и раскаяние, они поднимаются со два её больной души во сне. "Ступай, говорила она в ответ на ужас мужа после убийства, - возьми воды и смой скорее кровавую улику с рук". Но, находясь в состоянии лунатизма, она не верит, чтобы вода могла смыть кровавые пятна с её рук; она все чувствует запах крови: "Все ароматы Аравии не очистят этой маленькой руки" (V, 1). Она просила мужа не предаваться мыслям о преступных делах, чтобы не впасть в сумасшествие; но в своей болезни она еще сильнее его предается этим мыслям. Ей еще кажется, что.нечего бояться тех, кто знает об этом, так как никто не может привлечь к ответственности власть; но больная совесть отвергает это и усиливает обвинения: не только убийство Дункана, но и злодейские поступки Макбета против Банко и семейства Макдуфа, в которых она не принимала участия, обременяют её душу и вызывают тяжелый вздох из её измученной души. Она называет "призраками ребяческого страха" видения Макбета, после того, как ему явился дух Банко:

Но для лунатика эти призраки сделались истинной, ужасной действительностью. Суд над нею, выражающийся в её душевной болезни, производит тем сильнейшее впечатление, чем внезапнее и непосредственнее он проявляется. Иные жалеют о том, что Шекспир делает как бы скачок в характеристике лэди Макбет, о том, что он не представил постепенных переходов из здорового состояния в больное, которые он так мастерски изобразил в личности Лира. В этом нужно видеть эстетическое и психологическое чутье поэта. Эстетическое чувство основано на действии таинственного на человека и на умолчании. Действие таинственного на душу для напряжения интереса мы вообще можем наблюдать y Шекспира, особенно в "Гамлете". Таинственность в изображении лэди Макбет выражается в том, что она после этой сцены третьяго акта до начала пятого акта не появляется на сцене. Последними словами её к мужу были: "Ты сна лишен, отрады всех существ". Она еще кажется твердой и уверенной; но мы помним, что она еще прежде говорила сама себе:

Сомнительное, неверное счастие! С нежным упреком спрашивает она мужа:

семейства Макдуфа - лэди Макбет нет на сцене, но образ одинокой женщины, размышляющей о прошлом, всегда перед вами, мы знаем, что она одна, что она перестала быть поверенной мужа, продолжающого свои жестокости, что ей хочется высказать все и что она принуждена молчать, - и все это придает ей значение в нашем воображении. Точно так же был одинок Беллерофонт, ненавидимый богами, бродивший в алейских полях, с истерзанным сердцем, избегая смертных (Гом. Ил. VI, 202); так же одинок был, по словам хора, и убийца Лайя, бродивший в глухом лесу под скалами, подобно дикому горному быку, в тяжелом, страшном горе, лишенный людского общества (Софокл). В этом одиночестве лэди Макбет еще сохраняет свою тайну, но ночью сон выдает больную душу. "Больная совесть глухим подушкам поверяет тайну" (V, 1). Так владел собою днем Ричард III, лицемерно скрывая свои мысли, но ночью его мучат тревожные сны (IV, 1), которые в ночь перед сражением при Босворте делаются для него грозными, мстительными образами (V, 3). Болезнь лэди Макбет, таким образом, имеет глубокия психическия и нравственные основания в её одиночестве. "Дела неслыханные порождают и страх неслыханный", говорит проницательный доктор. Она совершила неслыханное дело, согрешила против природы; она, женщина, побудила мужа к такому делу, о котором Макбет говорит ей:

Чтобы быть способной на такое дело, она должна была нарушить женственность. Она зовет на помощь демонов убийства и просить их "вселить в её женский дух лютость зверя":

еще подтверждает словами:

слов любви:

Дункана, походившого на её отца, совпадают с тою женской слабостью, которая при рассказе Макбета заставляет ее воскликнуть: "Ах! помогите!.." Она не только делает вид, что теряет сознание, как думает Делиус, она действительно в ужасе от кровавого дела, которое Макбет изображает, как чужое, яркими красками. В лэди Макбет проявляется тут та же слабость, которая побудила ее прибегнуть к вину, для подкрепления (II, 1). Благодаря этой стороне женской природы, ее в одиночестве преследуют муки совести, и врач справедливо замечает, что "священник ей нужней врача" (V, 1).

* * *

Слова А. Мезьера (Shakespeare, ses oeuvres et ses critiques. 3 êd. Paris. 1882).

Страдание Макбета показывает нам, чего стоит преступление тому, кто его совершает. Макбет, потеряв сон, не находит для себя развлечения в празднествах и придворных удовольствиях. Во время пира, который он устраивает для шотландских вельмож, мертвые выходят из могил, чтобы его преследовать. Насилие, объясняемое опасениями, которые внушает ему противодействие Макдуфа, довершает его престуиления. С каждым шагом он опускается глубже в эту пропасть, в которой уже нельзя остановиться. Умерщвление жены и детей Макдуфа увенчивает этот кровавый путь. Уже наказанный угрызениями совести, Макбет наказывается еще разслаблением разсудка и ужасами, которые овладевают его душой и омрачают его ум. Он закрывает глаза, он не видит опасностей, которые ему угрожают со всех сторон и которые он вызывает новыми жестокостями. Он теряет всякую осторожность, он воображает, что ему нечего бояться, обращается к оракулам, которых скрытого смысла он не понимает и которые ведут его к погибели.

отрывистые и сильные слова Макбета тревогу помраченного преступлением разсудка и безсилие преступника, который не находит больше ни в себе самом, ни вне себя надежной опоры! Со всех сторон, он видит только поводы к страху; он это чувствует и высказывает. Он упорно держится за предсказание и с энергией отчаяния привязывается к этой последней надежде, без которой для него все потеряно. Несмотря на это, какое отвращение к жизни, ко всем благам, к которым он так стремился, для достижения которых он принес столько жертв и которыми он не может даже пользоваться!

Поэт не умалчивает ни об одном из последних страданий Макбета. Для полноты впечатления, он яркими красками изображает преходящую славу, отравленное благополучие, но особенно упадок и падение преступника. В память храбрости Макбета, поэт оставляет ему честь смерти на поле битвы, от руки врага. Смерть лэди Макбет внушает нам не меньший ужас и дает нам не менее сильный урок. Честолюбивая женщина, которая, желая быть королевою, вооружила своего мужа против гостя и короля, которого ей следовало бы защищать, женщина, которая считает себя счастливой после убийства, так как она достигла цели, - не более Макбета найдет счастия в обладании властью. Если она и кажется вначале более смелой, жестокой и ожесточенной, чем её муж, то это лишь вследствие временной экзальтации: когда она будет менее возбуждена, и ей останется только воспоминание о совершенном преступлении, y нея тоже явятся угрызения. Она не предвидела, что первое преступление повлечет за собою столько других; она не подозревала, что после смерти Дункана придется умертвить Банко и задушить детей Макдуфа. Хотя она и способна на убийство в минуту возбуждения, она не может привыкнуть к целому ряду кровавых сцен. Она чувствует все больше отвращения к убийству. Она не обладает спокойной энергиею великих преступниц; после честолюбивого порыва она опять делается женщиной. Это видно из её тревожного сна в сцене, где она является сонамбулой и во сне ходит и говорит. Воспоминания не дают ей покоя; сны рисуют ей кровавые картины. Она видит тени жертв y своего изголовья. Одна мысль наполняет ее: она совершила убийство, она жена и сообщница убийцы.

В каждой трагедии Шекспир берет какую-нибудь страсть, изображает её действие на человека и выводит из нея нравственный урок. Здесь он рисует честолюбие в самых ярких красках. Из Макбета он сделал тип честолюбца, как из Отелло - тип ревнивца. Если бы Шекспир был лучше знаком с древними греками и если бы ему приходилось подражать какому-нибудь образцу. чтобы выражать сильные душевные движения, то можно было бы сказать, что эта пьеса носит на себе печать могущественного духа Эсхила.

В "Макбете" характеры тверды, нравы дики, стиль мужественный и полный поэзии, как в древних греческих трагедиях. Нет и следа той искусственной риторики, которая портит "Ромео и Джульету". В десять лет, с 1596 до 1606 г., когда, вероятно, был написан "Макбет", поэт избавился от дурного вкуса и дошел до самого высокого понимания искусства.

Элемент чудесного, который вводится Шекспиром, есть доказательство силы его гения. К драматическому действию он примешивает эпический элемент, который встречается только в баснословных сюжетах. Не терять из виду земли, продолжать роль наблюдателя, подобающую драматургу, и вместе с тем пронзать очами воображения мрак невидимого мира, пользоваться и своим проницательным умом и народными поверьями - такова трудность, за которую взялся Шекспир и которую он преодолел, выведя на сцену макбетовских ведьм. Несколькими годами раньше он не мог бы взяться за эту задачу.

его воли, оне только потворствуют его инстинктам и олицетворяют внутреннее искушение, которое его наполняет. Оне не оказывают неотвратимого влияния древней судьбы, которая даже невинных делает преступниками; оне побуждают к преступлению только того, кто готов его совершить. Это не слепой рок, a судьба, которую мы сами создаем себе своими поступками. Когда Макбет слушает их, он слышит не чужой голос, a голос своего честолюбия.

Однако не следует думать, как некоторые критики, что ведьмы - плод преступного воображения и видны одному преступнику. Поэт дает им реальное существование и осязательность. Он показывает их честному Банко так же, как Макбету. Выводя их на сцену, Шекспир пользуется представлениями и верованиями своих современников и соотечественников.

В начале XVII века английский народ, особенно в деревнях, еще верил в существование злобных духов, которые нарушают гармонию законов природы, вызывают грозы, волнуют моря, являются людям, как вестники несчастья и смерти, поражают стада страшными болезнями, сбивают с дороги путешественников, пускающихся в путь вечером, распространяют голод и эпидемии. Этих духов представляли себе обыкновенно такими, какими их изображает поэт, - сморщенными, увядшими старухами, опирающимися на волшебную палку, живущими в глубине лесов и измышляющими безумные дела в своем адском котле. Достаточно было походить на этот портрет, чтобы быть обреченным на ярость черни. В царствование Иакова I, когда придавали такое большое значение колдовству, был открыт воображаемый заговор двухсот колдуний против жизни короля. Этих несчастных допрашивали с величайшею жестокостью. Иные хвалились тем, что оне умеют оборачиваться животными, ходить по морским волнам, ездить по воздуху на метле или на колесницах, запряженных улитками, делаться невидимыми, смешиваясь с атмосферой. Народ не понимал, что самое присутствие ведьм на суде, которым оне осуждались, уже свидетельствует против справедливости их показаний, и что если бы оне имели в своих руках такия сильные средства, то не дали бы схватить себя, не стали бы терпеть допроса, не остались бы в темнице, откуда их должны были вести на костер. Сам король, несмотря на свою ученость, не понимал непоследовательности судей, которые верили в сверхъестественные силы этих женщин в то время, как оне сидели перед ними, в цепях, на скамье подсудимых. После этого процесса король сочинил трактат о демонах, которым подтверждались народные поверья; по его приказанию было сожжено около шестисот старух, обвиненных в колдовстве.

Веря в колдовство, современники Шекспира верят и в призраки, и в мертвецов, которые оставляют свои мрачные жилища,чтобы появляться на земле. Этим родом чудесного поэт пользуется в "Макбете" и "Гамлете", вызывая из гробов Банко и короля Дании. Следует ли считать эти тени только игрою живого воображения? Конечно, дух Банко показывается одному Макбету и остается невидимым для вельмож, окружающих тирана; Гертруда тоже не видит старого Гамлета в то время, когда его видит её сын. Но призрак мертвого короля является солдатам на валах Эльсинора, прежде чем заговорить с молодым Гамлетом. Поэт так мало имеет в виду оставить выводимые им тени в неопределенной области снов, что он дает этим теням костюмы и внешние признаки жизни - одному знаки ран, другому вооружение, седеющую бороду, величественный вид и строгий голос. Благодаря этому, фантастическия лица отличаются оригинальностью. Существование их условно, но волшебная палочка поэта, коснувшаяся их, наполнила их кажущейся жизнью. Они играют ту же роль, как традиционный сон во французской классической трагедии, но имеют преимущсство действия перед рассказом. Вместо того, чтобы иметь, подобно Атали, воображаемое видение, Макбет и Гамлет глазами видят тело - один своих жертв, другой - своего отца, и это сильнее действует на них, чем мог бы подействовать сон. Шекспир, более смелый, чем французские классики, выводит перед зрителем сверхъестественные явления, о которых французские поэты только рассказывают, но которых они не выводят на сцену.

Нет пьесы Шекспира, которой удивлялись бы больше, чем "Макбету", или которая имела бы больший успех на различных европейских сценах. Немногие критики, разбиравшие эту трагедию, делали упреки Шекспиру только относительно двух сцен - монолога грубого привратника и умерщвления детей Макдуфа. Шиллер в своем переводе "Макбета" выбросил эту последнюю сцену, как слишком потрясающую. Ее, действительио, можно выпустить, не вредя интересу пьесы. На нас производит впечатление не столько самое преступление, сколько действие, оказываемое им на отца; а это действие производит на него рассказ о смерти его детей, а не самый вид убийства. Присутствовали мы или не присутствовали при убийстве, мы понимаем взрыв отеческого горя, a только это и должно нас поражать. Когда Макдуф произносит слова, которым Вилькс и Риан, современники Гаррика, придавали такое раздирающее значение: - "Макдуф бездетен!" - мы уже не помним того, что случилось раньше, мы всецело находимся под впечатлением этого горя, и нам более не нужно видеть кинжал убийцы, чтобы понять отчаяние Макдуфа, чем ему самому, чтобы его чувствовать. Помимо этих двух незначительных спорных пунктов, все единодушно признают художественность трагедии.

является тень Банко, и в сцене сонамбулизма. Г-жа Сиддонс, взявшаяся за эту роль после 1795 г., принимала позу античной статуи и играла с сосредоточенной силой, сохраняя неподвижность мрамора.

* * *

Слова Густава Рюмелина (Shakespearestudien. 2-Auf. Stuttg. 1874).

"Макбете" цельно, замкнуто, согласуется с характерами и объясняется ими; оно идет сильно, неудержимо, так что критике тут говорить нечего. Только во второстепенных пунктах есть небольшие неясности. Так, можно предположить, что сыновья короля, после того, как открылось убийство, уходят с места преступления, оставляют страну и бегут за границу, a это требовало бы особенной мотивировки. Малькольм, которого Дункан объявил наследником, должен был бы тотчас выступить в роли короля. Впоследствии избрание Макбета королем объясняется тем, что сыновья бежали и потому могут быть заподозрены в умерщвлении отца.

себе ничего невыносимого для Макбета; он должен был смотреть на пророческия изречения ведьм, как на нечто цельное, из которого нельзя выкинуть любой части.Приходится предположить, что Макбет, принимая это решение, все еще надеется иметь детей, или что поэт, работавший над трагедией по частям, в этом месте забывает, что в других местах он называл Макбета бездетным.

Большие трудности представляют в "Макбете" характеристики, особенно лэди Макбет, хотя не в том смысле, что можно сомневаться в том, какою хотел представить ее поэт. Мы думаем, что она очерчена ясными, резкими чертами и что попытки выставить ее любящею, нежною женою, жертвою любви к супругу, видеть в ней благородную женщину с возвышенным образом мыслей, которой следовало бы иметь другого мужа, - эти попытки, предпринятые поэтом Тиком (1773--1853), имевшим вообще склонность к парадоксам. a потом и многими другими, может быть послужат для следующих поколений поучительным примером, до какой степени извращенности могла дойти немецкая критика Шекспира.

Наша мысль касается не толкования характера лэди Макбет, a мотивировки. Поведение её до преступления и после него противоречит психологическому закону устойчивости и неизменности основного характера, которую Шекспир обыкновенно проводит. Совести приписывается волшебная, демоническая, a не ясная психологическая сила. Понимаем ли мы под совестью врожденную или внушенную веру в абсолютность известных норм для человеческих действий, но совесть всегда будет силой или свойством, соединенным с сознанием, и, по закону всех сил, должна действовать постоянно. В ком к воспоминанию преступного дела, хотя и удавшагося, и пользование плодами которого продолжается, присоединяется такое грызущее раскаяние, такое нравственное отвращение, что мысли ни на минуту не могут быть спокойны и доводят почти до сумасшествия и самоубийства, - в том мы вообще можем предполагать сильную нравственную чуткость. Рядом с этою чуткостью можно допустить И самое черное преступление: в одной и той же душе могут иметь место гораздо более сильные побуждения и страсти, и преступление может вытекать из того, что голос совести заглушен в минуту безумного порыва, побежден бурей безразсудной страсти. Но с нравственной чуткостью нам кажется несовместимою холодная разсчетливость разсудка, с которой лэди Макбет подговаривает мужа к ужаснейшему делу и издевается над упреками его совести, как над презренной женской слабостью; не совместима с нравственной чуткостью и нечеловеческая жестокость, с которой она говорит о том, что готова была бы вырвать грудь y улыбающагося ей ребенка и раздробить ему череп, и дикая сила, с которой она ободряет Макбета после преступления и возбуждает его идти дальше. Только позднее и как будто извне эвмениды вселяются в нее, между тем как поэту следовало бы показать нам, как оне уже давно таятся в глубине души, и как объясняется сила её припадков долгим и тяжелым давлением, победившим её более благородные побуждения.

Сильное впечатление производит та гениальная черта поэта, что он со второй половины трагедии не выводит лэди Макбет; она является перед нами только в одной сцене лунатизма. Нам, однако, кажется неверным толкование, будто королева днем сохраняет прежнее состояние духа, и только ночью на нее нападают терзания совести. Мы допускаем, что днем она владеет собою и не выказывает внутренней борьбы, но совесть пришлось бы признать какой-то волшебной силой, если бы она выражалась только ночью; этим ставилась бы преграда психологическому пониманию.

Все эти замечания не могут помешать тому, чтобы назвать "Макбета" самой сильной трагедией Шекспира.

* * *

"Макбета", есть копия с гравюры художника Дрейшаута (Droeshout), фламандской школы. Гравюра эта была приложена к первому изданию драм и комедий Шекспира, вышедшему в 1623 г. Это так называемое "Первое Фолио". Дрейшауту в год смерти Шекспира (1616 г.) было 15 лет, и потому лично он Шекспира не знал. Гравюру он делал по всей вероятности с портрета, писанного каким нибудь живописцем ранее этого. В 1892 г. и был найден этот портрет Эдгаром Флоуером (Edgar Flower) в Стратфорде-на Авоне, месте рождения Шекспира, y одного лица. Портрет написан на старой деревянной доске и с надписью в левом угле "Wil^m Shakespeare, 1609". Знатоки не сомневаются, что это подлинный портрет Шекспира, написанный с него неизвестным художником по всей вероятности в 1609 г., когда Шекспиру было 45 лет. Портретов Шекспира существует несколько. Мы приложим некоторые из них при других произведениях Шекспира.