Юлий Цезарь.
Действие V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Юлий Цезарь. Действие V. (старая орфография)

ДЕЙСТВИЕ V.

СЦЕНА 1.

Равнины близь Филилпи.

Входят Октавий и Антоний с войсками.

Октавий. Мои предположения оправдались, Антоний. Ты говорил, что неприятель низачто не сойдет на равнину, не оставит высот и холмов; выходит иначе: войска их близехонько, и они готовы сразиться с нами здесь, близь Филшши, не дожидаясь вызова.

Антонио. Все это ничего не значит; я проникаю в самые сердца их, понимаю для чего это делается. Им было бы приятнее идти во всякое другое место, но сходят сюда, с храброванием страха, в надежде убедить этим, что не утратили еще мужества. А оно утрачено уж.

Входит Вестник.

Вестник. Готовьтесь, полководцы! неприятель приближается в стройном порядке, с развевающимися знаменами. Принимайте скорее ваши меры.

Антонио. Октавий, веди свои войска, не спеша, по левой стороне равнины.

Октавий. Я пойду по правой; ступай ты по левой.

Антонио

Октавий. Я не перечу - я хочу так.

Трубы и литавры. Входят: Брут, Кассий, Титиний, Луцилий, Мессала и другие с войсками.

Брут. Они стоят, желают вступить в переговоры.

Кассий. Стой, Титиний! Мы выдем вперед и поговорим с ними.

Октавий. Не подать ли знак к битве, Марк Антоний?

Антонио. Нет, Цезарь, подождем их нападения. - Выйдем вперед: вождям хочется перемолвить с нами.

Октавий. Не трогаться, пока не подадим знака.

Брут. Сперва слова, потом удары - не так ли соотечественники?

Октавий. Но не потому, чтоб мы, как вы, любили слова больше.

Брут. Хорошее слово лучше дурного удара, Октавий.

Антонио. Ты, Брут, и сквернейший удар сопровождаешь хорошим словом. Доказательство - отверстие, сделанное тобою в сердце Цезаря, восклицая: да здравствует Цезарь!

. Твоих ударов, Антоний, мы не знаем еще; но что до слов - они грабят пчел Гиблы, оставляют их совершенно без меда.

Антонио. Не без жал, однакож?

Брут. И без жал, и без голоса. Ты похитил и жужжанье их, и потому - что весьма, впрочем, благоразумно - грозишь, собираясь ужалить.

Антонио. Но вы, подлые души, не грозили, когда ваши гнусные кинжалы зубрились один о другой в груди Цезаря. Вы щерили зубы как обезьяны, ластились как собачонки, ползали как рабы, лобызая ноги Цезаря, между тем как проклятый Каска, как пес, сзади наносил удар в выю Цезаря. О, льстецы!

Кассий. Льстецы! - Ну, Брут, благодари самого себя; язык этот не поносил бы сегодня, еслиб ты послушался Кассия.

Октавий. К делу, к делу! Словопрение бросает нас в пот - заключение выжмет капли покраснее. Смотрите, я извлекаю мочь против заговорщиков; когда же, думаете вы, возвратится он в ножны свои? Когда сторицей отомстит тридцать три раны Цезаря, если только другой Цезарь не обогатит меча изменников новым убийством {В прежних изданиях: Have added slaughter to the sword of traitors. По экземпляру Колльера: Have added slaughter to the word of traitor. Эта поправка не совсем согласуется с следующей затем фразой Брута, и я не воспользовался ею.}.

Брут. Цезарь, тебе не умереть от рук изменников, если не привел их с собою.

Октавий. Надеюсь. Я не для того рожден, чтоб умереть от руки Брута.

Брут. О, юноша! еслиб ты был и благороднейший из всего рода своего - ты и тогда не нашол бы смерти почетнее.

Кассий. Заносчивый школьник, товарищи разгульного шута - не стоит такой чести.

Антонио духом. (Уходит с Антонием и своими войсками).

Кассий. Дуй же ветер, вздымайтесь волны, плыви ладья! Буря разъигрывается, и все пущено на удачу.

Брут. Луцилий, на одно слово. (Отходит с Луцилием в сторону и говорит с ним тихо).

Кассий. Мессала.

Мессала. Что, Кассий?

Кассий. Нынче день моего рождения; в этот самый день родился Кассий. - Дай мне твою руку, Мессала; будь свидетелем, что и я, как некогда Помпей, против моей воли, вынужден поставить нашу свободу и все в зависимость от одного сражения. Ты знаешь, я всегда держался Эпикура и его учения; теперь я изменяю прежний образ мыслей: начинаю отчасти верить в предзнаменования. Когда мы выступили из Сард, два огромные орла опустились на передовое наше знамя {В прежних изданиях: on our former ensign... По экземпляру Колльера: on our forward ensign...} и уселись на нем; они ели с жадностью из рук солдат и провожали нас до Филиппи. Нынче утром они улетели, и, вместо их, коршуны и враны стаями носятся над нами, поглядывая на нас, как на верную добычу. Тень, отбрасываемая ими, кажется роковым покровом, под которым войско наше лежит как бы готовое испустить дух.

Мессала. Не верь этому.

Кассий. Верю только отчасти, потому что бодр духом, готов на все опасности.

Брут. Именно так, Луцилий.

. Ну, благородный Брут, да будут и нынче благосклонны к нам боги, чтобы дружба наша могла дожить до старости. Но так как судьбы людей всегда неверны - пообсудим и худшее, что может случиться. Проиграем сражение - это последний разговор наш. Что предпримешь ты в таком случае?

Брут. Останусь верен философии, заставляющей меня охуждать Катона за то, что умертвил себя. Не знаю почему, но мне кажется трусостью, унижением, ускорять таким образом конец жизни из боязни того, что еще только может случиться. Вооружусь терпением и буду ждать решения сил высших {В прежних изданиях: to prevent the time of life... the providence of some high powers... По экземпляру Колльера: to prevent the term of lile... the providence of those high powers...}, управляющих смертными.

Кассий. Стало быть, когда проиграем сражение, ты допустишь, чтоб тебя, в триумфе, повели по улицам Рима.

Брут. Нет, Кассий, нет! Не думай, благородный Римлянин, чтобы Брут когда нибудь пошол в Рим связанный: он слишком горд для этого. Во всяком случае день этот должен кончить начатое в иды марта, и я незнаю - придется ли нам еще раз свидеться, а потому прими мое последнее прощание: прощай, Кассий, и навсегда, навсегда! Свидимся еще - улыбнемся; нет - хорошо сделали, что теперь простились.

Кассий. Прощай, Брут, и навсегда! Свидимся еще - улыбнемся в самом деле; нет - действительно хорошо сделали, что теперь простились.

Брут. Веди же войска. - О, еслиб можно было знать конец трудов этого дня прежде, чем они кончатся! А впрочем, довольно и того, что день этот кончится же: узнаем тогда и как. - Вперед! Вперед!

СЦЕНА 2.

Там же. Поле сражения.

Шум битвы. Входят Брут и Мессала.

Брут. Скачи, скачи, Мессала; отдай этот приказ легионам той стороны. (Шум битвы усиливается). - Пусть ударят разом - я вижу, крыло Октавия колеблется; один быстрый напор, и мы решительно опрокинем его. Проворней, Мессала! скачи, своди все!

Там же. Другая часть поля сражения.

Входят Кассий и Титишй.

Кассий. О, посмотри, Титиний, посмотри! бегут, бездельники! Я сделался врагом даже своих. И это знаме показало тыл, и я убил подлого ношатая его.

Титиний. О, Кассий, Брут слишком поторопился. Увлекшись незначительным перевесом над Октавием, он ринулся за ним слишком безоглядно; войска его принялись грабить, а между тем Антоний окружил нас совершенно.

Входит Пиндар.

Пиндар. Беги далее, благородный вождь! беги далее! Марк Антоний в твоих уже палатках. Беги далее, доблестный Кассий!

Кассий. Холм этот довольно далек. Посмотри, Титиний, я вижу там огонь - ведь это горят мои палатки?

Титиний. Твои.

Кассий. Если ты меня любишь, Титиний, сядь на моего коня, вонзай в него шпоры, пока он не примчит тебя вон к тем толпам, и тотчас же назад, чтоб я знал верно: враги или друзья это.

Титиний. Возвращусь с быстротою мысли.

Кассий. Пиндар, взлезь на вершину холма - мое зрение всегда было слабо - и не спускай глаз с Титиния; передавай мне все, что увидишь. - (Пиндар уходит). В этот день я дохнул впервые - время повернуло, и я кончу, где начал. Жизнь моя свершила круговорот свой. - Что, Пиндар?

Пиндар. (За сценою). О, мой повелитель -

Кассий. Что там?

Пиндар. Титиния окружают скачущие к нему конники, но он не перестает пришпоривать. - Вот они близехонько уж. - Чтож это такое?? - Некоторые соскакивают с коней. - И он слезает - он взят! - (За сценой крики). Слышишь, как они кричат от радости?

Кассий. Сойди; нечего смотреть более. - О, трус! дожить до того, что перед глазами берут лучшого из друзей твоих!

Входит Пиндар.

Поди сюда, Пиндар. Когда я взял тебя в плен, в Парфии, я даровал тебе жизнь, заставив поклясться, что исполнишь чтобы я ни приказал тебе. Исполнижь теперь клятву свою. Будь свободен, и этим мечем, пронзившим грудь Цезаря, пронзи и мою. Без возражений; вот рукоять: закрою лицо, как закрыл уже - рази! - Ты отомщен, Цезарь, и тем же самым мечем, который убил тебя. (Умирает).

Пиндар(Уходит).

Входят Титиний и Мессала.

Мессала. Это просто плата тою же монетой, Титиний; потому что и Октавий разбит благородным Брутом точно также, как легионы Кассия - Антонием.

Титиний. Как обрадует эта весть Кассия.

Мессала. Гдеж ты оставил его?

Титиний. На этом холме, с его рабом Пиндаром, и в совершенном унынии.

Мессала. Да уж не он ли это лежит на земле?

Титиний. Так не лежат живые. - О, боги!

Мессала. Он?

Титиний. Был он, Мессала: - Кассия нет уже! - О, солнце, как ты закатываешься теперь в багрянце лучей своих, так и день Кассия угас в багрянце его крови. Угасло солнце Рима! кончен день наш! Тучи, росы, опасности близятся - нам нечего более делать! Его умертвило сомнение в успехе моей поездки.

Мессала тебя!

Титиний. Пиндар! Где же ты, Пиндар!

Мессала. Отыщи его, Титиний, а я, между тем, пойду и вонжу эту весть в уши благородного Брута; да, вонжу, потому что для Брута она будет жесточее острого железа и стрел ядовитых.

Титиний. Ступай Мессала; я поищу Пиндара. (Мессала уходит). - Зачем посылал ты меня, благородный Кассий? Разве не друзей твоих встретил я? Разве не возложили они на меня венца победы, с тем чтоб я передал его тебе? Разве ты не слыхал радостных кликов их? Увы! ты все перетолковал в дурное! Но я все-таки украшу твое чело этим венцом; твой Брут велел передать его тебе, и я исполняю приказ его. - Спеши же сюда, Брут: посмотри как я любил Кая Кассия. - Простите, о, боги - таков уж обычай Римлян - приди мечь Кассия, отыщи сердце Титиния. (Умирает).

Трубы. Входят: Мессала, Брут, молодой Катон, Стратон, Волюмний и Луцилий.

Брут. Где же он, Мессала? Где труп его?

Мессала. Вон, и подле оплакивающий его Титиний.

Брут. Титиний лежит лицом вверх.

Катон. Он убит.

Брут. О, Юлий Цезарь, ты и теперь могущь еще! Твой дух бродит здесь и устремляет наши мечи в наши собственные груди. (Громкий шум битвы).

Катон. Благородный Титиний! Посмотрите, он увенчал мертвого Кассия.

Брут так, как следовало бы; но я найду время, Кассий, найду! - Отправьте труп его в Фассос; похороны в лагере слишком удручили бы нас. - Идем, Луцилий! идем, Катон, назад - на поле битвы! - Лабео и Флавий! выводите войска наши. - Теперь три часа, Римляне - до наступления ночи попытаем еще счастия во втором сражении.

СЦЕНА 4.

Другая часть поля сражения.

Шум битвы. Входят солдаты, сражаясь, и за тем: Брут, Катон и Луцилий.

Брут. Не теряйте мужества, сограждане! не теряйте мужества!

Катон. Какой же незаконнорожденный теряет его? Кто за мной? Я громко провозглашу мое имя. - (Устремляется на врагов). Эй, вы - я сын Марка Катона! враг тиранов, друг отечества! Я сын Марка Катона - слышите ли?

Брут. А я Брут, Марк Брут! Брут, друг отечества - да знает это каждый! (Удаляется сражаясь. Катон, пересиленный, падает.)

Луцио. О, пал и ты, юный, доблестный Катон! Чтож - ты умер также благородно, как Титиний; ты доказал, что ты сын Катона.

1 солдат. Сдайся, или умри!

Луцио. Сдаюсь, чтоб умереть. (Давая ему золото). Вот тебе в награду, если умертвишь сейчас же. Рази Брута - прославься смертью его.

1 солдат

2 солдат. Назад! Уведомьте Антония, что Брут взят.

1 солдат. Я скажу ему - да вот и он.

Входит Антоний.

Брут взят, доблестный полководец! взят в плен!

Антонио. Где же он?

Луцио. В безопасности, Антоний; в совершенной безопасности. Поверь, врагу никогда не взять Брута живым, боги хранят его от такого позора. Найдешь его - живого или мертвого, все равно - найдешь всегда Брутом, всегда верным самому себе.

Антонио. Любезные, это не Брут; и все-таки не менее важный пленник. Стерегите его хорошенько, но с уважением. Таких людей мне хотелось бы иметь друзьями, а не врагами. Ступайте, разведайте жив Брут, или мертв, и дайте мне знать в палатку Октавия.

СЦЕНА 5.

Другая часть поля.

Входят: Брут, Дарданий, Клит, Стратон и Волюмний.

Брут. Сюда, бедный остаток друзей моих; отдохнем на этих камнях.

Клит. Статилий поднял факел вверх, но не возвращается; верно взят, или убит.

Брут. Садись, Клит. Убит - это настоящее слово, оно в ходу нынче. Послушай, Клит.

Клит. Как, я? ни за какие блага в мире!

Брут. Так молчи же; ни слова об этом.

Клит. Да я скорей убью себя.

Брут. Послушай, Дарданий. (Шепчет ему.)

Дарданий. И я решусь на это?

Клит. О, Дарданий!

Дарданий. О, Клит!

Клит. Чего требовал от тебя Брут?

Дарданий. Чтоб я умертвил его. Посмотри, он задумался.

Клит. Благородный сосуд этот так переполнился грустью, что она приливает даже к глазам его.

Брут. Поди сюда, добрый Волюмний; на одно слово.

Волюмний. Что угодно Бруту?

Брут. Послушай, Волюмний; вот уж дважды являлся мне дух Цезаря в ночное время. В первый раз близь Сард; во второй - прошедшей ночью, здесь, на филиппийских равнинах. Я знаю - пришол час мой.

Волюмний. О, нет!

Брут ради старой дружбы, прошу, подержи мой мечь, чтоб я мог ринуться на него.

Волюмний. О, нет, Брут! друга ли это дело? (Шум битвы усиливается).

Клит. Беги, беги, мой повелитель! Здесь нельзя медлить.

Брут. (Пожимая руку каждого). Прощай - прощай и ты - и ты, Волюмний - и ты, Стратон: ты дремал все это время. Отрадно моему сердцу, сограждане, что в целую жизнь я не встретил ни одного неверного мне человека. И этот гибельный день прославит меня более, чем Октавия и Марка Антония их гнусная победа. Прощайте же все разом, потому что язык Брута почти кончил уже историю его жизни; ночь опускается на глаза, и кости мои, работавшия только для этого часа - жаждут отдыха. (Шум битвы возрастает. За сценой слышны крики: Бегите! спасайтесь, спасайтесь!)

Клит. Беги, беги, мой повелитель!

Брут. Спасайтесь - я за вами. (Клит, Дарданий и Волюмний уходят). - Стратон, прошу, останься с своим господином. Ты добрый человек, в твоей жизни были проблески благородства; подержи мой мечь и отврати лицо, пока я ринусь на него. Ты не откажешь мне в этом, Стратон?

Стратон. Дай прежде твою руку. Прощай, мои повелитель.

Брут. Прощай, добрый Стратон! - Успокойся теперь, Цезарь - я умертвил тебя и в половину не так охотно. (Бросается на мечь и умирает).

Шум битвы продолжается. Трубят отступление. Входят: Октавий, Антоний, Мессала, Луцилий и войска.

. Что это за человек?

Мессала. Слуга моего полководца. - Стратон, где господин твой?

Стратон. На свободе, в безопасности от рабства, постигшого тебя, Мессала. Победители могут только сжечь труп его, потому что один Брут превозмог Брута и, кроме его, никому не прославиться его смертью.

Луцио. Только так могли вы найти его. Благодарю Брут, что оправдал слова Луцилия.

Октавий. Всех служивших Бруту я беру к себе. Послушай, любезный, согласен ты поступить ко мне?

Стратон. Согласен, если Мессала уступит меня.

Октавий. Уступи, добрый Мессала.

Мессала. Скажи, как умер вождь мой?

Стратон. Я держал мечь, и он ринулся на него.

Мессала. Октавий, возьми оказавшого последнюю услугу моему полководцу.

Антонио. Из всех заговорщиков он был благороднейший. Все они совершили свершенное ими из ненависти к Цезарю; только он один - из благородной ревности к общественному благу {В прежних изданиях: He only, in а honest thoгght, And common good to all... По экземпляру Колльера: He only in а generous honest thought Of common good to all...}. Жизнь его была так прекрасна; все начала соединялись в нем так дивно, что и сама природа могла бы выступить и сказать всему миру: да, это был человек!

Октавий. Почтим же его погребением достойным его добродетелей. Эту ночь он будет лежать в моей палатке в полном блеске и убранстве вождя. - Теперь, пусть войска отдыхают, а мы - идем делить трофеи этого счастливого дня.