Кориолан.
Действие I.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Кориолан. Действие I. (старая орфография)

ДРАМАТИЧЕСКИЯ СОЧИНЕНИЯ ШЕКСПИРА.

ПЕРЕВОД С АНГЛИЙСКОГО
Н. КЕТЧЕРА,

выправленный и пополненный по найденному Пэн Колльером,
старому экземпляру in folio 1632 года.

ЧАСТЬ 4.

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ.

КОРИОЛАН.

ВСЕ ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧИТСЯ.

ОТЕЛЛО.

Издание К. Солдатенкова.

ЦЕНА КАЖДОЙ ЧАСТИ 1 P. СЕР.

МОСКВА.

В ТИПОГРАФИИ В. ГРАЧЕВА И КОМП.

1864.

КОРИОЛАН.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ.

Кай Марций Кориолан.

Тит Ларций, Коминий, римские полководцы.

Менений Агриппа, друг Кориолана.

Марций, маленький сын Кориолана.

Тулл Ауфидий, полководец Вольсков.

Волюмния, мать Кориолана.

Виргилия, жена его.

Валерия, её подруга.

Раба Виргилии.

Римские и Вольсские Сенаторы, Военачальники, Воины, Граждане и Вестники; Патриции, Эдилы, Ликторы, Гражданки римския и Рабы Ауфидия.

Место действия частию в Риме, частию во владениях Вольсков и Анциатов.

ДЕЙСТВИЕ I.

СЦЕНА 1.

Рим. Улица.

Входит толпа возмутившихся Граждан, вооруженных палками, вилами и другими орудиями.

1 гражданин. Прежде, однакожь, чем пойдем далее, выслушайте меня.

Несколько голосов. Говори, говори.

1 гражданин

Граждане. Решились, решились.

1 гражданин. Вы знаете, что главный враг народа Каий Марций?

Граждане. Знаем, знаем.

1 гражданин. Так убьемте жь его, и у нас будет хлеб по цене, какую назначим сами. Согласны на это?

Граждане. Нечего более и толковать - сказано и сделано. Идем, идем!

2 гражданин. Еще одно слово, добрые граждане.

1 гражданин. Мы бедные граждане; добрые только патриции {Good - добрые, принимается тут в значении богатых, зажиточных.}. Нас спасло бы и то, чем они переполняют желудки свои. Уступи они нам хоть только этот излишек, тогда как он годен еще в пищу - мы ужь и это почли бы человеколюбивым пособием; но они думают, что мы и того не стоим. Бедность нас удручающая, грязь нашей нищеты {В прежних изданиях: the object ofour misery... По Колльеру: the abjeciness of our misery...} - инвентарь их преизбытков; наши страдания - доход их. Выместим же это им вилами, пока не сделались спичками {Ere we become rakes - прежде чем сделаемся граблями.}; боги знают, что это говорит голод, а не жажда мщения.

2 гражданин

1 гражданин. Над ним прежде всех; с народом он настоящая собака.

2 гражданин. По вспомните его услуги отечеству.

1 гражданин. Помним очень хорошо; и поблагодарили б за них, еслиб он сам не вознаграждал себя гордыней своей.

2 гражданин. Это просто злоречие.

1 гражданин. Говорят тебе, все что он сделал славного, делалось с этой целью. Пусть добродушные простаки уверяют, что он имел в виду отечество - ему хотелось только угодить матери, да гордости своей, которая нисколько не меньше его достоинств.

2 гражданин. Ты ставишь ему в преступление и врожденное, чего изменить невозможно. Покрайней мере ты ни в каком случае не упрекнешь его корыстолюбием.

1 гражданин. Не упрекну им - найдется довольно других обвинений; недостатков у него столько, что и не перечтешь. (Крики за сценой.) Это что за крики? И другой конец города поднялся, а мы стоим тут да болтаем; в Капитолий!

Все. Идем! идем!

1 гражданин. Постойте; кто это спешит сюда?

. Достойный Менений Агриппа; человек всегда любивший народ.

Входит Менений Агриппа.

1 гражданин. Да, он довольно честен; хорошо, еслиб и остальные походили на него.

Менений. Что задумали вы, любезные сограждане? Куда это собрались с дубьем и с рычагами? Скажите пожалуйста, в чем дело?

2 гражданин. Дело наше не безъизвестно и сенату; целые четырнадцать дней намекали им на то, что задумываем; теперь мы им покажем, что съумеем и выполнить задуманное. Они говорят, что у бедных просителей горла сильные - узнают что у них и руки не слабее.

Менений. Но, добрые друзья мои, любезные соседи, неужели вам хочется погубить себя?

2 гражданин. Погубить себя мы не можем; мы погублены ужь.

Менений. Послушайте, друзья мои, патриции пекутся о вас с величайшей заботливостью. Что жь касается до ваших нужд, до ваших бедствий в настоящее голодное время, так, право, все равно, что разить за это вашими палками небо, что заносить их на римское правительство, которое, стремясь по однажды принятому пути, расторгнет и десятки тысячь узд из звеньев далеко крепчайших тех, какие может представить ваше возстание. Неурожаи посылаются богами, а не патрициями; тут можно помочь только склонением перед ними колен, а не грозою рук. Отуманенные одной бедой, вы стремитесь еще к большим; вы клевещете на правителей Рима, которые, тогда как вы проклинаете их, как врагов, пекутся о вас, как отцы.

2 гражданин. Пекутся о нас? - Как бы не так! - Они никогда не пеклись о нас. Они оставляют нас умирать с голоду, тогда как амбары их завалены хлебом; они издают эдикты в пользу лихоимства, для поддержки ростовщиков; они ежедневно отменяют какой-нибудь благодетельный закон против богачей, и ежедневно придумывают новые, строжайшия постановления для угнетения и порабощения бедных. Если нас не пожрут войны, так пожрут они; вот вся их любовь к нам.

Менений. Ты или сознаешься в страшной злоречивости, или заставишь признать себя безумным. Я разскажу вам превосходную сказку; может-быть вы ужь и слыхали ее, но она так приходится к этому случаю, что я решаюсь занять вас ею и еще раз.

. Послушаем. Ты не думай однакожь, что тебе удастся заговорить наше негодование какой-нибудь сказкой. Разсказывай.

Менений. Случилось однажды, что все части тела возстали против живота, обвиняя его тем, что он, как бездна какая-нибудь, остается в середине тела праздным и бездейственным - только что принимает в себя пищу и никогда не разделяет трудов прочих членов; тогда как те видят, слышат, придумывают, научают, движут, чувствуют и, взаимно помогая друг другу, удовлетворяют таким образом всем нуждам и потребностям целого тела. Живот отвечал -

2 гражданин. Прекрасно, что жь отвечал живот?

Менений. А вот я сейчас скажу вам. - С насмешливой улыбкой своего рода, какой никогда не появлялось на устах - потому что, видите ли, мне хочется заставить живот не только что говорить, но и улыбаться, - живот отвечал недовольным членам, частям, возмутившимся только из зависти к его положению, точнехонько как и вы поносите наших сенаторов только за то, что они не вы.

2 гражданин. Нет, это пустое - ответ живота! Как! когда и царственная голова, и бодрствующий глаз, и советник - сердце, и воин - рука, и конь - нога, и трубачь - язык, и все другия орудия и меньшия подмоги нашего тела, - когда все они -

Менений. Что жь они? - Вот так язык у человека! - Ну что жь, что жь они?

2 гражданин. Стесненные обжорой животом, который все-таки отхожее место тела -

Менений. Хорошо, да что жь они-то?

2 гражданин. Когда все эти деятели начали бы жаловаться - что жь осталось бы и отвечать животу?

Менений. Я скажу вам; вооружитесь только хоть на мгновение терпением, которого у вас так мало, и вы услышите ответ живота.

. Да ты слишком ужь тянешь.

Менений. Заметь, любезный друг, что разсудительный живот был не так опрометчив, как его обвинители, и вот как отвечал он им: "Правда, любезные друзья мои, что я принимаю общую вам пищу прежде вас всех, и это так и должно, потому что я кладовая, складочное место всего тела; вспомните, однакожь, что я разсылаю ее по рекам вашей крови ко двору - сердцу, к сенату - мозгу, и во все члены и органы человека {В прежних изданиях: to the sent o'the train, And through tho cranks and offices of man... По Колльеру: the Senate, brain, And through the ranks and offices of man...}; что таким образом, и величайший нерв и малейшая жилка получают от меня все требуемое природой для их жизни. И хотя все вы, друзья мои" - прошу заметить, это говорит желудок -

2 гражданин. Хорошо, хорошо.

Менений. "И хотя все вы не замечаете что я уделяю каждому; но я могу доказать, что я из всего передаю всем вам тончайшую муку, оставляя себе только мякину". - Что вы на это скажете?

2 гражданин. Ответ хоть куда. Но как же применишь ты его к настоящему делу.

Менений. Этот благоразумный живот - сенаторы Рима, а вы - возмутившиеся члены. Обратите только внимание на их труды и заботы, обсудите все, что касается до управления, хорошенько, и вы увидите, что всякое общественное блого, которым вы пользуетесь, вытекает отнюдь не из вас самих, а переходит к вам от них. Ну, ты, большой палец этого собрания, что ты на это скажешь?

2 гражданин

Менений. Потому что ты, низший, худший, беднейший из всего этого велемудрого возстания, опереживаешь всех; потому что ты, негодяй, способный казать только пятки, идешь впереди в надежде на какую-нибудь прибыль. - Что жь, поднимайте дубье и вилы! Рим и его крысы готовы вступить в борьбу; одной стороне не миновать гибели!

Входит Каий Марций.

Да здравствует, благородный Марций!

Марций. Благодарю. - Что у вас, буйные бездельники, разчесывающие жалкий зуд ваших бредней до того, что обращаетесь в чесотку?

2 гражданин. Мы ведь никогда не слыхали еще от тебя доброго слова.

Марций. Доброе слово тебе будет страшнейшей лестью. Чего хотите вы, псы, которым противны и мир и война? один делает вас дерзкими, другая - пугает. Положись на вас, и найдешь зайцев, где хотелось найти львов, гусей, где воображал лисиц; вы так же надежны, как раскаленный уголь на льду, как градина на солнце. Ваша добродетель - превозносить караемое преступление и проклинать карающее правосудие. Достойный славы - удостаивается вашей ненависти; ваша благосклонность - прихоть больного, который более всего жаждет именно того, что только увеличивает болезнь его. Нуждающийся в вашем расположении плавает свинцовыми перьями, рубит дубы соломенной. К черту вас! - Как на вас полагаться? вы переменяете мнение свое ежеминутно: называете благороднейшим, кого сейчас ненавидели; презреннейшим, кого за мгновение превозносили до небес. Что вопите вы на всех площадях против благородного сената, который, после богов, один только и держит вас в страхе; без которого вы давно пережрали бы друг друга? - Чего хотят они?

Менений. Хлеба по ценам, которые назначат сами; они говорят, что в городе его достаточно.

Марций. Говорят? на виселицу их! Они сидят себе у очага своего и воображают знать, что делается в Капитолие, кто возвышается, кто властвует, кто падает; составляют партии, распускают слухи о предполагаемых браках; возвышают одних, становят других, за то что они не по нраву им, ниже протоптанных подметок своих. Они говорят что хлеба довольно? Желал бы, чтоб патриции отказались от неуместного сострадания и дали полную волю моему мечу - и взгромоздил бы из изувеченных трупов этих бездельников груду выше копья моего.

Менений. Эти и без того вполне убеждены уже {В прежних изданиях: these are almost thoroughly persuaded... По Колльеру: these are thoroughly persuaded...}, потому что они сколько неразумны, столько же и трусливы. Но скажи, что другая толпа?

Марций. Разошлась. Бездельники - чтоб всем им передохнуть, - кричали: мы голодны; ревели пословицами, что голод ломает и каменные стены, что и собаки не могут обойтись без еды, что пища создана для рта, что боги посылают хлеб не одним богачам. Жалобы их, выражавшияся подобными прибаутками, были приняты, и когда уступили их требованию - требованию чудовищному, способному надорвать сердце благородства, набелить щеки безстрашного мужества, - они, потрясая воздух громкими криками радости {В прежних изданиях: Shouting their emulation... По Колльеру: Shouting their exultation...}, начали бросать шапки к небу, как будто бы хотели повесить их на рога месяца.

Менений. Что жь уступили им?

Марций. Выбор пяти трибунов на защиту их пошлых мудрований, и они выбрали Юния Брута, Сициния Велюта и - не знаю кого еще. Проклятие! сволочь эта скорей сорвала бы крыши со всего города, чем вырвала у меня такую уступку; это дать ей пересилье над властью, возможность требовать, со временем, еще большого, грозя возмущением.

Менений. Да, странно это.

Марций. Ну, что жь стоите? - убирайтесь по домам, негодяи!

Входит Посланец.

Посланец. Где Каий Марций?

. Здесь. Что тебе надо?

Посланец. Получено известие, что Вольски идут на нас войной.

Марций. Очень рад; это средство проветрить наш затхлый преизбыток. Да вот и доблестные отцы наши.

Входят Коминий, Тит Ларций и другие Сенаторы, Юний Брут и Сициний Велют.

1 сенатор. Марций, сбылись слова твои - Вольски возстали.

Марций. И под начальством Тулла Ауфидия, с которым не легко управиться. Я грешу, завидуя ему; будь я не то, что есть - я бы желал быть только им.

Коминий. Ты воевал уже с ним?

Марций. Еслиб свет распался на две враждующия половины, и Ауфидий очутился на моей стороне - я перешол бы на другую, единственно для того, чтобы сражаться против него; это лев, охота за которым моя гордость.

1 сенатор

Коминий. Ведь ты и обещал.

Марций. Обещал, и сдержу свое слово. - Тит Ларций, ты еще раз увидишь мои удары прямо в лице Тулла. Да, ты ведь болен - ты остаешься?

Тит. Нет, Марций; скорей обопрусь я на один костыль и стану драться другим, чем останусь.

Менений. Истый Римлянин!

1 сенатор. Пойдемте жь в Капитолий; я знаю, там ждут уже нас друзья наши.

Тит. Идем. Коминий, ты за ними, а мы за тобой, вполне достойным предшествовать нам.

Коминий. Благородный Ларций!

1 сенатор. (Гражданам). А вы ступайте по домам.

Марций. Нет, пусть они идут за нами. У Вольсков хлеба много - возьмем этих крыс с собой, для опустошения их закормов. Благородные возмутители, ваше мужество процветает; прошу следуйте за нами. (Уходит за сенаторами с Коминием, Титом и Менением. Граждане расходятся.)

. Не знаю, бывал ли когда человек надменнее этого Марция?

Брут. Вряд сыщешь ли подобного.

Сициний. Когда нас избрали в народные трибуны -

Брут. Заметил ты выражение его глаз и губ?

Сициний. Скажи лучше - его насмешки.

Брут. Раздраженный, он насмеется и над богами.

Сициний. Наругается над смиренной луной.

Брут. Эта война пожрет его; он слишком ужь загордился своим мужеством.

Сициний. Такия натуры, подстрекаемые удачами, презирают и тень, на которую наступают в полдень. Я дивлюсь одному, как, с его высокомерием, он согласился состоять под начальством Коминия?

Брут. Слава, к которой он стремится и которой он украшен уже достаточно, ни на каком месте не сберегается и не увеличивается так, как на ближайшем к первому. Всякая неудача будет виной главнокомандующого, хотя бы он и сделал все, что только в силах человека, и переменчивое суждение сейчас завопит: "о, еслиб начальствовал Марций!"

Сициний. А пойдет все хорошо - общественное мнение, так пристрастное к Марцию, все-таки лишит Коминия всех заслуг его.

Брут. Половина лавров Коминия перейдет к Марцию, хотя бы Марций и не пожинал их; и все погрешности его обратятся в честь Марцию, хотя бы, в самом-то деле, Марций и не заслуживал этого.

Сициний. Пойдем однакожь, посмотрим, как распорядятся отправлением, и как он отправится на эту войну: не отличится ли, кроме обычного, и еще чем-нибудь.

Брут

СЦЕНА 2

Кориоли. Сенат.

Входят Тулл Ауфидий и несколько Сенаторов.

1 сенатор. Так ты, Ауфидий, думаешь, что Римляне проведали наши замыслы, знают, что мы предпринимаем?

Тулл. А вы не думаете этого? Когда жь что-либо задуманное у нас успевало осуществиться прежде, чем узнает Рим? Дня четыре назад меня известили оттуда - кажется письмо со мною - да, вот оно. (Читает) "Собрано войско, но куда: на восток, или на запад - неизвестно. Голод сильный, народ возмущается; носятся слухи, что Коминий, ваш старый враг Марций - которого в Риме ненавидят более, чем у вас, - и Тит Ларций, доблестнейший из Римлян, назначены предводителями этого войска куда бы оно ни пошло; а очень может быть, что оно пойдет и на вас. Подумайте об этом хорошенько".

1 сенатор. Наше войско в поле. Мы никогда не сомневались во всегдашней готовности Рима дать нам отпор.

Тулл. И не полагали безразсудным скрывать ваши великие замыслы до обнаружения их по неволе; а Рим, как кажется, известился о них еще во время самого высиживания их, и это уничтожает наше первое предположение овладеть несколькими городами прежде, чем Рим узнает, что мы подняли оружие.

2 сенатор. Когда так, благородный Ауфидий, вот тебе полномочие, (Подавая его ему) спеши к своему войску. Предоставь охранение Кориоли нам; осадят они нас - возвратись с ним к нам на выручку. Но я все-таки никак не думаю, чтоб они собирали войско против нас.

Тулл. Не сомневайся - вести мои верны. Но этого мало еще - часть войска выступила уже и идет именно сюда. Прощайте. Встречусь с Марцием - мы поклялись друг другу не расходиться до тех пор, пока один из нас не лишится всякой возможности драться.

Все

Тулл. И да не оставят они вас, благородные сенаторы!

1 сенатор. Прощай.

2 сенатор. Прощай.

Все. Прощай.

СЦЕНА 3.

Рим Комната в дом Марция.

Волюмния и Виргилия сидят на двух низеньких табуретках и шьют.

Волюмний. Прошу тебя, дочь моя, пой, или говори веселее. Еслиб мой сын был моим мужем - покрывающее славой отсутствие его радовало бы меня, право, более, чем его объятия на брачном ложе - высочайшия выражения любви его. Тогда как он был еще нежным ребенком и единственным сыном моей утробы; тогда как юность и красота влекли к нему взоры всех; тогда как другую мать и просьбы царей, целый день повторяемые, не склонили б выпустить его из виду на какой-нибудь один час, и тогда - соображая на сколько еще украсила бы его слава, и что, не оживотворяйся он ей, он, как картина, годился бы только для стены, - и тогда я с радостью позволяла ему искать опасности там, где, по всем вероятиям, мог найти славу. Я послала его на страшную войну, и он возвратился с дубовым венком на челе {Дубовым венком у Римлян украшали того, кто спас жизнь гражданина.}. Скажу тебе, дочь моя, и тогда, когда родив его, я в первые услышала, что родила мальчика - восторг мой был далеко не так велик, как тут, когда впервые увидала, что он муж.

Виргилия. Но еслиб он погиб? что тогда?

Волюмний. Тогда его слава сделалась бы моим сыном; в ней нашла бы я мое потомство. - Поверь, еслиб у меня было двенадцать сынов, любимых равно - ни более, ни менее твоего и моего доброго Марция, - и благородную смерть за родину одиннадцати перенесла бы я гораздо легче, чем бездейственную жизнь одного в роскоши и в неге.

Входить Раба.

Раба. Благородная госпожа, вас желает видеть Валерия.

. Прошу тебя, позволь мне удалиться.

Волюмний. Нет, ты останешься. Мне кажется, я и отсюда слышу звуки труб твоего мужа; вижу, как он, схватив за волосы, повергает Ауфидия, как Вольски бегут от него, как дети от медведя. Мне кажется, я вижу, как он топает ногами, восклицая: "сюда, трусы, зачатые страхом, хоть и родились в Риме!" - и как, отерши за тем кровавое чело свое рукой, закованной в железо, идет далее, подобно жнецу, который должен или сжать все, или отказаться от условной платы.

Виргилия. Его кровавое чело? О, нет, не кровавое, молю тебя, Юпитер!

Волюмний. Глупая! кровь на челе воина краше позолоты на его трофеях. И грудь Гекубы, когда она кормила ей Гектора, не была так прекрасна, как чело Гектора, когда в битве оно с презрением плевало кровью на мечи Греков {В прежних изданиях: when it spit forth blood At Grecian swords contending... По Колльеру: when it spit forth blood At Grecian swords contemning...}. - Скажи Валерии, что мы рады видеть ее. (Раба уходит).

Виргилия. О, боги, сохраните моего мужа от свирепого Ауфидия!

Волюмний. Он пригнет голову Ауфидия к земле, и наступит на выю его.

Входят Валерия и Раба.

. Здравствуйте, Волюмния и Виргилия.

Волюмний. Здравствуй, любезная Валерия!

Виргилия. Я очень рада, что вижу тебя.

Валерия. Как вы поживаете? вы решительно домоседки. Что вы это шьете? Нечего сказать, славное занятие. - А что твой малютка?

Виргилия. Благодарю - здоров.

Волюмний. Любит только блеск мечей и звук барабанов более, чем уроки наставника.

Валерия. Весь в отца; чудесный ребенок. В прошедшую середу я любовалась им, я думаю, целые полчаса; в нем что-то такое решительное. Он гонялся за золотистой бабочкой, поймал ее, пустил опять, и снова за ней - упал, вскочил и поймал опять; разсердило ль его падение, или что другое, только он заскрежетал зубами и принялся рвать ее. Да ведь это надобно было видеть, как он рвал ее!

Волюмний. Отцовская вспышка.

Валерия. В самом деле? Превосходный ребенок!

Виргилия. Шалун.

. Послушай, брось однакожь шитье свое; нынче ты должна разыграть со мной гульливую хозяйку.

Виргилия. Нет, моя милая, я не выду из дома.

Валерия. Не выдешь?

Волюмний. Выдет, выдет.

Виргилия. Нет, вы извините меня; до возвращения моего мужа я не переступлю через порог моего дома.

Валерия. Помилуй! такое затворничество было бы решительным безумием. Тебе надо навестить нашу добрую соседку; ведь она, после родов, лежит еще в постели.

Виргилия. Я желаю ей скорого выздоровления и навещу ее моими молитвами; но идти к ней я не могу.

Волюмний. Отчего ж не можешь?

Виргилия. Поверьте не от лености, не от недостатка любви.

Валерия. Тебе хочется быть другой Пенелопой; но ведь говорят, что волна, напряденная ею в отсутствии Улисса, наполнила только всю Итаку молью. Знаешь ли что, я желала бы, чтоб твое полотно было так же чувствительно, как твои пальцы; тогда ты верно, хоть из сожаления, перестала бы прокалывать его. - Прошу, пойдем с нами.

. Нет, Валерия, право я не пойду.

Валерия. Вздор, пойдешь; я сообщу тебе превосходнейшия вести о твоем муже.

Виргилия. Любезная Валерия, я знаю, что никаких не могли еще получить.

Валерия. Я не шучу, вчера ночью получены известия.

Виргилия. В самом деле?

Валерия. Право; я слышала, как один сенатор рассказывал, что Вольски выступили в поле, что Коминий с частию войска пошол против них, а твой муж и Тит Ларций осадили их город Кориоли, и уверены, что возьмут его и кончат всю войну в скором времени. Клянусь тебе честью, что это правда; неужели ты и после этого не пойдешь с нами?

Виргилия. Извини, добрая Валерия, в другой раз я не откажу тебе ни в чем.

Волюмний. Оставь ее, Валерия; она нынче в таком расположении, что, пожалуй, разстроит еще и нашу веселость.

Валерия. Я сама то же думаю. Так прощай же. - Идем, благородная Волюмния. - Еще раз, Виргилия, вытолкни свою торжественную грусть за дверь, и пойдем с нами.

Виргилия. Право, не могу. Желаю вам всякого веселья.

. Прощай.

СЦЕНА 4.

Перед стенами Кориоли.

Входят с барабанным боем и с знаменами Марций, Тит Ларций, Военачальники и войско.

Марций. Смотри, к нам спешит гонец с вестями; бьюсь об заклад - они сразились.

Тит. Держу моего коня против твоего, что нет.

Марций. Согласен.

Тит. Решено.

Входит Гонец.

Марций. Скажи, встретил наш полководец неприятеля?

Гонец. Они стоят лицом к лицу, но в разговор не вступали еще.

Тит. Твой конь - мой.

Марций

Тит. Да я не продам и не подарю его, а, если хочешь, ссужу тебя им, хоть на пятьдесят лет. - Вызывай же горожан.

Марций. Как далеко от нас оба войска?

Гонец. Не далее мили с половиной.

Марций. Так мы услышим гул их схватки, а они - нашей. Теперь, Марс, молю тебя, дай нам силу кончить здесь как можно скорее, чтобы, с мечами дымящимися кровью, мы могли поспеть к друзьям нашим! - Трубите вызов. (Трубят вызов.)

На стены выходят два Сенатора и другие.

В стенах вашего города Тулл Ауфидий?

1 сенатор. Нет, и все-таки нет в них человека, который боялся бы тебя больше его, то есть: хоть сколько-нибудь. - (Трубные звуки в городе.) Слышишь, эти трубы собирают нашу молодежь; мы скорей сами разрушим эти стены, чем позволим им удержать нас. Наши ворота только кажутся запертыми - они задвинуты соломенкой и растворятся сами собой. (Слышен отдаленный шум сражения.) Слышишь, это Ауфидий; не говорит ли тебе этот гул, как он свирепствует в разорванных рядах ваших?

Марций. Они сразились.

ТитВольски делают вылазку.)

Марций. Они не боятся нас - высыпают из города. Друзья, щиты на грудь, и докажите им, что сердца ваши тверже щитов. - Вперед, храбрый Ларций. Они пренебрегают нами более, чем можно было предполагать, и это заставляет меня потеть яростью. - Вперед, друзья! того, кто обратится в бегство, я приму за Вольска, и он почувствует острие меча моего.

Римляне и Вольски уходят сражаясь. Римлян отбивают назад к их окопам. Марций возвращается.

Марций. Все заразы Юга да разразятся над вами, над вами, позор Рима! Неслыханные волдыри и язвы {В прежних изданиях: you herd of -- Boils and plagues... По Колльepу: unheard of boils and plagues...} да покроют вас от головы до ног, чтоб вы возбуждали отвращение еще прежде, чем глаз увидит вас; чтоб вы заражали друг друга и против ветра за целую милю! Души гусиные, только прикрытые человеческими формами, как бежали вы от рабов, которых разбили бы и обезьяны! Ад и проклятие! все с израненным тылом, с спинами красными и с лицами белыми от бегства и лихорадки страха! Назад, в битву, или - клянусь громами неба - я оставлю врагов и начну воевать с вами. Опомнитесь; стойте только крепче, и мы прогоним Вольсков к их именам, так как они прогнали нас к нашим окопам.

Сражение возобновляется. Вольски отступают в город. Марций гонится за ними к воротам.

Ворота отперты; теперь покажите, что на вас можно положиться. Счастие отворило их не для бегущих, а для преследователей. За мной! (Вторгается в ворота, и они затворяются за ним.)

1 солдат

2 солдат. Я тоже.

3 солдат. Смотрите, они заперли его - (Шум битвы за стенами продолжается.)

Все. Приперли непременно к воротам {В прежних изданиях: To the pol, I warrant bim... По Колльеру: То the port I warrant him. }.

Входит Тит Ларций.

Тит. Где Марций?

Все. Убит, убит наверное

1 солдат. Гонясь за бегущими, он ворвался в город вместе с ними, а они и замкнули за ним ворота; он теперь там один против всего города.

Тит. О, друг, смелейший безчувственного меча своего, не склонимый ничем и тогда, как и он сгибался - ты покинут, Марций! И алмаз, с тебя величиною, не был бы так драгоценен, как ты. Ты был именно такой воин, какого желал Катон {В этот анахронизм ввел Шекспира Плутарх, который, описывая дела Кориолана перед Кориоли, говорит: "он был именно таков, каковым Катон желал, чтоб был и простой воин и полководец; он был страшен не только тем, что сражал все вокруг себя: он ужасал врагов и звуками голоса и грозным видом своим".}; ты был могуч и страшен не одними ударами меча - и ярый взор, и громоподобный голос твой приводили врагов твоих в трепет, и они дрожали, как будто бы весь мир был в лихорадке.

Ворота растворяются. Выходит Марций, раненный и преследуемый неприятелем.

1 солдат

Тит. Это Марций! спасем его, или падем вместе. (Врываются, сражаясь, в город.)

СЦЕНА 5.

В городе. Улица.

Вдали шум битвы. Входят несколько Римских Солдат с добычей.

1 солдат. Я возьму это с собой в Рим.

2 солдат. А я это.

3 солдат. Черт возьми! я думал, что это серебро.

Входят Млрций и Тит Ллгций с Трубачем.

Марций прежде еще, чем кончилась битва. - Руби их! - Слышишь ли, как грохочет наш полководец! - К нему! там человек ненавистный душе моей - там Ауфидий разит Римлян! Доблестный Ларций, ты останешься здесь с числом людей, какое почтешь нужным для удержания за собой города, а я, с охотниками, поспешу на помощь Коминию.

Тит. Друг, ты истекаешь кровью; ты достаточно поработал, чтоб пускаться в новую битву.

Марций. Не хвали; моя работа даже и не разгорячила еще меня. Прощай. Кровотечение же это скорей полезно, чем вредно. Так предстану я перед Ауфидия, и сражусь с ним.

Тит. Да влюбится же в тебя дивная красавица Фортуна, да отвратит от тебя мечи врагов могучими чарами своими, да соделает счастие твоим приспешником!

Марций. Да будет она и тебе другом так же верным, как и первому из любимцев своих. Прощай. (Уходит.)

Тит. Прощай, благородный Марций! - (Трубачу) Ступай на площадь и созови трубными звуками всех начальников города - мы объявим им, чего хотим.

СЦЕНА 6.

Близь лагеря Коминия.

Входит Коминий с войском.

Коминий. Отдохните, друзья. Вы сражались превосходно, как настоящие Римляне - не безумствуя при напорах, не труся при отступлении; поверьте, на нас нападут снова. Во время сражения порывы попутного ветра доносили до нас воинственные клики друзей наших - о, боги Рима, даруйте им победу, как и нам, чтобы оба войска, встретившись с веселыми лицами, могли принести вам благодарственную жертву!

Входите Гонец.

Гонец. Граждане Кориоли сделали вылазку и вступили в битву с Марцием и Титом Ларцием. Я видел, как они прогнали наших к окопам их, и поскакал назад.

Коминий. Может быть ты говоришь и правду; но мне кажется, что оно не совсем так. Как давно видел ты это?

Гонец. С час тому назад.

Коминий. Мы от них не дальше мили, и недавно слышали барабаны их. Как же мог ты убить целый час на одну милю и явиться с вестями так поздно?

Гонец. Меня преследовали лазутчики Вольсков, и я сделал три или четыре мили крюку; без этого я привез бы эту весть покрайней мере получасом раньше.

Входит Марций.

Коминий. Это кто, весь в крови, как освежеванный? О, боги! он так похож на Марция - я видал его таким.

Марций. Неужели опоздал я?

Коминий. И пастух не отличит гром от барабана так хорошо, как я голос Марция от всякого другого.

Марций. Опоздал я?

Коминий. Опоздал, если облекся не в кровь других, а в свою собственную.

. О, позволь же обнять тебя руками столь же мощными, как в то время, когда был женихом; с сердцем столь же радостным, как в день свадьбы, когда при блеске пламенников, шол к брачному ложу.

Коминий. Цвет героев, где жь и что Тит Ларций?

Марций. Осуждает одних на смерть, других в ссылку, с третьих берет выкуп; одного жалеет, другому грозит. Он держит Кориоли во имя Рима, как льстивую борзую на своре, послабляя и притягивая по усмотрению.

Коминий. Где жь раб, сказавший, что они отбили вас к вашим окопам? - Где он? - Позвать его.

Марций. Оставь его; он сказал тебе правду. За исключением благородных, весь простой люд - проклятие! трибунов еще им! - и мышь не побежала б так от кошки, как они бежали от бездельников еще худших, чем они сами.

Коминий. Как же победили вы?

Марций. Время ли теперь рассказывать? не думаю. Где враг? Овладели вы полем? нет - так зачем же перестали сражаться прежде, чем овладели им?

Коминий. Марций, битва решалась не совсем в нашу пользу, и мы отступили, чтоб победить за тем вернее.

Марций. Как расположено их войско? Не знаешь ли, где стоят лучшие отряды?

Коминий. Мне кажется, что впереди дерутся Анциаты, лучшие их воины, и что ими предводительствует Ауфидий - сердце всех надежд их.

. Умоляю тебя всеми битвами, в которых сражались, всей кровью, которую проливали вместе, всеми клятвами быть вечно друзьями - поставь меня против Ауфидия и его Анциатов, и, не теряя ни минуты - пусть сейчас же потрясется воздух поднятыми мечами и копьями.

Коминий. Я скорей желал бы свести тебя в теплую баню, обложить твое тело бальзамами; но я никогда и ни в чем не мог отказать тебе. Выбери сам способнейших для твоего предприятия.

Марций. Кто пойдет охотнее, тот для меня и способнее. Если есть между нас - в чем грешно и сомневаться - такие, которым нравятся румяна меня покрывающия, которым дурная слава страшнее смерти, для которых славная смерть лучше дурной жизни, а родина дороже самого себя - будь таких хоть один, хоть множество - подними руку, в знак такого образа мыслей, (Поднимая руку) вот так, и следуй за Марцием. (Все с кликами махают мечами, поднимают Марция на руки и бросают вверх шлемы.) О, пустите! вы делаете меня мечем своим! Если это изъявление мужества не ложно - кто же из вас не постоит четырех Вольсков? Каждый из вас в состоянии выступить против Ауфидия со щитом нисколько не легче его. Но, благодаря вас всех, я должен избрать только некоторых; остальные отличатся, когда представится случай, в другой битве. Вперед, я сейчас выберу наиболее пригодных мне {В прежних изданиях: Please you, to march, And four shall quirkly draw out my command... По Колльеру: Please you, march before, and I shall quickly draw out my command...}.

Коминий. Ступайте, оправдайте делом это проявление мужества, и вы все разделите с нами.

СЦЕНА 7.

У ворот Кориоли.

выходит из города с Военачальником, Проводником и Солдатами.

Тит. Сторожи ворота, исполняй рачительно все, что наказал тебе. Пришлю - отправь к нам на помощь назначенные мной центурии; остальных будет достаточно для охраны города в продолжение этого короткого времени. Проиграем сражение - удерживать его за собой не будет уже никакой возможности.

Военачальник. Положись на меня вполне.

Тит. Так заприте жь ворота. - Проводник, вперед; веди нас в стан Римлян.

СЦЕНА 8.

Поле сражения между лагерями Римлян и Вольсков.

Шум битвы. Входят Марций и Ауфидий.

Марций. Я не дерусь ни с кем, кроме тебя, потому что ненавижу тебя более, чем изменника своему слову.

Туллand envy... По Колльеру: More than thy fame I envy...}. Защищайся.

Марций. Кто отступит первый, тот да умрет рабом другого, а за тем, да судят его боги!

Тулл

Марций. Ауфидий, часа три тому назад я один дрался в стенах вашего Кориоли, делал там, что хотел. Кровь, покрывающая меня - не моя; напряги жь все свои силы, чтоб отомстить мне.

Тулл. Еслиб ты был сам Гектор, этот бичь, которым так гордились ваши пресловутые предки, - ты и тогда не ускользнул бы от меня. (Сражаются; Услужливые, но не доблестные, вы только позорите меня вашей проклятой помощью.

СЦЕНА 9.

Римский лагерь.

Шум битвы. Трубят отступление. Входят с одной стороны с Римлянами; с другой Марций с подвязанной рукой и также с Римлянами.

Коминий пожимать плечами и потом остолбенеют от изумления; где благородные жены придут в ужас, и в радостном трепете все-таки не перестанут внимать рассказу; где глупые трибуны - которым твоя слава так же ненавистна, как и вонючим плебеям, - поневоле воскликнут "благодарение богам, что Рим имеет такого воина!"

Входит Тит Ларций, возвратившийся с преследования, с войском.

Тит. О, полководец, вот конь, а мы только збруя. Еслиб ты видел -

Марций. Прошу, ни слова более; мне неприятно, когда и мать моя, которой позволяется превозносить кровь свою, принимается хвалить меня. Увлеченный тем же, чем и вы - то ecть, любовью к отечеству, я сделал то же, что и вы - то есть, все что мог; тот, кто вполне выполнил, чего желал - далеко превзошол меня.

Коминий будет утайкой, худшей воровства, равной клевете. И потому, прошу - это делается не из желания наградить за дела твои, а только для обозначения того, что ты есть, - выслушай меня в присутствии всего войска.

Марций. У меня несколько ран - оне болят от напоминания о них.

Коминий. А без него, оне загноятся от неблагодарности, перевяжутся смертью. Из всех лошадей - а мы добыли их не мало и притом отличных, - из всех сокровищ, взятых на этом поле и в городе, мы отдаем тебе десятую часть, и выбор этой части предоставляется тебе самому до приступления к общему разделу.

. Благодарю, полководец; но подарков за услуги меча моего я не могу принять. Я отказываюсь от твоего предложения, и беру из общого раздела долю равную той, какая придется и тем, которые только смотрели на то, что делалось.

Продолжительный шума. Все кричат: "Марций! Марцгий!" и бросают вверх копьи и шлемы. и Ларций стоят также без шлемов.

Марций. О, да не звучат же никогда эти опозоренные вами инструменты! Когда трубы и барабаны делаются льстецами на ноле битвы, да соделаются же и дворы и города скопищами одних только лживых лицемеров; когда и железо делается мягким, как шелк прихлебателей, да будет же он защитой и в военное время {В прежних изданиях: let him overture for the wars... По Колльеру: let it be made А coverture меня чудовищно преувеличенными возгласами, воображая, что мое маленькое Я любит чтоб его кормили похвалами, приправленными ложью.

Коминий. Ты слишком ужь скромен. Ты жесток к своей славе более, чем благодарен нам, отдающим тебе должное. Но извини, если ты так возстановлен против себя, мы закуем тебя в цепи, как человека замышляющого повредить себе, и потом поговорим с тобой, без всякой уже опасности. - Да будет же известно и всему миру, как нам, что Каий Марций заслужил венок победный, и в знак этого я отдаю ему моего благородного коня, известного всему войску, со всей збруей; и отныне, за то, что он сделал перед Кориоли, провозглашаю его, согласно и вместе со всем войском: Каием Марцием Кориоланом. Носи жь это прозвание всегда, и с честью! (Трубы.)

Все

Кориолан. Я пойду, омою лице мое, и тогда вы увидите, краснею я, иль нет; как бы то ни было - благодарю вас. Я стану ездить на коне твоем; что жь до прозвания, которым вы почтили меня - употреблю все силы, чтоб быть всегда и вполне достойным его.

Коминий. Пойдемте жь теперь в нашу ставку. Прежде, чем предадимся отдохновению, нам надобно еще написать в Рим о нашей победе. Ты, Тит Ларций, отправишься назад в Кориоли и пришлешь к нам, в Рим, главнейших из caновников города, чтоб мы могли уладить с ними как их, так и наши выгоды.

Тит

Кориолан. Боги начинают издеваться надо мной. Я только что отказался от дарственных даров, и должен обратиться к моему полководцу с просьбой.

Коминий. Все, чего бы ни попросил ты, будет исполнено. Чего жь хочешь ты?

. Некогда я жил в Кориоли у одного бедного гражданина, который очень любил меня; в пылу, сражения я видел, что его взяли в плен; он звал меня - но тут показался Ауфидий, и ярость преодолела сострадание. Прошу даровать моему прежнему хозяину свободу.

Коминий. Благородная просьба! - еслиб он убил даже сына моего - он был бы свободен, как ветер. Тит, освободи его.

Тит. Его имя, Марций?

. Клянусь Юпитером, не помню. - Я так утомлен - ослабла и память. - Нет ли вина?

Коминий. Идем в нашу ставку. Кровь на твоем лице засыхает; пора перевязать твои раны. Идем!--

СЦЕНА 10.

Трубы. Входит Тулл Ауфидий, весь окровавленный, в сопровождении двух или трех

Тулл. Город взят.

1 солдат. Его обещают возвратить, и на хороших условиях.

Тулл. На условиях? - Хотел бы я быть Римлянином; потому что, бывши Вольском, я не могу быть тем, что я есть. - На условиях! как ждать хороших условий, когда сдались на милость? - Пять раз сражался я с тобой, Марций, и все пять раз оставался побежденным; сходись мы с тобой и так часто, как едим - я думаю, кончалось бы все тем же. - Но клянусь всеми стихиями, встречусь когда-нибудь с ним бородой к бороде - его, или моя гибель непредотвратима уже ничем. Ненависть моя утратила прежнее благородство; прежде я думал превозмочь его равным оружием, противопоставляя силу - силе; теперь для меня все хорошо: и бешенство и хитрость - только бы уничтожить его.

. Он дьявол.

Тулл. Смелей, но не хитрей его. Мое мужество отравленное тем, что позволило ему опозорить себя, отречется для него и от всякого достоинства; ни сон, ни нагота, ни болезнь, ни храм, ни Капитолий, ни молитвы жрецов, ни жертвенное время, смиряющия всякое бешенство - не остановят гнилыми правами своими ни меня, ни моей ненависти к Марцию. Где бы ни нашел я его - хотя бы в моем собственном доме, под защитой брата моего, - даже и там, в противность всем законам гостеприимства, я омыл бы свирепую руку мою в его сердце. Ступай в город и узнай как охраняют его, и кого назначили в Рим заложниками.

1 солдат. А ты разве не пойдешь?

Тулл

1 солдат. Не замедлю.

(Уходит.)