Мера за меру.
Действие первое.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1604
Категория:Пьеса

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Мера за меру. Действие первое. (старая орфография)



ОглавлениеСледующая страница

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

В. ШЕКСПИРА

В ПРОЗЕ И СТИХАХ

ПЕРЕВЕЛ П. А. КАНШИН.

ТОМ ПЯТЫЙ.

I. Мера за меру. - II. Тимон Афинский. - III. Зимняя сказка и IV. Лукреция.

БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ

К ЖУРНАЛУ

"ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРЕНИЕ"

за 1893 ГОД.

С.-ПЕТЕРБУРГ.

ИЗДАНИЕ С. ДОБРОДЕЕВА.

1893.

МЕРА ЗА МЕРУ.

ДЕЙСТВУЮЩИЯ ЛИЦА.

Винченцио, герцог.

Анджело, наместник.

Эскал, старый придворный.

Клаудио, молодой человек.

Люцио, безпутный молодой человек.

Профос, смотритель тюрьмы.

Томас, Питэр, монахи.

Судья.

Варрий.

Локоть, простоватый охранитель порядка.

Накипь, глупый горожанин.

Потешник, слуга Передерженной.

Эбхурсон, палач.

Барнардин, распутный узник.

Изабелла, сестра Клаудио.

Марианна, невеста Анджело.

Джульетта, возлюбленная Клаудио.

Франциска, монахиня.

Передерженная, сводня.

Придворные, офицеры, граждане, мальчик, свита.

Действие происходит в Вене.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Комната в герцогском дворце.

, Эскал, придворные и свита.

Герцог. Эскал.

Эскал. Что прикажете, государь?

Герцог. Объяснять тебе основные законы по управлению страною - было бы с моей стороны излишнею словоохотливостью. Твои познания в этом деле настолько превышают мои собственные, что никакого полезного совета я дать тебе не могу. Остается только прибавить к твоим способностям еще власть, и пусть эти способности делают свое дело. Нравы наших подданных, обычаи нашего города, формы общественного судопроизводства и в теории, и на практике тебе знакомы короче, чем кому-нибудь из лучших известных мне законоведов (Подает Эскалу бумагу). Тут изложены все подробности возлагаемого на тебя поручения, от которых я бы не желал, чтобы ты отступал. Передайте Анджело, что я прошу его сюда (Один из придворных уходит). Как думаешь, Эскал, справится он с этим делом? Ты должен знать, что мы по особому побуждению именно его оставляем своим наместником на время нашего отсутствия. Мы вручаем ему право и грозно карать, и любовно миловать, предоставляем ему все права нашей безграничной власти. Что ты на это скажешь?

Эскал. Если в Вене есть человек вполне достойный такой милости и такой чести, это, конечно, Анджело.

Входит Анджело.

Герцог. А, вот и он.

Анджело. Всегда покорный воле вашей светлости, я тотчас же явился выслушать ваши приказания.

Герцог. В твоей природе, Анджело, есть такия резко очерченные черты, благодаря которым вся жизнь твоя для наблюдателя становится вполне ясной. Сам ты и твои способности не настолько составляют твою личную собственность, чтобы ты имел право расходовать свои добродетели только на себя, а себя только на них. Небо обращается с нами, - как мы обращаемся с факелами; мы зажигаем их не для них самих; точно так же, если наши добродетели не заметны другим, это почти равняется полному их отсутствию. Прекрасный ум познается только по прекрасным своим проявлениям, и природа никогда никому не отпускает даром даже малейшого совершенства; она, как разсчетливая богиня, всегда оставляет за собою право с лихвою взыскивать за свои дары, требуя и благодарности, и процентов за ссуженное. Однако, я вижу, что только даром трачу слова, поучая человека, способного и без того проявить высокия свои качества. Вот тебе полномочия, Анджело, будь за время нашего отсутствия нами самими. Пусть и смертные приговоры, и милосердие в Вене исходят только с твоих уст и из твоего сердца. Хотя к уважаемому Эскалу я обратился ранее, чем к тебе, он все-таки будет вторым, а не первым. Бери же полномочия (Вручает ему пергамент).

. Не торопитесь, государь; изследуйте хорошенько, какого качества тот металл, на котором вы хотите вычеканить такой благородный и высокий образ.

Герцог. Без отговорок. Наш выбор пал на тебя по долгом и зрелом размышлении. Прими же полномочия. Необходимость торопиться отъездом так велика, что мы только об этом и думаем, не имея времени ждать решения многих очень важных вопросов. Если будет время и того потребуют обстоятельства, мы известим вас о себе письмом, а также надеемся, что и вы не будете оставлять нас без известий о происходящем здесь. Затем, прощайте. Исполняйте же возложенные на вас обязанности; я нисколько не сомневаюсь, что оне исполнены будут прекрасно.

Анджело. Позвольте, ваша светлость, хоть проводить вас сколько-нибудь.

Герцог. Я вынужден торопиться так сильно, что не могу допустить никаких проводов. Клянусь честью, что тебе нечего заботиться о воздании мне каких бы то ни было почестей. Ты теперь здесь такой же полный властелина, как и я сам. По своему усмотрению и по тому, что тебе подскажет совесть, можешь смягчать законы или делать их более суровыми. Дай мне руку; я желаю уехать тайно. Народ свой я люблю, но не люблю выставляться ему на показ. Хотя громкие заздравные возгласы и неистовые клики восторга очень лестны, но они не доставляют мне ни малейшого удовольствия. Не думаю, чтобы тот, кому они нравятся и кто выискивает случая ими насладиться, был человеком вполне благоразумным. Прощайте еще раз.

Анджело. Молю, чтобы небеса послали вам успех в делах.

Эскал. Счастливого пути вам, ваша светлость, и такого же счастливого возвращения.

Герцог. Благодарю. Прощайте (Уходить).

Эскал. Граф, я хочу просить вас дозволить мне переговорить с вами без всяких стеснений, чтобы насколько возможно обстоятельнее выяснить наше положение. На меня возложены обязанности, мне даны полномочия, но в чем заключаются первые, как широки вторые, мне решительно неизвестно.

Анджело. Поверьте, что и я знаю не больше вашего. Отправимтесь вместе, разсмотрим подробно полномочия и, надеюсь, мы скоро узнаем на этот счет все, что знать нам необходимо.

Эскал. Следую за вами (Уходят).

СЦЕНА II.

Входят Люцио и двое молодых людей.

Люцио. Если наш герцог, как и другие герцоги, не сойдется в условиях с королем венгерским, все они дружно нападут на короля.

1-й молодой человек. Да ниспошлют небеса мир, по только нам, а не королю венгерскому.

2-й молодой человек. Аминь.

Люцио. Ты кончаешь тем же, чем морские разбойники. В море они выходят со всеми десятью заповедями, но затем по дороге одну из них вычеркивают.

2-й молодой человек. Которую: - "Не укради?"

Люцио. Ну, да, именно ее.

1-й молодой человек. Да, такая заповедь и капитану корабля, и всей его команде заповедывала именно то, чем они промышляют и зачем вышли в море. Так и у нас едва-ли есть один солдат, которому пришлось бы по вкусу слово мир, о котором упоминается в предъобеденной молитве.

2-й молодой человек. А я, напротив, не встречал ни одного солдата, которому это слово пришлось бы не по душе.

Люцио. Верю, что не встречал, потому что ты никогда не бываешь там, где читают молитвы.

2-й молодой человек. Будто бы? Нет, я бывал там, по крайней мере, раз двенадцать.

1-й молодой человек. Как! Неужто слушал молитвы, даже написанные стихами.

. Всевозможными размерами и на всевозможных языках.

1-й молодой человек. И относящияся ко всевозможным вероисповеданиям?

Люцио. Чтожь из этого? Как бы ни спорили между собою богословы, молитва все-таки остается молитвой. А вот ты сколько бы ни молился, все-таки остаешься безпутным бездельником.

1-й молодой человек. Согласен; но вся разница между нами вызвана только ножницами...

Люцио. Отделившими бархат от кромки... Ты кромка.

1-й молодой человек. А ты бархат, самый лучший бархат, тканный в три шелковины, тройной и тщательно подстриженный. Но, по-моему, лучше быть кромкой от английского сермяжного сукна, чем французским бархатом, выстриженным, как выстрижен ты. Я говорю по опыту, слышишь? по опыту.

Люцио. Верю и убежден, что опыт этот достался тебе не дешево. Вследствие того, в чем ты сознавался сам, я готов выпить за твое здоровье, но ни за что на свете не соглашусь пить с тобой из одного стакана.

1-й молодой человек. Я, вероятно, что нибудь на себя наврал?

2-й молодой человек. Не знаю, наврал или нет. Это судя по тому, схватил ты кое-что или не схватил.

Люцио. Смотрите, кто жалует сюда? сама синьора "Угодливость".

1-й молодой человек. Не дешево обошлись мне те неприятности, какими я обязан гостеприимному её крову.

2-й молодой человек. Прошу тебя, скажи, сколько оне тебе стоять?

. Отгадай сам.

2-й молодой человек.Тысячи три долларов ежегодно?

1-й молодой человек. К сожалению, даже больше.

Люцио. С придачею французской короны, иначе называемой "corопа Veneris".

1-й молодой человек. Ты все приписываешь мне разные болезни. Уверяю тебя, однако, что ты сильно ошибаешься... У меня нет ровно ничего такого.

Люцио. Знаю, что ровно ничего, потому что самый мозг у тебя в костях сгнил от распутной жизни. Да, милый мой, ты многим ей обязан.

Входит Передержанная.

1-й молодой человек. Как поживаешь? В каком бедре сильнее у тебя ломота - в правом или в левом?

Передерженная. Ну, отстань, отстань! Сейчас схватили и потащили в тюрьму человека, цена которому тысяч в пять раз выше, чем всем вам вместе.

2-й молодой человек. Кого же это? Сделай одолжение, скажи.

Передерженная. Кого же, как не Клаудио, самого синьора Клаудио.

. Клаудио в тюрьме? не может этого быть.

Передерженная. Может, коли оно так и есть. Самая видела, как его схватили, как повели. Хуже всего то, что дня через три ему еще отрубят голову.

Люцио. Шутить в таком деле было бы глупо. Говори без всяких шуток, верно ты это знаешь?..

Передерженная. Как нельзя вернее, а все за то, что благодаря ему, у синьоры Джульетты оказался ребенок.

Люцио. Теперь и я начинаю верить, что это так. Он обещал зайти ко мне еще два часа тому назад и не пришел; между тем он всегда верно держал данное слово.

2-й молодой человек. К тому же это известие как раз сходится с тем, о чем мы недавно говорили.

1-й молодой человек. А более всего сходится оно с вывешенным указом.

Люцио. Пойдемте. Постараемся хорошенько разузнать в чем дело (Уходит вместе с обоими молодыми людьми).

Передерженная. Вот изволь теперь радоваться. Благодаря войне, потогонному лечению, разным указам, тюрьмам и бедности, я должна остаться без дела (Входит Потешник). Что скажешь нового?

Потешник. А того в самом деле повели в тюрьму.

. За что?

Потешник. За женщину.

Передерженная. Что же он сделал?

Потешник. Ловил форелей в чужих водах.

Передерженная. Так что она теперь с ребенком.

Потешник. Он из девицы сделал женщину, да еще с ребенком. А слышали вы про новый указ?

Передерженная. Какой указ?

Потешник. Все непотребные дома в предместиях должны быть закрыты.

Передерженная. А городские?

Потешник. Останутся на семена. Не сдобровать и им, если какой-нибудь добрый человек за них не вступится.

. Что же сделают с нашими заведениями?

Потешник. Сломают их до основания.

Передерженная. Да это какой-то общественный переворот! Что же будет со мною?

Потешник. Не бойтесь. Хороший юрисконсульт без практики не останется. Перемена помещения еще не требует прекращения ремесла, и я по-прежнему останусь у вас подручным. Успокойтесь же. Над вами сжалятся, да и как не сжалиться, когда вы на службе обществу проглядели все глаза.

Передерженная. Нечего нам здесь делать, подручный Томас. Уйдем по добру-по здорову.

Потешник. Смотрите, профос ведет в тюрьму синьора Клаудио; и Джульетта с ними (Уходят).

СЦЕНА III.

Там-же.

Входят Профос, Клаудио, Джульетта и стража; затем Люцио и двое молодых людей.

Клаудио. Что это значить, любезный? Ты водишь меня по улицам, словно на показ всему свету. Если решено засадить меня в тюрьму, веди меня туда прямо.

Профос

Клаудио. Из этого я вижу, что полубогиня "Власть" хочет заставить нас расплачиваться за проступки, принимая в разсчет не стоимость монеты, а её вес. Секира небес кого хочет милует, а кого не хочет миловать, того карает. Тем не менее это все-таки считается правосудием.

Люцио. Что это значит? За что ведут тебя в заключение?

Клаудио. За своеволие, друг Люцио, за избыток своеволия. Как непомерное обжорство непременно влечет за собою продолжительный пост, так за злоупотребление своеволием следует неволя. Да, мы, как крысы, жадно пожирающия разставленную им отраву, безразсудно увлекаемся соблазнительною приманкою греха: - вкушаем и умираем.

Люцио. Если бы я знал, что, будучи взят под стражу, я окажусь в состоянии разсуждать так хладнокровно и здраво, я непременно послал бы кое за кем из своих заимодавцев. Но я все-таки скажу, что несравненно приятнее безпутствовать на свободе, чем предаваться в тюрьме нравственным размышлениям. В чем провинился ты, Клаудио?

Клаудио. Объяснять, в чем именно, было бы новым и еще более тяжким грехом.

Люцио. В чем же ты виноват: - в убийстве?

Клаудио. Нет.

Люцио. В прелюбодеянии?

Клаудио. Пожалуй, называй хоть так.

Профос. Ну, идите, идите, пора.

Клаудио. Дай сказать еще хоть слово. На одно слово, Люцио (Отводит его в сторону).

Люцио

Клаудио. Вот в каком положении я очутился. По взаимному соглашению и по самому честному договору, я приобрел право разделить ложе Джульетты. Ты ее знаешь, она мне совершенно тоже, что жена. Для того, чтобы наш брак сделался вполне законным, недостает исполнения кое-каких внешних формальностей, да торжественной публичной огласки. Обойтись без всего этого мы решили ради того, чтобы не лишиться её приданого, находящагося до сих пор в сундуках у её родных, от которых мы скрывали нашу взаимную любовь, чтобы признаться в ней при более благоприятных обстоятельствах. Однако, тайна наших отношений приняла у Джульетты слишком крупные размеры.

Люцио. В виде ребенка?

Клаудио. К несчастию, да. Новый-же наместник герцога... Новизна-ли положения туманит его зрение и даже совсем ослепляет его; оттого-ли, что государство для него только верховой конь, которому он, новичек, едва успевший вскочить на седло, хочет тотчас-же дать почувствовать острие шпор и тем пояснить коню, что он полный его повелитель; или, наконец, потому, что тиранство свойственно как самому сану, так и тому, кто его занимает? - не знаю. Но как-бы то ни было, новый правитель снова вызывает к жизни все старые карательные законы, давно, словно ржавое оружие, покоившиеся на полках и покоившиеся так долго, что в течение девятнадцати зодиаков ни один из них не применялся к делу. Вот теперь, чтобы создать себе грозное имя, он применил дремавший и забытый закон ко мне. Разумеется, все это делается для того, чтобы создать себе славу карателя.

Люцио. Ручаюсь, что так. Значит, теперь между твоими плечами и головой связь такая тонкая, что достаточно одного вздоха влюбленной молочницы, чтобы связь эта порвалась. Подошли кого-нибудь к герцогу; попроси у него пощады.

Клаудио. Уже посылал, но его нигде не могут отыскать. Прошу тебя, Люцио, окажи мне услугу. Сегодня сестра моя поступает в монастырь и начинает свое послушничество. Сообщи ей, насколько опасно мое положение, и уговори ее от моего имени приобрести себе друзей среди приближенных сурового наместника и даже повидаться с ним самим. Я возлагаю на нее сильнейшия надежды, потому что одна безмолвная речь её молодости способна разжалобить самых безжалостных мужчин. Кроме этого, она одарена счастливою способностью, если захочет, убеждать своими доводами всех без исключения.

Люцио. Молю Бога за её успех, как для того, чтобы спасти тебе жизнь, так и для того, чтобы спасти от печальной участи и других, подобно тебе обреченных на вечное воздержание. Горько мне будет, если ты лишишься жизни из-за глупой потехи. Я сегодня же отправлюсь к твоей сестре.

Клаудио. Благодарю, добрый друг.

Люцио. И увижусь с нею через два часа.

Клаудио. Идем, профос (Все уходят).

СЦЕНА IV.

С мужском монастыре.

Входят Герцог и брат Томас.

Герцог всех помыслов кипучей юности.

Томас. Можете вы, ваша светлость, сообщить мне, в чем дело?

Герцог. Тебе, отец, более чем кому-либо другому известно, как я всегда любил уединение, как мало дорожил сборищами, среди которых полный простор порывам юности, роскоши и безсмысленному задору. Я передал синьору Анджело, человеку не только строгих, но и суровых правил, и наместничество в Вене, и безграничную мою власть. Все воображают, будто я уехал в Польшу, а так как слух этот распустил я сам, все ему поверили. Теперь, святой отец, желаешь ты узнать, зачем я это сделал?

Томас. Желаю, государь.

Герцог. У нас есть суровые постановления, страшно жестокие законы, необходимые, как удила для слишком рьяных коней, но мы за последния четырнадцать лет дозволили дремать этим законам, словно престарелым львам, более не выходящим на добычу, но спокойно доживающим век в своих пещерах. И вот, как грозные пучки прутьев, связанные снисходительным отцом только для устрашения, а не для того, чтобы их употреблять в дело, становятся с течением времени источниками не страха, а насмешек, справедливые наши законы утратили грозный характер и начинают казаться как будто мертвыми даже для самих себя; разнузданнность водит за нос правосудие; грудной ребенок бьет кормилицу, и тем почти уничтожается всякий порядок.

Томас. Но, ведь, и вы, ваша светлость, могли, если угодно, и сами развязать руки правосудию, и проявления его, исходя от вас, были бы много действительнее, чем исходя от Анджело.

Герцог. Боюсь, что это оказалось бы слишком уж грозным, так как я сам виноват в излишней свободе, которою злоупотребляет народ. С моей стороны было излишним проявлением тиранства, еслибы я стал преследовать и карать этот народ за то, что сам же я ему дозволил немым своим согласием. Поэтому, святой отец, я возложил эту обязанность на Анджело. Прикрываясь моим именем, он может карать безпощадно, не подвергая меня никакой ответственности, никаким нареканиям. Для наблюдения же за его деятельностью я, под видом монаха вашего ордена, стану посещать и знать и простонародье. Поэтому-то я прошу тебя добыть мне монашескую одежду и научить меня держаться так, чтобы походить на настоящого монаха. Есть у меня для моих поступков еще и другия побуждения, но я сообщу тебе их в более досужее время. Добавлю только одно: Анджело строг; он постоянно обороняет себя против зависти и едва сознает, что кровь кипит в нем самом, и что хлеб на самом деле вкуснее камня. Посмотрим, изменит-ли его власть, и тогда узнаем, следует-ли верить тому, что видят наши глаза (Уходят).

СЦЕНА V.

В женском монастыре.

Входят Изабелла и Франциска.

Изабелла. А кроме этих, есть у монахинь какие-нибудь права и преимущества?

Франциска. Кажется те, которые ты видишь, достаточно велики.

Изабелла. Это верно, и мне большого не нужно. Я, напротив, желала бы, чтобы устав в монастыре Святой Клары был еще строже.

Люцио Эй, мир сему жилищу.

Изабелла. Кто-то зовет.

Франциска. Голос мужчины. Милая Изабелла, поверни ключ и спроси у пришедшого, что ему нужно; тебе позволено это делать, а мне нет; ты еще свободна. Когда ты примешь обет монашества, и тебе нельзя будет говорить ни с одним мужчиной иначе, как в присутствии настоятельницы. Но даже и в её присутствии тебе придется разговаривать с мужчиной не иначе, как с закрытым лицом, а если лицо открыто, придется отказаться от разговоров. Вот он зовет опять; ответь же ему, прошу тебя (Уходит).

Изабелла. Мир и благоденствие! Кто же зовет?

Входит Люцио.

Люцио с прелестной сестрой несчастного её брата Клаудио.

Изабелла. Почему же брат её несчастный? Простите за этот вопрос, но он необходим, тем более, что я и есть та самая Изабелла, сестра Клаудио.

Люцио. Несравненная моя красавица, ваш брат шлет вам дружеский свой поклон. Чтобы объяснить вам дело в двух словах, скажу прямо, что он в тюрьме.

Изабелла

Люцио. Будь судьею я, ваш брат получил бы но только благодарность, но и награду за то, что сам наградил ребенком свою возлюбленную.

Изабелла. Прошу вас перестать издеваться надо мною.

Люцио. Я и не думаю издеваться. Хотя у меня есть обыкновение не давать спуска девственницам, а всегда, подобно кулику, шутить языком и петь далеко от гнезда, то-есть от сердца, с вами поступить так я не могу. Я считаю вас святым, божественным созданием, с которым, вследствие отречения его от греховного мира, каждый обязан говорить, как с праведницей.

. Вы не замечаете, что, насмехаясь надо мною, сами начинаете кощунствовать.

Люцио. Не думайте этого. Вот вам в коротких словах вся правда. Ваш брат и его возлюбленная целовались и обнимались, а так как все, что хорошо питается - тучнеет, то даже возделанное и засеянное поле после поры цветения дает плод и обильную жатву. Вот и чрево девицы своею тучностью доказало, что оно хорошо и возделано, и обсемянено.

Изабелла. Вы, кажется, объясняете мне, что кто-то забеременел от брата? Ужь не кузина-ли моя Джульетта?

Люцио

Изабелла. Нет, она сестричка мне не родная и не двоюродная, а названная. У школьных подруг обыкновение называть друг друга разными ласковыми именами.

Люцио. Да; она.

Изабелла

Люцио. Вопрос вот в чем. Герцог уехал из Вены как-то странно, дав понять кое-кому из знатнейших здешних обывателей, - в том числе и мне - что нас в недалеком будущем ожидают какие-то важные подвиги. Но вот, через государственных людей, знакомых с тайнами управления, мы вдруг узнаем, что между уверениями герцога и настоящими его намерениями лежит целая бездна. За его отсутствием, пользуясь неограниченною властью, государством управляет синьор Анджело; у человека этого в жилах течет не кровь, а растаявший снег; он не только никогда не знавал ни игривых уколов чувственности, ни разнеживающого влияния любовной страсти, но, напротив, ради спасения души, он при помощи умственного труда и воздержания обуздывает и заглушает в себе малейшие проблески плотских влечений. Вот он, чтобы нагнать ужас на население, чтобы исправить нравы и сокрушить свободу, давно привыкшие безпечно баловаться на глазах у безчеловечного закона, словно мыши около льва, отрыл забытый закон, по точному и жестокому смыслу которого вашему брату, совершившему проступок, как раз запрещенный этим законом, грозит теперь смертная казнь. Вследствие этого, наместник приказал отвести вашего брата в тюрьму и, чтобы казнь виноватого послужила примером для других, действительно намерен лишить его жизни. Итак, все погибло безвозвратно, если вы своими трогательными мольбами не съумеете смягчить сердце непреклонного Анджело. В этом-то и заключается сущность моего посредничества между вашим братом и вами

Изабелла. И наместник действительно намерен казнить Клаудио?

Люцио. Приговор уже подписан, и профос получил приказание принести его в исполнение.

. Чем же при моих жалких средствах могу я быть ему полезной?

Люцио. Нет, не жалкия; у нас для этого есть могучия средства.

Изабелла. Какие же? Сомневаюсь, чтобы оне у меня были.

Люцио мужчины иногда относятся снисходительнее, чем боги к мольбам смертных. Когда оне преклонят колени и зальются слезами, все исполняется согласно их требованиям.

Изабелла. Посмотрю, и сделаю все, что могу.

Люцио. Но только поскорее.

Изабелла

Люцио. Прощайте.

Изабелла. Прощайте, добрый синьор (Уходят).



ОглавлениеСледующая страница