Жизнь и смерть короля Ричарда Третьего.
От переводчика.

Жизнь и смерть короля Ричарда Третьего.

Перевод Г. П. Данилевского

От переводчика.

"Что развивается в трагедии? Какая цель ея?.. Человек и народ, - судьба человеческая и народная. Вот почему Шекспир - велик!"

.

Историческая драма "Ричард III" - считается некоторыми первою, по времени, историческою драмою Шекспира. Коллье и Дэйс относят ее к 1593 году.

Ряд произведений, в среде которых эта драма занимает такое видное место, составляет, по мнению Шлегеля, колоссальную драматическую эпопею, подобной которой нет ни у одного литературного народа. Эти исторические драмы обязаны своим происхождением лучшей эпохе царствования Елисаветы, - когда, при сокрушении испанской Армады (1598 г.), впервые в сердцах англичан заговорило чувство народного самосознания и гордой независимости, в кругу держав Европы. Удивляясь общему, политико-патриотическому значению исторических драм Шекспира, Шлегель сказал, что "главные черты происшествий в них до того верно схвачены, их причины и тайные начала так ясно изображены, что всюду история в них изучается из источника истины, как бы у корня самой действительности". Единственным пособием Шекспиру в их создании служила хроника Голиншеда, которая явилась в свет между 1577 и 1587 годами, в двух фолиантах. Как он пользовался ею, насколько отступал от неё и следовал ей - превосходно объяснил Куртнэй в своем отдельном сочинении -"Commentaries on the historical plays ot William Shakespeare, 1840". Вот главный закон, которому по мнению Куртнэя, подчинялся Шекспир при пользовании источниками хроники Голиншеда: "он искал природы и внутренней истины". Мотивы исторических действий он брал из простодушных повествований Плутарха; на их основании он смело входил в мир саг и мифов Голиншеда, и самая хроника представлялась ему сквозь светлую призму естественности и природы, так что - чем свободнее и энергичнее творил Шекспир, тем, - как, например, в "Ричарде III", - поэтичнее являлись его образы, хотя при этом более теряли в историческом достоинстве, - чем, напротив, вернее и близко к действительности творил он, тем более его характеры, - как, например, характеры в "Ричарде III",- выигрывали в историческом смысле, но тем более теряли в поэтических достоинствах. - Ряд этих исторических драм, именно: "Ричард III" (1593 г.), "Ричард II" (1597 г.), "Генрих ИV", первая и вторая части (1596-1598 гг.), "Генрих V" (1599 г.), "Виндзорские Кумушки", "Король Иоанн" и "Генрих VIII" (1604 г.), - интересен не менее фантастических трагедий Шекспира, тем более, что в некоторых из них, как, например, в "Ричарде III", встречается еще интерес чисто психологический, Эту истину доказал просвещенному миру германский ученый Гервинус, в капитальном сочинении "Shakespeare". "Исторические драмы" Шекспира составляют второй том этого сочинения. Чтобы показать высокий интерес и оригинальность взглядов ученого, которому Я. Гримм, автор "Истории германского языка", посвятил свой великий труд, здесь излагаются главные мысли Гервинуса об исторической драме Шекспира "Ричард III".

"Ричард III", а в 1588 г. английская трагедия "The true tragedy of Richard III", которая, впрочем, появилась в печати годом позже Шекспировой. Обе помещены в записках Шекспировского общества, но из них видно, что творец "Отелло" и "Макбета" ими почти не пользовался. "Ричард III" Шекспира - самобытное творение великого драматурга и служит продолжением его драмы "Генрих VИ". Здесь, как и в "Генрихе IIИ", еще не вполне выдержана строго-драматическая форма. Но эта пьеса полна трагических мотивов и сцен, и в ней поразительно выступает мир черных злодеяний, которые Шекспир, без доказательств истории, сваливает на Ричарда III и тем, с таким горьким сарказмом, развертывает внутренния отношения своих героев, где мы постепенно видим, как коварный Ричард показывает падшему поколению последствия гражданских смут, как он, низвергнутый, возвышается, побеждает своих врагов, и, почти в миг торжества, сам падает и погребается под обломками всеобщего разрушения. Трагедия Шекспира основана на борьбе белой и алой роз, на соперничестве домов Иорка и Ланкастера.

Среди гражданских смут и потрясений всего общества - выступает страшный Глостер, с опасным сознанием превосходства своих дарований и с проницательною зоркостью взгляда на испорченность и неспособность человечества его эпохи. В мире, где всякий добро считает добром, он ложно убеждается, что одно зло должно управлять нашими действиями; слепой и неблагородный эгоизм возвышает его над слабыми личностями; гордость мышления заставляет его пренебрегать законами обычаев и нравов. Что свет покоряется уму и силе - было началом его макиавеллизма; он избрал трон целью своей суетности; окружающих его людей он обращает в ступени лестницы своего возвышения. Английская сцена, во все времена, интересовалась этим созданием. В восемнадцатом столетии Коллей-Гиббер вынес его из мрака забвения. Величайшие артисты Англии, Борбэдж, Гаррик и Кин, считали Ричарда в числе своих любимейших ролей, что особенно удавалось двум первым, по причине их натуральной малорослости. Другие артисты, как например, Кембель, оставили целые трактаты об исполненииэтого характера. Уже во время Шекспира (1614 г.) один читатель, вероятно, Христофор Брук, сочинил поэму в стансах - "Дух Ричарда III", которая помещена в записках Шекспировского Общества. Эта поэма тем интереснее, что показывает, как тогдашнее время понимало человечество и насколько оно старалось вникать в дух таких характеров, каков характер Ричарда III.

скудные, но довольно меткие черты для характеристики своего героя. Ричард родился с зубами, был безобразен и его левое плечо было выше праваго. Злость, гнев и ненависть были его главными качествами. Он был хороший войн; был щедр, что доставляло ему самых многочисленных, но непостоянных друзей; был таинствен, глубокий лицемер; снаружи он казался смиренным, внутри его бушевали кичливость и гордость; он был другом и врагам в одно время, целовал в тот самый миг, когда готовил убийство, и если пускал в дело свое вероломство и тщеславие, то не щадил ни врагов, ни друзей. Шекспир удержал все эти черты, - удержал в самой высокой, художественной естественности и гармонии. Его Ричард всюду является отличным, ловким краснобаем, с духом испорченным и холодно-ядовитым, с острою проницательностью взгляда, вполне таким, как его изображает хроника; в его двуличности, волокитстве и ухаживании за Анною, в его лицемерных фразах, в его сарказмах и двусмысленных речах, - везде проглядывает острый и ядовитый дар его лукавой речи. С наслаждением смотрит на него мстительно-жадная Маргарита. Суровый, дикий, выросший на войне и в крови убийств, с гордостью аристократа и с пронырством плута, Ричард является в вечном противоречии с самим собою. Уже хроника выставила его с качествами существа падшего и дерзкого в своих злодеяниях; Шекспир его дорисовал; Ричард выходит на сцену с духом переменчивым и необузданным, в припадках бешенства и упорства, и тут же расточает медовые речи; то кажется легко-откровенным и поверхностно-безпечным льстецом, то вдруг - самым суровым и коварным лицемером, злодеем.

Сомневались, возможны ли подобные противоречия в одном лице. Мог ли человек, которому в высочайшей степени свойственна десть, так далеко упасть в суровости и свирепости нрава, сделаться самым закоснелым злодеем? Или, если эта свирепость была его природным качеством, мог ли подобный изверг быть образцом такого ума? Наконец, возможно ли было человеку, так сознававшему свои силы в достижении предположенной цели, распространять страх и ужас, и, по сказанию хроники, исполнять все свои гнусные злодейства, без природной наклонности, из одной политики? Шекспир, как и его исторические источники, главною пружиною действий Ричарда, основою всех его планов выставляют его заносчивое честолюбие. Он поставил это качество в центр всего характера Глостера. В его грубой природе столько гордости и самолюбия, столько аристократической щепетильности, столько, наконец, отвращения к кривой лести, что он ползает и сгибается, как мы видим, из одного непреклонного стремления к достижению того места, на котором каждый перед ним должен склоняться. Вследствие своих намерений и планов, он дошел до того, что не только мог сделаться неподражаемым плутом, но еще мог скрывать свое плутовство и свои цели. Лицемерство он довел до высшей степени, так что он является иногда преследуемым и угнетенным там, где он сам всех угнетает и уничтожает, - и разыгрывает роль труса в то время, когда его ненависть разит самым отчаянным и коварным ударом; - так что артист-актер должен непременно различать, где его сила природна и где она в своем действии только принятая роль. Наконец, он доводит свое лукавство до non plus ultra, до того, что он, ужас людей, принимается в свете за кроткого и милосердного, за добродетельного, что он, телом и душою демон-предатель, является в образе праведника, и что его враг, как, например, Риверс, верит в его честность; прямой человек, как Гэстингс, вирит в неспособность его скрытности; Анна замечает в нем возврат к раскаянию, а падающий Кларенс верит в его братскую любовь... На последних ступенях к достигаемой цели состязается с Бокингэмом в лицемерстве и побеждает его...

позднее, воспроизвести его в типах Эдмунда и Яго. Шекспир старался сделать как можно более интересным этот характер, и потому так развил в нем его злую сторону... Невероятно при этом встретить в демоне пороков, в дерзком Ричарде, - черту совершенно неожиданную: герой зла подвержен припадкам суеверия! Когда Маргарита (I акт, 3 сцена) осыпает его проклятиями, Глостер старается ее прервать различными словами и обратить её проклятия на нее же. Один предсказатель объявил ему смерть после его свидания с Ричмондом, и это уже тяготит его. Хроника говорит, что он выходил из себя, когда слышал имя Ричмонда. Шекспир удержал эту черту. Внутренние голоса, днем связывающие его совесть и волю, вырываются наружу в полночь, когда спят его нравственные силы; злодея томят ужасные сны... Накануне его битвы с Ричмондом (также по сказанию хроники), перед ним являются духи убитых им жертв и терзают его угрозами и упреками... Ричард просыпается в испуге, и, обливаясь холодным потом, кричит отрывистые слова и в бреду чуть не выдает самого себя...

В роли Ричарда - актеру предстоит тьма самых непреодолимых трудностей. По словам Стивенса, не то здесь затруднительно, что артист должен беспрестанно менять в себе образы героя и шарлатана, государственного человека и буффо, лицемера и разбойника, не то здесь трудно, что он должен ежеминутно извертываться между высочайшими страстями и самым фамильярным тоном речи, между красными словами - то грубого солдата, то лукавого политика и льстивого придворного и между угрозами взбешенного пирата; наконец, не в тонкой обрисовке движений или мимической и риторической художественной диалекции состоят трудности выполнения характера Ричарда, но в том, что артисту должно найти основные начала всех этих разнообразностей и соединить их плотью гармонии. Ричард - это Протей превращений. Самый лучший выразитель его роли до сих пор был и есть - сам Шекспир... Для величайших актеров он всегда был Гордиевым узлом.

В трагедии - остальные лица, как и в ранних произведениях Шекспира, группируются вокруг главного действующего характера; одна и та же идея связывает их с страшным героем. Сверхчеловеческим силам Ричарда прежде всего противупоставляются женщины - во всей их женственной слабости и бессилии. Анна, которую он в начале покоряет оружием своего лицемерия, возбуждает скорее участие, нежели презрение; она ненавидит и выходит замуж; она проклинает ту, которая станет женою убийцы её мужа, и сама подпадает этому проклятью и, ставши его супругою, входит снова, невольно, в ряды врагов своего нового мужа... Редко выводили сцену, полную таких невероятностей, какова сцена, где Анна играет главную роль, и её характер выходит неожиданно и как бы мимоходом, снова исчезнув в своем проявлении до конца пьесы, но блеснув всею роскошью красок, женскою кичливостью, самолюбием, слабостью и кокетливостью речи; подобное явление мы видим еще в трагедии "Эфесская Матрона"... Не надобно забывать, впрочем, что убийство её мужа частью оправдывается неизбежным злом всякой гражданской войны и долгом воинской чести...

сколько и Ричарду; он торжествует с неосмотрительною радостью при падении своих врагов, тогда как ему грозит подобная же участь; он подает в совете свой голос за Глостера, за своего чудного и верного друга, и не видит, что тот уже подписал его смертный приговор. Вся сцена (III акт, 4 сцена), в которой это происходит, даже в подробностях характеристической речи, заимствована из хроники. Иначе Шекспир выставил Бракенбери; - здесь он основывался единственно на силе своего воображения, и потому этот последний исторически играет совершенно другую роль, нежели в трагедии. Являясь лицом вполне страдательным, как Кэтзби и Тирроль характерами действующими, он вечно вызывает Ричарда к действиям, вызывает его планы и намерения, - без чего последние, повидимому, не получили бы такого энергического полета. Самым главным орудием Глостеру служит его креатура - Бокингэм... Он выставлен с ним рука об руку, как его близкое и дивно-схожее отражение, как копия его честолюбия и лицемерия. Друг у друга они заимствуют и оба вместе стремятся к одной цели - к возвышению. Здесь - их природная, нравственная связь. В Бокингэме, в его сходстве с Ричардом, Шекспир примиряет противуположности в характере своего героя и резкое различие в типах второстепенных лиц, сгруппированных около Глостера. Он помогает своему патрону возвыситься - и, подобно ему и его проделкам, дивно скрывает свою атаку... Сама Маргарита в начале считает его невинным; её проклятия не касаются его; он не верит им, но, подобно Глостеру, сомневается в своих убеждениях и радуется, что страшная женщина извлекает его из круга тех, на которых обрушает свои заклинания, и что она протягивает ему руку помощи. Везде, в добре и зле, он рисуется за Ричардом - на втором плане. - Совершенная противуположность Бокингэму - Стэнли. Это настоящий льстец и лицемер; вне своей главной сферы он не признает ничего, и, подобно Елисавете, поражает Ричарда его же оружием, Будучи в родстве с Ричмондом, он уже с самого начала принял меры предосторожности, и из врага делается другом королевы Елисаветы; его глаз видит всюду; сама история изумляется, как Ричард, будто ослепленный самим небом, мог обмануться в этом человеке?.. Шекспир оправдывает истину тьм, что дает Стэнли одно оружие с Ричардом; равенством природной ловкости - он надолго оспаривает победу у Глостера...

осветить и уяснить этот характер. Он противупоставляет его счастью, его возвышению - горести и падения; его глубокому лицемерию - беспечность и добродушие; его кровожадности - беззаботиое самодовольство, которое издевается над самою смертью. - Все это объясняется появлением Маргариты.

Маргарита была вдовою короля Генриха Шестого; она однажды вернулась из Франции, куда была сослана, на материк Англии - в одежде нищей... Обезоруженная, с убитым самолюбием, она издевается над опасностями, над самою смертью, которая ей грозит за нарушение закона; она врывается в круг своих врагов и, будучи не в силах повелевать и управлять ими, не имея возможности скрыть своей внутренней бури, она в безумии и бешенстве расточает беспощадные, предсказательные проклятия, развертывает во всей наготе страшную истину и, как труба суда Божия, - гремит и поражает отступников правды, своих бездушных гонителей. Эти слова имеют более силы и огня, чем все злодеяния Ричарда, и жажда её мщения неукротима: она неукротимее и ненасытнее, чем вся страшная жажда честолюбия, грызущего гнусную душу Глостера. Сочинитель хроники замечает, при описании смерти сына Маргариты, что все, бывшие при этой кончине, позднее испили одинаковую чашу, "вследствие заслуженной справедливости и карающего наказания Божия..." Шекспир этот суд олицетворил в суровой Маргарите и её проклятиях. Она прокляла Эдуарда, и Эдуард скоропостижно умирает; её проклятия сбываются и на несчастном Кларенсе, который сражался за дом Ланкастеров; они сбываются и на Гэстингсе, и на Елисавете, которая под конец, в самом деле, остается без брата, без мужа и без детей, и на лукавом Бокингэме... Ричард также, наконец, делается жертвою её проклятий... Бокингэм изменяет ему, - это ему предсказала Маргарита. Сам Ричард (IV акт, 4 сцена), в дерзком безверии, накликает на свою голову суд Божий... Наконец, его родная мать, Герцогиня Иоркская, которую поэт выставил в средине - между Елисаветою и Маргаритою - и наделил ее качествами этих обеих, говорит ему (ИV акт, 4 сцена), что её молитвы будут на стороне его врагов; она восклицает: "Да будут мои проклятия, в день роковой, последней битвы, на голове твоей тяжелее твоего железного шлема!" И картины движутся, как живые, и все идет, как на яву, и страшный конец неотразим, Кара небесная, как ужасный ураган, охватывает всех и несет к гибельной цели... "Lascinate ogni speranza voi clie intrate!.." Последняя туча рассеянной бури, лицемерный и ехидный Бокингэм восходит на эшафот. - "Всевышний, над Промыслом которого я издевался, - восклицает он, - обрушил мою лицемерную молитву на мою голову; он дал мне по святой правде то, о чем я просил в шутку!" Последния слова трагедии, которые Шекспир влагает в уста Ричмонда, человека, осчастливленного волею небесного Промысла - "God say amen!" - примиряют наше чувство с идеею всей драмы, богатой такими многообразными подробностями.

* * *

"Ричард III" в начале тридцатых годов был переведен на русский язык - стихами, с французского перевода Шекспира (Перевод покойного актера Брянского, шедший долго на сценах наших театров.). В 1842 году эта драма явилась у нас в третьей части переводов Шекспира-Кетчера. Последний перевел ее слово-в-слово и со многими примечаниями, с английского, - в прозе.

Предлагаемый здесь перевод сделан также с английского языка стихами, как и позднейший А. В. Дружинина.

и делает их доступными органам зрителей. - Так иногда, при жизни своей, поэт бывает гораздо менее славен, чем актер, выполняющий его создания; последнему зритель приписывает свои сердечные движения, свое наслаждение; последний, подобно гальскому Геркулесу, приковывает к своим устам целый народ своих поклонников. Но, увы! приходит роковая, безвозвратная пора, и этот голос, этот могучий голос - смолкает навсегда: завеса другого мира падает между нами и актером. - От него, как от исполнителя-музыканта, как от певца, как от прелестной танцовщицы, остается одно: звук его имени и несколько лучей славы! Произведения его исчезают вместе с ним, вместе с его жизнью, которая иногда десятки лет увлекает целые поколения и целые современности наполняет новыми эстетическими началами. И едва-едва остаются от всей его личности немногие слабые отголоски, немногия предания, выраженные слабым, бесплодным словом.

Ни один поэт столько не сделал для актеров, сколько сделал Шекспир; ни один из писателей-драматургов не создал такого множества характеров, типов, которые живут самостоятельною жизнью и совершенно овладевают нашим воображением. Большая часть актеров приобретала свою славу исполнением ролей Шекспира. - Скажем о некоторых из более прославленных, в отношении к "Ричарду-Третьему". - Беттертон, по словам записок Коллея-Гиббера, "был единственным человеком, который еще мог играть роли созданий Шекспира, так точно, как Шекспир один только и мог писать для сцены..." Главное достоинство Беттертона было: разнообразие игры и применение своей артистической личности к личности каждой из играемых им ролей... В "Ричарде-Третьем" с ним мог соперничать один Кин. Коллей о нем выражается так: "в ролях, созданных не Шекспиром, он превосходил всех других актеров; в Шекспировских же творениях он превосходил самого себя". - Он родился в 1683 году, умер в 1710. - Гаррик - был знаменит в роли "Ричарда-Третьяго", в "Лире" и "Макбете". - Он родился в 1716 году, умер в.1779 году, и происходил от французской фамилии. Англичане его ставят выше всех своих актеров; природа, естественность и разнообразие были его главными качествами. Будучи сам сочинителем, Гаррик всю свою жизнь разрабатывал творения Шекспира. Он иногда переделывал роли Шекспира, оправдываясь желанием приблизить их к духу своей эпохи. Упрек этот, впрочем, исчезает при мысли о достоинствах Гаррика: он возвратил своею игрою всю популярность Шекспиру, которую этот последний потерял с той поры, как английская сцена лишилась Беттертона. Он поочередно был то страшен, то благороден, то патетичен, то страстен; и никогда актеру столько не изумлялись и не аплодировали, сколько изумлялись и аплодировали Гаррику. По его смерти, Англия воздала ему почести великих людей, и он был похоронен в пышном склепе Вестминстерского аббатства. - Роли Маргариты и Елисаветы в "Ричарде Третьем" со славою исполняла мистрисс Притчард. Она первая заменила собою молодых актеров, которые до неё обыкновенно выполняли все женские роли Шекспира. Она также неподражаемо играла роди милэди Макбет, королеву в "Гамлете" и "Екатерину" в "Генрихе Восьмом". Мистрисс Притчард родилась в 1711 году, умерла в 1768 году. - После этих имен мы можем назвать Кука, которому было уже сорок-пять лет от роду, когда он, в 1801 году, на Кавенть-Гарденском театре, дебютировал в роли короля "Ричарда-Третьяго"... Ему аплодировал сам Кембль. Будучи красив собой, Кук отличался, главным образом, неподражаемым выражением ненависти, зависти, хитрости и едкой иронии... Он ездил играть в Соединенные Штаты, где в Нью-Иорке, в 1812 году, и скончался, на пятьдесят-восьмом году от рождения, - Но славнейшим из исполнителей роли "Ричарда Третьяго" был Кин. Эдмонд Кин владел удивительными качествами. - Иногда он впадал в тривиальность и уже в слишком изступленную энергию гнева и горячности... Но без этого он был благороден, высок и изящен, "Ричард Третий" и "Шейлок" были главными его ролями. Рщард Третий, из которого он делал безобразного Дон-Жуана, рос мгновенно и становидся почти гигантом, едва над ним распадалась туча опасности. Вся зала потрясалась электрическим ударом, когда он кричал: "Коня! коня! все царство за коня!" - Кин, подобно всем английским актерам, в совершенстве владел шпагою и рапирою... Поэтому в роли Ричарда он растягивал с умыслом последнюю сцену своей борьбы с Ричмондом и умирал, показав вполне свое искусство владеть оружием, Кин оставил сына, но его сын вовсе ее имеет таланта своего отца. В новейшее время исполнением роли Ричарда ИИИ прославились итальянские трагики Сальвини и Росси.

Из наших актеров Мочалов исполнял в Москве роль "Ричарда Третьяго" и был неподражаем в пятом акте; этот пятый акт, под именем "Сна короля Ричарда Третьяго" - в последние годы жизни Мочалова давали обыкновенно отдедьно.