Комедия ошибок.
Действие второе.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1592
Категория:Комедия


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Площадь.

Входит: Адриана и Луциана.

Адриана. Ни мой муж, ни раб, которого я послала отыскать его господина как можно скорее, не возвращаются. Теперь, Луциана, наверно уже два часа.

Луциана. Может был, его пригласил к себе какой нибудь купец, и он, уходя с рыночной площади, отправился куда-нибудь обедать. Добрая сестра, будем и мы обедать и не огорчайся: мужчина ведь господин своей свободы; только время - господин мужчины, и когда они увидят подходящее время, они слоняются то туда, то сюда. А потому будь терпелива, сестра.

Адриана. А почему их свобода должна быть больше нашей?

Луциана. Да потому, что их занятия всегда вне дома.

Адриана. Однако, сестра, еслибы я делала с ним то же самое, то это не понравилось-бы ему.

Луциана. О, знай, что муж - узда твоей воли.

Адриана. Только ослы позволяют себя так обуздывать

Луциана Человек, более близкий к божеству, и властелин всего этого, царь необъятного мира и водяной бездны моря, поставленный своими умственными способностями и душой гораздо выше рыбы и птицы,- он тоже властелин своей жены. А потому, подчини свою волю ему.

Адриана. Это-то рабство и не позволяет тебе выйти замуж.

Луциана. Не этого я боюсь, а забот супружеского ложа.

Адриана. Но еслибы ты вышла замуж, то хотела-бы ведь иметь какую-нибудь власть?

Луциана. Прежде, чем научиться любить, я буду упражняться в повиновении.

Адриана. А еслибы твой муж стал бегать из дому?

Луциана. Я-бы ожидала терпеливо, пока он снова вернется домой.

Адриана. Нет ничего удивительного, когда ничем не растревоженное терпение остается спокойным. Не мудрено быть кроткой, когда нет причины сердиться. Когда несчастное создание, истерзанное бедой, кричит, мы говорим, чтобы оно успокоилось. Но еслибы нам самим пришлось нести такое-же бремя страданий, то и мы кричали-бы так-же, а может-быть и больше. Так вот и ты, не имеющая скверного мужа, который-бы тебя огорчал, ты хочешь меня утешить беспомощным терпением, но если ты проживешь столько, что и сама увидишь, как твои права будут попраны, ты прогонишь это глупое терпение.

Луциана. Ну, хорошо, я как-нибудь нарочно выйду замуж, чтобы сделать опыт. Но вот и твой слуга, твой муж, значит, недалеко.

Входит Дромио эфесский.

Адриана. Говори, идет-ли, наконец, твой запоздавший господин?

. Я насилу улизнул от него; лучшее этому доказательство - мои уши.

Адриана. Скажи, говорил ты с ним? Какие его намерения?

Дромио эфесский. Ну, да, да, он мне их сказал на ухо. Проклятая рука! Я ровно ничего не понял.

Луциана. А разве он говорил так темно, что ты не мог его понять?

Дромио эфесский. Совсем нет, он говорил так ясно, что я отлично мог чувствовать его ударения, а вместе с тем он выражался так темно, что я ровно ничего не понял.

Адриана. Но, скажи, пожалуйста, намерен-ли он возвратиться домой?.. Он, кажется, старался нравиться своей жене.

Дромио эфесский. А знаете, госпожа? Я уверен, мой господин взбесился, как настоящий рогоносец.

Адриана. Ах ты, негодяй! какой рогоносец?

Дромио эфесский. То-есть, видите-ли, не совсем-как рогатый муж, но все-таки он взбесился. Когда я стал звать его обедать, он вдруг потребовал тысячу марок золотом... Пора, говорю, обедать, а он кричит: "давай мое золото!" "Говядина подгорела", говорю ему, а он свое: "давай мое золото!" "Угодно вам идти домой?" спрашиваю, а он по прежнему кричит: "давай мое золото!" "Куда ты дел тысячу марок, которые я тебе дал, бездельник?" "Поросенок, говорю, совсем пережарится". "Отдавай, отвечает, мое золото!" "Ваша госпожа", говорю, а он мне на это: "На виселицу твою госпожу! Не знаю я, говорит, никакой твоей госпожи, к чорту твою госпожу!"

Луциана. Да кто говорит-то это?

. Говорит мой господин. "Не знаю я", говорит, "ни дома, ни жены, ни госпожи". И вот, таким-то манером, то самое поручение, которое должно было быть исполнено моим языком, благодаря ему, было перенесено на мои плечи, потому что, в заключение, он исколотил мне их.

Адриана. Возвращайся назад, негодяй, я приведи его домой сейчас-же.

Дромио эфесский. Назад? Чтобы он снова меня поколотил? Ради Бога, пошлите уже лучше кого-нибудь другого.

Адриана. Говорят тебе, подлый раб, возвращайся назад, или я проломлю тебе башку крест-накрест.

Дромио эфесский. Именно! А он этот крест освятить новыми пощечинами, так что, благодаря вам и ему у меня башка получится крещеная.

Адриана. Вот отсюда, бездельник; сейчас-же приведи домой твоего господина!

Дромио эфесский. Да разве уж я так кругл, чтобы можно было перебрасываться мною, как мячиком? Вы меня гоните отсюда, он меня гонит оттуда. Если мне придется долго оставаться на такой службе, то вы бы обшили меня, по крайней мере, кожей (Уходит).

Луциана. Фи! Как нетерпение обезобразило твое лицо!

Адриана. Он наверное в обществе своих любовниц, а здесь я томлюсь жаждой по одному какому-нибудь веселому взгляду. Неужели-же грубые года унесли с моих бедных щек прелесть красоты? А если так, то он-же и уничтожил ее. Ужь разве мой разговор так скучен? Мой ум так бесплоден? Но если мои выражения не так живы и остроумны, то, значит, он притупил их своим равнодушием, твердым как мрамор. Очаровывают его оне блестящими нарядами, что-ли? Но это не моя вина: ведь он-же господин моих расходов. Какие разрушения он видит во мне, которые бы не были делом рук его? Если я подурнела, то он в этом виноват. Он и его солнечный взгляд сейчас-же возстановят мою красоту. Но он, точно дикий олень, рвется из ограды и кормится вне дома, а я, несчастная, уже ничего не значу.

Луциана. Какая гадкая ревность. Фи! отгони ее от себя

. Только безчувственные дуры могут быть свободны от подобных мучений. Я знаю, что его взоры очарованы теперь в другом месте, иначе, что могло бы помешать ему быть здесь? Сестра, ведь ты знаешь, он обещал мне подарить цепь... О, еслибы он только это, только это забыл исполнить, но только бы остался верен супружескому ложу! Я вижу: даже и самый драгоценный камень, как бы он ни был прекрасно оправлен, должен в конце-концов потерять свою красоту; золото, сопротивляющееся прикосновению, и оно от слишком частого трения тускнеет и портится. Точно также нет человека, достойного этого имени, которого бы не губили вероломство и разврат. Уже если моя красота не может нравиться его взорам, я сама уничтожу её остатки своими слезами и, плача, умру!

Луциана. Сколько бедных безумных поддаются безумной ревности! (Уходят).

СЦЕНА II.

Площадь.

Входит Антифол сиракузский.

Антифол сиракузский. Все золото, которое я отдал Дромио, находится в полной сохранности в Центавре, а верный шут отправился меня отыскивать. По моему рассчету и по словам хозяина гостинницы, я никак не мог разговаривать с Дромио с той самой минуты,когда в первый раз я отправил его домой. А впрочем, вот и он.

Входит Дромио сиракузский.

Ну, что, любезнейший, прошло-ли, наконец, твое веселое расположение духа? Если любишь побои, то принимайся опять шутить. Так тебе Центавр неизвестен? Золота ты не получал? Твоя госпожа послала тебя за мной обедать? Я живу в Фениксе? Ну, разве такие ответы не безумны?

Дромио сиракузский. Какие ответы? Когда я вам говорил что-нибудь подобное?

Антифол сиракузский. Да здесь, какие нибудь полчаса тому назад.

Дромио сиракузский. Я вас и не видал с тех пор, как вы меня послали отсюда в Центавр с деньгами.

Антифол сиракузский. Ах ты, бездельник! Ведь ты говорил, что я не давал тебе никаких денег, ты мне говорил о какой-то госпоже и каком-то обеде. Все это мне, наконец, надоело, и я дал тебе это почувствовать, надеюсь.

Дромио сиракузский

Антифол сиракузский. Как? ты снова принялся шутить надо мною, снова смеешься мне в лицо? Так я, по твоему, шучу? Ну, так вот тебе за этой вот тебе! (Бьет его).

Дромио сиракузский. Ради Бога, постойте; ваша шутка начинает становится ужь очень серьезной. За что вы меня так угощаете?

Антифол сиракузский. Из-за того, что по временам я болтаю с тобой по дружески и обхожусь с тобой, как с моим шутом, ты, я вижу, нахально начинаешь издеваться над моим добродушием, нарушаешь мои серьезные минуты. Когда солнце сияет, пусть себе мошки проказничают, но пусть прячутся в свои щели, как только солнце скроет свои лучи. Если хочешь шутить, рассмотри сперва хорошенько мое лицо и уже с ним сообразуй свои слова или, в противном случае, я вколочу эту методу в окопы твоего мозга.

Дромио сиракузский. Окопами вы называете мой лоб? Ну, я бы предпочитал, чтобы он было просто головой и чтобы вы оставили свои вколачивания. А если вы не прекратите своих вбиваний, то мне и в самом деле придется подумать об окопах и укрепить их хорошенько, а то, в противном случае, придется искать остроумия в плечах. Но скажите мне, прошу вас, за что вы меня поколотили?

Антифол сиракузский. А разве ты этого не знаешь?

Дромио сиракузский. Ничего не знаю, знаю только, что вы меня отколотили.

Антифол сиракузский. Ты хочешь, чтобы я сказал тебе, за что?

Дромио сиракузский. Да, за что и почему, ибо все говорят, что всякая вещь имеет свое почему.

Антифол сиракузский. За то, во-первых, что ты вздумал подшучивать надо мною, а во-вторых, потому что ты и вторично принялся за то же самое.

Дромио сиракузский

Антифол сиракузский. Ты меня благодаришь? За что?

Дромио сиракузский. Зато, сударь, что вы преподнесли мне нечто за ничто.

Антифол сиракузский. В следующий раз я вознагражу тебя и за нечто дам тебе ничто. Но, скажи мне, не пора-ли обедать?

Дромио сиракузский. Нет, жаркому не достает еще того, что я получил.

Антифол сиракузский. То есть, чего же это?

Дромио сиракузский. Да подливки.

Антифол сиракузский. Ну, что-жь? Жаркое будет суховато, вот и все.

Дромио сиракузский. В таком случае, прошу вас, не прикасайтесь к нему.

Антифол сиракузский. Почему?

Дромио сиракузский

Антифол сиракузский. А ты научись шутить вовремя. На все ведь есть свое время.

Дромио сиракузский. Ну, на это я, пожалуй, и не согласился бы, если бы вы раньше не рассердились.

Антифол сиракузский. На каком основании?

Дромио сиракузский. На основании таком-же ясном, как ясен лысый череп старика Времени.

Антифол сиракузский. Послушаем.

Дромио сиракузский. Не бывает времени для возвращения волос тому, кто раз сделался лысым по воле природы.

Антифол сиракузский. А разве нет никакого средства возвратить себе волосы?

Дромио сиракузский. Пожалуй, есть,- покупкой парик, но это ужь будет возвращение волос потерянными волосами другого.

Антифол сиракузский. А почему Время так скупо на волосы, когда вообще волос так много?

Дромио сиракузский

Антифол сиракузский. Но ведь есть-же много людей, у которых гораздо больше волос, чем ума?

Дромио сиракузский. Однако, нет ни одного, у которого не достало бы ума потерять их.

Антифол сиракузский. Ты, значит, думаешь, что волосатые люди глупее других?

Дромио сиракузский. Чем человек глупее, тем скорее от теряет свои волоса, но теряет их все-таки с большою радостью.

Антифол сиракузский. По какой причине?

Дромио сиракузский. По двум весьма основательным причинам.

Антифол сиракузский. Ну ужь только не основательным, прошу тебя.

Дромио сиракузский. Ну, так, скажем - верным.

Антифол сиракузский. Нет, очень неверным в таком неверном предмете.

Дромио сиракузский

Антифол сиракузский. Называй их.

Дромио сиракузский. Первая причина та, что он сберегает деньги, которые должен был-бы издерживать на стрижку; а вторая - та, что за обедом волоса уже не будут падать в суп.

Антифол сиракузский. Во все это время ты старался доказать, что нет времени на все.

Дромио сиракузский. Ну, и доказал.- Нет времени на возвращение волос, когда они потеряны.

Антифол сиракузский. Но ты вовсе не доказал с основательностью, почему нет времени на то, чтоб возвратить их.

Дромио сиракузский. Ну, так я это объясню так: само Время плешиво, а потому оно и до скончания века все будет хлопотать о том, чтоб и вся его свита состояла из одних плешивых.

Антифол сиракузский. Я был вперед уверен, что твое заключение будет плешивым. Однако, посмотри! Кто это там делает нам знак?

Входят: Адриана и Луциана.

Адриана. Да, да, Антифол, принимай удивленный: вид, хмурь брови; какая-нибудь другая пользуется твоим ласковым взглядом. Я ужь не Адриана, не жена твоя. Была пора, когда ты охотно клялся, что для твоих ушей ничьи слова не кажутся гармонией, что нет предмета, который-бы прельщал твой взор, что нет прикосновения к твоей руке приятного, нет кушанья, которое-бы тебе казалось вкусным, когда я не говорю с тобой, не гляжу на тебя, не пожимаю твоей руки, не делю с тобой трапезу. Почему-же о, мой супруг, почему-же ты стал самому себе чужим? Я говорю: самому себе, потому что ты для меня сделался чужим,- для меня, которая соединена с тобою так нераздельно и давно уже составляет частицу твоего милаго существа. О, не отрывай себя от меня! Знай, милый мой, что гораздо легче ты можешь уронить каплю воды в кипучий залив и затем извлечь ее оттуда не увеличенной и не уменьшенной,- чем отторгнуться от меня и не увлечь меня с собой. Как глубоко ты бы был оскорблен, еслибы узнал, что я развратилась, и что это тело, посвященное тебе, запятнано постыдным развратом! Ты бы плюнул в мое лицо, ты растоптал-бы меня, ты бы швырнул в мое лицо именем супруги, ты бы сорвал кожу с моего бесстыдного чела, ты бы отсек обручальное кольцо с моей лживой руки и разломал-бы его при грозной клятве развода! Я знаю, ты бы сделал все это,- ну, так делай. Я запятнана прелюбодеянием; моя кровь осквернена грехом разврата, потому-что если ты и я - одно, и если ты неверен, ты и в моей крови находится яд твоей плоти,- и я осквернена твоим прикосновением. Храни-же чистоту твоего супружеского ложа,- а тогда и я буду чиста, и ты не будешь опозорен.

Антифол сиракузский. Вы это мне все это говорите, прекрасная дама? Но я не знаю вас. Не более как два часа тому назад, как я приехал в Эфес; этот город мне так же чужд, как и то, что вы мне говорите; как ни напрягаю свой ум, я все-таки не понимаю ни одного из ваших слов.

. Фи, брат! Как ты переменился с нами! Разве ты когда-нибудь обращался так с моей сестрой? Она послала Дромио звать тебя обедать.

Антифол сиракузский. Дромио?

Дромио сиракузский. Меня?

Адриана. Ну, да, тебя, и когда ты возвратился, ты сказал, что он тебя прибил, что не признает моего дома своим и меня - своей женой.

Антифол сиракузский. Значит ты ужь разговаривал с этой дамой? Какой смысл и какую цель имеет этот разговор?

Дромио сиракузский. Я? Да я её никогда и не видал.

Антифол сиракузский. Врешь, негодяй; ты приходил на рынок и передал мне эти самые слова.

Дромио сиракузский. Я не говорил с нею ни разу в своей жизни.

Антифол сиракузский. А как-же она знает наши имена? По вдохновению, что-ли?

Адриана. Как не пристало вашей серьезности так грубо притворяться вместе со своим рабом и поощрять его растравлять мою печаль! Разве не довольно для моего несчастия, что ты покинул меня? Не увеличивай-же этого оскорбления этим избытком пренебрежения.. Ну, пойдем; я так крепко, крепко прижмусь к тебе, мой супруг, ты - гордый вяз, а я - виноградная лоза; моя слабость, соединяясь с твоей твердостью, придаст мне твою силу. Если что-либо разделяет нас, то это какое-нибудь чужеядное растение, какой-нибудь гадкий терн, плющ или бесплодный мох, если ты его не вырвешь, он вопьется в тебя, поразит тебя и будет питаться твоим разрушением.

. И все это она говорит мне; во мне видит предмет своей страсти! Ужь не женился-ли я на ней как-нибудь во сне? Или, может быть, теперь я сплю и мне снится, что я все это слышу? Какой обман морочит наши умы и наши глаза? - пока я не выясню все это странное заблуждение, я подчинюсь этой навязывающейся иллюзии.

Луциана. Дромио, ступай, скажи слугам скорее нести обед.

Дромио сиракузский. Ах, да где-же мои четки? Я, как грешник, осеняю себя крестным знаменем. Это решительно страна волшебств. О, горе горькое! Мы разговариваем с духами, оборотнями, эльфами; если мы не будем их слушаться, то произойдет то, что они высосут все наше дыхание и до синя исщиплют!

Луциана. Что ты там бормочешь, вместо того, чтобы отвечать? Эй, Дромио, лентяй, улитка, трус, болван!

Дромио сиракузский. Я, кажется, совсем преобразился тут, не правда-ли, господин мой?

Антифол сиракузский. Да, я думаю, что ты преобразился в душе, так же, как и я.

Дромио сиракузский. Нет, господин, я преобразился и душой и телом.

Антифол сиракузский. У тебя все еще твой прежний вид.

Дромио сиракузский. Нет, у меня обезьяний вид.

Луциана. Если во что-либо ты и превратился, то разве в осла.

. Да, это правда; совсем она оседлала меня, и мне ужь хочется попробовать сена. Да, я действительно осел, в противном случае, как бы мог я не узнать её так же хорошо, как она узнала меня?

Адриана. Ну, довольно, довольно! Зачем я буду глупить и тыкать пальцем в глаз, и плакать, когда и господин, и слуга смеются над моим горем? Пойдем, сударь, обедать. Дромио, запри хорошенько дверь. Мой супруг, мы будем сегодня обедать наверху, и я заставлю тебя сознаться во всех твоих гадких проделках... Эй, парень, если кто-либо спросит твоего господина, скажи, что сегодня он обедает в гостях и не впускай никого сюда. Пойдем, сестра. А ты, Дромио, исполняй обязанности привратника.

Антифол сиракузский

Дромио сиракузский. Господин, а мне, значит, быть привратником?

Адриана. Да, и никого не пускай, а не то я тебе переломлю башку.

. Ну, пойдем, Антифол; мы ведь и так будем обедать сегодня слишком поздно.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница