Король Ричард Третий.
Действие I.

Король Ричард Третий.

Перевод Н. Х. Кетчера

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОРОЛЯ РИЧАPДА III.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ.

Король Эдуард IV.

Эдуард, принц Вэльсский, потом король Эдуард V, Ричард, герцог Иоркский, - сыновья его.

Джордж, герцог Кларенс, Ричард, герцог Глостер, потом король Ричард III, - братья его.

Маленький сын Кларенса.

Генрих, граф Ричмонд, потом король Генрих VII.

Кардинал Борчер, архиепископ кэнтербёрийский.

Томас Росрэм, архиепископ иоркский.

Джон Мортон, епископ элийский.

Герцог Бокингэм.

Герцог Норфольк.

Граф Сёрри, сын его.

Граф Риверс, брат королевы Елизаветы.

Маркиз Дорзет и лорд Грей, сыновья ея.

Граф Оксфорд.

Лорд Гастингс.

Лорд Ловель.

Сэр Томас Вогэн.

Сэр Ричард Рэтклиф.

Сэр Вильям Кэтзби.

Сэр Джемс Тиррль.

Сэр Джемс Блёнт.

Сэр Вальтер Герберит.

Сэр Роберт Бракенбёри, комендант Товера.

Христофор Орзвик, священник.

Лорд-мер Лондона.

Шериф Вильширский.

Елизавета, жена Эдуарда IV.

Маргарита, вдовствующая королева.

Герцогиня Иорк, мать короля Эдуарда IV, Глостера и Кларенса.

Леди Анна, вдова Эдуарда, принца Вэльсского, сына Генриха VI.

Маленькая дочь Кларенса.

Лорды, Свита, Джентльмены, Священники, Писарь, Граждане, Убийцы, Гонцы, Духи, Солдаты и т. д.

Действие в Англии.

ДЕЙСТВИЕ I.

Лондон. Улица.

Входит Глостер.

Глостер. Наконец солнце Иорка (В гербе Эдуарда IV было солнце, принятое им в память трех солнц, явившихся перед победой, одержанной над войском Лэнкэстера близь Мортимер-Кросса.) превратило зиму наших бедствий в светлое лето; схоронило в глубокие недра океана все тучи, тяготевшие над нашим домом. Головы наши увенчаны победными лаврами, изсеченное оружие развешено трофеями, жестокие битвы сменились веселыми пиршествами, сладостная музыка танцев заменила грозные марши. Свирепая война разгладила сморщенное чело свое и, вместо того, чтоб, рыская на закованных в железо конях, запугивать боязливые души врагов, прыгает себе в комнате леди, под сладострастные звуки лютни. Только я - я, не рожденный для веселых проделок, не созданный для любезничанья с обольстительным зеркалом; я, сложенный слишком топорно, слишком чуждый всякой величавости любви, чтоб красоваться перед вертлявой, ветреной нимфой; я, так обделенный коварной природой и красотой и всякой соразмерностью (В прежних изданиях: I, that am curtail'd of this fair proportion... По Колльеру: И, that am curtail'd thus of fair proportion...), изкалеченный, недоделанный, выкинутый в этот мир дыхания прежде времени едва ли и в половину образованным, да еще так уродливо и безобразно, что даже собаки лают, когда мимо их ковыляю, - только я не нахожу в этом слабом, изнеженном мирном времени никакого наслаждения, кроме разве созерцания своей собственной тени на солнце, подсмеиванья над своим безобразием. И потому, не могу сделаться любовником, обожателем этого пресловутого времени - буду злодеем, врагом его суетных наслаждений. Гибельные сети расставлены уже; безумные пророчества, сны, письма возбудят смертельную вражду между королем и Кларенсом, и если Эдуард так же прям и справедлив, как я хитр, коварен и вероломен - Кларенс нынче же будет в тюрьме по милости предсказания, что буква Д умертвит наследников Эдуарда. Но, вот и он; скорей, в глубь души все мысли мои.

Входят Кларенс со стражей и Бракенбери.

Здравствуй, брат! Что значит эта стража?

Кларенс. Заботясь о моей безопасности, его величество приказал проводить меня в Товер.

Глостер. За что же?

Кларенс. За то, что меня зовут Джорджем.

Глостер. Да разве твоя это вина; пусть заключает за это твоих крестных отцов. Ужь не задумал ли он перекрестить тебя в Товере? В чем же, однакожь, дело, Кларенс? можно сказать мне?

Кларенс. Почему ж бы и не сказать, еслиб знал; во я, клянусь, до сих пор и сам не знаю. Говорят, что он верит снам и предсказаниям, вычеркивает в азбуках букву Д, потому что какой-то знахарь сказал, что Д обезнаследит его потомство; мое имя начинается буквой Д, вот в его мозгу я сложилось, что это Д - я. Это и подобные вздоры, как я слышал, заставили его величество отправить меня в Товер.

Глостер. Так всегда бывает, когда мущина подчиняется женщине. Не король посылает тебя, любезный Кларенс, в Товер; леди Грей, жена его, доведот его до этих крайностей. Разве не она и не брат ея, добренькой, набожный Антоний Вудвилль, заставили его отправить в Товер и лорда Гастингса, только нынче освобожденнаго? Не безопасны мы здесь, Кларенс; не безопасны.

Кларенс умолял ее лорд Гастингс о своем освобождении?

Глостер. И покорные мольбы лорда камергера её божественности добыли ему свободу. Знаешь ли что - я думаю и нам, чтоб не лишиться милости короля, одно средство: сделаться её рабами, надеть её ливрею. Она и ревнивая, износившаеся вдова (Королева.), с тех пор, как наш брат облагородил их, сделались могущественнейшими кумушками королевства.

Бракенбери. Лорды, прошу вас обоих извинить меня, воля его величества, чтоб никто, какого бы он ни был звания, не имел тайных совещаний с вашим братом.

Глостер. В таком случае - угодно вам, и вы можете принять участие в нашем разговоре. Речь не об измене; мы говорим, что король мудр и добродетелен; что благородная королева по летам вполне достойна уважения, прекрасна и не ревнива; мы говорим, что у жены Шора ножка прелесть, губки вишневые, глазки светленькие, язык очаровательный; что родственники королевы возведены в дворянское достоинство. Что скажете вы на это? скажете, что вce это неправда?

Бракенбери. Лорд, мне никакого нет до этого дела.

Глостер. Никакого дела до мистрис Шор? Да, конечно, и я посоветовал бы всякому, кто имеет с ней дело - исключая, разумеется, одного - держать это в тайне, знать про себя.

Бракенбери. Исключая кого же, лорд?

Глостер. Мужа, негодяй! Тебе хотелось поддеть меня.

Бракенбери. Прошу вашу светлость извинить меня, и вместе с тем кончить ваш разговор с благородным герцогом.

Кларенс. Бракенбёри, мы знаем что тебе приказано, и повинуемся.

Глостер Это совершеннейшее забвение братства огорчает меня сильней, чем ты воображаешь.

Кларенс. Знаю, больно это нам обоим.

Глостер. Но твое заключение не будет продолжительно; я освобожу тебя, или сам займу твое место. Потерпи немного.

Кларенс. Должен по неволе; прощай. (Уходит с Бракенбёри и стражей.)

Глостер. Ступай, глупый, легкомысленный Кларенс, ступай туда, откуда нет уже тебе возврата. Я так люблю тебя, что не замедлю отправить твою душу на небо, если только небу будет угодно принять этот подарок из рук моих.- А! вот и освобожденный Гастингс.

Входить Гастингс.

Гастингс. Доброго утра, почтеннейший лорд.

Глостер. Того же и любезнейшему камергеру; очень рад видеть вас на свободе. Как переносили вы ваше заключение?

Гастингс. Терпеливо, благородный лорд, как следует узнику; впрочем, это нисколько не помешает мне отблагодарить виновникам моего заключения.

Глостер. Уверен; тоже сделает и Кларенс. Ведь ваши же враги превозмогли и его.

Гастингс. Ни на что не похоже - запирать орлов, тогда как ястреба и коршуны хищничают себе на свободе!

. Что на дворе новаго?

Гастингс. Ничего так скверного, как в самом доме: король хворает, слаб, удручен; врачи сильно боятся за него.

Глостер. Да, клянусь святым Павлом, не хороша эта новость! Он слишком долго не знал никакой диэты, через чур ужь истощал свою царственную особу; грустно, как подумаешь! - Что он, в постеле?

Гастингс. В постеле.

Глостер. Идите же вперед, я сейчас за вами. (Гастингс уходит.) Ему не жить - я это знаю; но и не умереть, пока Джордж, на почтовых, не отправится в горния. Пойду, воспламеню еще сильней ненависть его к Кларенсу клеветой, закаленной достаточными доводами; удастся глубоко-обдуманный мой замысел - Кларенсу не дожить до завтра, и тогда - прими, Господи, душу Эдуарда, и оставь меня хлопотать в этом мире. Я женюсь на младшей дочери Варвика. Но ведь я убил и мужа и отца ея? Чтожь? заменить самим собой и мужа и отца - вернейшее средство удовлетвероть эту бабенку; и мы заменим, разумеется, не из любви, а ради другой, тайной, сокровенной цели, которой могу достигнуть только этим союзом. Однакожь, я являюсь на рынок прежде моей лошади. Кларенс дышет еще, Эдуард жив еще и царствует - подождем же считать барыши до их отшествия.

СЦЕНА 2.

Там же. Другая улица.

Несут тело Генриха VI в открытом гробе. Джентльмены с алебардами охраняют его. За ними Леди Анна, как сетовальщица.

Анна. Опустите, опустите вашу славную ношу, если только слава может заключиться в гробе; дайте мне еще посетовать о безвременной кончине добродетельного Ленкэстера.- О, бедный, как ключ холодный (Poor key-cold figure. Ключем, по холодности его, прежде останавливали легкие кровотечения. Этот эпитет встречается у многих писателей того времени.), лик святого короля! бледный прах дома Лэнкэстеров! бескровный остаток царственной крови! да внемлет тень твоя сетованиям бедной Анны, жены твоего Эдуарда, твоего умерщвленного сына, пронзенного той же самой рукой, которая нанесла и эти раны! Смотри, беспомощным бальзамом глаз моих орошаю я окна, в которые вылетела жизнь твоя.- О, проклятие руке отворившей их! проклятие духу, имевшему столько духа, чтоб сделать этой проклятие крови источившей кровь эту! Да разразися над ненавистным, сделавшим нас несчастными твоей смертью, несчастие ужаснейшее всего, что могу пожелать ехиднам, паукам, жабам и всем ядовитым пресмыкающимся, какие только существуют! Сделается он когда-нибудь отцом - пусть ребенок его родится прежде времени, уродом, чудищем! пусть страшный, неестественный вид его приведет бедную мать в ужас! пусть будет наследником всех его гнусностей! Будет у него жена - пусть она будет еще несчастнее его жизнию (В оригинале: смертию. Но это верно ошибка, потому что при повторении этой самой фразы в первой сцене 4 акта, стоит: жизнию.), чем я смертью моего юного супруга и твоей! - Теперь, поднимите вашу драгоценную ношу, взятую нами из церкви святого Павла, чтоб похоронить в Чертзи; несите ее туда, и всякий раз, как, утомленные, остановитесь, я буду стенать над Трупом Генриха. (Носильщики поднимают гроб и несут его далее.)

Входит Глостер.

Глостер. Стойте! опустите гроб на землю.

Анна. Какой черный чародей послал этого демона остановить священную погребальную процессию?

Глостер. Опустите труп, негодяи, или - клянусь святым Павлом - сделаю трупом ослушника!

. Посторонитесь, лорд, пропустите гроб.

Глостер. Сторонись ты, дерзкая собака, когда я приказываю! Прочь алебарду от груди моей, или - клянусь святым Павлом - повергну тебя, подлый нищий, к ногам моим и растопчу за твою дерзость. (Носильщики опускают гроб.)

Анна. Как! вы трепещете? испугались? Но нет, я не виню вас; вы смертные, а взоры смертных не выносят дьявола. Изчезни, страшный палач ада! ведь ты имел власть только над бренным телом его, душой же не завладеть тебе; удались же!

Глостер. О, ради Бога, прелестная святая, не будь так жестокосерда.

Анна. Именем Бога, заклинаю я тебя, гнусный демон, изчезни, не смущай нас! ты и благословенную землю сделал адом, наполнив её воплями и криками проклятий. Можешь любоваться ненавистными своими делами - гляди на этот образчик твоего мясничества!- О, посмотрите, посмотрите, джентльмены! раны мертвого Генриха отверзают запекшиеся зевы и точат свежую кровь (Старое мнение, что раны убитого источают кровь, когда к нему приближается или прикасается убийца его.). Красней же, красней, гнусный клуб уродства! твое присутствие вызывает эту кровь из пустых, охладевших жил - жил, в которых не живет уже кровь; твое безчеловечное, неестественное дело, родило сверхъестественный поток этот.- О, Боже, создавший эту кровь, отомсти смерть его! земля упивающаеся этой кровью, отомсти смерть его! Уничтожь, о небо, убийцу твоей молнией! разверзни, земля, огромную пасть свою и поглоти его так же быстро, как поглощаешь кровь этого доброго короля, сраженного сатанинской рукой его!

Глостер. Леди, вы забываете закон милосердия, повелевающий платить за зло добром, за проклятия благословениями.

Анна. Изверг, ты не знаешь ни божеских, ни человеческих законов; и лютейший зверь не чужд сострадания.

Глостер. Но я чужд его, и потому не зверь.

Анна. О, чудо! демон заговорил правду.

Глостер. Еще большее чудо, что ангел сердится. Божественное совершенство женщины, позволь мне, благо вышел случай, оправдаться в предполагаемых тобой злодеяниях.

Анна. Гнусное несовершенство мущины, позволь мне, благо вышел случай, проклинать тебя, проклятого за твой несомненные злодеяния.

Глостер. Прекраснейшая, чем можно выразить языком, дай же мне возможность хоть извинить себя.

Анна. Отвратительнейший, чем можно вообразить сердцем, чем же можешь ты извинить себя? разве тем, что повесишься?

. Таким отчаянием я обвинил бы себя.

Анна. Извинил бы, наказав себя, в отчаянии, достойно за недостойное убийство других.

Глостер. Не если я не убивал их?

Анна. Что жь, живы они? нет, они мертвы, и от тебя, палач сатаны.

Глостер. Я не убивал твоего мужа.

Анна. Так он жив?

Глостер. Нет, мертв; но от руки Эдуарда.

Анна. Лжешь; королева Маргарита видела как кровь его дымилась на твоем убийственном мече, который вонзил бы и в её грудь, еслиб не остановили братья.

Глостер. Она сама вынудила меня на это злоречивым языком своим, слагая их вину на меня.

Анна. Тебя вынудила на это твоя кровожадность, никогда, ни о чем, кроме убийств, не помышлявшая. Не убил ты и короля?

Глостер. Допускаю.

Анна. Допускаешь, гадкой еж? карай же его, о, Господи, за это ужасное дело! Генрих был так кроток, так милосерд, так добродетелен.

Глостер. Тем приятнее он для Господа.

Анна

Глостер. Так он должен еще благодарить меня, что помог ему попасть туда; ему место там, а не на земле.

Анна. А тебе нигде, кроме ада.

Глостер. Нет, есть еще одно, если позволишь сказать.

Анна. В тюрьме?

Глостер. В твоей спальне.

Анна. Покой да будет изгнан из комнаты, в которой ты ляжешь!

Глостер. Его и не будет, пока я буду с тобой.

Анна. Надеюсь.

Глостер. Уверен.- Но, милая леди Анна, оставим эту сшибку острот, поговорим посерьёзнее. Скажи, то, что было настоящей причиной безвременной смерти:Генриха и Эдуарда Плантагенетов, не так же ли виновно, как и самый свершитель?

Анна. Ты и причина и проклятое действие.

Глостер. Твоя красота причина этого действия; твоя красота, которая не дает мне покоя даже и во сне, так что я готов перерезать целый мир, только бы прожить хоть один час на дивной груди твоей.

Анна. Поверь я этому, убийца, - этими самыми ногтями содрала бы я красоту с лица моего.

Глостер

Анна. Черная ночь да омрачит твой день, смерть - твою жизнь!

Глостер. Дивное создание, не проклинай самое себя; ведь ты и то и другое.

Анна. Желала б быть и тем и другим, чтоб отомстить тебе.

Глостер. Я не знаю ничего противуестественнее мести тому, кто любит тебя,

Анна. Нет ничего естественнее и справедливее мести убийце моего мужа.

Глостер. Тот кто лишил тебя супруга, сделал это для того, чтоб доставить тебе супруга достойнейшаго.

Анна. Достойнейшего нет на земле.

Глостер. Тот кто любит тебя гораздо более, чем он мог любить тебя - жив.

Анна. Назови его.

Глостер. Плантагенет.

Анна. Это имя моего покойного мужа.

Глостер. И его; но он достойнее.

Анна. Где жь он?

. Перед тобой. (Она плюет ему в лице.) За что же ты плюешь на меня?

Анна. Желала б, чтоб это был яд смертельный.

Глостер. Никогда яд не вырывался из такого прекрасного сосуда.

Анна. Никогда яд не попадал на отвратительнейшую жабу. Прочь с глаз моих! ты заражаешь их.

Глостер. Твои глаза, прелестная леди, давно уже заразили мои.

Анна. О, зачем они не василиски, чтоб умертвить тебя!

Глостер. Я сам желал бы этого, чтоб умереть разом; ведь теперь они мертвят меня живучей смертью. Смотри, твои взоры навернули соленую влагу на глаза мои, опозорили их потоком детских слез. Глаза эти никогда еще не орошались кроткими слезами; ни даже в то время, когда мой отец Иорк и Эдуард рыдали, внимая пронзительным воплям Рютлэнда, стенавшего под мечем чернорожаго Клиффорда; ни даже когда твой воинственный отец, рассказывая грустную повесть о кончине моего отца, раз двадцать принимался рыдать и всхлипывать как ребенок, и щеки всех присутствовавших были орошены, как листья дождем; и в это страшное время мужественные глаза мои не унизились ни одной слезинкой. И вот, чего не могли сделать все скорби, сделала красота твоя; она ослепила их слезами. Я никогда не просил ни друга, ни врага; сладкие, льстивые речи всегда были чужды языку моему; но теперь, когда красота твоя сделалась венцом всех моих желаний, мое сердце молит, движет языком моим. (Она взглядывает на него с презрением.) О, не придавай устам своим этого гневного выражения; ведь они созданы для поцелуев, не для того, чтоб выражать такое презрение. Если твое мстительное сердце не может простить - вот, возьми острый меч мой, вонзи его, если хочешь, в эту верную грудь, вырви из неё душу, тебя обижающую; (Она берет меч) вот, я обнажаю ее для смертного удара - на коленях молю смерти. (Она направляет меч на грудь ею.) Что медлишь? я убил короля Генриха, - но ведь твоя красота сделала меня убийцей. Рази; я убил юного Эдуарда, - но ведь твое божественное лице побудило меня на это убийство. (Она роняет меч). Подними же или меч, или меня.

Анна. Встань, лицемер; хоть я и жажду твоей смерти, но не хочу быть палачем твоим.

Глостер. Так скажи, чтоб я сам убил себя, и я убью.

Анна. Я ужь сказала это,

Глостер. Сказала в ярости. Скажи теперь, и эта рука, из любви к тебе, умертвившая твою любовь - умертвит в тоже мгновение, из любви же к тебе, и любовь еще сильнейшую. Ты будешь виновницей смерти обоих.

Анна. Еслиб я могла читать в твоем сердце -

Глостер. Оно все на языке.

Анна

Глостер. Тогда никто не говорил еще клятвы.

Анна. Довольно, вложи меч в ножны.

Глостер. Ты прощаешь?

Анна. Узнаешь после.

Глостер. (Влагая меч в ножны.) И я могу надеяться?

Анна. Все, я думаю, живут надеждой.

Глостер. О, так прими же это кольцо.

Анна. Взять - не дать еще. (Надевает кольцо).

Глостер. Как это кольцо обнимает твой палец, так точно обнимает твоя грудь и мое бедное сердце; носи и то и другое: они оба твоя. Но если ты согласишься оказать еще одну милость бедному, покорному рабу твоему - ты навсегда упрочишь его счастие.

Анна. Что еще?

Глостер. Оставь исполнение этого печального обряда тому, кто имеет гораздо более причин сетовать, и удались в Кросби (Великолепное здание близь Бишофгэтской улицы в Лондоне, сооруженное в 1466 году и принадлежавшее Глостеру. Часть его цела еще и теперь.). Торжественно похоронив благородного короля в чертзийском монастыре, оросив могилу его слезами раскаянии - я явлюсь к тебе тотчас же, как покорный раб твой. По многим, неизвестным еще тебе причинам, молю - исполни мою просьбу.

Анна. С удовольствием; меня радует твое раскаяние. Трессель и Беркли, ступайте за мной.

Глостер

Анна. Ты не заслужил еще этого. Но так как ты сам научил меня как льстить тебе, вообрази, что и прости я ужь сказала тебе. (Уходит с Тресселем и Беркли.)

Глостер. Поднимите гроб, сэры, и ступайте.

1 джентльмен. В Чертзи, благородный лорд?

Глостер. Нет, в Вайт-фриэрс; там и подождите меня. (Вся процессия с гробом удаляется.) Кто жь добивался когда-нибудь любви женщины в таком положении? кто жь приобретал когда-нибудь любовь женщины в таком положении? Она будет моей, будет, но не надолго.- Как! я, убийца мужа, отца, подделываюсь к ней в самом разгаре её ненависти, когда уста дышат проклятиями, глава полны слез, и подле кровавая причина ненависти, - когда и Бог, и совесть, и все против меня, - когда никто не поддерживает моих исканий, кроме дьявола и лицемерных взоров, - и я покоряю ее, целый мир - ничем! Неужели она успела ужь забыть прекрасного принца Эдуарда, мужа своего, которого, какие-нибудь три месяца назад, заколол я в диком бешенстве, при Тьюксбёри? Более красивого и любезного джентльмена - созданного природой в припадке расточительности, храброго, умного и так царственного, - пространный мир этот не представит уже; и она унизила свои взоры до меня, подрезавшего золотую весну этого дивного юноши, сделавшего ее жалкой вдовицей, - до меня, которого все целое не сравнится и с половиной Эдуарда, - до меня, хромого, так уродливаго! Закладую мое герцогство против нищенской полушки, до сих пор я ошибался в себе; клянусь жизнию, она непременно видит во мне - хоть сам-то и не вижу - удивительнейшего красавца. Похлопочу же о зеркале, заставлю дюжину или две портных придумывать наряды для украшения моего тела. Помирившись с соей личностью, как не поиздержаться да себя. Но прежде упрячем этого молодца в могилу, и за тем возвратимся, в слезах, к нашей голубке.- Свети же, светлое солнце, чтобы я мог любоваться хоть моей тенью, пока не купил зеркала.

(Уходить.)

СЦЕНА 3.

Там же. Комната во дворце.

Входят Королева Елизавета, Лорд Риверс и Лорд Грей.

Риверс. Успокойтесь, королева; поверьте, здоровье его величества возвратится в самом скором времени.

Грей. Ваше беспокойство только расстроивает его; ради самого Бога, не унывайте, ободрите его величество веселым лицом, радостной речью.

Королева Елизавета. Умрет он - что со мной будет?

Грей. Я не предвижу ничего, кроме грусти o потере такого супруга.

Королева Елизавета. В потере такого супруга совмещаются все несчастия.

Грей

Королева Елизавета. Но мой сын так еще молод; до совершеннолетия он будет под опекой Глостера, а Глостер не любит меня - да и никого из вас.

Риверс. Но разве решено, что он будет протектором?

Королева Елизавета. Если и не решено, так предположено; и он будет им непременно, если король умрет.

Входят Бокингэм и Стэнли.

Грей. Вот идут лорды Бокингэм и Стэнли.

Бокингэм. Доброго дня нашей царственной королеве.

Стэнли. Господь да возвратит вашему величеству прежнюю радость.

Королева Елизавета. Графиня Ричмонд едва ли скажет аминь на вашу молитву, любезный лорд Стэнли. Несмотря однакож на то, что она ваша жена и не любит меня, будьте уверены, добрый лорд, я не питаю к вам ни малейшей вражды за её невыносимые дерзости.

Стэнли. Прошу ваше величество, не верить наговорах её лживых обвинителей; если же некоторые из обвинений и справедливы - быть снисходительной к её слабостям, источник которых, полагаю, нисколько не закоснелая злоба, а болезненная раздражительность.

Королева Елизавета. Видели вы нынче короля, лорд Стэнли?

Стэнли

Королева Елизавета. Подает он какую надежду на выздоровленье?

Бокингэм. Большую, королева; он разговаривает так весело.

Королева Елизавета. О, дай-то Боже, чтоб он выздоровел! Вы имели с ним совещание?

Бокингэм. Да; он желает примирить герцога Глостер с вашими братьями, а их с лордом камергером - послал за ними.

Королева Елизавета. Как бы я желала, чтоб все уладилось! - Но не будет этого никогда. Боюсь - наше счастие дошло ужь до крайней степени.

Входят Глостер, Гастингс и Дорзет.

Глостер. Они оскорбляют меня, и я не намерен сносить это.- Кто же беспрестанно жалуется королю на мою неприязненность, на мою нелюбовь? Клянусь святым Павлом, не любит тот его величества, кто наполняет уши его такими возмутительными сплетнями. Не хочу льстить, сладкоглагольствовать, улыбаться всякому, лицемерить, надувать французской приветливостью и обезьянской вежливостью - ну и закоснелый враг всех и каждаго. Неужели прямой, безыскусственный человек не может жить без злых замыслов, без того, чтоб хитрые, льстивые, вкрадчивые Джэки (Презрительное название простолюдина, человека самого низкого происхождения.) не перетолковали каждого из его действий?

Грей. К кому же из присутствующих здесь относятся слова вашей светлости?

Глостер. К тебе, чуждому и чести и благородства. Когда оскорблял я тебя? когда притеснял тебя? - или тебя? - или тебя? - или кого-нибудь из ваших? Проклятие всем вам! Вашими вздорными жалобами вы не даете ни минуты покоя нашему королю, которому я желаю добра более всех вас.

Королева Елизавета. Вы ошибаетесь, брат Глостер. Заметив, вероятно, вашу ненависть к моим детям, братьям и ко мне, - ненависть, которая, несмотря на все старание скрывать ее, обнаруживается во всех ваших действиях, - король послал за вами не по чьей-нибудь просьбе, а по собственному царственному желанию, чтоб узнать причину этой неприязненности.

Глостер

Королева Елизавета. Полноте, полноте, мы понимаем вас, брат Глостер; вы завидуете моему возвышению, возвышению друзей моих. Дай Бог, чтоб нам никогда не привелось нуждаться в вас!

Глостер. А между тем Богу угодно, чтоб мы нуждались в вас. Вашими происками, брат наш заключен, я сам в немилости, дворянством пренебрегают, тогда как почести и милости расточаются на облагорожение людей, которые, дня два тому назад, не стоили и нобля.

Королева Елизавета. Клянусь тем, кому было угодно вознести меня из моей счастливой доли на эту беспокойную высоту - никогда не возбуждала я его величества против герцога Кларенса; напротив, всегда была ревностной его заступницей. Вы жестоко оскорбляете меня таким гнусным подозрением.

Глостер. Вы можете, пожалуй, отпереться и от того, что были причиной недавнего заключения лорда Гастингса.

Риверс. Может лорд; потому что -

Глостер. Может, лорд Риверс, - кто жь не знает этого? Она может и более, чем отпереться от этого - может выхлопотать вам много милостей, и потом отпереться от своего ходатайства, приписав все это вашим чрезвычайным заслугам. Чего не может она? Может даже - ну, конечно, может -

Риверс. Что же она еще может?

Глостер. Что она еще может? Выйдти еще раз за короля, и за молодого, красиваго. Выбор вашей бабушки, если не ошибаюсь, был не так удачен.

Королева Елизавета. Лорд Глостер, слишком долго сносила я ваши грубые намеки, ваши колкие насмешки; клянусь небом, я передам его величеству дерзкие оскорбления, которым подвергалась так часто. Лучше быть простой крестьянской работницей, чем королевой и жертвой таких укоров, обид, преследований. Не много радостей принесла мне корона Англии.

Входит Королева Маргарита и останавливается в глубине сцены.

. (В сторону). О, молю, Господи, уменьши еще и это немногое! Мне принадлежат и величие, и сан, и престол ея!

Глостер. И вы грозите мне жалобами королю? Жалуйтесь, не щадите меня; все что я говорил, я скажу и королю. Я не испугаюсь Товера. Довольно молчал я; услуги мои забыты.

Королева Маргарита. (В сторону). Нет, демон! оне слишком мне памятны! Ты убил Генриха, моего супруга, в Товере; моего сына Эдуарда - при Тьюксбёри.

Глостер. Прежде чем вы сделались королевой, а ваш муж королем, я был его вьючной лошадью, истребителем его надменных врагов, ревностным ходатаем друзей его; чтоб сделать кровь его царственной, я проливал свою.

Королева Маргарита. (В сторону). И много еще лучшей, чем его и твоя.

Глостер. Во все это время, вы и ваш муж Грей были на стороне Лэнкэстера, точно так же, как и Риверс. Разве ваш муж убит не при Сентмальбане, не в рядах Маргариты? Забыли, так я напомню вам, что вы были прежде и что теперь, и то что я был и что теперь.

Королева Маргарита. (В сторону). Был убийцей, и теперь все тот же гнусный убийца.

Глостер. Бедный Кларенс оставил своего тестя Варвика, изменил клятве - да простит ему это Всевышний!

Королева Маргарита. (В сторону). Да покарает его за это Всевышний!

Глостер. Принял сторону Эдуарда, чтоб добыть ему корону - и вот, за все это, бедный заключен. Клянусь, желал бы, чтоб мое сердце было кремнем, как Эдуардово, или, чтоб Эдуардово было так нежно, так сострадательно, как мое; слишком ребячески глуп для этого мира.

. (В сторону). Так убирайся жь в ад, гнусный демон! там твое царство.

Риверс. Лорд Глостер, в то смутное время, о котором вы упомянули, чтоб представить нас врагами вам, мы были верны нашему законному королю; мы будем так же верны и вам, если будете королем нашим.

Глостер. Если буду?- скорей соглашусь быть разнощиком. Мне противна даже и мысль об этом.

Королева Елизавета. Вот видите ли, лорд, как мало радостей предполагаете вы найти, сделавшись королем этой страны, так мало нашла их и я, бывши королевой этого государства.

Королева Маргарита. (В сторону). Да, мало нашла радостей королева этого государства, потому что эта королева я - а я безрадостна. Не могу долее выдерживать. (Выходя вперед.) Выслушайте меня, пираты, враждующие из-за добычи у меня же награбленной! Кто из вас в состоянии взглянуть на меня без трепета? Не преклоняясь предо мной, как подданные, вы, как бунтовщики, трепещете королевы, вами же низвергнутой. Не отворачивайся, благородный изверг!

Глостер. Что тебе надо, гнусная, сморщенная ведьма?

Королева Маргарита. Только вычислить тебе твои гнусности; и я не отстану от тебя, пока не перечту их все.

Глостер. Ты изгнана под опасением смертной казни.

Королева Маргарита. Да; но изгнание для меня мучительнее смерти, которая ждет меня, если останусь здесь. Ты должен возвратить мне мужа и сына; ты задолжала мне королевством, а вы все - подданством. Все мои скорби следуют вам, а все ваши радости - мне.

Глостер. Проклятия моего благородного отца, когда ты увенчала его воинственное чело бумажной короной, когда ты выжала своими насмешками реки слез и, чтоб осушить их, подала тряпку, напоенную невинной кровью Рютлэнда, - все проклятия, вырвавшиеся тогда из глубины его растерзанной души, отяготели теперь над головой твоей, и не мы, а Bceмогущий наказал тебя на твое безчеловечие.

. Правосудный, он карает за кровь неповинную.

Гастингс. Убить ребенка - ужасное, неслыханное дело!

Риверс. Закоснелые злодеи рыдали, слушая рассказ об этом.

Дорзет. Все пророчили тебе тогда страшную кару.

Бокингэм. Норсомберлэнд, бывший при этом, не мог удержать слез.

Королева Маргарита. Что же это? когда я вошла, вы все рычали, были готовы схватить друг друга за горла, и вдруг - вся ваша ненависть обращается на меня. Неужели страшное проклятие Иорка так сильно, что смерть Генриха, смерть моего милаго Эдуарда, потеря королевства, мое горестное изгнание - все это только наказания за дрянного мальчишку? Неужели проклятия могут проникать сквозь облака на самое небо? О так дайте же, черные тучи, дорогу и моим страшным проклятиям!- Да умрет ваш король не на поле битвы, а от пресыщения, как умер наш от руки убийцы, чтоб сделать его королем! Твой сын Эдуард, теперешний принц Вельсский, да умрет, как мой сын Эдуард, бывший принц Вэльсский, в ранней юности и так же насильственно. Ты сама - королева, как я бывшая королева, - да переживешь свое величие, как я бедная! да дарует тебе Всевышний долгие дни оплакивать гибель детей, видеть другую, как я тебя, украшенной всеми твоими правами, как ты моими! да умрет твое счастие задолго до твоей смерти, и после долгих, бесконечных страданий умри ни матерью, ни женой, ни королевой Англии! Риверс, Дорзет и ты, лорд Гастингс, вы видели, как пронзали моего сына кровавыми мечами - молю Всевышнего, чтоб он не дал вам дожить до старости, чтоб пресек ваши дни преждевременно, нежданно!

Глостер. Кончи свои заклинания, старая, ненавистная ведьма.

Королева Маргарита. Забыв тебя? нет, слушай, собака! Если небо имеет в запасе кару ужаснее всех, какие я только могу пожелать тебе - о, пусть же побережет ее до тех пор, пока созреют все грехи твои, и да разразится тогда всей своей яростью над тобой, губителем счастия в этом бедном мире! червь совести беспрестанно да грызет твою душу! всю жизнь свою почитай друзей своих врагами, а жесточайших врагов - вернейшими друзьями! сон да не смыкает убийственных глаз твоих, а сомкнет - так разве только для того, чтоб терзать тебя мучительными сновидениями, целым адом страшных демонов! Отмеченный духом ада, недоношенный, взрывающий землю боров! укор природе, насмешка ада (В прежних изданиях: The slave of nature and the son of hell... По Колльеру: The stain of nature and the scorn of hell.) от самого рождения! позор плодоносной утробы твоей матери! гнусное изчадие чресл твоего отца! отребие чести! страшилище -

Глостер. Маргарита.

Королева Маргарита. Ричард!

. Что?

Королева Маргарита. Я не звала тебя.

Глостер. Так извини; я думал, что все эти ужасные названия относились ко мне.

Королева Маргарита. Конечно, к тебе; но я не требовала отзыва. Дай мне заключить мое проклятие.

Глостер. Да я заключил ужь его именем Маргариты.

Королева Елизавета. Против самой себя произнесла ты проклятие.

Королева Маргарита. Бедная, намалеванная королева, пустой отблеск моего счастия, для чего сыплешь ты сахар на раздутого паука этого - на паука, который опутывает тебя своей убийственной тканью. Глупая, ты точишь нож на самое себя. Придет время, и ты будешь молить, чтоб я помогла тебе проклинать эту ядовитую, горбатую жабу.

Гастингс. Лживая пророчица, кончи безумные проклятия; не истощай, на свою же беду, нашего терпения.

Королева Маргарита. Позор вам всем; вы давно ужь истощили мое.

Риверс. Еслиб с тобой поступили, как ты заслуживаешь, ты не забылась бы до такой степени.

. Еслиб со мной поступали, как должно, никто из вас не забыл бы своего долга; я была бы вашей королевой, а вы моими подданными. О, поступайте же со мной как должно! вспомните долг ваш!

Дорзет. Что толковать с безумной.

Королева Маргарита. Молчите, господин маркиз, вы слишком дерзки; ваш нововычеканенный сан в ходу так еще недавно. О, еслиб ваша юная знатность могла понять, что значит потерять его, быть несчастну! Стоящему высоко, приходится выдерживать столько страшных порывов ветра; падет - разобьется в прах.

Глостер. Дельное замечание; не пренебрегайте им, маркиз.

Дорзет. Лорд, оно относится и к вам точно так же, как ко мне.

Глостер. Ко мне еще более; но ведь я рожден на этой высоте, мы вьем гнезда на вершинах кедров, играем с ветрами, смеемся над солнцем -

Королева Маргарита. И затемняете солнце, - о, горе! горе! - доказательство мой сын, затемненный теперь мраком смерти; тучи твоей ярости облекли его светлые, ослепительные лучи в вечную ночь. Вы свили себе гнездо в нашем гнезде. О, Боже! ты видишь все - не попускай же этого; приобрели кровью, пусть и лишится кровью!

Бокингэм. Замолчи, замолчи! если не из любви християнской, так из стыда покрайней мере.

Королева Маргарита. Не требуйте от меня ни стыда, ни любви християнской; вы поступили со мной безчеловечно, вы бесстыдно умертвили все мои надежды. Моя любовь - неистовство, жизнь - позор, и пусть же все бешенство моей скорби живет этим позором!

Бокингэм. Кончи, кончи!

. О, благородный Бокингэм, целую твою рушу и знак дружбы и союза с тобой; благо тебе и твоему дому! Одежда твоя не забрызгана нашей кровью, и мой проклятия не касаются тебя.

Бокингэм. И никого из присутствующих здесь; проклятия никогда не переходят за уста их изрекающия.

Королева Маргарита. Нет, я уверена, что они возносятся на небо и пробуждают тихо-дремлющий мир Господа. О, Бокингэм, берегись этой собаки; она ласкается, чтоб укусить, а ядовитые зубы её кусают смертельно. Не имей с ним ничего общего, берегись его; он заклеймен грехом, смертью и адом, и ему покорны все их служители.

Глостер. Что говорит она, лорд Бокингем.

Бокингэм. Ничего такого, что бы я мог принять в уважение, благородный лорд.

Королева Маргарита. Как! и ты, за добрый совет мой, насмехаешься надо мной? льстишь демону, от которого предостерегала тебя? О, припомни же это, когда он растерзает твое сердце скорбью, и сознайся тогда, что бедная Маргарита была пророчицей.- Да будет же каждый из вас жертвой его ненависть, он - вашей, а все вы - кары Господней! (Уходит.)

Гастингс. У меня волосы становятся дыбом от её проклятий.

Риверс. И у меня; удивляюсь, как позволяют ей ходить на свободе.

Глостер. Я не виню ее; клянусь Богоматерью - она там много испытала горя - каюсь во всем, которое с своей стороны, причинил ей.

Королева Елизавета. Я никакого зла ей не сделала.

. Да, но вы пользуетесь всеми выгодами её несчастье. Я слишком пылко упрочивал счастие человека, который вспоминает теперь об этом слишком холодно. Вот Кларенс - он превосходно вознагражден: заперли, за его старания, в хлев, да и откармливают; да простит, Господь виновников этого!

Риверс. Молить за сделанных нам зло - черта благородная, християнская.

Глостер. Одумавшись, я всегда это делаю. (Про себя.) Проклинай я теперь - я проклинал бы самого себя.

Входит Кэтзби.

Кэтзби. Королева, его величество требует вас к себе; и вас, герцог, - и вас, благородные лорды.

Королева Елизавета. Иду, Кзтзби.- Вы со мной, лорды?

Риверс. С вами. (Уходят все, кроме Глостера.)

Глостер. Я делаю зло, и первый вопию против него. Мной же скрытно придуманную пакость я сваливаю тяжким бременем на других. Перед простаками, как Стэнли, Гастингс, Бокингэм, я плачу о Кларенсе, которого сам поверг в бездну мрака; уверяю их, что королева и её родственники возстановили короля против герцога, брата моего; и они верят, и побуждают меня мстить Риверсу, Вогэну и Грею, а я, вздыхаю и говорю, что Бог велит платить за зло добром. Так прикрываю я наготу моей злобы старыми обрывками, выкраденными из священного писания, и кажусь им чуть не святым именно тогда, как разыгрываю черта.

Входят Два Убийцы.

А! вот и палачи мои.- Ну что, храбрые, бесстрашные друзья мои, готовы?

1-й убийца. Готовы, лорд; мы зашли за пропуском, без которого нас не допустят к нему.

Глостер

1-й убийца. Не заболтаемся, лорд. Говоруны плохие исполнители; будьте покойны, мы работаем не языком, а руками.

Глостер. Верю, друзья. Там, где глаза глупцов плачут слезами - ваши, я знаю, плачут жерновами. Скорей же за дело! Ступайте, ступайте.

1-й убийца. Не замедлим, благородный лорд.

СЦЕНА 4.

Там же. Комната в Товере.

Входят Кларенс и Бракенбёри.

Бракенбери. Что вы нынче так печальны, лорд?

Кларенс. Я провел мучительнейшую ночь, полную таких страшных, чудовищных сновидений, что, клянусь как християнин, не согласился бы провести еще такую и за целый мир счастливых дней; так она была ужасна.

Бракенбери. Что же виделось вам, благородный лорд? Разскажите.

Кларенс. Мне снилось, что я вырвался из Товера и бежал на корабле в Бургундию; со мной был брат Глостер, и он выманил меня из каюты и палубу. Поглядывая на Англию, припоминая тысячи невзгод, испытанных нами во время войн Иорка с Лэнкэстером, мы ходили по шатким досках палубы; вдруг Глостер споткнулся, я хотел поддержать его, и он, падая, столкнул меня в кипучия волны. О, Боже! как мучительно, казалось мне, тонуть! как страшно шумела вода в ушах моих! сколько страшных картин смерти представилось глазам моим! Мне виделись останки безчисленных кораблекрушений, тысячи трупов пожираемых рыбами, слитки золота, огромные якоря, кучи жемчугов, дорогих каменьев, безценных брилиянтов разбросанных по дну. Некоторые попали в черепа и сверкали из очниц, как бы смеясь над глазами, некогда тут бывшими, и любезничали с тинистым дном, и издевались над костями вокруг раскиданными.

Бракенбери. И в страшное предсмертное мгновение вы имели время рассмотреть все эти тайны моря?

. Казалось имел, потому что много раз душа рвалась из тела, а завистливая стихия все удерживала ее, ни позволяла ей вырваться, улететь в свободные пространства беспредельного воздуха, душила ее в сдавленной груди, готовой разорваться от усилий изрыгнуть ее в море.

Бракенбери. И вы не проснулись от этой ужасной тоски?

Кларенс. Нет, сон продолжался и за смертью. Тут-то и началась ужаснейшая буря души моей. Мрачный, описанный поэтами перевощик переправил меня через черный поток, в царство вечной ночи. Мой тесть, славный Варвик, первый приветствовал здесь мою странническую душу; громко воскликнул он: "Какую же еще муку выдумает это черное царство, для лживого Кларенса за его вероломство?" и изчез. За ним пронеслась тень ангельская, со светлыми, обагренными кровью волосами, и громко воскликнула: "Кларенс здесь, - здесь, лживый, переменчивый, клявопреступный Кларенс, убивший меня на Тьюксбериском поле. Схватите ж, терзайтесь жь его, фурии!" Тут, целый легион ярых демонов окружил меня; невыносимый вой их раздался близ самых ушей моих, и я проснулся, дрожа всеми членами. И долго еще и затем мне все казалось, что я в аду; так ужасно было впечатление этого сна.

Бракенбери. И не удивительно, лорд; и мне стало страшно от одного уже рассказа.

Кларенс. Ах, Бракенбёри, все в чем обвиняет меня теперь совесть, все это сделано мной для Эдуарда, я видишь ли, ним он награждает меня! - О, Боже! если пламенные молитвы мои не могут укротить гнева твоего - карай меня за грехи мои, но одного; пощади невинную жену и бедных детей моих! - Добрый страж мой, прошу, посади со мной; тяжко мне - хотелось бы заснуть. (Садится.)

Бракенбери. Я останусь с вами, лорд. Даруй вам Боже отрадное успокоение.- (Кларенс засыпает.) Скорбь изменяет и время и часы отдохновения; делает ночь утром, полдень ночью. Что жь у великих мира сего, кроме титл, внешних почестей, за внутренния страдания? За призрак, за неосязаемую мечту воображения, они подвергаются часто целому миру существенных забот, и кроме внешнего величия, ничем не отличаются от простолюдинов.

Входят Два Убийцы.

1-й убийца. Эй, кто здесь есть?

Бракенбери. Что надо тебе? и как вошел ты сюда?

1-й убийца. Надо поговорить с Кларенсом, а вошел ногами.

Бракенбери

2-й убийца. Чем короче, тем лучше. Что тут долго разговаривать; покажи ему бумагу.

Бракенбери. (Просмотрев бумагу). Мне предписывают передать вам благородного герцога Кларенса. Не хочу быть вашим соумышленником, и потому не спрашиваю, что это значит. Вот ключи; вон и герцог спит на стуле. Пойду, доложу его величеству, что сдал мою должность вам.

1-й убийца. И хорошо сделаете, сэр. Прощайте. (Бракенбёри уходит.)

2-й убийца. Что жь, убьем его соннаго?

1-й убийца. Нет; проснувшись, он, пожалуй, скажет еще, что мы убили его, как трусы.

2-й убийца. Да он не проснется до страшного суда.

1-й убийца. Так тогда скажет, что мы убили его соннаго.

2-й убийца. Слово страшный суд пробудило однакожь во мне что-то в роде совести.

1-й убийца. Что жь, боишься?

2-й убийца

1-й убийца. Я думал, что ты решился.

2-й убийца. Да я и решился оставить его в живых.

1-й убийца. Так я пойду к Глостеру, и скажу ему об этом.

2-й убийца. Нет, погоди; может это сострадательное расположение (В прежних изданиях: this passionate humour... По экземпляру Колльера: this compassionate humour...) пройдет еще - обыкновенно оно проходило у меня прежде, чем перечтешь двадцать.

1-й убийца. Ну что, как теперь?

2-й убийца. Все есть еще немного дрожжей совести.

1-й убийца. Вспомни о награде.

2-й убийца. Смерть, смерть ему. Я и забыл о награде.

1-й убийца. Где жь теперь твоя совесть?

2-й убийца

1-й убийца. Смотри, чтоб она не вылетела, когда он развяжет его, чтоб наградить нас.

2-й убийца. Пусть вылетает; кто жь станет ее удерживать?

1-й убийца. Но если она воротится к тебе?

2-й убийца. Не свяжусь ужь с ней. Она преопасная вещь, делает человека трусом: не украдешь без того, чтоб не обвинила, и не поклянешься без того, чтоб не упрекнула, и не прильнешь к жене соседа без того, чтоб не выдала. Это какой-то стыдливый, беспрестанно краснеющий демон, который только и знает, что смущать человека. Она вечная во всем помеха; однажды заставила меня даже возвратить кошелек, случайно попавшийся под руку; она делает нищим всякого, кто с ней свяжется, и ее выгоняют из всех городов и деревень, как вещь весьма опасную. Кто хочет жить хорошо - живи без нея, полагаясь только на себя.

1-й убийца

2-й убийца. Не слушай ее; надувает, чтоб только раздуть тебя вздохами.

1-й убийца. Ну, нет; я не так слаб, чтоб ей поддаться.

. Вот это сказано, как следует человеку, который дорожит своей репутацией. Приступим же к делу.

1-й убийца. Хвати хорошенько рукояткой меча по башке; за тем мы ввалим его в бочку с мальвазией, что стоит в той комнате.

2-й убийца

1-й убийца. Тише, он просыпается.

2-й убийца. Валяй!

. Нет, поговорим прежде с ним.

Кларенс. Где ты, страж мой? дай мне стакан вина.

1-й убийца

Кларенс. Кто ты?

1-й убийца. Человек, как и вы.

. Но не царственной крови, как я.

1-й убийца. И вы не верноподданный, как мы.

Кларенс

1-й убийца. Голос - короля; взор же - мой собственный.

Кларенс. Как темно и как страшно говоришь ты. Глаза ваши не предвещают добра; что побледнели? Кто послал вас сюда? зачем пришли вы?

, За - за -

Кларенс. Чтоб умертвить меня?

Убийцы. Да.

. У вас едва достало духу и высказать это; у вас не достанет духу исполнять. Что сделал я как, друзья мои?

1-й убийца. Нам ничего, но королю -

Кларенс

2-й убийца. Никогда, лорд, и потому приготовьтесь умереть.

Кларенс. И вы из целаго человечества избраны на убийство невиннаго? В чем вина моя? где доказательства моего преступления? кто присяжные, передавшие неумолимому судье свое страшное: виновен? кто произнес жестокий смертный приговор бедному Кларенсу? Беззаконно грозить мне смертью, не обвинив меня законным порядком. Надеждой на искупление, драгоценной кровью Спасителя, которую он пролил за тяжкие грехи наши, заклинаю вас, удалитесь, не налагайте на меня рук ваших; вы замыслили дело проклятое.

. Мы исполняем, что нам приказано.

2-й убийца. А тот кто приказал - король наш.

Кларенс"не убей!" и ты, в угоду человеку, хочешь возстать против его заповеди? Берегись; в его деснице страшная кара, и он разразится ею над главой нарушителя его закона.

2-й убийца. И над твоей, клятвопреступник и убийца! Ты причастился святых тайн и поклялся стоять за дом Лэнкестера.

1-й убийца. И как богоотступник нарушил клятву, распорол изменническим мечем грудь сына твоего государя.

. Которого клялся любить и защищать.

1-й убийца. И ты говоришь нам о грозных заповедях Господа, когда сам нарушил их так страшно?

Кларенс меня - разве вы не знаете, что он может наказать меня открыто. Предоставьте месть всемогущей руке его; ему не нужно никаких тайных, беззаконных путей, чтоб карать своих преступников.

1-й убийца. Кто жь сделал тебя кровожадным палачем прекрасной, царственной отрасли Плантагенета?

Кларенс. Любовь к брату, дьявол и мое бешенство.

. Любовь к твоему брату, наш долг и твои преступления привели нас сюда, чтоб умертвить тебя.

Кларенс. Если вы любите моего брата, ненависть ко мне невозможна, ведь я его брат и люблю его. Если вас обольстила награда, ступайте к брату Глостеру - он заплатит вам за сохранение моей жизни более, чем Эдуард за весть о моей смерти.

2-й убийца

Кларенс. О, нет; он любит меня, он дорожит мной. Подите к нему от моего имени.

Убийцы. Да мы пойдем к нему и без вашей просьбы.

. Скажите ему, что царственный Иорк, отец наш, благословляя победоносной рукой трех сыновей своих, заклиная нас любить друг друга, никак не предполагал и возможности такого разрыва. Напомните это Глостеру, и он заплачет.

1-й убийца. Жерновами, как учил нас.

Кларенс

1-й убийца. Как снег в жатвенное время. Вы ошбаетесь в нем; он сам послал нас сюда, чтоб умертвить вас.

Кларенс. Не может быть; он плакал о моем несчастии, обнимал меня; рыдая, клялся стараться о моем освобождении.

. Он и освобождает вас от земной неволи, переселяя на небо.

2-й убийца. Лорд, примиритесь с Богом; вы должны умереть.

Кларенс вас за это дело.

2-й убийца. Что жь нам делать?

Кларенс. Раскайтесь, и спасите ваши души.

. Раскаянье трусость, бабья слабость!

Кларенс. А нераскаянность - зверская, сатанинская закоснелость. И кто же из вас, родившись, как я, принцем, и как я, лишившись свободы - не стал бы молить о жизни, когда б к нему пришли такие же, как вы, убийцы?- Друг мой, в твоих глазах я замечаю что-то похожее на сострадание - о, если твои глаза не обманывают, прими мою сторону, моля за меня, как молил бы, еслиб находился в моем положении! Какой же нищий не сжалится над принцем, когда он нищит?

2-й убийца

1-й убийца. (Пронзая его.) Вот же тебе! вот и еще! а если и этого мало еще, так я утоплю тебя в мальвазии. (Выносит труп.)

2-й убийца. Кровавое, зверское дело! О, как охотно омыл бы я руки, подобно Пилату, от этого жестокого, безчеловечного убийства!

1-й убийца. Что жь это значит, что ты не помогаешь мне? клянусь, герцог узнает о твоей нерадивости.

2-й убийца. Лучше еслиб ему пришлось узнать, что я спас его брата. Возьми ты себе награду, и скажи ему что сказал я; я каюсь в убийстве герцога. (Уходит.)

. А я нисколько; убирайся, трус! - Труп-то надо, однакожь, пока герцог не прикажет похоронить его, куда-нибудь припрятать. Получу награду - скроюсь и сам; что мне здесь делать, когда все откроется.