Король Ричард Третий.
Действие II.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шекспир У., год: 1592
Категория:Пьеса


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЕЙСТВИЕ II.

СЦЕНА 1.

Там же. Комната во дворце.

Входят Король Эдуард, больной, поддерживаемый прислужниками; Королева Елизавета, Дорзет, Риверс, Гастингс, Бокингэм, Грей и другие.

Король Эдуард. Наконец удалось таки мне доброе это дело.- Храните, перы, дружественный союз этот. Каждый день жду я, что вот явятся посол от моего Искупителя для искупления меня отсюда; зная, что все, кого любил я, примирены, душа моя оставят тело покойнее. Риверс и Гастингс, подайте друг другу руки; ни затаивайте ненависти, клянитесь любить друг друга.

Риверс. Клянусь небом, душа моя очистилась от враждебной ненависти; этим пожатием скрепляю я союз любви непритворной.

Гастингс. Моим спасением клянусь в том же.

Король Эдуард. Смотрите, не обманывайте короля вашего, чтобы всемогущий царь царей не наказал вас за притворство, погубив друг другом.

Гастингс. Да погибну я, если любовь моя не искренна.

Риверс. И я, если не люблю Гастингса от всей души.

Король Эдуард. Королева, просьба эта относится также и к тебе, и к тебе, сын Дорзет, и к вам, Бокингэм; вы все враждовали друг против друга. Жена, люби лорда Гастингса, дозволь ему поцеловать твою руку; примирись с ним искренно, без всякого притворства.

Королева Елизавета

Король Эдуард. Дорзет, обними его; - Гастингс, люби маркиза.

Дорзет. (Обнимая Гастингса). Клянусь никогда не изменять этому обмену любви.

Гастингс. Точно в том же клянусь и я.

Король Эдуард. Благородный Бокингэм, запечатлей и ты союз этот, прижав к груди родственников жены моей; осчастливьте меня вашим согласием.

Бокингэм. (Обращаясь к королеве). Если Бокингэм когда-нибудь возненавидит ваше величество, изменит долгу любви к вам и ко всем вашим, да накажет его Господь ненавистью тех, которых любовь для него дороже всего; и лучший из друзей его, когда друг будет ему всего нужнее, да окажется подлейшим, гнуснейшим, отвратительнейшим изменником. Так да накажет меня Господь, если когда-нибудь охладеет любовь моя к вам и к вашим! (Обнимает Риверса и прочих.)

Король Эдуард. Благородный Бокингэм, клятва твоя - отрадный бальзам для моего больного сердца. Теперь недостает годы ко брата Глостера, чтоб увенчать это благодатное примирение.

Бокингэм. Да вот и благородный герцог.

Входит Глостер.

Глостер. Доброго утра и всякого счастия моему королю, и вам, королева, и вам, благородные перы.

Король Эдуард. Мы и так необыкновенно нынче счастливы. Мы сделали доброе дело, Глостер; обратили ненависть в любовь, примирили наших, так жестоко враждовавших перов.

. Благодатное это дело, мой повелитель. Я сам - если в этом благородном собрании есть кто-нибудь, по лживым наветам, по несправедливому подозрению, почитающий меня врагом своим, или даже и действительно как-нибудь, неумышленно, в припадке бешенства, оскорбленный много, - я сам, душевно желал бы примириться с ним. Вражда - смерть для меня; я ненавижу ее, жажду любви всех добрых. И потому прошу об этом во первых вас, королева, и любовь вашу я заслужу моей искреннею преданностью; вас, мой благородный брат Бокингэм, если между нами существовала хоть малейшая неприязненность; вас, лорды Риверс и Дорзет, так несправедливо меня ненавидевших; вас, лорды Вудвиль и Скэльз (Стих: Of уоu, lord Woodville, and lord Seales of you; - в прежних изданиях пропущен.); вас, герцоги, графы, лорды, джентльмены - всех, решительно всех. Во всей Англии, я не знаю человека, к которому в моем сердце было бы хоть на волосок более неприязненности, чем к ребенку, который вчера только родился; и я благодарю Всевышнего за мое смирение.

Королева Елизавета. Да будет этот день навсегда днем празднества, и да кончатся им все раздоры. Возврати же, мой повелитель, твою милость к брату Кларенсу.

Глостер. Как, королева? неужели я предложил мою любовь для того, чтоб надо мной издевались даже в этом царственном собрании? Кто же не знает, что благородный герцог умер? (Все изумляются.) Безбожно смеяться над трупом его.

Король Эдуард. Кто же не знает, что он умер! кто же знает, что он умер?

Королева Елизавета. О, Боже всевидящий, как ужасен мир этот! ,

Бокингэм. Лорд Дорзет, неужели и я так же бледен, как все?

Дорзет. Так же, добрый лорд; нет здесь лица, с которого не сбежала бы краска.

Король Эдуард. Кларенс умер? но я отменил мое повеление.

Глостер. Бедный умер по вашему первому повелению, отправленному с крылатым Меркурием; со вторым же тащился, вероятно, какой-нибудь калека, и притащился на погребение. Дай Бог, чтоб другие менее благородные, менее верные, ближайшие по кровожадности, а не по крови - не заслуживали еще худшего, чем бедный Кларенс, хоть и не возбуждают теперь никакого подозрения.

Входить Стэнли.

Стэнли

Король Эдуард. Прошу, оставь меня в покое! сердце мое полно скорби.

Стэнли. Не встану, пока не выслушаете меня.

Король Эдуард. Так говори жь скорей в чем просьба твоя.

Стэнли. Молю простить, даровать жизнь моему служителю, сейчас убившему одного буйного джентльмена из свиты герцога Норфольк.

Король Эдуард. Мой язык произнес смерть моему брату, и этот же язык произнесет прощение рабу? Мой брат никого не убил, его преступление было мысленное, и он казнен жестокой смертью. Просил ли кто за него? склонил ли колена передо мной, разъяренным, умоляя одуматься? Говорил ли кто о братстве, о любви? намекнул ли, что бедный отрекся от могущественного Варвика и сражался за меня? напомнил ли, как при Тьюксбери, когда Оксфорд поверг меня на землю, он выручил меня, воскликнув: "живи брат и будь королем"? Припомнил ли мне кто, как он - когда мы оба лежали на поле полузамерзшие - укрывал меня своей одеждой, подвергал себя, полуобнаженного, оцепеняющему холоду ночи? Скотское бешенство вырвало все это из моей бессовестной памяти, и никто из вас не был так добр, чтоб все это напомнить мне. Пьяный конюх, ничтожный служитель ваш сделал убийство, уничтожил подобие Господа, и вы, на коленях, молите о прощении; и я должен исполнить неправедную вашу просьбу. За брата же моего никто не хотел говорить - ни даже я сам, неблагодарный, не замолвил ни слова за него, беднаго! При жизни своей он обязывал даже я надменнейшего из вас, и ни один из вас на вступился за жизнь его! - О, Господи, боюсь, твое правосудие накажет за это и меня и вас, и моих я ваших! - Пойдем, Гастингс, проводи меня в мой кабинет.- О, бедный, бедный, Кларенс! (Уходит; за ним Королева, Риверс, Дорзет и Грей.)

Глостер. Вот плоды опрометчивости.- Видели, как побледнели преступные родственники королевы, когда услышали о смерти Клареиса? Ведь они-то постоянно и возстановляли короля против него. Господь накажет их. Пойдемте, лорды; постараемся успокоить Эдуарда.

Бокингэм. Идемте, лорд.

СЦЕНА 2.

Там же.

Входят Герцогиня Иорк с Сыном и Дочерью Кларенса.

Сын. Скажи, бабушка, умер папенька?

Герцогиня Иорк

Дочь. Зачем же ты все плачешь, бьешь себя в грудь, кричишь: "О, Кларенс, несчастный сын мой!".

Сын. Зачем же качаешь головой, когда глядишь на нас? называешь сиротами, бедными, беспомощными - если папенька жив?

Герцогиня Иорк. Милые дети, вы ошибаетесь; болезнь короля заставляет меня плакать, боязнь потерять его сокрушает меня, а не смерть вашего отца. Скорбь об утраченном бесполезна.

Сын. Вот ты, бабушка, и проговорилась что он умер. Это все дядя-король наделал. Бог накажет его за это, и я буду молить Бога, чтоб он наказал его.

Дочь. И я.

Герцогиня Иорк. Перестаньте, перестаньте, дети! король любит вас. Вы так еще просты и невинны, что никак не можете догадаться, кто виновник смерти вашего отца.

Сын. Нет, бабушка, можем; добрый дядя Глостер, говорил мне, что королева научила короля посадить папеньку в тюрьму. И когда он говорил это - он плакал и жалел обо мне, и целовал меня, просил меня надеяться на него, как на папеньку; говорил, что будет любить меня, как своего сына.

Герцогиня Иорк. И коварство может принимать такую прекрасную наружность, прикрывать свою гнусность маской добродетели? Он сын мой, и позор мой; но не из моей груди высосал он это коварство.

Сын. Так ты, бабушка, думаешь, что дядя притворяется?

Герцогиня Иорк. Да, дитя мое.

Сын. Не может быть.- Слышишь, какой шум?

Вбегает Королева Елизавета в отчаянии. За ней Риверс и Дорзет.

Королева Елизавета. О, кто же теперь осмелится сказать мне, чтоб я не плакала, не стенала, не проклинала моей участи, не мучила себя? Соединюсь против души моей с черным отчаянием, сделаюсь врагом самой себе!

Герцогиня Иорк

Королева Елизавета. Для целаго действия трагического горя. Эдуард, супруг мой, твой сын, наш король - умер! Зачем же зеленеют ветви, когда корень пропал? что жь не вянут листья, лишенные сока? - Хотите жить - стенайте; хотите умереть - не медлите жь, чтоб ваши быстрокрылые души могли догнать душу короля, могли следовать за ней, как покорные подданные в её новое царство - в царство вечного света (В прежних изданиях: of ту'erchanging night... По Колльеру: of ne'erchanging light...).

Герцогиня Иорк. Ах! и в твоей скорби я такая же дольщица, какой была в правах на твоего благородного мужа. Оплакав смерть достойного супруга, я жила только созерцанием его подобий; и вот, два зеркала его царственнного образа разбиты злобной смертью, и в утешение мне осталось только одно лживое и оно терзает меня, потому что вижу в нем позор мой. Ты вдова, но вместе с тем и мать, у тебя есть еще утешение в детях; а я - смерть вырвала и супруга из моих объятий, вырвала из слабых рук и оба костыля: и Кларенса, и Эдуарда. О, твоя скорбь, только половина моей; я имею причину плакать более тебя, заглушать твои стенания своими.

Сын. Ты, тётя, не плакала о смерти папеньки, и мы не поможем тебе нашими слезами.

Дочь. Ты не стенала о нашем сиротском несчастии, не оплачем и мы твоего вдовьяго горя.

Королева Елизавета. На плачь и стоны не нужно мне помощников; я не так бесплодна, чтоб не могла разродиться стенаниями. Все источники возвращают воды свои к моим глазам; управляемая дождливым месяцем, я могу затопить целый мир реками слез о моем супруге, о моем безценном Эдуарде!

Дети. О нашем отце, нашем безценном Кларенсе!

Герцогиня Иорк. И о том и о другом! они оба дети мои - и Эдуард, и Кларенс.

Королева Елизавета. Кто жь, кроме Эдуарда, был мне опорой? и я лишилась его!

Дети. Кто жь, кроме Кларенса, был нам опорой? и мы лишились его!

Герцогиня Иорк. Кто жь, кроме их, был мне опорой? и я лишилась их!

Королева Елизавета. Никогда вдова не испытывала потери ужаснее!

Дети. Никогда сироты не испытывали потери ужаснее!

. Никогда мать не испытывала потери ужаснее! Увы! я мать всех этих скорбей. Их скорби частные, моя - общая. Она рыдает об Эдуарде, и я также; я рыдаю о Кларенсе, она - нет; малютки эти рыдают о Кларенсе, и я также; и рыдаю об Эдуарде, они - нет! - О, вы плачьте все ваши слезы о мне, трижды несчастной; я кормилица вашей грусти, я утолю ее моими стенаниями.

Дорзет. Успокойтесь, любезная матушка! вы гневите Господа, возставая с таким ожесточением против его предопределения. И в обыкновенных мирских делах неохотное, ропотное возвращение займа тому, кто обязал нас им с радушной готовностью - называется неблагодарностью; еще неблагодарнее возставать против неба, за то, что оно потребовало назад царственный заем, которым ссудило вас.

Риверс. Вспомните, королева, как заботливая мать, о молодом принце, вашем сыне; пошлите сейчас же за ним, и пусть коронуют его. В нем живет для вас утешение. Схороните отчаянную скорбь в могилу усопшего Эдуарда, и возведите вашу радость на трон живаго.

Входят Глостер, Бокингэм, Стэнли, Гастингс, Рэтклиф и другие.

Глостер. Успокойся, сестра, мы все имеем причину оплакивать затмение светлой звезды нашей; но стенаниями никто не излечивал еще скорби своей.- Ах, извините, матушка, я и не заметил вашего величества. Смиренно, на коленях, прошу вашего благословения. (Становится на колени.)

Герцогиня Иорк. Господь да благословит тебя, и да вдохнет в грудь твою кротость, любовь, милосердие, покорность и верность долгу.

Глостер. Аминь. (Про себя.) Странно, что её высочество, опустила: "и да дарует смерть в преклонных летах" - самое обыкновенное заключение всех материнских благословений.

Бокингэм. Глубоко огорченные принцы и перы, одно и тоже горе отяжелело над всеми нами, утешим же друг друга взаимной любовью. Смерть короля уничтожила нашу жатву; но в его сыне зреет для нас другая. Так еще недавно сложенный, соединенный и перевязанный перелом застарелой ненависти ваших страшно враждовавших сердец, вы должны беречь, щадить, заращивать теперь более, чем когда-нибудь. Для этого, я думаю, всего лучше взять, нисколько не откладывая, юного короля из Людлова и перевезти сюда, в Лондон, с небольшой свитой для коронования.

Риверс. Зачем же с небольшой, лорд Бокингэм?

Бокингэм. За тем, лорд, чтоб многочисленной не разбередить только что залеченную рану вражды - что так опасно, потому что государство юно еще и не устроено, что в нем каждый конь сам управляет своими вожжами, может бежать куда угодно. Я полагаю необходимым устранить и всякое опасение зла точно так же, как самое зло.

Глостер

Риверс. Точно так и я, надеюсь и все; но так как союз этот, в самом деле, слишком еще юн - зачем же подвергать его даже и кажущейся опасности разрыва, очень возможного при многочисленной свите. Поэтому и я, согласно с благородным Бокингэмом, полагаю лучшим отправить за принцем немногих.

Гастингс. Это и мое мнение.

Глостер. Если так, я согласен; пойдемте же, назначим кто должен ехать в Людлов. Королева и вы, матушка, верно не откажетесь подать ваше мнение в этом важном деле? (Все уходят, кроме Бокингэма и Глостера.)

Бокингэм. Кто бы ни поехал за принцем, мы, лорд, все-таки не останемся дома. Дорогой я непременно найду случай удалить от принца надменных родственников королевы, и это будет первым приступом к тому, о чем недавно с вами разговаривал.

Глостер. Вы мое другое Я, мой совет, мой оракул, мой пророк! Любезный брат, я, как дитя, подчиняюсь вашему руководству.- Да, в Людлов, мы здесь не останемся.

СЦЕНА 3.

Там же. Улица.

Два Гражданина встречаются.

1-й гражданин. Здравствуй, сосед! Куда так поспешно?

2-й гражданин. Да и сам не знаю. Слышал новость?

1-й гражданин. О смерти короля? слышал.

. Гадкая новость, клянусь Богоматерью. Хорошие и без того так редки; боюсь, все пойдет теперь вверх дном.

Входит Третий Гражданин.

3-й гражданин. Бог в помощь, соседи!

1-й гражданин. Доброго утра, сэр.

3-й гражданин. Что, подтвердилась новость о смерти короля?

2-й гражданин. Вполне; помоги нам Господи!

3-й гражданин. Быть бедам.

1-й гражданин. Отчего же? - место его займет, Божиею милостию, сын его.

3-й гражданин. Горе стране управляемой ребенком.

2-й гражданин. Почему жь не надеяться на хорошее управление и совета во время его малолетства, и его самого, когда достигнет совершеннолетия?

1-й гражданин

3-й гражданин. Нет, друзья. Бог свидетель, совсем не в таком; тогда наше государство было богато славными и мудрыми советниками, тогда у короля было несколько добродетельных дядей.

1-й гражданин. Что жь, и у этого их несколько, и с отцовской и с материнской стороны.

3-й гражданин. Лучше, еслиб все они были с отцовской, или с отцовской не было ни одного; соперничеством, кому быть ближе к королю, они непременно заденут, и нас, если только Господь не предотвратит этого. Герцог Глостерь очень опасен; сыновья и братья королевы горды, высокомерны; управляйся они, а не управляй сами - наше хворое государство как раз возвратило бы свое прежнее здоровье.

1-й гражданин. Полно, полно; ты все видишь в черном; все пойдет как нельзя лучше.

3-й гражданин деле все еще уладится; но в таком случае Господь милостивее к нам, чем я ожидал и чем мы заслуживаем.

2-й гражданин. В самом деле, все чего-то боятся; вы не встретите человека, лице которого не выражало бы какой-то тоски, какого-то опасения.

3-й гражданин. Так всегда бывает перед переворотами. Человек инстинктивно предчувствует наступающую опасность; так и воды сами собой вздымаются перед грозной бурей. Но предоставим все по Богу. Куда вы?

. Нас требовали к судье.

3-й гражданин. И меня также; пойдемте вместе.

(Уходят.)

Там же. Комната во дворце.

Входят Архиепископ Иоркский, Малолетный Герцог Иоркский, Королева Елизавета и Герцогиня Иоркская.

Архиепископ Иоркский. Прошедшую ночь, я слышал, они провели в Стони-Стратфорде, а нынешнюю проведут в Норсамптоне; завтра или после-завтра они будут здесь.

. Мне так хочется видеть принца. Я думаю, он много вырос с тех пор, как я его в последний раз видела?

Король Эдуард. Нет; говорят, мой сын Иорк перерос его.

Иорк. А мне бы не хотелось этого, маменька.

. Отчего жь, мой милый? рости ведь хорошо.

Иорк. Да вот, видишь ли, бабушка, как-то раз, за ужином, дядя Риверс заметил что я переростаю моего брата, а дядя Глостер тут же и сказал: "хорошая трава не высока, а дурная ростет высоко". С этих пор мне ужь совсем не хочется рости; ведь хорошие цветки ростут тихо, а дурная трава поднимается скоро.

Герцогиня Иорк. Не оправдалась, однакож, эта пословица на том, кто сказал ее. В детстве он был так мал, рос так туго, так медленно, что будь она справедлива, он был бы добрейшим из смертных.

. Да ведь он и добр, герцогиня.

Герцогиня Иорк. Может-быть; позвольте, однакожь, матери немного усомниться.

Иорк. Еслиб я тогда вспомнил, я сказал бы дяде на счет его роста получше, чем он на счет моего.

. Что жь такое?

Иорк. Говорят, что дядинька рос так скоро, что ужь через два часа после рождения мог грызть корки; у меня же первый зуб показался только через два года. Ведь это, бабушка, гораздо смешнее?

Герцогиня Иорк. Кто жь сказал тебе это, милое дитя мое?

Иорк

Герцогиня Иорк. Его кормилица? да она умерла прежде, чем ты родился.

Иорк. Ну, если не она, так я не знаю кто сказал мне.

Королева Елизавета

Архиепископ Иоркский. Не сердитесь на ребенка, королева.

Королева Елизавета. И стены имеют уши (В подлиннике pitchers - кувшины.).

Архиепископ Иоркский. Вот гонец; что новаго?

Гонец. Ничего хорошаго.

Королева Елизавета

Гонец. Здоров, ваше величество.

Герцогиня Иорк. Высказывай же вести свои.

Гонец. Лорд Риверс, лорд Грей, и сэр Томас Вогэн арестованы и отправлены в Помфрет.

. Кто же арестовал их?

Гонец. Могущественные герцоги Глостер и Бокингэм.

Королева Елизавета. За что?

Гонец

Королева Елизавета. О, горе мне! я вижу гибель моего рода. Тигр овладел бедной ланью; наглое самовластие напирает уже на невинный, беззащитный трон. Милости просим, опустошение, кровь, убийства! Как на картине, вижу я конец всего.

Герцогиня Иорк. Проклятое, гибельное время, междуусобий, сколько черных дней твоих разразилось уже надо мною! Мой муж лишился жизни, домогаясь короны: сколько раз сыновья то возвышались, то падали, то радовали победами, то крушили потерями; наконец восторжествовали, враги уничтожены, и вот - начались войны между победителями, возстали брат на брата, кровь на кровь.- О, безумное, бессмысленное насилие (В прежних изданиях: And frantic courage... По Колльеру: And frantic outrage...), кончи же проклятое свое беснование, или умертви и меня, чтоб я не видала более смерти!

. Пойдем, пойдем, сын мой; скроемся в святилище. Прощайте, герцогиня.

Герцогиня Иорк. Постойте, и я с вами.

Королева Елизавета

Архиепископ Иоркский. Скорей, королева; возьмите с собой и все ваши сокровища, все ваше достояние. Я, с своей стороны, передаю вам вверенную мне печать, и дай мне Боже такого же счастья, какого я желаю вам и всем вашим. Идемте; я провожу вас.

(Уходят.)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница