Король Ричард Третий.
Действие III.

ДЕЙСТВИЕ III.

СЦЕНА I.

Там же. Улица

Трубы. Входят Принц Вэльсский, Глостер, Бокингэм, Кардинал Борчер и другие.

Бокингэм. Принц, приветствую вас в Лондоне, в вашей палате (В древности Лондон назывался королевской палатой - Camera regis.).

Глостер. Приветствую вас, любезный племянник, властелин всех моих помышлений! Вы что-то печальны - вероятно от трудностей дороги?

Принц Вэльсский. Нет, дядя, не от дороги, а от неприятностей, которые сделали ее скучной, утомительной, тягостной. Здесь должны бы приветствовать меня еще другие дяди.

Глостер. Любезный принц, ничем не помраченные еще чистота и невинность вашего возраста лишают вас возможности понять всю лживость этого мира. От того и о человеке судите вы только по внешности, которая, Бог видит, редко, или даже и никогда не соответствует сердцу. Дяди, которых вам недостает здесь, были для вас опасны; ваше высочество слушали только сладкие их речи, никак не замечая яда, который они скрывали в сердцах своих. Да сохранит, вас Бог и от них, и от всякого лживого друга.

Принц Вэльсский. Да сохранит меня Бог от лживых друзей; но они-то не были лживы.

Глостер. Принц, мер Лондона спешит сюда приветствовать ваше высочество.

Входить Лорд-мер со свитой.

Лорд-мер. Всевышний да благословит и да дарует много, много счастливых дней вашему высочеству!

. Благодарю, добрый лорд; благодарю и вас всех. (Мер удаляется с своей свитой.) Я думал, что маменька и брат Иорк встретят меня еще на дороге. Что это как Гастингс медленн; как до сих пор не узнать, приедет она к нам, или нет?

Входит Гастингс.

Бокингэм. Да вот и он, весь в поту.

Принц Вэльсский. Здравствуйте лорд. Что жь, приедет маменька?

Гастингс. Королева, ваша родительница, Бог знает почему, удалилась с вашим братом Иорком в святилище. Принцу очень хотелось отправиться к вам вместе со мной, но королева удержала его силой.

Бокингэм. Что за непростительный каприз! Лорд кардинал, не угодно ли вам будет убедить королеву, чтоб она сейчас же отпустила герцога Иоркского к его царственному брату. Если же она не согласится - лорд Гастингс, ступайте с ним, и вырвите его силой из её ревнивых рук.

Кардинал. Лорд Бокингэм, если мое слабое красноречие может вымолить герцога Иоркского у его матери - он будет здесь; но если она не тронется просьбами - Боже нас избави нарушить священные права святилища! ни за все это государство не соглашусь я быть причастным такому страшному греху.

Бокингэм. Вы слишком ужь точны и опасливы, лорд (В прежних изданиях: You are to senselesse-obstinate... По Колльеру: You are to strict and abstinent...), слишком ужь слепо придерживаетесь старых обычаев и преданий. Сообразите только невинный возраст герцога (В прежних изданиях: with tbe grossness of this age... По Колльеру: with the goodnest of his age...), и вы поймете, что взятием его нисколько не нарушаете прав святилища. Для того, кто по делам своим нуждается в нем, кто ищет под его кровом защиты, оно остается в полной силе. Герцог же не нуждается и не ищет в нем никакой защиты; для него оно, по моему мнению, и не святилище, и взяв его оттуда, вы не нарушаете никакого права, никакой привилегии. Что мужи скрывались в святилища слыхал я часто; про детей - никогда.

Кардинал. На этот раз вы убедили меня. Лорд Гастингс, угодно вам отправиться со мной?

Гастингс. Идемте, лорд.

Принц Вэльсский

Глостер. Где будет угодно вашему высочеству. Впрочем, день или два я посоветовал бы отдохнуть в Товере; а там, где найдете лучшим и приятнейшим.

Принц Вэльсский. Товер для меня хуже всякого другаго места. Ведь его построил, кажется, Юлий Цезарь?

Глостер. Только начал; построивали последующие века.

Принц Вэльсский. И это известно по летописям, или только по преданию?

Бокингэм. По летописям.

Принц Вэльсский. А что, лорд, еслиб летописи умолчали об этом, я думаю истина все-таки перешла бы из века в век, передавалась бы из уст в уста, до последнего судного дня.

Глостер. (Про себя.) Ранние умники, говорят, недолговечны.

Принц Вэльсский. Что ты говоришь, дядя?

Глостер. Говорю, что слава и без письмен долговечна. (Про себя.) Вот и я, как Порок в старых представлениях, отыгрываюсь двусмысленностями (Порок в старых представлениях (morallites) было шутливое лице, забавлявшее зрителей каламбурами и двусмысленностями. В этих представлениях выводились часто Корыстолюбие, Сластолюбие, Подлость, Пронырство, Тщеславие и т. д.).

Принц Вэльсский славой. Знаете ли, что я скажу вам, лорд Бокингем?

Бокингэм. Что, принц?

Принц Вэльсский. Если я доживу до того, что сделаюсь мужем, я возвращу все нами прежния завоевания во Франции, или умру воином, как жил королем.

Глостер. (Про себя). Ранния весны всегда укорачивают лето.

Входят Иорк, Гастингс и Кардинал.

Бокингэм. Вот и герцог Иорк.

Принц Вэльсский. Как поживает Ричард Иоркский, милый брат наш?

Иорк. Хорошо, августейший повелитель; ведь так должен я теперь называть тебя?

Принц Вэльсский. Да, брат, к немалому как нашему, так и твоему горю. Слишком недавно умер тот, кому следовало бы еще носить это титло, утратившее с его смертью так много своего величия.

Глостер. Как здоровье, нашего племянника, благородного лорда Иорк?

Иорк. Благодарю, добрый дядя.- Да! ты как-то говорил, что дурная трава ростет скоро; посмотри же как перерос меня принц, брат мой.

Глостер. Действительно.

Иорк

Глостер. О, нет, любезный племянник, этого я никак не могу сказать.

Иорк. Так он обязан тебе более, чем я.

Глостер. Он может разполагать мною, как государь мой; ты же имеешь на меня права, как родственник.

Иорк. Сделай милость, дядя, дай мне этот кинжал.

Глостер. Мой кинжал? изволь.

Принц Вэльсский. Ты нищишь, брат.

Иорк. Только у моего доброго дядя; ведь я знаю, что он не откажет мне, не пожалеет для меня такой безделицы.

Глостер. Не отказал бы и в большем.

Иорк. И в большем? стало, подаришь мне и меч?

Глостер. Еслиб он был поменьше.

Иорк. Вот и вижу, что ты щедр только на маленькие подарки; попроси что-нибудь поменьше, и ты тотчас откажешь.

Глостер. Он слишком тяжел для тебя.

Иорк

Глостер. Так моему маленькому лорду хотелось бы иметь мое оружие?

Иорк. Хотелось бы, чтоб мог отблагодарить тебе так же, как ты понял меня.

Глостер. Как же?

Иорк. Маленьким.

Принц Вэльсский. Лорд Иорк всегда договорится до вздора; но вздоры его, добрый дядя наш умел всегда переносить снисходительно.

Иорк. Ты хотел сказать носить, а не переносить. Дядя, брат смеется и надо мной и над тобой; потому что я не больше обезьяны, так он и думает, что ты должен носить меня на спине своей.

Бокингэм. Как колко острит он; как ловко смеется над самим собой, чтоб несколько смягчить свои насмешки над дядей. Так молод, и так хитер - удивительно!

Глостер. Не угодно ли вашему высочеству продолжать путь ваш. Мы же с добрым братом Бокингамом отправимся, между тем, к вашей родительнице, просить ее, чтоб она посетила вас в Товере.

Иорк. Как! вы идете в Товер, лорды?

Принц Вэльсский. Лорд протектор требует этого непременно.

Иорк. Я не усну покойно в Товере.

Глостер. Почему жь, чего жь бояться?

Иорк

Принц Вэльсский. Я не боюсь мертвых дядей.

Глостер. Надеюсь и живых?

Принц Вэльсский. И если они живы, надеюсь, мне нечего бояться. Однакожь идемте, лорды; вспоминая о них, с грустью в сердце, иду я в Товер. (Принц, Иорк, Гастингс, Кардинал и свита уходят.)

Бокингэм. Как вы думаете, лорд, ведь все эти насмешки, которыми так немилосердо осыпал вас этот маленькой болтун, уроки его хитрой матери?

Глостер. Без сомнения. О, это преопасный мальчишка! смел, умен, остер, хитер - весь в матушку, от головы до пяток.

Бокингэм. Оставим их.- Подойди, любезный Кэтзби. Ты поклялся исполнить все, что бы мы ни замыслили, так же верно, как и хранить в тайне все, что бы и сообщили тебе. Дорогой, мы объяснили уже тебе побудительные причины. Как ты думаешь, можно склонить Вильяма лорда Гастингса на нашу сторену, касательно возведения этого благородного герцога на престол Англия?

Кэтзби. Из любви к покойному королю, он не согласися ни на что протминое выгодам его сына.

Бокингэм. Ну, а Стэнли? не подастся ли он?

Кэтзби. Он ни в чем не отстанет от Гастмигса.

Бокингэм что он хоть несколько расположен к нам - ободри его, объясни причины; будет холоден, ледян, обнаружит даже негодование - ты точно так же; кончи разговор и, сейчас же, дай нам знать о всем, потому что завтра у нас будет еще другой совет, в котором и ты не останешься без дела.

Глостер. Кэтзби, ты поклонишься от меня лорду Вильяму и скажешь ему, что завтра в Помфрете пустят кровь старым, заклятым врагам его; пусть мой друг, на радости от такой вести, подарит мистрис Шор хоть одним лишним поцелуем.

Бокингэм. Надеюсь, любезный Кэтзби, что ты исполнишь это поруцение с должной осмотрительностью.

Кэтзби. Со всевозможной, благородные лорды.

Глостер. Увидим тебя прежде, чем ляжем спать?

Кэтзби. Увидите, лорд.

Глостер. Ты найдешь нас обоих в Кросби. (Кэтзби уходит.)

Бокингэм. Что жь нам делать, любезный лорд, если уверимся, что лорд Гастингс не примет нашей стороны?

Глостер. Снесем ему голову; что-нибудь да сделаем во всяком случае.- Буду королем, графство Гирьфордское и все движимое короля, моего брата - твое.

Бокингэм. Я сошлюсь тогда на слово вашего высочества.

Глостер

СЦЕНА 2.

Перед домом лорда Гасгингса.

Входить Гонец.

Гонец. (Стучит в дверь) Лорд! лорд!

Гастингс. (За сценой). Кто там стучится?

Гонец. Посланный от лорда Стэнли.

Гастингс. (За сценой). Который час?

Гонец. Скоро четыре.

Входит Гастингс.

Гастингс. Не спится, верно, твоему господину в эти длинные ночи?

Гонец. Судя на тому, что мне поручено сказать вам, кажется что так. Во первых он кланяется вашей милости.

Гастингс. А за тем?

Гонец. А за тем, он велел сказать вам, что нынче ночью ему приснилос, будто вепрь сорвал с него шлем. Кроме того, он говорит, что завтра будет не один; а два совета, и что в одном могут решить то, что в другом легко может огорчить и вас и его. Потому он поручил мне узнать: не угодно ли вам, не теряя времени, сесть на коня и отправиться вместе с ним на север, чтоб избежать опасности, которую предчувствует.

Гастингс. Воротись к своему лорду и скажи, чтоб он не боялся двойного совета, потому что в одном будем мы оба, а в другом мой добрый друг Кэтзби, и что все, что бы ни задумали против нас в последнем, будет передано мне тотчас же. Скажи ему, что его опасения не имеют никакого основания. Что же касается до сновидения - удивляюсь, как можно быть так безразсудну, чтоб давать какое-нибудь значение проказам беспокойного сна. Бежать вепря, когда от и не думает броситься на нас - надоумить его, чтоб он бросился; показать ему добычу там, где он совсем и не предполагал ея. Ступай, попроси своего господина ко мне; мы вместе отправимся в Товер, и он увидим, что вверь примет нас очень ласково.

Гонец

Входит Кэтзби.

Кэтзби. Доброго утра, благородный лорд!

Гастингс. А, здравствуйте, Кэтзби! раненько поднялись вы нынче. Что нового в нашем шатком королевстве?

Кэтзби. Да, в самом деле, лорд, в нем все идет как-то кругом; я думал; я думаю, что ему и не установиться, пока венец правления не очутится на голове Ричарда.

Гастингс. Как, венец правления? то есть корона?

Кэтзби. Да, мой лорд.

Гастингс. Пусть снесут мне голову с плеч прежде, чем увижу такое беззаконное перемещение короны! Но неужели вы, .в самом деле, полагаете, что он метит на нее?

Кэтзби. Никакого нет сомнения, надеется и вас склонить на свою сторону, и потому просил меня сообщить вам, что враги ваши, родственники королевы, нынче же умрут в Помфрете.

Гастингс. Я, конечно, не огорчусь этой новостью, потому что они всегда были врагами мне; но, чтоб я подал голос в пользу Ричарда, согласился обезнаследить настоящего наследника моего бывшего господина - никогда, хотя бы это стоило мне и жизни!

Кэтзби. Дай Бог, чтоб вы всегда были верны такому благородному образу мыслей.

. Но и через год я вспомнил с удовольствием, что видел гибель людей, которые навлекли на меня немилость моего государя. Да, Кэтзби, прежде, чем я постарею какими-нибудь двумя неделями, я отправлю и еще нескольких, которые теперь и же предчувствуют ничего такого.

Кэтзби. Скверно, однакожь, добрый лорд, умереть не приготовившись, совсем не думав о смерти.

Гастингс. Да, гадко, гадко! и так умрут Риверс, Вогэн и Грей; так умрут и еще несколько человек, которые воображают, что они так же безопасны, как ты и я - как мы, которые, как тебе известно, пользуются особенным расположением царственного Ричарда и Бокингэма.

Кэтзби. Герцоги ставят вас так высоко! (Про себя.) Решили ужь, что стоять голове твоей на мосту.

Гастингс. Знаю; я и заслужил это.

Входит Стэнли.

А, милости просим; где жь рогатина? Боитесь вепря, и вышли без всякого оборонительного оружия?

Стэнли. Доброго утра, лорд.- Доброго утра, Кэтзби. Смейтесь, но, клянусь крестом Спасителя, не нравится мне этот двойственный совет.

Гастингс. Лорд, я дорожу своей жизнью, точно так же, как и вашей; мало этого, скажу вам, что она никогда не была для меня так драгоценна, как теперь. И неужели ли думаете, что я был бы так весел, еслиб не был совершенно уверен в нашей безопасности?

Кэтзби. Лорды, что теперь в Помфрете, выехали из Лондона веселехоньки, вполне убежденные в своей безопасности, и в самом деле не имели никакой причины опасаться; несмотря, однакожь, на то, вы знаете как скоро помрачился день их. Меня страшат эти внезапные взрывы мщения. Дай-то Бог, чтоб я оказался пустым трусом! Чтожь, идем в Товер? солнце высоко ужь.

Гастингс. Полноте, полноте, успокойтесь. Знаете ли, лорд? нынче казнят лордов, о которых вы сейчас вспомнили.

. По чести и верности их, им, право, скорей можно было бы носить свои головы, чем некоторым из их обвинителей шляпы. Но идемте же, лорд.

Входить Разсыльный.

Гастингс. Ступайте вперед; я только слова два скажу этому доброму человеку. (Стэнли и Кэтзбий уходят.) Ну что, любезный, как твои дела?

Разсыльный. Как нельзя лучше, если ваша светлость почтили меня этим вопросом.

Гастингс. Скажу тебе, что и мои гораздо лучше, чем тогда, как мы здесь же с тобой встретились. Тогда, благодаря наветам родственников королевы, я шел в Товер узником; но нынче - не говори только этого никому - нынче день казни врагов моих, и мое положение теперь лучше, чем когда-нибудь.

Разсыльный. Дай Бог, чтоб всегда и все шло по желанию вашей милости.

Гастингс. Спасибо, любезный. (Бросая ему кошелек.) Возьми, выпей за мое здоровье.

Разсыльный. Благодарю, благородный лорд. (Уходит.)

Водит Священник.

Священник. Приятная встреча, лорд; очень рад видеть вашу честь.

Гастингс. От души благодарю вас, добрый сэр Джон. Я еще в долгу у вас за последнюю службу; приходите в следующую субботу, вы получите, что вам следует.

Бокингэм. Что это, лорд камергер, с духовником? В нем нуждаются ваши друзья в Помфрете; вам же еще рано хлопотать об исповеди.

Гастингс. Представьте, встретившись с святым отцом, я и сам вспомнил о них. Вы в Товер?

Бокингэм. Да; но я пробуду там не долго, уйду прежде вас.

Гастингс. Весьма вероятно, потому что я останусь там обедать.

Бокингэм. (Про себя). И ужинать. - Пойдемте вместе.

Гастингс. Пойдемте.

СЦЕНА 3.

Помфрет. Перед замком.

Входит Рэтклиф со стражей, ведущей Риверса, Грея и Вогэна на казнь.

Рэтклиф. Выводите пленников.

Риверс. Сэр Ричард Рэтклиф, ты увидишь, как умирает подданный за верность долгу и чести.

Грей

Вогэн. Придет время, и вы будете стенать, что остались в живых.

Рэтклиф. Не задерживайте; участь ваша решена.

Риверс. О, Помфрет, Помрет! о, кровавая, зловещая, гибельная для благородных перов темница! в преступном заклепе твоих стен, изрублен Ричард второй, и мы напоим тебя нашей невинной кровью, чтоб еще более усилить твое позорное значение.

Грей. Исполняется проклятие Маргариты мне и вам за то, что стояли подле, когда Ричард убивал её сына.

Риверс. Тогда она проклинала и Гастингса, проклинала и Бокингэма, проклинала и Ричарда! - О, не забудь же, Господи, исполнить страшные молитвы её о них, как не забыл молитв её о нас! Сестру же мою и её царственного сына, пощади. Удовлетворись, о, Боже, нашей верной кровью, которая - ты знаешь - прольется так несправедливо!

Рэтклиф. Кончайте; час вашей смерти пробил.

Риверс. Грей, Вогэн, обнимемся же здесь! Прощайте до радостной встречи не небесах!

СЦЕНА 4.

Лондон. Комната в Товере.

Бокингэм, Стэнли, Гастингс, Епископ элийский, Кэтзби, Ловель и другие, сидят за столом. Разные чиновники стоят позади.

Гастингс. Итак, благородные пэры, мы собрались здесь для решения вопроса о коронации. С Богом, назначайте же день.

Бокингэм. Все ли, однакожь, готово для торжества этого?

. Все, осталось только назначить день.

Епископ элийский. Так завтра; завтра день счастливый.

Бокингэм. Кому известно, что думает об этом лорд протектор? Кто пользуется его особенной доверенностью?

Епископ элийский. Мы полагаем, что вам, лорд, скорей, чем кому-нибудь из нас, должно быть известно его мнение.

Бокингэм. Почему жь мне? мы знаем друг друга только по лицам; что жь до сердец - мое известно ему столько же, сколько мне ваши, и мне его, как вам мое. Лорд Гастингс, вы так дружны с ним.

Гастингс. Я очень благодарен его светлости за его расположение ко мне, знаю, что он любит меня; но что касается до его предположений на счет коронации - я не расспрашивал его; сам же он ничего не соблаговолил сказать мне. Впрочем, назначайте день, лорды; я подам голос за герцога, в полной уверенности, что он не оскорбится этим.

Входит Глостер.

Епископ элийский. Да вот, кстати и сам герцог.

Глостер. Доброго утра, благородные лорды и братья. Я заспался; надеюсь, однакожь, что не остановил никакого важного суждения, которое требовало бы моего присутствия?

Бокингэм. Не войдите вы, лорд, по реплике, Вильям лорд Гастингс, прочел бы вашу тираду, разумею: подал бы за вас мнение на счет коронации.

Глостер ль вы меня, послав за ней сейчас же?

Епископ элийский. С великим удовольствием, благородный лорд. (Уходит).

Глостер. Брат Бокингам, на одно слово. (Отходит с ним к стороне.) Кэтзби говорил с Гастингсом; упрямый этот джентльмен так горяч, что скорей готов лишиться головы, чем согласиться, чтоб сын его господина - как он достойно величает его - лишился царственного престола Англии.

Бокингэм. Выдьте отсюда на минуту; я выду за вами. (Уходит с Глостером.)

Стэнли. А мы все-таки не назначили еще дня торжества. Завтра, мне кажется, слишком ужь скоро; я сам не так еще приготовился, как мог бы, еслиб это торжество отложили на несколько дней.

Входит Епископ элийский.

Епископ элийский. Где жь лорд протектор? я послал за клубникой.

Гастингс. Нынче его светлость так весел и ласков. Верно его занимает что-нибудь очень приятное, если пожелал нам доброго утра так радушно. Я не знаю, сыщется ли в целом християнстве человек, менее его способный скрывать и любовь и ненависть. По лицу его, вы сейчас узнаете его расположение.

Стэнли. Что жь заметили вы по нынешнему выражению лица его?

Гастингс. Что в нем нет ни малейшей неприязни ни к кому из присутствующих здесь; неприязнь его тотчас же высказалась бы его взорами.

Глостер возвращается с Бокингэмом.

Глостер

Гастингс. Моя нежная любовь к вам, лорд, заставляет меня осудить виновников, не дожидаясь мнений этого благородного собрания; кто бы они ни были, они заслужили смерть.

Глостер. Пусть же вами собственные глаза будут свидетелями их преступления. Смотрите, вот действие чар их: видите ли, рука эта изсохла, как подрезанный сук, и это дело жены Эдуарда, этой чудовищной ведьмы, и распутной, непотребной Шор. Вот как заклеймили оне меня колдовством своим.

Гастингс. Если оне сделали это, благородный лорд -

Глостер. Если! и ты, гнусный покровитель проклятой потаскушки, говоришь еще: если? Ты изменник! - Долой ему голову!- клянусь святым Павлом, я не сяду обедать, пока не увижу головы его.- Ловель и Рэтклиф, поручаю это вам. Что жь касается до вас, лорды, кто любит меня, тот встанет и пойдет за мной. (Все встают и уходят с Глостером и Бокингэмом.)

Гастингс. Горе, горе Англии! но отнюдь не за меня; я, глупец, мог бы предъотвратить это. Стэнли видел во сне, что вепрь сорвал с него шлем; а я пренебрег его сном - не хотел бежать. Три раза спотыкалась нынче моя парадная лошадь; завидев Товер, встала даже на дыбы, как бы не желая ввезти меня в эту бойню. О, теперь-то нужен мне духовник, с которым давича встретился; теперь каюсь я, что, торжествуя, говорил рассыльному как нынче казнят врагов моих в Помфрете, и как я сам в любви и в милости. О, Маргарита, Маргарита, разразилось наконец твое тяжелое проклятие над бедной головой Гастингса!

Рэтклиф. Не задерживайте, лорд; герцогу хочется сесть поскорей за стол. Кайтесь короче; он ждет вашей головы с нетерпением.

Гастингс. О, тот, кто основывает свои надежды на льстивых взорах милости смертных - милости, которой мы домогаемся более, чем милости Господней, - живет, как пьяный матрос на мачте, с каждым толчком готовый слететь в гибельную глубь!

Ловель. Идемте; все ваши возгласы напрасны.

Гастингс. О, кровожадный Ричард!- бедная Англия! предвещаю тебе времена страшные, времена, каких ты никогда не видала еще! - Идем, ведите меня на плаху; снесите ему мою голову. Не долго жить и тем, кто теперь радуется моей смерти!

СЦЕНА 5.

Всходят на них поспешно Глостер и Бокингэм в ржавом, беспорядочно надетом вооружении.

Глостер. Скажи, брат, умеешь ты дрожать и меняться в лице, умерщвлять дыхание в средине речи, начинать снова и снова останавливаться, как будто обезумел от ужаса?

Бокингэм. О, я превзойду и лучшего трагика; говоря, я стану оглядываться назад, озираться вокруг, дрожать и вздрагивать от шелеста малейшей соломенки, как будто нахожусь в величайшей опасности. Выражение ужаса для меня такая жь безделица, как и притворная улыбка; и то и другое к моим услугам во всякое время, смотря по надобности. Послали вы Кэтзби?

Глостер. Как же; да вот и он, и с мером.

Входят Лорд-мер и Кэтзби.

Бокингэм. Предоставьте мне весь разговор с ним. Лорд-мер -

Глостер. Взгляни на подъемный мост!

Бокингэм. Слышите? барабаны.

Глостер. Кэтэби, посмотри, что за стенами.

Бокингэм. Почтенный лорд-мер, причина, почему мы послали за вами -

Глостер

Бокингэм. Да защитит и да сохранит вас Господь и наша невинность!

Входят Ловель и Рэтклиф с головой Гастингса.

Глостер. Успокойся, это друзья: Рэтклиф и Ловель.

Ловель. Вот голова подлаго изменника, опасного, никем не подозреваемого Гастингса.

Глостер. Я так любил этого человека, что не могу не плакать. Я почитал его честнейшим, благороднейшим существом, которое когда-либо дышало в целом християнстве; он был книгой, в которую душа моя вносила все сокровеннейшие помыслы. Он так искусно умел прикрывать свой пороки внешностью добродетели, что кроме явной, открытой слабости - разумею его связь с женой Шора - его ничем нельзя было упрекнуть.

Бокингэм. Это был хитрейший из всех когда-либо существовавших изменников. Представьте, лорд-мер, не сохрани мы нашу жизнь особенным чудом, никогда не пришло бы вам в голову, никогда не поверили бы вы, что хитрый изменник замышлял умертвить меня и лорда Глостера нынче же в совете.

Лорд-мер. Возможно ли?

Глостер. Неужели жь вы думаете, что мы Турки, или язычники; что мы решились бы пренебречь формами закона, поспешив смертью бездельника, еслиб нас не вынудили обстоятельства, спокойствие Англии и личная безопасность?

Лорд-мер. Да хранит вас Господь! Он заслужил смерть; вы прекрасно поступили: таким образом вы и других изменников предостерегли от подобных замыслов. С тех пор, как он связался с женой Шора, я не ждал уже от него ничего хорошаго.

Бокингэм. Мы не хотели, однакожь, чтоб он умер без вас, лорд. Торопливая ревность наших друзей поступила в этом случае решительно против нашего желания; нам хотелось, чтоб вы сами, лорд, выслушали боязливое признание изменника; сами узнали все подробности его мятежа и потом, передали все это гражданам, которые, может-был, перетолкуют это в дурную сторону - станут жалеть о нем.

. Слово вашей светлости для меня все равно, как бы я сам видел и слышал. Будьте уверены, благородные лорды, я объясню верным гражданам, как справедливо поступили вы в этом случае.

Глостер. Именно, чтоб избежать обвинений злоречивого света, мы и желали вашего присутствия.

Бокингэм. Но так как, к сожалению, вы опоздали, засвидетельствуйте же, по крайней мере, что слышали от нас. За сим прощайте, благородный мер. (Мер уходит.)

Глостер. Скорей за ним, за ним, любезный Бокингэм! Лорд-мер спешит в гильдию (Guildhill - род думы или ратуши.). Там, если выйдет случай, намекни им о незаконнорожденности детей Эдуарда; припомни, как Эдуард казнил одного из граждан только за то, что тот сказал, что сделает своего сына наследником короны, разумея свой дом, который так называли по вывеске. Представь им, сверх того, его скотское, необузданное сладострастие, не щадившее ни служанок, ни дочерей, ни жен их; неистовавшее всюду, где только представлялась добыча его похотливому взору, его буйному сердцу. Если понадобится, не щади и близких мне; скажи, что когда мать моя забеременела ненасытным Эдуардом, благородный Иорк, мой царственный отец, воевал во Франции, и что, рассчитав время, он нашел, что этот сын не его, что еще более доказывалось совершенных отсутствием всякого сходства с благородным герцогом, отцом моим. На это ты намекнешь, однакожь, слегка, издали; ведь матушка моя существует еще.

Бокингэм. Поверьте, лорд, я буду так красноречив, как будто для самого себя хлопочу о золотой награде. До свидания.

Глостер. Если тебе удастся, приведи их в замок Байнард (Этот замок находился в самом Лондоне на берегу Темзы. При сильном понижении воды следы его основания видны еще и теперь.), где ты найдешь меня окруженным преподобными отцами и учеными епископами.

Бокингэм. Часу к третьему или четвертому ждите новостей из гильдии. (Уходит.)

Глостер. Ты же, Ловель, ступай скорей к доктору Шо, а ты, Кэтзби, к патеру Пенкеру (Доктор Шо и августинский монах Пенкер были любимыми проповедниками народа.) - скажите им, чтоб через час они были у меня в замке Байнард. (Ловел и Кэтзби уходят.) Теперь, остается только припрятать отродье Кларенса, распорядиться чтоб никого не допускали к принцам.

(Уходит.)

СЦЕНА 6.

Улица.

Входит Писец.

Писец и я просидел за перепиской целых одиннадцать часов; теперь, на составление чернового надобно было употребить, по крайней мере, столько же времени, а какия-нибудь пять часов тому навал Гастингс был жив, чист от всякого обвинения, ходил на свободе.- Ну, свет! - кто же так глуп, что не увидит тут явного обмана? и кто же так смел, что скажет; вижу?- Гадок этот свет; близок и конец его, если такие гнусности приходится видеть и молчать.

СЦЕНА 7.

Там же. Двор замка Байнард.

Входят Глостер и Бокингэм.

Глостер. Ну что, что? что говорят граждане?

Бокингэм. Граждане, клянусь Богоматерью, онемели, ничего не говорят.

Глостер. Намекнул ты им на незаконность детей Эдуарда?

Бокингэм. Как же; упомянул и об его брачном договоре с леди Люси (Эдуард IV имел с ней связь. Мать его, не желая, чтоб он женился на Елизавете, уговорила леди Люси объявить, что он помолвлен на ней.), и о том, который он заключил во Франции через своего полномочного посла; говорил о его ненасытном сладострастии, об изнасилованиях гражданок, с жестоких казнях за вздоры, о его собственной незаконнорожденности, как он был зачат тогда, как ваш отец был во Франции, и как он совсем не похож на герцога. При этом я сослался на вас, как на верное подобие вашего отца и по наружности и по благородству духа; вычислил все ваши победы в Шотландии, превознес ваше знание воинского дела, вашу мудрость в мирное время, вашу доброту, смирение, добродетель; не забыл решительно ничего, что бы могло послужить вам в пользу. Кончив, я предложил всем, кто желает добра своей родине, воскликнуть: "да здравствует Ричард, доблестный король Англии!"

Глостер. И они воскликнули?

Бокингэм. Ни одна душа, клянусь Богом; как немые статуи или бездыханные камни, бледные как смерть, вытаращили они глаза друг на друга. Увидав это, я начал упрекать их и спросил мера, что значит это упрямое молчание? Он ответил, что народ привык слушать только докладчика (Recorder.). Я потребовал, чтоб докладчик повторил все сказанное мной, и он принялся повторять, оговариваясь беспрестанно, что так говорил герцог, так полагал герцог, ни слова не прибавляя в вашу пользу. Когда он кончил, несколько человек наших, в самом конце залы, бросили вверх шляпы и какие-нибудь десять голосов закричали: "да здравствует король Ричард!" Я тотчас же воспользовался этим. "Благодарю, любезные граждане", сказал я, "благодарю, друзья мои; эти общие радостные клики свидетельствуют ваше благоразумие и вашу любовь к Ричарду!" - раскланялся и вышел.

Глостер. Безъязычные колоды! Так и мер не явится сюда с альдерменами?

Бокингэм. Мер сейчас будет здесь. Покажите им, что вы чего-то опасаетесь; согласитесь выслушать ихь только по убедительнейшой просьбе, выдьте с молитвенником в руках и с двумя прелатами по сторонам - это даст мне повод прочесть им пренаставительную проповедь; склоняйтесь не вдруг на наши просьбы; разыгрывайте девушку, говорите все нет, и не противьтесь.

. Если ты будешь просить за них так же искусно, как я буду отвечать за себя этим "нет" - успех несомненен.

Бокингэм. Ступайте жь, ступайте на верх; лорд-мер стучится. (Глостер уходит.)

Входит Лорд-мер с Альдерменами гражданами.

Здравствуйте, лорд. A я все жду здесь допуску; кажется, герцог решил не принимать никого.

Кэтзби выходит из комнат замка.

Ну что, Кэтзби? что сказал Герцог на мою просьбу?

Кэтзби. Лорд, он просить вас навестить его завтра или после завтра. Теперь же он углубился в духовное созерцание с двумя почтенными отцами, и ничто мирское не в силах отвлечь его от этого набожного занятия.

Бокингэм. Любезный Кэтзби, воротись к доброму герцогу и скажи ему, что я, лорд-мер и альдермены пришли к нему по делу великой важности, по делу, от которого зависит наше общее благо.

Кэтзби. Я доложу ему. (Уходит.)

Бокингэм. Да, лорд, этот принц не Эдуард; он не нежится, растянувшись на сладострастной софе, но стоя на коленях относится к Богу; не любезничаньем с прелестницами занят он, а набожной беседой с святыми отцами; не утучняет он ленивого тела сном, но обогащает свою бодрствующую душу молитвами. Счастлива была бы Англия, еслиб этот добродетельный принц принял на себя тягостное бремя короны; но я не думаю, чтоб он склонился на наши просьбы.

Лорд-мер. Не дай Боже, чтоб он отказал нам.

Бокингэм. Боюсь, откажет. Кэтзби возвращается.-

Ну что, Кэтзби, что говорит герцог?

Кэтзби. Он удивляется, к чему привели вы к нему толпу граждан, не предупредив его об этом заблаговременно. Он опасается, лорд, что вы замышляете против него что-нибудь недоброе.

Бокингэм. Мне больно, что благородный брат мой мог подумать, что я замышляю против него недоброе. Клянусь небом, мы пришли единственно из любви к нему; поди, скажи ему это. (Кэтзби уходить.) Когда человек набожный, богобоязненный примется за четки, не легко отвлечь его от них; так увлекательна ревностная молитва.

Глостер показывается вверху на балконе, между двух епископов. Кэтзби возвращается.

Лорд-мер. Вот его высочество, и с ним два епископа.

Бокингэм. Две почтенные опоры христолюбивого принца, чтоб не пасть в сети честолюбия; и в руке, видите ли, молитвенник - истинное украшение боголюбивого человека.- Славный Плантагенет, доблестный принц, склони свое милостивое внимание на просьбы наши, и прости, что мы нарушили твое набожное, истинно християнское занятие.

Глостер. Вам, лорд, нечего извиняться; скорей я должен просить у вас прощения, что, занятый беседой с Богом, пренебрег моими друзьями. Но оставим это; скажите, что вам угодно?

Бокингэм. Угодное Господу и всем добрым людям нашего никем не управляемого острова.

Глостер. Верю я провинился в чем-нибудь перед гражданами, и вы пришли побранить меня за мое неразумие.

Бокингэм. Провинились, герцог; но еслиб, вняв нашим просьбам, вашему высочеству было угодно поправить вину вашу -

Глостер

Бокингэм. Так знайте же, что вы делаете ужасное зло, предоставляя верховную власть, величественный трон, скиптр ваших предков, сан следующий вам по рождению, наследственную славу вашего царственного дома, испорченному отпрыску обезчещеного пня; что от сонливого смирения ваших помыслов - которые мы теперь пробуждаем для блага общественного, - славный остров этот лишается своих членов, лице его уродуется рубцами позора, к царственному дереву его прививаются подлые растения, и оно почти погрузилось уже в жадную бездну черного забвения и ужасного ничтожества. Чтоб спасти его, мы молим ваше высочество принять кормило правления, не в звании протектора, наместника или поверенного, подчиненного выгодам другаго; но как ваше наследие, ваше государство, вашу собственность по крови и по рождению. Вот для чего пришел я, по убедительной просьбе добрых, истинно преданных вам граждан, умолять вас, вместе с ними, чтоб вы склонились на наше, совершенно справедливое предложение.

Глостер. Не знаю, что соответственный моему сану и вашему расположений, удалиться ли мне, не сказав ни слова, или осыпать вас жестокими упреками. Удалюсь без ответа - вы можете додумать, что онемевающее честолюбие, молча, принимает золотое ярмо царствования, которое вам, так безразсудно, хочется возложить на меня; осыплю упреками за предложение, так хорошо выразившее вашу любовь ко мне - оскорблю друзей моих. Чтоб избежать и того и другаго, вот мой решительный ответ: ваша любовь вполне заслуживает мою благодарность, но мои достоинства и доблести так ничтожны, что я должен уклониться от вашего лестного предложения. Еслиб даже не было никаких препятствий, еслиб путь мой к трону был так же чист и верен, как мои права по сану и по рождению - то и тогда, я так нищ духом, так велики и многочисленны мои недостатки, что я - как утлый челн, слишком слабый, чтоб выдержать волнение моря, - бежал бы моего величия, чтоб мое величие не поглотило меня, не задушило чадом моей же собственной славы. До сих пор во мне нет еще никакой надобности, и благодарите за это Господа, потому что, случись эта надобность, как неспособен был бы я помочь вам! Царственное древо оставило царственный плод; вечно-бегущее время дает этому плоду должную зрелость, и он украсит собой царственный трон и, нет никакого сомнения, осчастливит вас всех своим правлением. На него-то возлагаю я то, что вам хотелось бы возложить на меня, что принадлежит ему по праву и по предопределению его счастливой звезды, и чего, Боже избави, чтоб я решился лишить его.

Бокингэм. Лорд, все это доказывает только вашу совестливость; но причины, возбуждающия ее, слишком мелочны и ничтожны, если хорошенько сообразить все обстоятельства. Вы говорите, что Эдуард сын вашего брата. Тоже самое скажем и мы; но не жены Эдуарда, потому что брат ваш сговорил сперва с лэдя Люси - чему живой свидетель ваша родительница, - а потом, через своего уполномоченного, с лэди Боной, сестрой короля Франции. И ту и другую отстранила бедная просительница, истощенная заботами мать мночисленного семейства, жалкая поблекшая вдова, переступившая за полдень своей жизни. Очаровав его сладострастные взоры, обольстив, поработав все высокие помыслы, она унизила его до подлой бигамии (Бигамией (Bigamy) называлась женитьба на вдове или на двух девушках последовательно. Одним из постановлений Лионского собора 1274 г. она объявлена позорной и преступной.), и с ней-то прижил он, на беззаконном ложе, Эдуарда, которого мы из вежливости называем принцем. Не сдерживай моего языка уважение к некоторым из живых - я мог бы сказать еще более. Примите же, благородный лорд, предлагаемую корону, если не для нас, не для блага нашей родины, так, по крайней мере, для того, чтоб возстановить в вашем роде надлежащий порядок наследования, нарушенный насмешливым временем.

Лорд-мер. Согласитесь, лорд; вас молят все граждане.

Бокингэм. Не отвергайте любви их.

Кэтзби. Обрадуйте, исполните справедливую их просьбу.

Глостер. О, Боже мой! что вам так хочется обременять меня бесконечными заботами? Ни корона, ни величие нейдут ко мне. Нет - прошу вас, не перетолковывайте только слов моих в дурную сторону, - я не могу и не хочу исполнить вашего желания.

Бокингэм. Вы отказываетесь, не хотите отрешить от престола ребенка, потому только что он сын вашего брата; мы ведь знаем, как чувствительно ваше сердце, знаем вашу любовь, почти женственную нежность к родственникам, и не только к родственникам - ко всем. Так знайте же, примете ли вы, или отвергнете наше предложение, сын вашего брата никогда не будет королем нашим; на зло и гибель вашего дона, мы возведем на трон кого-нибудь другаго, и с этой твердой решимостью мы оставляем вас. - Идемте, граждане, нечего просить более. (Уходит.)

Кэтзби. Воротите, его любезный, принц; склонитесь на просьбы их. Откажете - все государство вознегодует на вас!

Глостер

Бокингэм возвращается.

Брат Бокингэм и вы, почтенные граждане, так как вы решились уже пристегнуть величие к спине моей, не разбирая: желаю, или не желаю я его - я должен покориться необходимости, должен поневоле возложить на себя тягостное бремя это. Но если это вынужденное согласие родит черную клевету и наглое порицание, ваше же принуждение должно смыть с меня все пятна, все нечистое, потому что знает Бог, знаете отчасти и вы, как далек был я даже и мысли о короне.

Лорд-мер. Господь да благословит вашу светлость! мы видели и засвидетельствуем это.

. И вы засвидетельствуете святую истину.

Бокингэм. Итак приветствую вас королем - да здравствует Ричард, достойный король Англии!

Все. Аминь.

. Не угодно ли вам короноваться завтра же?

Глостер. Когда хотите, если вы ужь так желаете этого.

Бокингэм

Глостер. (Епископам). Возвратимся к нашим священным занятиям. (Бокингэму) Прощай, брат; прощайте, добрые друзья моя.