| Автор: | Шекспир У., год: 1901 |
| Примечание: | Перевод Н. А. Толстого |
| Категория: | Сценка |
Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Гамлет, принц Датский. Действие первое (отрывки)
Шекспиръ.
ГАМЛЕТЪ
Принцъ Датскiй.
Сц. I, II, III, IV.
Дозволено цензурою. Москва, 10 iюля 1901 г.
МОСКВА. Типо-лит. Товарищества И. Н. КУШНЕРЕВЪ и Кo, Пименовская ул., соб. д.
1902.
Крылатое время уноситъ насъ все дальше и дальше отъ той блестящей эпохи, когда, спустя полторы тысячи летъ после Рождества Христова, могучiя силы человеческаго творчества уже на христiанскомъ мiровоззренiи развили такой пышный ростъ, что достигли вновь лучшаго расцвета, какой когда-либо замеченъ въ сумраке отдаленнейшихъ временъ.
Одно только непобедимое греческое искусство не было превзойдено. Лучшiя скульптуры, какъ Микелъ-Анджеловскiй "Моисей", хотя по силе не уступаютъ классическимъ статуямъ, но далеко не имеютъ той удивительной гармонiи, которую мы невольно ощущаемъ въ каждой жиле, въ каждой мышце хотя бы бельведерскаго знаменитаго торса. Темъ не менее для всего последующаго эпоха возрожденiя такъ же недостижима, какъ и эпоха расцвета греческаго искусства, и Шекспиръ, несмотря на отделяющiя насъ отъ него полтысячи летъ, представляется намъ чемъ-то до того исчерпывающимъ человеческое существованiе, даже со всею современною наукою, что теперешнее знанiе и мышленiе кажутся только частями его мiровоззренiя, которыя, не достигая его обобщающей мощи, легко укладываются въ безконечныхъ перспективахъ построеннаго имъ лабиринта человеческаго созерцанiя. Этими преимуществами объясняется то неугасимое стремленiе къ передаче его драмъ всеми народами на свой родной языкъ и громадный авторитетъ, которымъ онъ везде заслуженно пользуется. Кто бы ни началъ серьезно изучатъ литературу, неминуемо, повышая свои вкусы и силу глубины мышленiя, въ конце-концовъ наткнется на Шекспира и признаетъ въ немъ генiя недосягаемой величины. Не въ этихъ краткихъ словахъ, предпосылаемыхъ моему переводу 4-хъ такого "гиганта-мастера",-- нетъ, я хочу сказать всего несколько словъ въ защиту моего скромнаго опыта, дабы мое желанiе, отъ котораго я не въ силахъ былъ воздержаться, показалось читателю понятною и простительною дерзостью. Мой опытъ не есть систематическiй переводъ,-- я этимъ не задавался, я не искалъ краткости, не совместной съ русскимъ языкомъ, певучимъ и любящимъ повторенiя, я не боялся неточностей тамъ, где точность не важна; я хотелъ только звучно передать красоты некоторыхъ местъ, въ которыхъ поэтическая образность и глубина мысли неразделимы, даже до звукоподражанiя; я хотелъ выразитъ самое для меня дорогое, не заботясь о томъ, что скажутъ.
Я знаю, что всякiй, кто вздумалъ бы критиковать мою работу, найдетъ многое для своего сарказма, начиная съ рифмъ, въ которыя по темъ или другимъ причинамъ вылились мои строки, но добросовестный критикъ не откажетъ мне въ томъ, что есть места, переведенныя ново, оригинально и близко къ подлиннику, а если онъ благосклонно еще отметитъ и особенность общаго колорита, который обыкновенно отсутствуетъ въ переводахъ, то я буду более чемъ доволенъ.
ДЕЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:
Гамлетъ, сынъ покойнаго и племянникъ настоящаго короля.
Полонiй, лордъ-камергеръ.
Горацiй, другъ Гамлета.
Лаэртъ, сынъ Полонiя.
Корнелiй.
Розенкранцъ.
Гиндельштернъ.
Озрикъ.
Священникъ.
Марцелло, офицеръ.
Бернардо, офицеръ.
Франциско, солдатъ.
Полковникъ.
Посолъ.
Духъ отца Гамлета.
Фортинбрасъ - принцъ Норвежскiй.
Офелiя, дочь Полонiя.
Придворные, дамы, офицеры, солдаты, актеры, могильщики, вестники, матросы, слуги и другiе.
Действiе происходитъ въ Эльзиноре.
ДЕЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
Франциско на часахъ. Входитъ Бернардо.
Бернардо.
Кто тутъ есть?
Франциско.
И назови себя.
Бернардо.
Да здравствуетъ король и вся земля!
Франциско.
Бернардо.
Я.
Франциско.
Заботливо въ свой часъ находитесь вы близко.
.
Какъ разъ двенадцать бьетъ; ступайте спать, Франциско.
Франциско.
Спасибо за приходъ. Въ некрытомъ шалаше
Чертовски холодно и скверно на душе.
.
Спокойно все у васъ?
Франциско.
И мышь не поскребется.
Бернардо.
Да если попадется
Горацiо тебе съ Марцелло, то моихъ
Ночныхъ безсонныхъ грезъ соперниковъ двоихъ
Проси спешить скорей...
.
Я будто слышу ихъ.
Эй, смирно!.. кто тутъ? Стой!..
Горацiо.
Друзья родной земли...
.
И Датчанина строй.
Франциско.
Покойной ночи вамъ.
Марцелло.
Пусть осенитъ тебя часъ отдыха спокойный.
А кто тебя сменилъ?
Франциско.
Бернардо занялъ постъ.
Марцелло.
Э-э! Бернардо.
Бернардо.
Ну.
Горацiо.
Вотъ часть его предъ вами.
Бернардо.
Добро пожаловать, Горацiо! И съ нами
Марцелло.
Что "это самое" являлось нынче ночью?
Бернардо.
Не виделъ ничего.
.
Горацiо зоветъ
Все это ложною фантазiи игрою.
Онъ говоритъ, что намъ мерещится съ тобою,
И даже ужасъ тотъ не хочетъ допустить,
Вотъ почему его просилъ я сторожить
Здесь такъ же, какъ и мы, мгновенья этой ночи.
И если насъ оно захочетъ посетить,
То пусть онъ подтвердитъ, что видятъ наши очи,
"появленiемъ" заговоритъ быть можетъ...
Горацiо.
Но!..
Брось, брось... все это вздоръ, - не явится оно.
Бернардо.
Какъ все произошло, съ терпенiемъ и строго.
Вы разрешите намъ еще васъ убеждать
И ваши уши темъ вторично утруждать,
Что дважды мы вдвоемъ здесь видели недавно.
.
Вотъ, въ самомъ деле, славно!
Присядемте сперва, какъ следуетъ, потомъ
Бернардо самъ раскажетъ намъ о томъ.
(Садятся.)
.
Изъ всехъ ночей та ночь, что мы здесь были оба,
Поистинне была темней и тише гроба;
На столько жъ, какъ теперь, отъ полюса туда
На западъ медленно склонялася звезда...
Ударилъ колоколъ, мы слышимъ, часъ ужъ бьетъ...
Марцелло.
Т-съ... смирно! замолчи! Все тамъ же выступая,
Опять "оно" идетъ...
(входитъ).
Бернардо.
Въ томъ самомъ образе, какъ нашъ король покойный.
Марцелло.
Бернардо.
Смотри, какъ есть король, тому...
Клянусь, Горацiо, не можетъ быть сомненья.
Горацiо.
Гнететъ меня оно
Боязни трепетомъ и страхомъ изумленья.
Бернардо.
Не хочетъ ли, смотри, чтобъ говорили съ нимъ?
.
Спроси, Горацiо!
Горацiо.
Чемъ былъ ты,
Присвоившiй себе минуты темноты,
Похороненнаго отныне навсегда
Величья Данiи, воинственно прекрасной,
Въ которомъ здесь оно ходило иногда,
Пока не наступилъ день горести несчастный? -
Марцелло.
Обиделось оно...
Бернардо.
Уходитъ, посмотри!
.
Стой! говори, ответь! Я заклинаю, стой!
(Тень исчезаетъ.)
Марцелло.
Пропало все изъ глазъ, скрывая образъ свой,
Бернардо.
Что, какъ, Горацiо? дрожишь ты и бледнеешь,
Иль нечто больше здесь фантазiй разумеешь!
Какъ думаешь о томъ?
.
Какъ передъ Господомъ, я верить бы не сталъ
Тому, когда бы самъ, такъ непреложно верно,
Своими все сейчасъ глазами не видалъ.
Марцелло.
Горацiо.
Какъ ты съ самимъ собой. Въ такихъ же латахъ онъ,
Въ какихъ былъ Гамлетъ нашъ, когда былъ имъ сраженъ
Норвежецъ гордый. Такъ сурово потемнело
Объ ледъ ударивъ, сбросилъ свысока,
Рукою мощною, врага повергнувъ смело.
Какъ странно...
Марцелло.
И въ этотъ самый часъ оно во тьме глухой
Прошло торжественно, воинственной стопой.
Горацiо.
Въ которомъ именно намъ думать направленьи
Ответа мысль моя пока мне не даетъ,
Но Данiи грозитъ большой переворотъ.
Марцелло (садясь).
Зачемъ такой везде надежный караулъ,
Лишая ночью сна, всехъ подданныхъ тревожитъ?
Зачемъ повсюду спехъ? зачемъ несется гулъ
Заготовляемыхъ лекалъ для пушекъ медныхъ?
На верфяхъ мастеровъ зачемъ торопятъ бледныхъ,
Зачемъ какъ буднiй день и праздникъ у нихъ бедныхъ?
Всей этой суеты зачемъ кругомъ туманъ?
Кто можетъ мне сказать?
.
Я это вамъ могу, друзья, растолковать,
Какъ намъ передаетъ молвы стоустой шопотъ,
Который разнесла народная волна:
Покойный нашъ король, котораго видна
Норвежца возбудилъ. И старый Фортинбрасъ
Съ покойнымъ Гамлетомъ сразился о ту пору.
Нашъ доблестный Гамлетъ, какимъ онъ о сю пору
Въ семъ бренномъ мiре чтимъ, тогда его убилъ
Норвежца гордаго владенья получилъ.
Когда бы палъ Гамлетъ, все земли Фортинбрасу
Достаться бы должны. Смыслъ актовъ и бумагъ
Печать и подписи установляли такъ.
Законныхъ нашихъ странъ, границъ опоры твердой
Насильемъ и мечомъ желая насъ лишить,
Весь договора смыслъ задумалъ заглушить.
Клокочущимъ огнемъ, неудержимой лавой
Которую кой-где въ Норвегiи собралъ;
Решительныхъ на все бродягъ онъ подобралъ,
Готовыхъ съ голоду сломить уставъ закона,
Въ угоду прихотямъ, желаньямъ и мамону.
Стремленье алчное лишить насъ вновь владенiй,
Норвежцемъ-старикомъ утраченныхъ давно.
И оградить страну отъ этихъ вожделенiй
Я нашего двора заботу чую. Стонъ,
Мы видимъ потому теперь со всехъ сторонъ.
Бернардо.
Пожалуй, что и такъ. Величьемъ окруженный,
Насъ призракъ убедить въ томъ могъ вооруженный,
На брань, которой онъ давно себя обрекъ.
Горацiо.
То атомъ, чтобъ смутить намъ разуменья очи.
Великiй Римъ, предъ темъ какъ мощный Юлiй палъ,
По улицамъ его, стеная дни и ночи,
Носился бешено, кружился и мелькалъ
Хоръ страшныхъ мертвецовъ со скрежетомъ зубовнымъ,
Одетый саваномъ, какъ облакомъ огромнымъ?
Пылая заревомъ, сошла росою кровь...
По солнцу тень плыла и возникала вновь,
И будто мiру часъ кончины возвещая,
Владенья влажныя во власти совмещая,
Померкла светлая Нептунова звезда.
Такiе же теперь предвестники злыхъ бедствiй
Грозятъ намъ ужасомъ таинственныхъ последствiй,
И такъ же, какъ тогда, земля и небеса
(Входитъ тень.)
Но тише! погляди, - вотъ где опять оно!
Пускай меня сразитъ, какъ серпъ срезаетъ колосъ,
Ему я заступлю дорогу. Все равно!
Живое слово, звукъ, способность речи, голосъ,
То говори!..
Свершая подвигъ свой,
Несешь ли ты судебъ грядущихъ откровенье,
Которое тебе сулитъ покой,
А мне спасенье,
То говори со мной!..
Страну ли ты свою, любовью охраняя,
Пока тебе помочь могу, ее спасая,
О, говори со мной!
Или, присвоивъ кладъ и совесть отягчая,
Въ былые дни твои случилось, можетъ быть,
За что во тьме глухой вы, духи, изнывая,
(Какъ говорятъ) томитесь до зари,
То говори мне!.. Стой и говори,
А, говори о томъ... пока не отлетело,
Марцелло.
Мне не ударить ли
Въ него моимъ мечомъ?
Горацiо.
Бернардо.
Здесь.
Горацiо.
Вотъ оно.
Марцелло.
Ушло.
Угрозу силы мы противополагая
Величью, Духа оскорбить лишь можемъ, забывая,
Другiя надобны, и онъ неуязвимъ.
Все наши происки лишь жалкiя уловки.
Бернардо.
Оно заговорить готовилось, когда
Горацiо.
И прочь рванулось вдругъ, - заметилъ ли ты это? -
Какъ виноватое отъ окрика. Звеня
Всемъ горломъ, какъ труба въ часъ утреннiй разсвета,
Взываетъ пенiемъ ко власти Бога дня,
И всякiй духъ ветровъ, земли, воды, огня
Уходитъ тотъ же часъ обратно въ заключенье.
Такому правилу мы видимъ примененье.
.
Оно разсеялось при крике петуха.
Я слышалъ, что во дни свободы отъ греха,
Когда мы празднуемъ Рожденiе Христово,
То вестникомъ зари благословенно новой
Все духи, какъ туманъ, съ земли сбегаютъ прочь;
И ведьма льстивая, и злая чаровница
Ни грезы юноши, ни сонъ отроковицы
Не можетъ чарами красы земной смутить.
;
И ночь здоровая свой мракъ боится лить.
Такъ тихо въ чистоте и свято это время.
Горацiо.
Да! То же слышалъ я, и только потому
Но посмотри! сюда, сiяя счастьемъ власти,
Росою шествуетъ съ восточныхъ техъ высотъ
Въ одежде пурпура къ намъ утро золотое!
Снимайте караулъ въ виду его красотъ,
Я жизнiю клянусь, виденье неземное
Съ нимъ будетъ говорить, хотя для насъ немое.
Согласны ли ему вы все пересказать,
Какъ намъ любовь и долгъ должны повелевать?
.
Да, сделаемте такъ, прошу я васъ объ этомъ,
Я знаю въ этотъ часъ, где встретиться съ Гамлетомъ.
СЦЕНА II.
Торжественный залъ въ замке.
Король.
Хотя смерть Гамлета, любезнаго намъ брата,
Не перестанетъ въ насъ печалью расцветать,
А всю страну тяжелая утрата
И верныя сердца рыданьемъ наполнять;
Хоть наша сдержанность въ боренiи съ природой
Намъ мысли грустныя навеяла о немъ,
Но, светлымъ помысломъ проникнувъ тьму невзгоды,
Затемъ-то мы сестру, теперь царицу нашу,
Которая страну наследовала вашу,
Съ разбитой радостью супругой нарекли.
Съ слезой въ одномъ глазу - въ другомъ мы обрели
Въ венчаньи токи слезъ и смерти песнопенье
Мы можемъ совместить, умея поровну въ весахъ души делить
И горесть разума, и сердца восхищенье.
Поступкомъ мы своимъ не оскорбили думъ,
За все благодаримъ.
Теперь: несется шумъ,
Что Фортинбрасъ младой, которому сказали,
Что после Гамлета почившаго страна
Онъ нашей доблести не веритъ, безъ сомненья,
И думаетъ, что власть ему дана
Мечтать о выгодахъ!
Лишая насъ почтенья,
Которыя давно въ поконченныхъ бояхъ
По смерти ихъ отца остались за Гамлетомъ.
Но кончимте объ этомъ. Мы шлемъ пословъ сейчасъ
Въ Норвегiю тайкомъ, где этотъ Фортинбрасъ
Настойчиво его мы дело прекратить,
Которое его племянникъ, какъ мы знаемъ,
Затеялъ. Я могу здесь присовокупить,
Что старику походъ легко остановить
Племянникъ Фортинбрасъ, какъ мы и намекаемъ,
Въ вассальствахъ дядюшки лишь только могъ.
Къ нимъ плыть,
Корнелiй добрый, васъ мы съ миромъ обрекаемъ
Норвежцу старому свезите нашъ поклонъ -
Пусть счастливъ будетъ онъ.
Не превышая смыслъ и силу полномочiй
Противъ того, какъ съ васъ потребуютъ дела,
Вы едете къ нему, не ожидая ночи.
Прощайте! Пусть вашъ спехъ всемъ будетъ намъ служить.
Вольтимандъ и Корнелiй.
Король.
Мы веримъ этому. Прощайте! путь счастливый.
(Корнелiй и Волътимандъ уходятъ.)
Теперь, Лаэртъ, мой другъ, въ чемъ дело? Терпеливый
И дать согласiе. О чемъ же речь твоя?
Какъ голова близка ея родному сердцу,
Иль какъ рука уста способна разуметь,
Отцу Лаэртову готовъ служить по сердцу
Лаэртъ.
Прошу дозволить мне во Францiю вернуться.
Здесь добровольно я съ охотой нахожусь,
Чтобъ долгъ исполнить мой, которымъ я горжусь, -
Все помыслы мои, винюсь открыто я,
Опять ко Францiи. Вотъ просьба въ чемъ моя:
Разъ мною долгъ исполненъ,
Прошу я милости, которой преисполненъ
Король.
Вполне ли убежденъ
Отецъ вашъ и его имеете ль согласье?
Полонiй скажетъ что?
.
Воспользовался онъ
Молчанiемъ моимъ, какъ временнымъ участьемъ
Къ мольбамъ настойчивымъ, и, наконецъ, досталъ
Согласье трудное, которое я далъ.
И на отъездъ его законное решенье.
Король.
Лови счастливый часъ, Лаэртъ. Тебе тамъ время
Пусть служитъ весело! желанiе твое
Но вотъ на васъ, Гамлетъ, какой заботы бремя
Кладетъ свое ярмо, мой родственникъ и сынъ...
Гамлетъ (тихо).
(Садится).
Король.
Какая туча светъ вамъ закрываетъ снова,
Какая ночи тьма туманитъ этотъ взоръ?
.
Не такъ оно, король: мне слишкомъ много света.
Королева.
Гамлетъ мой добрый, сбрось ночныхъ теней просторъ,
На Данiю свой взглядъ съ улыбкою привета
Ресницы опустивъ и въ прахъ склоняя взоръ,
Искать тебе отца. Къ чему судьбе укоръ:
Живыхъ во прахе нетъ, въ быломъ струится Лета
И все живущее одинъ мгновенья соръ.
Природа вечности все смертью возвращаетъ.
Гамлетъ.
Да это очень просто...
Королева
Что это такъ и есть, и такъ коль суждено,
Столь страннымъ кажется зачемъ ему оно?
Гамлетъ.
Что? кажется? - нетъ, есть!
"кажется" не знаю,
Я слово "кажется" за слово не считаю,
Я знаю то, что есть!
Нетъ, матушка, ни то, что надеваю
Я этотъ черный плащъ, ни траурный нарядъ,
Ни эти реки слезъ, туманящiя взглядъ,
Ни худоба лица, ни стонъ глухой стенанья -
Все признаки скорбей ни горя своего
Не могутъ передать, ни чувства моего.
Но здесь на сердце то, что превышаетъ вечно
Все, чемъ печаль души насъ можетъ украшать.
Король.
Прекрасно, Гамлетъ, такъ оно и достохвально
Усопшему воздай дань скорби погребальной;
Но твой отецъ, какъ ты, въ тоске души печальной
Ведь тоже хоронилъ отца? Такъ должно быть.
И дедъ ведь прадеда сумелъ похоронить...
Въ пределахъ горести, въ срокъ времени условный;
Но растравлять въ себе упорную печаль...
Греха надменнаго упрямство - склонность эта
И неприличная мужчине скорбь. Какъ сталь
И неба этотъ плачъ! Строптиваго ума,
То сердца слабаго безумье! - Это тьма!
Тьма невоспитанной и неупругой мысли,
Ведь все, что знаемъ мы, безспорно въ нашемъ смысле!
И сердце раздражать?.. Такъ изменять уму -
Грешить противъ небесъ. Приказъ небесъ природе
Не соблюдать! Сознанье обмануть,
Которое всегда и въ целомъ смертномъ роде
Отъ праха перваго до нашего стенанья...
Чье жъ, если не его, отъ века восклицанье:
"Такъ должно быть всегда."
Мы просимъ объ одномъ:
Подумайте о насъ, какъ объ отце родномъ,
И пусть узнаетъ мiръ, что вы въ любви укромной
У сердца нашего, у трона - ближе всехъ!
Что сладости любви, что нежныхъ чувствъ утехъ
А что до вашего стремленья въ Виттенбергъ,
Чтобъ школу посещать, въ насъ нетъ на то желанья.
Въ лучахъ любви и радости сiянья
Намъ взгляды радуя и дворъ чаруя весь,
Какъ сына добраго и перваго вельможу.
Королева.
Пусть матери слова не пропадаютъ тоже.
Забудь свой Виттенбергъ и оставайся здесь;
Гамлетъ (королеве).
Какъ можно лучше вамъ готовъ повиноваться.
Король.
Будь съ нами въ Данiи, на родине, Гамлетъ!
Сударыня, идемъ. Любезно речь Гамлета
Цвететъ улыбкою въ душе. И радость эта
Наполнитъ Данiи бокалы до краевъ;
Исторгнетъ въ нашу честь у тучъ небесныхъ громы
Въ знакъ, что веселiемъ полны дворцы и домы.
Пусть небо говоритъ, когда мы славу пьемъ,
И шумно повторитъ земной нашъ пиръ.
(Уходятъ все, кроме Гамлета).
Гамлетъ (одинъ).
О, если бы вся кровь, все кости, это тело,
Иль голосъ Божества не запретилъ намъ смело
Покончить жребiй свой...
О, Боже!.. Боже мой!..
Какъ скучны и смешны, какъ стары и ничтожны
Фу, смрадъ презренья - мiръ.
Ты, копоть правды ложной,
Ты садъ неполотый, где сорная трава
Уходитъ въ семена, плодя свое отродье!
И къ этому придти...
Жизнь въ мiре смерти гаже!
Два месяца пути!.. Да что я, меньше даже
Со дня его кончинъ! Такого короля!
Ты правилъ Данiей, какъ солнце правитъ мiромъ,
Тобой дышала мать, твой светъ пила земля...
Какъ ты любилъ ее! Небесный ветеръ смелъ ли
Все время, какъ ты жилъ, достичь ея ланитъ?
Что бережно душа упрямая хранитъ.
Да ведь бывало какъ она имъ дорожитъ!
Бывало льнетъ къ нему и ласкою даритъ...
Казалось, что любовь была ея питанье, -
Ничтожность, женщина, одно тебе названье!..
Не больше месяца, - скорее чемъ башмакъ
Успела износить, въ которомъ шла за теломъ
Несчастнаго отца, заплаканная такъ,
Достойнейшая всехъ, быть можетъ, въ мiре целомъ.
Что жъ? Даже и она!
О, небо светлое! Животнымъ не дана
Душа и мысль, но те и то грустили бъ дольше,
Венчаться съ дядею! Мой дядя, братъ отца!
Похожiй столько же на беднаго отца,
Какъ я, Гамлетъ, теперь похожъ на Геркулеса...
Чрезъ месяцъ?.. А?.. не высохла завеса
Въ румянце этихъ щекъ, - другого ужъ жена!
О, гнусный пылъ страстей, толкнувшiй - и кого же! -
Въ безчестiе греха, въ кровосмешенья ложе!
...Оно не дастъ добра, не можетъ счастья дать,
Разбейся эта грудь, уста должны молчать!
Входятъ Горацiо, Бернардо и Марцелло.
Горацiо.
Желаю здравствовать я вашей чести, принцъ!
.
Я очень радъ здоровымъ васъ увидеть.
Горацiо?! коль не смутился я...
Горацiо.
Онъ самый, государь, всегда слуга вашъ бедный.
.
Другъ... Добрый другъ... обменимъ имена.
Что делаете вы, сбежавъ изъ Виттенберга?
Марцелло...
Марцелло.
Гамлетъ.
Я очень радъ васъ видеть. Добрый вечеръ!
Но въ самомъ деле, что изъ Виттенберга къ намъ
Васъ привело сюда?
.
Порывъ неприлежанья,
Мой добрый государь.
Гамлетъ.
Самимъ врагамъ твоимъ я бъ не далъ такъ сказать,
Такою клеветой, желая колебать
Мою въ слова твои и донесенья веру.
Непостоянствъ твоихъ я разумею меру:
Ты не ленивъ. Но что вамъ делать здесь?
Свой кубокъ выпивать за разъ, до дна и весь.
Горацiо.
Я прибылъ, государь, сюда на погребенье
Отца вашего, принцъ.
.
Товарищъ школьный мой,
Не повергай меня насчетъ себя въ сомненье;
Не насмехайся такъ безплодно надо мной.
На свадьбу матери какъ разъ попалъ ты впору;
Горацiо.
Гробъ и венецъ ведутъ другъ друга за собой.
Действительно, оно последовало скоро.
Гамлетъ.
На свадебныхъ столахъ холоднымъ подаютъ.
Пусть встретилъ раньше бъ я всехъ злыхъ враговъ на небе,
Чемъ эти злые дни, какiе настаютъ.
Отецъ!.. мне чудится, что все отца я вижу!
.
Но где же, государь?
Гамлетъ.
Въ очахъ души, Горацiо.
Горацiо.
Его величество.
Гамлетъ.
Да, былъ онъ человекъ
Во всемъ, везде, всегда! Но рокъ его отнялъ,
Горацiо.
Сдается, государь, его вчера я виделъ.
Гамлетъ.
Ты?.. Виделъ? Какъ! Кого??
.
Да государя, принцъ, и вашего отца.
Гамлетъ.
Отца и государя?!..
Горацiо.
Вниманья, добрый лордъ, вниманья и терпенья,
И я вамъ передамъ въ присутствiи друзей
Исторiю чудесъ по памяти моей.
Гамлетъ.
Горацiо.
Две ночи на посту Бернардо и Марцелло,
Когда кругомъ ихъ тьма полночная чернела
И сномъ покоилась въ безмолвiи земля,
Признать решаемся виденьемъ короля.
Воинственная бронь его во тьме блестела,
Во всеоружiи отъ ногъ до головы.
Отъ нихъ не далее, чемъ какъ стоите вы,
Прошло торжественно не спешною стопой,
Едва въ ихъ сторону склоняясь головой
И долго, пристально следя какъ бы за ними.
Но взглядъ ихъ и глаза застыли, какъ во сне;
Какъ студень онемевъ, не вымолвили слова,
И тайну дивную передавая мне,
Просили въ случае проверить это снова.
На третью ночь я былъ на карауле ихъ.
Какъ разъ въ тотъ самый часъ и въ томъ же положеньи
Вновь посетила насъ таинственность явленья.
Едва я превозмогъ порывъ моей тоски!
Отца вашего, принцъ, ведь я видалъ, и что же?!
Оне не более между собой похожи.
Гамлетъ.
Но где жъ случилось все? - Скажите мне о томъ!
Горацiо.
Гамлетъ.
Вы говорили съ нимъ?
Горацiо.
Да, говорилъ, - притомъ
Мне чудилось, оно чуть-чуть приподнимаетъ
Какъ будто голову, готовясь говорить...
Но только вздумало оно пошевелить
Концомъ бровей своихъ, какъ, утро возвещая,
Какъ дымъ разсеявшись въ мгновенiе изъ глазъ,
Пропало все...
Гамлетъ.
Да это очень странно!
.
Все это истина, мой предостойный лордъ,
Такая же, какъ то, что я живу на свете,
И мы за долгъ почли вамъ тотчасъ же, милордъ,
Подробно доложить, что знаемъ о предмете.
.
Такъ, такъ, друзья мои. Меня оно смущаетъ...
Вамъ въ караулъ идти опять сегодня ночь?
Все.
Такъ точно, государь.
Гамлетъ.
Все.
Да,
Вооруженное.
Гамлетъ.
Отъ головы до пятъ?
Все.
Гамлетъ.
Лица его не видно?
Горацiо.
О, видели, милордъ: онъ съ поднятымъ забраломъ.
.
И сумрачно суровъ былъ взглядъ его притомъ?
Горацiо.
Нетъ, былъ онъ удрученъ скорее, чемъ разсерженъ.
Гамлетъ.
Горацiо.
Нетъ, бледенъ, очень бледенъ.
Гамлетъ.
И свой оно на васъ приковывало взглядъ?
.
Все время, непрестанно.
Гамлетъ.
Хотелъ бы я тамъ быть!
Горацiо.
Гамлетъ.
Да, очень можетъ быть...
И долго оно было?
Горацiо.
Марцелло и Бернардо.
О, дольше, много дольше!
Горацiо.
Гамлетъ.
А борода его была седая? Такъ ли?
Горацiо.
Она была какъ разъ, какой была при жизни:
Гамлетъ.
Я съ вами эту ночь. Быть можетъ, вновь придетъ.
Горацiо.
Уверенъ въ этомъ я.
.
О, если ты придешь, достойнаго отца
Виденiе, ко мне, то я ценою жизни
И что бы ни было заговорю съ тобой!
Пусть самый адъ реветъ всемъ зевомъ о молчаньи,
Я всехъ прошу, друзья:
Коль въ тайне это все
Хранилось до сихъ поръ,
Хранится пусть оно въ тиши какъ можно дольше.
Поймите все безъ словъ, и я за ваши чувства
Сумею вамъ воздать. Желаю счастья вамъ!
Въ двенадцатомъ часу я съ вами на площадке.
Все.
Почтенье вашей чести.
.
Не меньше вашей - къ вамъ моя любовь, друзья!
Прощайте!
(Уходятъ.)
Отца,
Нетъ, нетъ, не все. Подозреваю я
И козни злобныя, и горькiя обиды.
Скорей бы ночь,
А до техъ поръ спокойна
Всплывутъ неправыхъ делъ насилья и обманы, -
Плоды погибели, вскрывая сердца раны,
Хотя бъ обрушилась на нихъ земля сама,
Закрывъ собою ихъ отъ взгляда и ума.
Комната въ доме Полонiя.
Офелiя и Лаэртъ.
Лаэртъ.
Все то, что понужней, погружено. Прощай!
Отъ васъ попутный дуть, неся волною въ море
Корабль ко Францiи, - не спи и не зевай
И чаще о себе меня оповещай.
Офелiя.
Лаэртъ.
А что же до Гамлета
И всехъ его съ тобой любовныхъ пустяковъ...
Смотри, пожалуйста, съ улыбкою на это,
Какъ на фiалки цветъ. Весною молодою
Свой чудный ароматъ она такъ нежно льетъ!
Онъ крепокъ, но его непостояненъ медъ;
Хоть сладокъ, можетъ быть, но нежитъ насъ собою
Такъ нежатъ чары сна: мгновенiе - не дольше.
Офелiя.
Не дольше? Только?
Лаэртъ.
За темъ, что смыслъ вещей съ ихъ внешностью растетъ:
Чемъ выше созданъ храмъ, темъ, больше въ немъ влеченiй,
Темъ громче и полней дыханье песнопенiй,
Торжественнее жизнь. Пусть любитъ онъ тебя
И воля, честный пылъ души его покуда
Лукавствомъ грязныхъ думъ еще не запятнавъ,
Желанье въ чистоте хранитъ. Но ты повсюду
Опасливо страшись его чрезмерныхъ правъ:
Такъ можно ли ему и отвечать за нихъ?
Онъ весь, лишенный чувствъ своихъ,
Принадлежитъ не самъ себе къ несчастью,
Но сану высшему; имъ неизменно онъ
Не такъ онъ поступать обязанъ отъ рожденья,
Какъ вольный человекъ безъ сана и значенья.
Залогъ въ немъ скрытыхъ силъ и золотые сны,
Здоровье и покой народа и страны.
Той тела целаго подачей голосовъ,
Котораго главой онъ въ жизни возвеличенъ.
Такъ что, когда тебе потокомъ нежныхъ словъ
Откроетъ онъ любовь своей души, ты только,
Насколько слова смыслъ поступкомъ закрепить
И съ целой Данiей свой выборъ согласить
Онъ можетъ. Взвешивай, умомъ соображая,
Что честь твоя тебе дозволитъ выносить:
Ты, сердце потерявъ, сокровища твои
Утратишь, чистоту и радости свои
Его безумiю безвластному вверяя.
О, бойся этого, сестра моя! скорей
Вне натиска страстей, опасности желанья:
Чистейшая изъ девъ распутна ужъ тогда,
Когда въ ней вспыхнуло красы ея сознанье,
Когда часть прелестей открыта иногда
Поверь мне, страхъ греха отъ многаго спасаетъ!
И добродетели касалась клевета.
Какъ часто видимъ мы, что даже почка та,
Которая весной еще не расцветаетъ,
Когда въ природе жизнь такъ щедро разлита.
Ахъ, въ росахъ вешнихъ дней коварней дуновенье
Скрываетъ иногда злыхъ ядовъ испаренье;
Спасай себя отъ нихъ; въ душе храни покой,
Непоправимыхъ золъ и пагубныхъ последствiй.
А юность насъ сгубить готова и тогда,
Въ грехе сообщника и вовсе нетъ когда.
Офелiя.
Какъ верный стражъ души, не дремлющiй въ решеньи.
Но, братъ мой дорогой, не будь передо мной
Въ своихъ проповедяхъ, какъ пасторъ тотъ надменный,
Который къ небу путь тернистый и победный
Смеясь надъ сказаннымъ, шагаетъ смело самъ
Въ цветущихъ пажитяхъ любви и сладострастья.
Лаэртъ.
Не бойся...
Насъ время быстрое: отъезда срокъ пройдетъ...
Чу, вотъ и батюшка, мне кажется, идетъ!
(Входитъ Полонiй.)
Вдвойне благословить - двойная благодать.
Полонiй.
Еще все здесь, Лаэртъ. На бортъ, на бортъ! Отдать
Пора ужъ якоря; смотри, ведь скоро вечеръ.
Стыдись! Ужъ паруса надулъ попутный ветеръ;
Благословенье? Вотъ. (Кладетъ руки на голову Лаэрту.)
Съ напутственнымъ моленьемъ
Прими его, мой сынъ, - я съ нимъ душою весь.
Советы отчiи всегда барышъ дадутъ;
Они, коль вспомнишь ихъ, разсудокъ къ заключеньямъ
Разумнымъ приведутъ,
Особенно когда ихъ применяемъ впору.
А действiямъ своимъ несообразныхъ думъ
Не доверяй тотчасъ безъ строгаго разбору;
Будь фамильярно простъ; но грубымъ - никогда;
Друзей, какiе есть, испытывай всегда
Ты къ сердцу приковать ихъ обручемъ стальнымъ;
Ко всемъ же остальнымъ
Ты относись слегка, не утруждай ладони
Со всякимъ выскочкой, безперымъ сорванцомъ
И недосиженнымъ на мудромъ жизни лоне,
Но выпущеннымъ въ светъ безсмысленнымъ отцомъ.
Старайся избегать безпутной глупой ссоры,
А если впутался средь шумнаго раздора,
Дай ухо всякому, языкъ же - про себя;
Выслушивая всехъ, удерживай сужденье:
Сокрытое въ себе дороже наше мненье.
Пусть выборомъ одеждъ займется кошелекъ,
Расходъ на выручку. Пусть платье будетъ пышно,
Но и не вычурно. Ценно и не пестро.
А дворъ и высшiй кругъ во Францiи, какъ слышно,
Нарядомъ славятся и говорятъ остро.
Одежда говоритъ безъ словъ за человека.
Не одолжай въ заемъ и самъ не занимай:
Какъ часто видимъ мы, самъ это замечай,
Заемъ и съ дружбою безследно пропадаютъ;
И въ холоде души другъ друга потеряютъ;
Заемъ расчетовъ зло и ядъ мужской судьбы.
Но вотъ что главное. Коль самъ себе ты веренъ,
То въ этомъ, какъ и въ томъ, что ночь спешитъ за днемъ,
Что передъ прочими въ понятiи твоемъ
Не будешь ты фальшивъ. Прощай! Твое сужденье
Да укрепитъ въ тебе мое благословенье!
Лаэртъ.
Порукой въ томъ моя пускай вамъ служитъ честь.
Съ любовью искренней склоняюсь къ вашей груди.
Полонiй.
Ну, время насъ не ждетъ; ступай, тебя ждутъ люди.
.
Прощай, Офелiя, и помни мой советъ.
Офелiя.
Въ ларце души моей смыкая твой заветъ,
Тебе я ключъ даю того, что сохраняю.
.
Прощай. (Уходитъ.)
Полонiй.
О чемъ съ тобой онъ говорилъ, скажи.
.
О принце Гамлете, не въ гневъ вамъ...
Полонiй.
Разскажи,
Что это. Впрочемъ, я, насколько понимаю
Успелъ уже узнать, что онъ съ тобой проводитъ
Часы наедине; и если происходитъ
Все это такъ, какъ все мне дать понять хотятъ,
И ты сама на техъ свиданiяхъ укромныхъ
Тебе замечу я, душой тебя любя:
Не въ силахъ разуметь ты ни сама себя,
Ни то, какъ надлежитъ на этомъ видномъ месте
Быть дочери моей въ достоинстве и чести.
Офелiя.
Онъ, батюшка, почтилъ меня своей любовью.
Полонiй.
Любовью... пфе! почтилъ онъ этимъ дочь мою
Ты судишь о судьбе твоихъ грядущихъ дней,
Какъ девочка въ чаду наивности своей.
А много ль веришь ты, скажи, его почтенью,
Какъ склонность ты его сейчасъ мне назвала?
.
Не знаю, батюшка; объ этомъ къ заключенью
Моя о немъ мечта меня не привела.
Полонiй.
Такъ я васъ приведу. Почти себя ребенкомъ,
Какъ золото, а грошъ ему цена.
Ты почитай себя дороже, дочь, порою
И честь твою въ себе, - безценна въ насъ она.
Не чтя мои слова съ ихъ жалкою игрою,
Офелiя.
Онъ мне въ любви своей почтительно признался
И скромно говорилъ, когда мне объяснялся.
Полонiй.
"скромностью" зовешь. "Почтенье" говоришь.
Поди, разсказывай: меня не удивишь.
Офелiя.
Признанiе свое онъ клятвою скрепляетъ,
Ручательствомъ въ словахъ любовь онъ призываетъ
Полонiй.
Да, знаемъ, знаемъ мы! Силки для перепелокъ,
Когда намъ крови жаръ все чувства обойметъ,
Куда щедра душа и какъ легко даетъ
Нетъ, пламя это, дочь, предъ нами ярко льетъ
Лишь светъ, но не тепло: оно горитъ для взора.
Нетъ, дочь моя, огнемъ его не называй.
Оно въ делахъ своихъ, какъ въ обещаньяхъ, скоро
Отныне будешь ты значительно скупее:
Своимъ присутствiемъ любовь не награждай.
Забава девичья пусть будетъ поценнее,
Чемъ милаго приказъ придти на разговоръ.
Коль цену истины и жизни ты узнала.
Онъ молодъ и здоровъ
И вовсе на себе не носитъ техъ оковъ,
Которыми тебя сама судьба связала.
Способныя купить совсемъ не то, что такъ
Невинный тешитъ взоръ, оне - одно старанье
Собою выманить преступное желанье,
И дышатъ святостью, чтобъ легче обольстить.
И, въ мысляхъ у себя не допуская смуту,
Коль будешь ты иметь свободную минуту,
То не теряй ее съ Гамлетомъ въ болтовне.
Смотри, запомни все и будь послушна мне.
Офелiя.
Всегда вамъ и во всемъ, отецъ мой, я послушна.
СЦЕНА IV.
Площадка.
Гамлетъ.
Кусается морозъ. Ужасно холодно!
Горацiо.
Какъ резокъ воздухъ здесь, такъ вотъ и щиплетъ стужа.
.
Который часъ?
Горацiо.
Къ полуночи давно.
Марцелло.
Горацiо.
Вотъ какъ! Я не слыхалъ.
Мы къ часу подошли тому же,
Въ который духъ
Что это? (Слышны барабаны и трубы.)
Гамлетъ.
Король нашъ до разсвета
И буйнымъ оргiямъ безумно предается.
А рейнскимъ какъ виномъ достаточно упьется,
Велитъ тотчасъ трубить въ честь каждой чаши онъ.
А за трубою вследъ кимваловъ слышенъ звонъ,
Победы песнь творя надъ выпитымъ виномъ.
Горацiо.
Обычай это здесь?
Гамлетъ.
Того держаться сталъ. Хоть я и прiучился,
Но лучше бы, по мне, обычай тотъ забылся,
А между темъ ведь шлетъ безславный пиръ
На западъ и востокъ намъ бранное названье,
Скотами пьяными, пятная наше званье.
Такiя росказни способны погубить
Всю жизненность ума, все лучшее влеченье
Техъ подвиговъ благихъ, что намъ дано свершить,
Такъ, съ грустью видимъ мы крушенiе всего:
Устоевъ, разума и чести всей порою.
У смертнаго, когда въ природе ль у него,
Иль случаемъ судьбы, привычки ли виною
Ошибка малая его казнитъ собою.
Чемъ выше онъ душой, темъ строже злобный векъ
Надъ нимъ свой приговоръ немилосердный ставитъ;
Къ такимъ спешитъ позоръ, ихъ счастiе оставитъ:
Малейшее пятно семейства и породы
Вменяется ему, марая его честь.
Онъ рабски подчиненъ случайностямъ природы
И за одну черту онъ кару долженъ несть.
Все: робость разума и воли пылъ мятежный,
Правдивый, искреннiй, ответъ его прямой,
Молчанье скромности иль честности порой
И совести порывъ чувствительный и нежный,
И нерешительность, которую взяла
Любовь въ проводники, и тотъ поступокъ смелый,
Который пересекъ нить Гордiя узла:
Отравленное, все погибнетъ въ опьянелой
Всепожирающiй вздымаетъ вдругъ пожаръ...
(Входитъ) ТЕНЬ.
Горацiо.
Гамлетъ.
Архангелы небесъ, святые, защитите!
Духъ живота ли ты, иль демонъ проклятой,
Дыханье ли небесъ, иль ада дуновенье,
Твой видъ соблазна полонъ, я говорю съ тобой!
Послушай, я тебя зову Гамлетомъ,
Царемъ, отцомъ, и ты еще при этомъ,
Датчанинъ царственный, ответь душе моей,
Покой святыхъ костей въ ихъ тесномъ заключеньи
Что возмутило вдругъ? - Въ безмолвномъ заточеньи
Ты гроба пелены зачемъ сорвалъ съ себя?
Зачемъ могилы пасть, куда тебя рыдая
Извергнула тебя?
Что можетъ означать, что ты, мертвецъ безгласный,
Во всеоружьи всталъ, закованный въ броне,
И, отвращенiе вселяя въ ночь, ужасный
Въ серебряныхъ лучахъ путь жизни проверяя?
А мы - глупцы земли, слепые въ нашемъ сне -
Стоимъ потрясены въ отчаянiи, не зная,
Каковъ пределъ души въ пространстве. Молви мне,
Ответъ дай, что это? Зачемъ? Что делать намъ?
(Тень манитъ Гамлета.)
Горацiо.
Онъ за собой идти приказываетъ вамъ,
И что-то вамъ однимъ сказать какъ бы желая.
Марцелло.
Онъ хочетъ, можетъ быть, такое разсказать,
Подалее отъ насъ, чтобъ съ вами быть однимъ;
Съ какою ласкою онъ взоры обращаетъ! -
Горацiо.
Гамлетъ.
Горацiо.
Не делайте того!
.
Булавки жизнь мою ничтожнее считаю,
А для души... что сделаетъ онъ ей,
Безсмертной, какъ онъ самъ, душе моей?
Горацiо.
А что какъ въ омутъ васъ съ собою за одно
Онъ завлечетъ? Иль, пропасти минуя,
Повисъ. Тамъ приметъ онъ для смертнаго опасный
Такой ужасный видъ,
Подумайте: того, кто лишь туда восходитъ,
Тамъ слышно, какъ внизу кипя пучинъ приливъ
А въ море тьмы теней встречаешь предъ собою...
Гамлетъ.
.
Нейдите, государь!
Гамлетъ.
Возьмите руки прочь!
.
Ни шагу въ эту ночь!
Послушайтесь друзей въ такомъ опасномъ деле.
Гамлетъ.
Пустите, господа! Виденье вновь зоветъ,
(Вырывается.)
Кто помешаетъ мне за призракомъ стремиться.
Иди!... я следомъ за тобой!
Горацiо.
Въ отчаянье его повергнуло мечтанье.
.
Горацiо.
Держите же его! Чемъ кончится все это?!
Марцелло.
Горацiо.
Судьба устроитъ всё!
Марцелло.