Джиневра

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Шелли П. Б., год: 1817
Категория:Стихотворение
Связанные авторы:Бальмонт К. Д. (Переводчик текста)


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ДЖИНЕВРА

  Испугана, бледна, изумлена, 
  Как тот, кто видит солнце после сна, 
  Из комнаты идя походкой шаткой, 
  Где смертной был он скован лихорадкой, - 
  Ошеломленной спутанной мечтой, 
  Беспомощно ловя неясный рой 
  Знакомых форм и ликов и предметов 
  В сиянии каких-то новых светов, - 
  Как бы безумьем странных снов горя, 
  Джиневра отошла от алтаря: 
  Обеты, что уста ее сказали, 
  Как дикий звон, донесшийся из дали, 
  Врывались в помраченный мозг ее, 
  Качая разногласие свое. 
 
  Так шла она, и под вуалью брачной 
  Прозрачность щек вдвойне была прозрачной, 
  И алость губ вдвойне была красна, 
  И волосы темнее: так луна 
   
  Горели драгоценные каменья. 
  Она едва их видела, и ей 
  Был тягостен весь этот блеск огней, 
  Он в ней будил неясное страданье, 
  Ее томил он хаосом сиянья. 
  Она была пленительна, луна 
  В одежде светлых туч не так нежна; 
  Горел огонь в ее склоненном взоре, 
  И бриллианты в головном уборе 
  Ответным блеском, в искристых лучах, 
  На мраморных горели ступенях 
  Той лестницы, что, зеркалом для взора, 
  Вела к простору улиц и собора; 
  И след ее воздушных нежных ног 
  Стирал тот блеск, минутный тот намек, 
  За ней подруги светлой шли толпою, 
  Одни тайком казняся над собою, 
  Завистливой мечтой к тому скользя, 
  Чему совсем завидовать нельзя; 
   
  Лелеяли мечту чужого счастья; 
  Иные грустно думали о том, 
  Что скучен, темен их родимый дом: 
  Иные же мечтали с восхищеньем 
  О том, что вечно ласковым виденьем 
  Пред девушкой неопытной встает, 
  Ее от неба ясного зовет, 
  От всех родных, куда-то вдаль, к туману, 
  К великому житейскому обману. 
 
  Но все они ушли, и, в забытьи, 
  Глядя на руки белые свои, 
  Она стоит одна, в саду зеленом; 
  И светлый воздух полон странным звоном, 
  Беснуяся, кричат колокола, 
  Их музыка так дико-весела. 
  Насильственно берет она вниманье, 
  Лазурное убито ей молчанье; 
  Она была как тот, кто, видя сон, 
  Во сне постиг, что спит и грезит он 
   
  Как вдруг пред ней, подобный привиденью, 
  Антонио предстал, и, как она, 
  Он бледен был; в глазах была видна 
  Обида, скорбь, тоска, и он с укором, 
  Невесту смерив пылким гордым взором, 
  Сказал: "Так что же, так ты мне верна?" 
  И тотчас же, как тот, кто ото сна 
  Был резко пробужден лучом жестоким, 
  И светом дня мучительно-широким 
  С дремотною мечтою разлучен, 
  И должен встать и позабыть свой сон, - 
  Джиневра на Антонио взглянула, 
  Сдержала крик, с трудом передохнула, 
  Кровь хлынула ей к сердцу, и она 
  Сказала так, прекрасна и бледна: 
  "О, милый, если зло или сомненье, 
  Насилие родных иль подозренье, 
  Привычка, время, случай, жалкий страх, 
  Иль месть, иль что-нибудь в глазах, в словах 
   
  И отравить любовь горячим ядом, 
  Тогда, - тогда с тобой не любим мы, - 
  И если гроб, что полон душной тьмы, 
  Безмолвный гроб, что тесно обнимает 
  И жертву у тирана отнимает, 
  Нас разлучить способен, - о, тогда 
  С тобой мы не любили никогда". - 
  "Но разве миг, спеша за мигом снова, 
  К Герарди, в тишину его алькова, 
  Тебя не увлечет? Мой темный рок 
  В твоем кольце - не видит ли залог, - 
  Хотел сказать он, - нежных обещаний 
  Нарушенных, расторгнутых мечтаний"; 
  Но, золотое сняв с себя кольцо 
  И не меняя бледное лицо, 
  Она сказала с грустью неземною: 
  "Возьми его в залог, что пред тобою 
  Я буду, как была, всегда верна, 
  И наш союз порвет лишь смерть одна. 
   
  Колоколов ликующее пенье 
  Смешается с напевом панихид, 
  Их музыка - ты слышишь? - говорит: 
  "Мы это тело в саван облекаем, 
  Его от ложа к гробу отторгаем". 
  Цветы, что в брачной комнате моей 
  Рассыпаны, во всей красе своей, 
  Мой гроб собой украсят, доцветая, 
  И отцветет фиалка молодая 
  Не прежде, чем Джиневра". И, бледна, 
  Она своей мечтой побеждена. 
  В груди слабеет голос, взор туманен, 
  И самый воздух вкруг нее так странен. 
  Как будто в ясный полдень - страх проник. 
  И вот она лишь тень, лишь смутный лик: 
  Так тени из могил, и так пророки 
  Об ужасах, - которые далеки, 
  Но к нам идут, - вещают. И, смущен, 
  Как тот, кто преступленьем отягчен, 
   
  Оговорив товарища и друга, 
  В его глазах упрек не прочитав, 
  Дрожит пред тем, пред кем он так не прав 
  И в приговоре с ним хотел бы слиться, 
  Раз приговор не может измениться, - 
  Антонио, робея, ищет слов, 
  Но вот раздался говор голосов, 
  Он отошел, другие к ней подходят 
  И во дворец ее, дивясь, уводят, 
  С ней девушки о чем-то говорят, 
  Она меняет пышный свой наряд. 
  Они уходят, медля у порога, 
  Ей надо отдохнуть теперь немного. 
  И вот, раскрыв глаза, лежит она, 
  В слабеющем сиянии бледна. 
 
  День быстро меркнет с ропотом чуть слышным. 
  И гости собрались в чертоге пышном: 
  Сияет красота вдвойне светлей 
  Под взором зачарованных очей. 
   
  На миг она живет в них блеском Рая. 
  Толпа спокойней, чем безмолвный лес, 
  Где шепчет лишь любовь средь мглы завес; 
  Вино горит огнем в сердцах остывших, 
  А для сердец, свой жар с другими сливших, 
  Поют с волшебной негой голоса. 
  Им, детям солнца, музыка роса: 
  Здесь многие впервые вместе будут, 
  Но, разлучась, друг друга не забудут. 
  Пред многими здесь искрится звезда, 
  Что раньше не горела никогда. 
  Очарованье вздоха, слова, взгляда, 
  Власть юности, рассветная услада: 
  Разорван жизни будничной покров, - 
  И как весь мир, стряхнув оковы снов, 
  Когда землетрясенье наступает, 
  Ликует и беды своей не знает. 
  И ветер, над цветами прошептав, 
  Их аромат роняет между трав, 
   
  Во всех сердцах рождает наслажденье. 
  Ликуют горы, долы и моря, 
  Сияньем ослепительным горя. 
  Как будто бы грядущее с минувшим 
  Сошлись в одном мгновении сверкнувшем, 
  Так у Герарди пиршественный зал 
  Огнями и веселием блистал. 
  Но кто-то, взоры вкруг себя бросая, 
  Промолвил вслух: "А где же Молодая?" 
  Тогда одна из девушек ушла, 
  И, прежде чем, как вестник дня - светла, 
  Она придет, среди гостей молчанье 
  Возникло красноречьем ожиданья. 
  Сердца, еще не видя красоту, 
  Уж полны ей и ткут свою мечту; 
  Потом в сердцах возникло изумленье, 
  И страх за ним восстал, как привиденье; 
  От гостя к гостю шепот долетел, 
  И каждый, услыхав его, бледнел. 
   
  И вот Герарди меж гостей явился, 
  Печалью показной исполнен он, 
  Кругом рыданье, слышен чей-то стон. 
  Что ж значит скорбь - как саван распростертый: 
  Увы, они нашли Джиневру мертвой. 
  Да, мертвой, если это смерть - лежать 
  Без пульса, не вздыхать и не дышать, 
  Быть белою, холодной, восковою, 
  С глазами, что как будто над собою 
  Смеются мертвым светом без лучей, 
  Стеклянностью безжизненных очей. 
  Да, мертвой, если это смерть - дыханье 
  Землистое, и льдистый свет, молчанье. 
  И в страхе дыбом волосы встают, 
  Как будто дух чумы нашел приют 
  Вот тут, вот здесь, и в мертвенном покое 
  Глухой земле он отдает земное, 
  За быстрой вспышкой вдруг приводит мглу, 
  За блеском дым рождает и золу: 
   
  Что наша мысль о нашей смерти знает 
  Лишь то, что может знать о жизни сон, 
  Который умер, прежде чем рожден. 
 
  Пир свадебный - отрада так обманна - 
  Стал похоронным празднеством нежданно: 
  С тяжелым сердцем, взор склонивши свой, 
  Печально все отправились домой: 
  И слезы неожиданные лили 
  Не только те, что мертвую любили. 
  Во всех сердцах открылся их родник, 
  Затем что никогда уж этот лик 
  Пред ними в красоте своей не встанет, 
  Улыбкой грусть в их сердце не обманет. 
  Над пиршеством покинутым огни 
  То здесь, то там светились, и они 
  В пустом унылом зале освещали 
  Как бы туман густеющей печали, 
  Как будто бы, людской покинув ум, 
  Проникла в воздух тяжесть темных дум. 
   
  Друзья умершей и ее родные, 
  И тупо утешенья слушал он, 
  В которых не нуждался: не зажжен 
  Любовью был в нем дух, и лишь смущенье 
  Он чувствовал, лишь страх, не огорченье. 
  Их шепотом зловещим смущена, 
  Еще как бы полнее тишина; 
  Одни из них беспомощно рыдали, 
  Другие в тихой медлили печали 
   
  Склонясь к столу и скован тишиной, 
  Вдруг вздрагивал, когда из коридоров, 
  Из комнат, где сияньем скорбных взоров 
  Подруги обнимали мертвый лик, 
   
  И свечи в ветре дымно трепетали, 
  Огнем как бы ответствуя печали; 
  Раздался звон, глухой, как гул псалмов. 
  Священники пришли на этот зов 
   
  Все прегрешенья мертвой отпустила, 
  И плакальщиц тогда явился рой, 
  Чтоб над Джиневрой плакать молодой. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . 

  Бежала старая зима, 
  К пустыням гор в бессилии сокрылась, 
  Где холод, свист ветров и тьма, 
  И к нам весна в лучах звезды спустилась, 
   
  Непобедимо-молодая, 
  Своей игрою золотой 
  Рубеж зимы и ночи отдвигая; 
  Но, если воздух, травы и вода 
   
  Джиневра юная, тогда 
  И мы в тебе не видели отрады! 
  О, как тиха и холодна 
  На ложе радости она! 
   
  Ты ступишь два, - и гроб перед тобой. 
  И шаг еще, - к могиле роковой. 
  И шаг еще. - Куда? Дрожа, несмелый, 
  Ты видишь, что рукой умелой 
   
 
  Пред тем как раз еще моря и мысы 
  Обнимет солнце - трепещи и жди - 
  В тиши шурша, чудовищные крысы 
  Совьют гнездо в ее груди, 
   
  Слепые черви будут пировать, 
  Покуда солнце царствует как солнце, 
  Джиневра будет спать и спать. 

1821



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница