Завтрак герцога Альбы в Рудольштадтском замке в 1647 году

Завтрак герцога Альбы в Рудольштадтском замке в 1647 году.

Собрание сочинений Шиллера в переводе русских писателей. Под ред. С. А. Венгерова. Том III. С.-Пб., 1901

Перелистывая одну из старых хроник шестнадцатого века (Res in Ecclesia et Politia Christiana gestae ab anno 1500 ad anno 1600. Aut I. Soeffing. Th. D. Ro; dolst. 1676), я нашел в ней нижеследующий анекдот, который решаюсь вызвать из забвения, находя его по многим причинам достойным того. В рукописи, носящей, заглавие: Mausolea manibus Metzeli posita а Fr. Melch. Dedekindo 1738, я встретил подтверждение этого рассказа. Он внесен также и в "Дворянское Зерцало" Шпангенберга, т. I, ч. 13, стр. 445.

Речь идет об одной немецкой даме, твердостью и решительностью своего поведения заставившей трепетать самого герцога Альбу, привыкшого до того лишь при; водить в трепет других. Дом, из которого она происходила, издавна уже прославился геройским духом своим и дал императора немецкому народу. Разсказ, наш относится к 1547 году. Когда после битвы при Мюльберге император Карл V на пути своем во Франконию и Швабию проходил через Тюрингию, вдовствующая графиня Екатерина фон-Шварцбург, урожденная княгиня Генеберг, исходатайствовала у него охранную грамоту для своих подданных, во избежание тех бед, которые могла им причинить проходящая испанская армия. В свою очередь, она обязалась за это позаботиться о доставке из Рудольштадта по дешевым ценам хлеба,, пива и прочих необходимых припасов к мосту, где должны были переправиться через Заалу испанския войска. Кроме того, она, на всякий случай, предусмотрительно распорядилась, чтобы был сломан мост, слишком близко прилегавший к городу и перенесен подальше; она разсчитывала этим способом оградить хищные инстинкты ожидаемых гостей от соблазна, которому их могла подвергнуть чрезмерная близость города. Кроме того жителям всех местностей, лежавших по пути проходящого войска, разрешено было более ценную часть своих пожитков приносить в Рудольштадский замок на сохранение.

Тем временем, испанский генерал, в сопровождении герцога Генриха Брауншвейгского и его сыновей, приближался к городу. Он отправил вперед гонца к графине Шварцбург, с просьбой принять его гостем к себе на завтрак. Столь скромная просьба со стороны человека, стоящого во главе действующей армии, не может быть, конечно, отвергнута. Все, что найдется в доме, будет предложено к его услугам - таков был ответ. Его превосходительство могут пожаловать и располагать всем, чем им угодно. Кстати, не преминули напомнить ему об охранной грамоте с прибавлением убедительнейшей просьбы насчет добросовестного соблюдения данных в ней обещаний..

успели сесть за стол, как появляется гонец и вызывает графиню из залы. Она узнает, что в некоторых деревнях испанские солдаты на пути своем производят безчинства и угоняют скот у крестьян. Графиня Екатерина была матерью своему народу: неприятность, причиненная даже ничтожнейшему из её подданных, была её собственной, личной неприятностью. Взбешенная вероломством, она сохранила, однако, полное присутствие духа и самообладание. Приказав всем слугам своим вооружиться как можно тише и быстрее и покрепче запереть все входы и выходы замка, она возвращается в залу, где высокие гости все еще сидели за столом. В самых трогательных выражениях стала она им жаловаться на безчинства, о которых ей сейчас сообщили, и на то, как плохо выполняется императорское слово. Ей отвечают со смехом, что таков уж обычай войны, и что подобные маленькия неприятности неизбежны при всяком прохождении солдат. Такой ответ окончательно вывел ее из себя. "Это мы еще увидим!" сказала она: моим бедным подданным должно быть возвращено то, что им принадлежит, или же - клянусь Богом..." Она угрожающе возвысила голос: "кровь князей за кровь быков!" С этим кратким, но решительным заявлением она вышла из комнаты, которая в ту-же минуту наполнилась вооруженными людьми. С мечами в руках и выражением глубокой почтительности на лицах, встали они за стульями военачальников и вежливо прислуживали им за завтраком. Герцог Альба изменился в лице при появлении этой воинственной свиты; онемев от неожиданности, гости сидели неподвижно за столом и безмолвно глядели друг на друга. Отрезанные от своего войска, окруженные значительно превосходившей их численно, крепкой телом и духом, толпой, на какой исход могли они разсчитывать?

Грозному герцогу оставалось только, скрепя сердце, пойти на все условия, лишь бы смягчить разгневанную даму. Генрих Брауншвейгский первый пришел в себя и разразился громким хохотом: он избрал благоразумный путь - обратить все происшедшее в шутку. В длинной хвалебной речи стал он прославлять графиню за материнскую заботливость её о благе своей страны, за твердость и решительность духа, какие она только что обнаружила. Он просил ее успокоиться и вполне положиться на него: он берет на себя ответственность в том, что герцог сделает все возможное, чтобы удовлетворить пострадавших. И в самом деле ему удалось уговорить герцога, чтобы тот немедленно отдал приказ о возвращении похищенного скота без малейших проволочек. Как только графиня Шварцбургская убедилась, что достояние её подданных будет возвращено, она тотчас же изменила свое отношение к гостям и разсыпалась в горячих выражениях благодарности. Распрощавшись самым вежливым и изысканным образом, гости покинули замок.

"Великодушной", прилагаемый обыкновенно к её имени. Но не одним этим заслужила она свою славу: её деятельной энергии обязана своим успехом реформация, введенная в Шварцбург-Рудольштадте супругом её Генрихом XXXVII; по её стараниям были изгнаны монахи и её заботами было улучшено школьное преподавание. Многим из протестантского духовенства, подвергавшимся гонениям за веру, оказывала она поддержку и покровительство. В их числе был и знаменитый Каспар Аквила, пастор Заальфельдский. В качестве полкового священника, он в юных годах своих сопровождал в Нидерланды армию императора. Тут, однажды, он разсердил Солдат, отказавшись крестить пушечное ядро; буйная ватага бросила его в дуло мортиры, намереваясь выстрелить им оттуда на воздух, и лишь счастливая случайность спасла его, - порох как-бы нарочно не хотел загораться. Во второй раз теперь жизнь его подвергалась опасности: голова его была оценена в 5000 гульденов, так как он разгневал императора, указ которого поносил публично с кафедры. По просьбе заальфельдцев, Екатерина приказала тайно привести пастора в свой замок, где долгое время скрывала его, заботясь о нем с истинно высоким человеколюбием до тех пор, пока опасность миновала и Аквила мог снова появиться открыто. Она пользовалась глубоким и всеобщим уважением и умерла, оплакиваемая всеми, на пятьдесят восьмом году жизни и двадцать девятом царствования. В Рудольштадской церкви хранятся останки её.