Мальтийцы (набросок)

Собрание сочинений Шиллера в переводе русских писателей. Под ред. С. А. Венгерова. Том III. С.-Пб., 1901

Мальтийцы. Новый перевод Зин. Венгеровой

Мальта осаждена всеми силами Солимана, который дал клятву истребить орден до основания. К турецким военачальникам, Мустафе и Пияли, присоединились корсары Улуччиали и Драгут, а также алжирцы Гасцем и Канделисса. Обе гавани блокированы турецким флотом, и к острову нет никакого доступа. Кто хочет пробраться туда на помощь осажденным, должен непременно отважиться на схватку с несметными силами неприятеля. С суши турки атаковали форт С.Эльмо, разсчитав совершенно верно все выгоды, предоставляемые взятием этого пункта. Овладей они фортом, обе гавани очутятся в их руках, и им тогда ничего не стоит напасть на Иль-Борго, форт святого Михаила и форт святого Ангела, где сосредоточены все силы ордена.

Ла Валет - гросмейстер Мальтийского ордена. Он предвидел нападение турок и сделал все возможные приготовления к нему. Рыцари в огромном количестве стянуты на остров; кроме того 10000 солдат расположено тут-же. Оружие и все съестные припасы заготовлены в достаточном количестве; укрепления в порядке. Помимо всего этого приходится разсчитывать на помощь Сицилии, так как количественный перевес неприятеля слишком велик, и стены крепости, как и люди, не могут устоять под напором безпрерывных нападений. Каждое такое нападение уносит огромное число рыцарей и солдат, ряды защитников редеют, и если энергия турок не ослабеет, то, без посторонней помощи, некому будет в конце-концов бороться с ними. Не выдержать и укреплениям всех этих штурмов, повторяющихся один за другим.

Не без основания ждет Ла-Валет помощи от Сицилии: если погибнет Мальта, то владения испанского короля подвергаются величайшей опасности. Поэтому Филипп Второй обещал ему всевозможную поддержку и в этом смысле дал распоряжение вице-королю сицилийскому. В гаванях Сицилии стоит флот, готовый к отплытию, много рыцарей и всяких искателей приключений стеклось сюда с намерением отправиться в Мальту. Уполномоченные гросмейстера неотступно находятся при вице-короле испанском, торопя его ускорить отбытие флота.

Но испанская политика слишком своекорыстна для того, чтоб отважиться на что-нибудь серьезное в этом серьезном деле. Могущество турок пугает испанцев; они хотят выиграть время и выждать, пока силы турецкия ослабеют, - им не хочется бросаться в явную опасность. Что им за дело то того, что орден надрывает в этой борьбе свои силы, только-бы он окончательно не погиб, а мужество рыцарей служит Испании порукой в том, что на долю турок достанется не мало таки хлопот. Они и разсчитывают на то, что турки, ослабленные мало-по-малу упорным сопротивлением ордена, сами собой снимут осаду или же смогут быть отбиты с меньшим риском и опасностью. В этих видах вице-король испанский ограничивается обещаниями, но не делает ни шагу для того, чтобы вывести орден из тяжкого положения.

Тем временем пока Ла-Валет торопит испанцев, а испанцы медлят, турки, не теряя времени, теснят С.-Эльмо с возрастающей энергией. Форт не может считаться особенно надежным оплотом, так как он занимает слишком тесное пространство, почему и не снабжен достаточным количеством укреплений. Кроме того, он вмещает в себе только ограниченное число людей, которое сильно убывает после каждого нападения и должно каждый раз снова пополняться. Несколько наружных укреплений уже перешло в руки турок, их артиллерия на валах, и стенам нанесено уже много повреждений. Гарнизон не охраняется крепостью и, не смотря на все свое мужество, представляет легкую добычу неприятельского огня.

Рыцари не в состоянии больше бороться с таким стечением неблагоприятных условий; они просят гросмейстера, чтоб их перевели куда-нибудь в более надежное место, так как все равно не может быть и речи о том, чтоб удержать С. Эльмо. Остальные рыцари присоединяют к ним свои просьбы, стараясь убедить гросмейстера в том, что он поступает дурно, безполезно жертвуя рыцарями, находящимися на С.-Эльмо, и тем постепенно ослабляя силы ордена ради безплодной защиты безнадежного места. Не благоразумнее было-бы разве сосредоточить все эти силы в главном пункте? Сами турки, кажется, не могли-бы придумать для себя ничего лучше того упрямства, с которым гросмейстер вбил себе в голову фантазию пожертвовать мало-по-малу всеми лучшими рыцарями на этом беззащитном посту.

Несмотря на полную очевидность этих доводов, гросмейстер остается при своем мнении, ничуть не убежденный ими. Он знает, конечно, что С.-Эльмо нельзя удержать, ему от души жаль погибающих рыцарей, он глубоко страдает, принося их в жертву, но он не может отказаться от этого пункта, - на то есть у него две основательные причины: 1) С.-Эльмо должно сопротивляться во что бы то ни стало, чтоб протянуть время до прибытия вспомогательного флота из Сицилии, - стоит только туркам захватить этот форт, и они могут запереть обе гавани, так что доступ для помощи сделается крайне затруднительным, да и сами испанцы грозят, что в этом случае они немедленно повернут обратно. 2) Если неприятелю удастся покончить с С.-Эльмо, он все свои силы, сплоченные во-едино" направит прямо на центр ордена и, отрезав путь какой-бы то ни было помощи, начнет мало-по-малу изводить орден постоянно повторяющимися сражениями. Совсем не то, если мы и лишимся С.-Эльмо, но заставим неприятеля взять его штурмом: 1) силы у него тогда много поубавится и не так легко ему будет затеять новое крупное предприятие против нашего главного центра и 2) (что всего важнее в поэтическом смысле) они будут так напуганы примером отчаянного сопротивления на первом-же оплоте острова и получат такое представление о христианском мужестве, что потеряют всякую охоту испытывать его долее.

Таким образом гросмейстер имеет свои серьезные причины во имя блага целого пожертвовать частью рыцарей, обязанных защищать С.-Эльмо. Как ни суров его образ действий, он не идет в разрез с законами ордена, так-как каждый вступающий в него обязуется положить свою жизнь за религию ё безпрекословной и слепой покорностью; но для слепого повиновения такому суровому закону нужен чистый дух ордена, ибо повиновение должно исходить изнутри человека и не может быть вынуждено внешними насильственными мерами. Тут необходимо: 1) слепо отдаться во власть гросмейстера с твердой верой в правоту его и мудрость его решений; 2) иметь благочестивый, строго религиозный, отрешенный от всех земных интересов образ мыслей, соединенный с высоким героизмом.

Но орден не обладает тем высоким духом, который так необходим в настоящую минуту. Рыцари храбры, они мужественны, но они хотят воспользоваться этими качествами по своему, не хотят слепо повиноваться закону. Данная минута требует духовного (идеалистического) настроения, а между тем настроение их мирское (материалистическое). Они утратили первоначальный дух, положенный в основание ордена: они любят не один только долг, но и многое другое, они интересуются преходящими радостями текущей жизни. Они герои, но герои не христианские, не духовные. Любовь, богатство, честолюбие, национальная гордость и многия другия земные чувства волнуют их сердца.

Осада захватила орден в тот момент, когда непорядки в нем достигли крайних пределов. Многие рыцари открыто предавались разврату, на который Ла Валет смотрел сквозь пальцы: он был в этом отношении снисходителен - ведь и сам он не вполне свободен от человеческих слабостей. Но теперь, когда обнаружились печальные последствия непорядков, когда они послужили поводом к раздору и внутренним междоусобиям в самом ордене, Ла Валет сам видит необходимость преобразовать орден и возстановить его в его первоначальной чистоте. Он приказывает удалить пленницу - гречанку, из за которой спорят два важных рыцаря, увлекая в этот раздор и остальных, так-как к каждому из них присоединяется его язык. Гросмейстер запрещает теперь азартные игры, попойки и роскошь в одежде, чем навлекает на себя неудовольствие рыцарей. Они находят его поведение своевольным, называют его образ действий тиранией и утверждают, что теперь не время для стеснений, - война и опасность дают право на свободу.

Стой, дерзкий! Ты рабыню похищаешь,

Мной взятую, которую своею

Я объявил!

Даю свободу ей;

Пусть выберет по сердцу господина.

Моя - она: таков закон войны,

Я с корабля ее добыл пиратов.

Но грубый их обычай презирает

Тот, кто пленить свободно сердце может.

Жен красота - награда храбрецу.

Но чести жен - меч рыцаря защита.

Сент-Эльмо будь защитником! Тебе

Там быть должно.

Там - бой, а здесь - награда.

Жен воровать конечно безопасней,

Чем с турками, как должно мужу, биться.

Про лютый бой, так впереди кипящий,

Конечно, здесь беседовать удобно.

Начальнику ты повинуйся... Прочь!

Начальник ты над флотом, но не здесь.

Чти на груди моей великий крест.

Под малым здесь большое сердце бьется.

Но меч у них зато еще острей.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

          Испанец прав. Надменность провансальцев

Наказана должна быть!

Три клинка

На одного! Сюда! На помощь! Трое

На одного! Ударьте на кастильца!

Мы - за тебя! Мы все тебе поможем.

Разите провансальцев!

Вслед затем хор появляется на сцене. Он состоит из шестнадцати духовных рыцарей, одетых в длинную одежду ордена, и располагается двумя рядами по обе стороны театра, так что окружает всех остальных, находящихся на сцене.

Хор упрекает рыцарей за их распри в такой момент. Изображение грозящей опасности и опасения, вызванные внешним и внутренним состоянием ордена. Самонадеянность рыцарей, разсчитывающих на помощь Испании.

самому себе. Он предлагает Миранде изложить свое поручение, состоящее в том, что вице-король не хочет рисковать своим флотом в том случае, если господствующий над гаванью форт Сент-Эльмо очутится в руках турок.

Со стороны рыцарей раздаются крики единодушного негодования по поводу своекорыстной и вероломной политики испанцев.

Миранда добровольно решается остаться на острове и разделить участь ордена.

Монтальто приводит старого христианина - пленника с завязанными глазами. Его прислал Мустафа будто-бы для переговоров с гросмейстером, а на самом деле для того, чтобы связать сношения с изменником. Ла Валет не хочет слышать о переговорах, - никакого соглашения у рыцарей с неверными состояться не может. Он угрожает смертью старому христианину и всякому другому, кто вздумает явиться от имени турок. Христианин жалуется на свою горькую участь. Ему предлагают остаться, если он хочет, но он предпочитает вернуться к прежнему тяжкому рабству, - он не сомневается в том, что рано или поздно Мальта все-таки будет взята. Уходя, он бросает вскользь предостережение относительно изменников.

Депутация рыцарей из С.-Эльмо докладывает, что форт не может держаться, и просит от имени уполномочивших их позволения удалиться оттуда. Несмотря на полную очевидность безнадежного состояния форта, Ла Валет настаивает на необходимости его защищать. Ромегас покамест еще на стороне Ла Валета.

Остальные рыцари присоединяют свои энергическия настояния к ходатайству депутатов из С.-Эльмо. Ла Валет сам их очень жалеет, но остается непреклонным.

Рыцари руководствуются материалистическими побуждениями; он им противопоставляет свои идеалистическия. Креки молит о разрешении отправиться в С.-Эльмо, но получает отказ. Заявив требование безусловного повиновения, Ла Валет уходит вместе со старыми рыцарями.

Появляются два уполномоченных от гарнизона в Сент Эльмо. Гарнизон этот не выбран гросмейстером, а назначен без его участия установленным порядком. Двадцатилетний рыцарь, СентъПрист, которого все любят, и которого гросмейстер особенно отличает, находится в числе защитников Сент-Эльмо. Внешним видом и отвагой это юный Ринальдо. Он бич турок, и, как его ни стараются оберегать, он всегда первый в сражениях Но, окруженный опасностями и смертью, он всегда остается невредим; кажется, что одно его появление обезоруживает врага, и что его охраняют ангелы. Креки, молодой рыцарь вспыльчивого нрава, привязан к нему страстным, но благородным чувством. Уполномоченные описывают положение Сент-Эльмо, успехи врагов, говорят о том, что крепость не может долее держаться, и просят, чтобы гарнизону позволили удалиться на другой пост. Младшие рыцари, в особенности Креки, усиленно поддерживают эту просьбу, но гросмейстер отказывает. Он ясно показывает свое участие в судьбе гарнизона, но очень серьезно и твердо объясняет, что Сент-Эльмо нужно

Ропот молодых рыцарей против гросмейстера. Креки тревожно осведомляется о Сент-Присте и узнает от уполномоченных, что он в особенности подвергается опасности. Монтальто возвращается, проводив христианина-пленника, и усиливает ожесточение против гросмейстера злобными замечаниями о его самоуправстве и жестокости.

Недовольные удаляются, остается хор. Юн жалуется на падение ордена и на несправедливое отношение к гросмейстеру, заслуги которого он очень ценит. Воспоминания из истории ордена.

Ла Валет; хор. Гросмейстер обнаруживает свои душевные качества. Он боится, что у него не хватит твердости отстоять должное. Его мучит необходимость принести в жертву храбрых защитников Сент-Эльмо. Он озабочен злоупотреблениями, вкравшимися в жизнь ордена. Хор указывает ему на последствия его уступчивости и напоминает ему о споре из-за гречанки. Ла Валет сознается в своих ошибках и хочет попытаться произвести полную реформу ордена. Гречанку он уже велел увести.

Ромегас, Бирон и остальные. Оба рыцаря жалуются на удаление гречанки. Ла Валет напоминает рыцарям об их обете. Они утверждают, что положение дел дает им право на снисхождение. В них проявляется их дикий нрав, который разбивает все преграды в минуту грозной опасности. Они хотят насладиться мгновением, когда следующий час, быть может, уже не принадлежит им. Храбрец, который знает, что в нем нуждаются, считает себя вправе нарушать законы. Гросмейстер говорит с ними властным тоном и удаляется.

Приходит Креки и резко говорит о жестокости гросмейстера. Разговор прерывается приходом Монтальто, который возвещает о прибытии новых уполномоченных из Сент-Эльмо. Положение форта очень ухудшилось; у турок очень сильные наружные укрепления. Гарнизон еще раз просит позволения удалиться или хочет пойти на верную смерть, рискнув на открытую битву. В числе уполномоченных находится и Сент-Прист, при помощи которого надеются повлиять на гросмейстера. Ла Валет отказывается говорить с уполномоченными. Эта кажущаяся жестокость еще более возмущает рыцарей, хотя на самом деле она только следствие его мягкости; он боится, что вся его твердость исчезнет в присутствии юноши, который близок его сердцу. Сент-Прист его незаконный сын; но об этом не знает никто, кроме одного Ла Валета.

Входят уполномоченные в сопровождении нескольких рыцарей, которые громко выражают свое недовольство против гросмейстера. Сам Сент-Прист молчит, но Креки бурно выражает свое возмущение. Ромегас и Бирон поддерживают его, Монтальто пользуется этим моментом, чтобы возбудить рыцарей против гросмейстера, хор тщетно напоминает им об их долге. Составляется страшный заговор против гросмейстера.

Ла Валет поручает инженеруКастриотто ознакомиться с положением Сент-Эльмо.

У гросмейстера зарождается подозрение против Монтальто, и он велит строго следить за ним. Он говорит с ним на-едине, чтобы добром уговорить его, но это не удается. Монтальто настойчиво и дерзко все отрицает и упрямо кичится своим командорским званием.

рассказать гросмейстеру о возмущении рыцарей. Ла Валет с трудом скрывает свои чувства к юноше.

Он говорит с Сент-Пристом, как гросмейстер, и отпускает его, дав ему разные поручения. Юноша воспламенен чувством долга и очарован личностью гросмейстера.

Появляются Ромегас, Бирон, Креки и несколько их приверженцев. Они начинают настойчиво требовать, чтобы гарнизон был отозван, и после отказа гросмейстера произносят мятежные речи. Креки заходит дальше всех в своем возмущении. На упрек Ла Валету в том, что он губит орден своим упрямством, гросмейстер отвечает, что орден все равно уже распался, что его в эту минуту уже нет, и что погубила его не сила неприятеля, а внутреннее распадение. Он с достоинством удаляется и велит рыцарям ждать его приказа.

Рыцари потрясены последней речью гросмейстера и некоторые из них начинают сознавать свою неправоту. Один рыцарь приносит известие о том, что явился ренегат с поручениями от турецкого командира, несмотря на то, что Ла Валет грозил смертью всякому неприятельскому парламентеру. У ренегата найдены письма с большими обещаниями Монтальто. Последний убежал к врагу. Рыцари вспоминают, что Монтальто более всего раздувал озлобление против гросмейстера.

Появляются в полном вооружении Миранда, испанский посол, за ним самые молодые рыцари, несколько старейших, и затем хор. За ними следуют гросмейстер с Кастриотто. Инженер получает приказ отдать отчет перед всем собранием о положении Сент-Эльмо. Он утверждает, что возможно еще держаться в Сент-Эльмо несколько времени. Гросмейстер спрашивает младших и старших рыцарей, а затем хор и Миранду, хотят ли они под его предводительством взять на себя защиту Сент-Эльмо. Все соглашаются, и тогда гросмейстер дает прежнему гарнизону Сент-Эльмо позволение удалиться, отпускает возмутившихся рыцарей, и одному только Ромегасу велит не уходить.

и заручился для него самыми влиятельными голосами. Ромегас поставлен таким образом в положение властителя, которое вполне отвечает его силам, и он понимает теперь, как нехорошо поступал до того. Чрезвычайно пристыженный великодушием человека, к которому он так несправедливо относился, он удаляется с намерением показать на деле, что достоин такого доверия.

Сент-Прист является проститься с гросмейстером. Ла Валет крайне взволнован, открывает Сент-Присту, что он его отец, благословляет сына и говорит ему, что вместе с ним пойдет на встречу смерти в Сент-Эльмо. Хор присутствует при этой сцене.

Входит Ромегас с мятежными рыцарями и уполномоченными гарнизона. Все раскаиваются в своем поведении, и каждый готов пожертвовать своей жизнью в Сент-Эльмо для спасения ордена. Хор еще более стыдит рыцарей, открывая им, что Сент-Прист сын гросмейстера, и что последний только-что обрек его на смерть. Ла Валет не хочет отказаться от своего прежнего решения, пока не убеждается в полном раскаянии рыцарей. Наконец он решается на то, чтобы прежние защитники Сент-Эльмо продолжали оставаться на своем посту, и покоряется из чувства долга необходимости сохранить себя ордену, как гросмейстера, и остаться на прежнем месте. Все убеждают его не разставаться с сыном. Каждый готов заместить доблестного юношу. Сент-Прист сопротивляется и остается непреклонным. Он весь горит воодушевлением. Ла Валет тоже не хочет и слышать ни о каком исключении, ни о каких личных соображениях. Сент-Прист прощается с гросмейстером и с Креки.

Хор торжественно и с большим воодушевлением говорит о всем том, что возвышает человека: о чувстве долга, рыцарском духе, религии.

глубоко чувствует, что приносит в жертву.

Сент-Эльмо взят. Грек Ласкарис, родом из семьи, владевшей греческим императорским троном, бежит с величайшей опасностью из турецкого войска, где занимает высокое положение, к мальтийцам; он восторгается их героизмом: с их религией его связывают первые впечатления юности. Он дает подробный отчет о невероятных подвигах защитников Сент-Эльмо, о страшных потерях турок, об их удивлении, когда они узнали о положении форта и о небольшом числе его защитников; он говорит об особенно важной потери врага в лице одного из первых и самых опытных начальников, правителя Триполи, который умер во время осады. Измены Монтальто нечего больше бояться. Он убит при штурме Сент-Пристом и получил свое возмездие.

Прибило волной труп Сент-Приста. Его приносят, и рыцари провожают его в немой печали. Ла Валет достигает вершины духовного подъема. Он восхваляет высокое назначение вознесенного на небо сына, говорит, что видит во всех рыцарях своих сыновей, и твердо верит в силу ордена, которая теперь несомненна и бесконечна. Великая жертва решает победы, как доказала смерть Леонида в персидской войне. Счастливый исход подтверждает эту веру.

Примечания к III
ДРАМАТИЧЕСКИЕ ОТРЫВКИ И НАБРОСКИ.

Кроме четырех драматических отрывков, напечатанных среди законченных произведений Шиллера в т. III, в его бумагах сохранились еще отрывки и планы, охарактеризованные в предисловии к "Варбеку", "Мальтийцам" и "Детям дома" (стр. 122--227). Разнообразие и содержательность этих замыслов дают полное основание сказать вместе с видным изследователем истории немецкой литературы Эрихом Шмидтом: "Если бы Шиллер прожил еще сто лет, он никогда не ощутил бы недостатка ни в новых сюжетах, ни в новых приемах. Его наброски - точно боевые диспозиции великого стратега". Этих набросков всего осталось семнадцать, некоторые из них вполне незначительны, некоторым, быть может, предстояло стать безсмертными драмами. Мы укажем их содержание, следуя их порядку в издании Боксбергера (Deutsche National Literatur).

1. Утро Кернера но как биографический материал она очень интересна.

2. Оберон (1787). Шиллер предполагал обработать этот известный сюжет в оперный текст. В бумагах остались лишь наброски одной арии.

3. Мальтийцы (1788--1803). Кроме наиболее законченного отрывка с сценарием, напечатанного в тексте (стр. 246--255) и относящагося к 1799 году, сохранилось еще много набросков, очень интересных в разных отношениях. Поэт намечал здесь отдельные эпизоды, выяснял самому себе различные подробности драмы, задавал себе связанные с нею теоретические вопросы. Для характеристики таких приемов поэта приводим отрывки из одного такого наброска, озаглавленного "Содержание этой трагедии закон и долг в столкновении с чувствами, по существу благородными, так что сопротивление простительно и даже мило, задача - трудна и тягостна. Эта трудность может быть устранена лишь переходом в возвышенное, которое является высшей степенью привлекательного, когда совершается добровольно и по склонности. В развитии действия Ла-Валетт может казаться суровым, но в конце концов гармония его натуры оправдает его. Добродетель, проповедуемая в этой драме, не есть общечеловеческая или чисто моральная, но лишь проясненная до степени нравственной специфическая добродетель ордена. Отстаивание орденской добродетели вопреки законам естества. Должно совершиться невозможное, все исчисления человеческой силы должны быть превзойдены, храбрость рыцарей должна явиться абсолютной и безусловной. Вопрос: 1) Могут-ли быть совместно использованы оба мотива самопожертвование Ла-Валетта и его жертва сыном? 2) Если главный момент, как оно и следует, заключается в том, что Ла-Валетт приносит своему строгому закону величайшую жертву в лице своего сына и рыцари покорены этим актом, то может-ли иметь место главная сцена с Ромегасом? И как может она следовать за столь решающей ситуацией, как сцена между Ла-Валеттом и его сыном? Она устраняется, если Ла-Валетть решается не идти сам в С. Эльмо". Таких набросков очень много.

Для полного понимания драмы необходимы некоторые историческия сведения. В 1453 г. султан Магомет II, взяв Константинополь, положил конец Византийской империи. Водворившееся на её развалинах государство османских турок достигло высшого могущества при Селиме I (1512--1520) и Солимане II (1519--1566), которому - между прочими удачными предприятиями против христианских государств - удалось, наконец, сломит родосских Иоаннитов (см. в Словаре, т. IV). Несмотря на мужественную оборону под предводительством гроссмейстера Филиппа Вилье де л'Или, рыцари вынуждены были сдаться (1522), но получили право свободно удалиться. В 1530 г. император Карл V отдал им остров Мальту с тем, чтобы они вели здесь неустанную войну против неверных и, если им удастся отвоевать Родос, возвратили-бы Мальту Неаполю. В 1565 г. престарелый Солиман снова напал на рыцарей, но их геройская защита под начальством ЛаВалетта заставила его удалиться с большими потерями. Особенно отличились рыцари защитой форта Сант-Эльмо. Об этом последнем эпизоде из жизни этих рыцарей, вообще занимавшей Шиллера (ср. стихотворения "Иоанниты", "Бой с драконом", "Дон-Карлос", где маркиз Поза является одним из сорока безстрашных защитников С.-Эльмо), Ватсон ("Geschichte der Regierung Philipps II", 1778), трудом которого пользовался Шиллер, рассказывает следующее: "Рано утром 30 июля (1565 г.) турки с громкими криками бросились на штурм в твердой надежде на победу, которую у них не могла, по их мнению, оспаривать кучка людей, оставшихся в С.-Эльмо. Но они ошиблись. Гарнизон, решившийся умереть и презиравший опасность, совершил сверхчеловеческие подвиги и поразил врагов своей отвагой. Бой длился четыре часа, пока не пали не только все рыцари, но и все солдаты, кроме двух-трех, спасшихся вплавь". (Более важным источником Шиллера был Верто - "Histoire des chevaliers hospitaliers de S. Jean de Iérusalem. appellés depuis cheva iers de Rhode et aujourd'hui chevaliers de Malthe" (1726), откуда сделаны потом выписки). Другия историческия подробности см. в Словаре при соответственных именах.

1. В первых изд. Гербелевского Шиллера помещался перевод отрывков "Мальтийцев"; из позднейших изданий они исключены.

З. А. Венгеровой, А. Р. Венгеровой и О. Н. Чюминой. Исполнен для настоящого издания.

339. Ромегас и Бирон ссорятся из-за пленной гречанки; один схватил ее, другой хочет ею овладеть). Отрывок первой сцены; стр. 249).

340. Ла Валет крайне взволнован, открывает Сент-Присту, что он его отец, благословляет сына (стр. 254).

341. Он восхваляет высокое назначение вознесенного на небо сына.