Разбойники.
Пятое действие

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Разбойники. Пятое действие (старая орфография)

ПЯТОЕ ДЕЙСТВИЕ.

Первая сцена.

Ряд комнат. Томная ночь.

Даниель (входит с фонарем и дорожным мешком). Прощай, родной дом... Много доброго видел я в тебе, когда покойный барин был еще жив... Ты был тогда убежищем для сирот, приютом для одиноких, а сын его сделал из тебя разбойничий притон... Прощай, мой милый пол! Как часто старый Даниель мел тебя... Прощай и ты, милая печка, горько старому Даниелю разставаться с тобой... Все здесь так близко мне... тяжко будет старому жить без вас... Но Боже охрани меня Своею милостью от лукавого... Нищим пришел я сюда-нищим и ухожу... Но я спас свою душу. (Хочет итти; в это время в комнату вбегает Франц в халате).

Даниель. Боже, помоги мне! Барин! (тушит фонарь).

Франц. Измена! Измена! Духи возстали из могил! Мертвые проснулись от вечного сна я кричат мне: убийца! убийца!.. Кто там шевелится?

Даниель (боязливо). Помоги мне, Матерь Божия! Это вы, барин, изволили так ужасно кричать на весь замок, что все спящие повскакали с постелей?

Франц. (Даниель уходитъ\ входит другой слуга). Никто не смей спать в это время! Слышишь? Все должны быть на ногах... при оружии... зарядить все ружья... Ты видел, как они мчались по галлерее?

Слуга. Кто, ваше сиятельство?

Франц. Кто, дурак? Кто? Ты так спокойно спрашиваешь меня об этом? Кто? У меня даже голова закружилась! Кто, осел, кто? Духи и черти! Который теперь час?

Слуга. Только-что пробило два.

Франц. Как? До страшного суда, что ли, будет длиться эта ночь? Ты не слыхал вблизи никакого шума? Никаких криков? Не слыхал топота скачущих лошадей? Где Кар... я хотел сказать, где граф?

Слуга. Не знаю, ваше сиятельство.

Франц. Не знаешь? И ты тоже из их шайки? Я вырву тебе сердце из груди с твоим проклятым: "не знаю"! Ступай, позови ко мне пастора!

Слуга. Ваше сиятельство!

Франц. Ты ворчишь? Медлишь? (Слуга поспе Как? И нищие в заговоре против меня? Небо и ад! Все в заговоре против меня!

Даниель (входит с огнем). Мой повелитель!..

Франц. Нет! Я не дрожу! Это был только сон. Мертвые еще не возстают... Кто говорит, что я дрожу, что я бледен? Мне так легко, так хорошо!

Даниель. Вы бледны как смерть, ваш голос дрожит.

Франц. У меня лихорадка. Скажи пастору, когда он придет, что у меня лихорадка. Я пущу себе завтра кровь. Так и скажи пастору.

Даниель. Не прикажете ли накапать вам бальзаму на сахар?

Франц. Да, накапай на сахар! Пастор еще не сейчас придет, У меня дрожит голос. Дай мне бальзаму на сахаре!

Даниель. Дайте мне ключи! Я принесу снизу из шкафа....

Франц. Нет, нет! Останься! Или я пойду с тобой. Ты видишь, я но могу оставаться один... Я могу легко - ты сам видишь - упасть в обморок... если останусь один. Но надо, не надо! Пройдеть и так... Останься здесь.

Даниель.

Франц. Да, конечно, конечно! Вот и все. А болезнь разстраивает мозг и порождает безумные, странные сны... Сны ничего не значат... Неправда ли, Даниель?... Сны - это от желудка, и сны ничего не зна чат... мне только-что снился такой веселый сон... (падает без чувств).

Даниель. Иисусе Христе! Что это? Георг! Конрад! Вастиан! Мартин! Да скажите же что-нибудь? (Трясет его). Господи Боже! Придите же в себя! Ведь так скажут, что я убил его. Боже, сжалься надо мной!

Франц (в полусознании). Прочь, прочь! Зачем ты трясешь меня, противный скелет?.. Мертвые еще не возстают...

Даниель. О, милосердное небо! Он потерял разсудок!

Франц (с трудом приподнимаясь). Где я? Это ты, Даниель? Что я сейчас говорил? Не обращай на это внимания! Это ложь... сущая ложь... пусть будет, что будет... Пойдем! Помоги мне!.. Это только припадок головокружения, потому что... потому что... я не выспался.

Даниель. Если бы хоть Иоганн пришел! Я позову кого-нибудь на помощь, пошлю за доктором.

Франц. Останься! Сядь здесь рядом со мной, на этот диван... вот так... ты умный человек, хороший человек. Дай, я тебе все разскажу.

Не теперь, в другой раз! Я уложу вас в постель; вам сейчас нужен покой.

Франц. Нет, прошу тебя, дай мне все рассказать и тогда посмейся надо мною!... Слушай! Мне снилось, что я встал из-за царского пира и лежал опьяненный на траве в саду замка, как вдруг - это было в полдень - вдруг... говорю тебе, смейся же надо мной!

Даниель. Вдруг?

Франц Вдруг страшный гром потряс мой дремавший слух. Я вскочил дрожа, и что же? Все небо пылало передо мной в огне; горы, леса, города таяли, как воск в печи; страшный вихрь смешал море, небо и землю... и словно из медных труб загремело откуда-то: "Земля, отдай твоих мертвецов! Отдай твоих мертвецов, море!" И голая земля начала выбрасывать из недр своих черепа и ребра, ноги и челюсти, которые соединились в человеческия тела, и они потекли необозримым живым потоком. Тогда я посмотрел наверх и увидел, что я стою у подножья гремящого Синая, и надо мной и подо мной волнуется толпа, а наверху горы на трех дымящихся престолах три мужа, от взгляда которых бежала всякая тварь...

Даниель. Да это точное изображение страшного суда!

Франц. Не правда ли какой безмысленный сон? Тогда выступил вперед один из Них - он был как звездная ночь и держал в своей руке железный перстень; он держал его между востоком и западом и говорил: "Вечно, свято, справедливо, неложно! Есть только одна правда, одна добродетель! Горе, горе, горе неверящему червю!.." Потом выступил вперед Другой, который держал в руке блестящее зеркало; он держал его между востоком и западом и говорил: "Это зеркало истина, и лицемерие и ложь но устоят перед ним", и я испугался, и весь народ ее мной, потому что ужасное зеркало показывало нам лица змей, тигров и леопардов... Затем выступил Третий, который держал в руках железные весы; он держал их между востоком и западом и говорил: "Подойдите сюда, дети Адама! - я буду весить помыслы ваши на весах моего гнева и дела ваши на чаше моей ярости!"

Даниель. Боже, помилуй меня, грешного!

Франц. Бледные как снег стояли мы, и все сердца бились от боязливого ожидания. И я услышал, как из туч, одевавших гору, было возглашено первым мое имя, и холод пронизал меня до мозга костей, и зубы мои громко застучали. Зазвенели весы, и вся гора потряслась от грома, и часы медленно потекли, один за другим, мимо левой чащи весов, и каждый из них бросал туда по смертному греху...

Даниель. Боже, помилуй вас!

Франц. Нет, Он но сделал этого! Чаша росла и выросла в целую гору, но другая чаша, полная крови Искупителя, все еще держала ее высоко в воздухе... но тут подошел старик, согбенный под тяжестью горя, с искусанной от жестокого голода рукой... все глаза со страхом отвращались от старика... я узнал этого человека... он отрезал одну прядь от своих седых волос и бросил ее на чашу грехов, и она мгновенно опустилась, опустилась глубоко в бездну, а чаша искупления поднялась высоко наверх!.. И я услышал голос, звучавший из пламени горы: "Прощение, прощение каждому грешнику земли и преисподней! Ты один отвержен!.." Что же ты не смеешься?

Даниель. До смеха ли мне, когда меня мороз подирает по коже? Сны от Бога.

Франц. Нет, нет, не говори этого! Скажи, что я дурак, суеверный, выживший из ума дурак! Сделай так, милый Даниель, прошу тебя, осмей меня, хорошенько!

Даниель. Сны от Бога. Я помолюсь за вас.

Франц. Ты лжешь, говорю тебе... Ступай сию же минуту, беги живее, узнай, отчего но идет пастор, скажи ему, чтобы он спешил, спешил скорее. Но говорю тебе, ты лжешь.

Даниель (уходя). Да помилует вас Бог!

Франц. Мудрость черни! Рабская трусость!.. Ведь еще не доказано, чтобы прошлое не исчезало безследно, или чтобы там, над звездами, было всевидящее око... Кто внушил мне эту мысль? Или правда, что там наверху, над звездами, есть мститель... Нет, нет! Да, да! Страшно что-то шепчет мне на ухо: есть мститель над звездами! И в эту же ночь предстать перед этим мстителем? Нет, говорю я... Жалкая лазейка, в которую прячется моя трусость... пусто, глухо, мертво там над звездами... А вдруг там что-нибудь есть? Нет, нет, там нет ничего! Я приказываю, чтобы ничего не было! А если все-таки есть что-нибудь? Горе мне, если будут сочтены мои дела! Сочтены еще в эту ночь!.. Почему меня охватывает какой-то ужас?.. Умереть! Отчего это слово так пугает меня? Отдать отчет мстителю там, над звездами... а если он справедлив? Сироты, вдовы, угнетенные, замученные вопиют к нему... и если он справедлив?.. Отчего они страдали, зачем я торжествовал над ними?..

Входит пастор Мозер.

Мозер. Вы велели позвать меня, граф. Я удивляюсь. Это в первый раз в моей жизни. Собираетесь ли вы поглумиться над религией, или вы начинаете уже трепетать перед ней?

Франц. Глумиться или трепетать - смотря по тому, как ты будешь мне отвечать... Слушай, Мозер, я тебе докажу сейчас, что ты или сам глупец, или считаешь людей глупцами, а ты должен меня опровергать. Слышишь? Под страхом смерти должен меня опровергать.

Вы требуете отчета у Всевышняго - когда-нибудь Он ответит вам.

Франц. Я хочу знать теперь же, сию минуту, чтобы мне не выкинуть постыдной глупости, но обратиться в минуту крайности к пустому идолу. Я часто говорил тебе с глумлениями, за стаканом вина: нет Бога!.. Теперь я говорю с тобой серьезно и повторяю тебе: нет Бога! Ты должен опровергать меня всеми доводами, какие имеются у тебя в распоряжении, но я их все развею впух и впрах одним дуновением моих уст.

Мозер. Если бы ты так же легко мог развеять гром небесный, который когда-нибудь обрушится всею тяжестью на твою гордую душу! Всеведущий Бог, которого ты, глупец и злодей, стараешься уничтожить в его творении, не нуждается в оправдании устами праха. Он так же велик в твоих жестокостях, как и в улыбке торжествующей добродетели.

Франц. Отлично, поп! Таким ты нравишься мне.

Мозер. Я здесь являюсь представителем великого Господа и говорю с таким же червем, как я сам, и не нуждаюсь в его одобрении. Конечно, если бы мне удалось вырвать признание у твоей жестоковыйной злобы, это было бы настоящим чудом... но, если твои убеждения так тверды, зачем же ты позвал меня? Скажи мне, зачем ты среди ночи призвал меня к себе?

Франц. Потому что мне было скучно, а шахматы мне уже надоели. Мне захотелось устроить себе развлечение - погрызться с попом. Пустыми страхами ты не ослабишь моего мужества. Я знаю, что тот, кому на этом свете приходится туго, надеется на вечность; но он жестоко ошибется. Я читал, что наше существо не что иное, как движение крови, и что с последней каплей крови исчезают и наша душа и разум. Все болезненные состояния тела отражаются на душе, почему же мы должны думать, что душа не исчезнет совсем, когда тело разрушится? но испарится, когда тело сгниет? Довольно того, чтобы в мозг попала какая-нибудь капелька воды, и в жизни тотчас же наступает перерыв, который граничит с небытием, а продолжение его есть уже смерть. Ощущение - это колебание струн, а раз инструмент сломан, он перестает звучать. Если я велю срыть мои семь замков, если разобью эту статую, от красоты их не останется никаких следов. Тоже и с вашей безсмертной душой!

Мозер. Это - учение вашего отчаяния. Но ваше собственное сердце, которое боязливо бьется у вас в груди при этих доказательствах, обличает вашу ложь. Все это сплетение доказательств разрывается одним единственным словом: ты умрешь!.. Я вызываю вас на такое испытание: если и перед смертью вы будете утверждать то же самое, если вы и тогда не откажетесь от своих убеждений, то вы правы. Но если перед смертью вас охватит хотя малейший страх, тогда горе вам - вы ошиблись.

Франц (смущенно). Если меня перед смертью охватит страх?

Мозер. Я видел много таких несчастных, которые вплоть до последней минуты упрямо противостояли истине; но перед смертью заблуждение их разсеивалось. Я приду к вам, когда вы будете умирать, - я бы очень желал посмотреть, как умирает тиран, - я буду стоять около вашей постели и смотреть вам пристально в глаза, когда врач возьмет вашу холодную, влажную руку, с трудом уловит ваш замирающий пульс, взглянет на вас и скажет вам с ужасным пожатием плеч: человеческая помощь тут безсильна! О, берегитесь тогда, берегитесь, чтобы вам не почувствовать себя в эту минуту тираном!

Франц.

Мозер. Это "нет" превратится тогда в отчаянное "да"!.. Внутренний судья, которого вы не подкупите никакими умствованиями, проснется тогда и призовет вас к ответу. Но это будет пробуждение, подобное пробуждению в могиле заживо погребенного; это будет отчаянье - отчаянье самоубийцы, который нанес себе смертельный удар и раскаивается в нем; это будет молнией, которая вдруг озарит ночь вашей жизни... И если вы и тогда останетесь тверды в своих убеждениях, то вы правы!

Франц (ходит безпокойно взад и вперед по комнате). Поповския бредни, поповския бредни!

Мозер. Тогда впервые меч вечности пронзить вашу душу, но будет уже поздно. Слово Бог вызовет у вас в сознании другое страшное слово; слово это - судья. Слушайте, Моор! В ваших руках жизнь тысяч людей, и из каждой тысячи девятьсот девяносто девять вы сделали несчастными. Вам не хватает только государства, чтобы сравняться с знаменитыми тиранами. Не думаете ли вы, что Бог допустит, чтобы один человек так злодейски хозяйничал в его мире и переворачивал все вверх дном? Не думаете ли вы, что эти девятьсот девяносто девять человек существуют только для того, чтобы вы могли дьявольски издеваться над ними? О, но думайте так! Когда-нибудь Он потребует у вас отчета за каждую минуту, которую вы украли у них, за каждую радость, которую вы им отравили, за каждое сродство к совершенству, которого вы их лишили, и если и тогда вы сумеете ответить, Моор, то вы правы

Франц. Довольно! Ни слова более! Не хочешь ли ты, чтобы я подчинился твоим дурацким выдумкам?

Мозер. Судьба людей находится в прекрасном, но страшном равновесии. Если чаша весов человеческой судьбы в этой жизни опускалась, она поднимется в той; если она поднималась в этой жизни, она опустится в той. Но то, что было здесь временным страданьем, станет там вечным торжеством; то, что было здесь временным торжеством, превратится там в вечное, бесконечное отчаянье.

Франц (с яростью наступая на него). Чтобы тебя громом убило, проклятый обманщик! Я вырву у тебя нее рта твой мерзкий язык!

Мозер. Вы уже почувствовали так скоро тяжесть правды? А ведь я еще не прибегал ни к каким доказательствам. Позвольте теперь привести вам доказательства...

Франц. Замолчи! Убирайся в ад с твоими доказательствами! Говорю тебе, душа уничтожается, и не смей мне возражать на это!

Об этом же воют и духи преисподней, но Тот, кто в небе, качает отрицательно головой. Не думаете ли вы избежать руки Небесного судии в пустыне небытия? Взойдете ли на небо, Он там! Спуститесь ли в ад, Он там! И скажете вы: ночь, укрой меня! и тьме - спрячь меня! Но и тьма осветится вокруг вас, и ночь станет днем вокруг осужденного. Ваш безсмертный дух...

Франц. Но я не хочу быть безсмертным. Кто бы Он там ни был, я заставлю Его уничтожить меня, я доводу Его до бешенства, чтобы Он уничтожил меня в припадке ярости. Назови мне величайший грех, который всего сильнее мог бы возбудить Его гнев?

Мозер. Я знаю только два таких греха, но они не совершаются людьми, и за них не карают людей.

Франц. Какие же это грехи?

Мозер (с ударением). Отцеубийством зовется один, братоубийством другой... Отчего вы вдруг так побледнели?

Франц. С небом или адом в союзе ты, старик? Кто сказал тебе это?

Мозер. Горе тому, у кого они оба на душе! Лучше ему было бы и на свет не родиться! Но успокойтесь, ведь у вас нет ни отца ни брата!

Франц. Как? Ты не знаешь ни одного другого? Подумай хорошенько... ни одного другого?

Мозер. Ни одного.

Франц (падает на стул).

Мозер. Радуйтесь-же, радуйтесь! Считайте себя счастливцем!.. При всех ваших преступлениях вы просто святой в сравнении с отцеубийцей. Проклятие, которое вас поразит, настоящая песнь любви в сравнении с тем проклятием, которое ждет отцеубийцу. Возмездие...

Франц (вскакивает). Убирайся к дьяволу, зловещая сова! Кто звал тебя сюда? Говорю тебе, убирайся, или я вытолкаю тебя в шею!

Мозер. Неужели поповския бредни могли вывести из себя такого мудреца? Что же вы не развеете их впух и впрах одним дуновением ваших уст? (Уходят).

Франц (вне себя мечется в кресле. Долгое молчание).

Входит поспешно слуга.

Слуга. Амалия убежала, граф внезапно исчез.

Входит испуганный Даниель.

Даниель. Ваше сиятельство! Толпа огненных всадников мчится по дороге, кричать: "Проклятие! Проклятие!" Вся деревня на ногах!

Франц. Ступай! Вели звонить во все колокола! Все должны быть в церкви... на коленях... молиться за меня! Выпустить всех узников! Я награжу всех бедных вдвое и втрое... я всем... Иди же!.. Позови духовника, пусть он отпустит мне мои грехи!.. Ты все еще з*есь? (

Даниель. Боже, прости меня грешного! Как мне понять это? Ведь вы всегда запрещали молиться, не раз запускали мне в голову библией, когда заставали меня за молитвой...

Франц. Ни слова более об этом... Смерть! Ты видишь? Смерть!.. (Шум становится слышнее). Молись же, молись!

Даниель. Что? я говорил вам!.. Вы всегда презирали молитву... я говорил вам: берегитесь!.. когда вам придется худо, вы отдадите все блага мира за одну христианскую молитву... Вот, видите! Вы тогда смеялись надо мной! Ну, вот! Видите теперь!

Франц (порывисто обнимает его). Прости меня, милый, золотой Даниель, прости меня... я одену тебя с головы до ног... молись же... я обогащу тебя... я... молись же, заклинаю тебя... на коленях заклинаю тебя... Именем дьявола! Молись же! (На улице слышен шум, крики, стукотня).

Швейцер (на улице). Штурмуйте! Убивайте! Ломитесь! Я вижу свет - он там!

Франц (на коленях) Услышь мою молитву, Господи!.. Это ведь в первый раз... и, наверно, никогда более не повторится. Услышь же меня, Господи!

Что вы делаете? Ведь это безбожная молитва!

На улице сбегается народ.

Народ. Воры! Разбойники! Кто так шумит среди ночи?

Швейцер (на улице). Гони их назад, товарищ!.. Это дьявол явился за вашим барином... Где Шварц с его отрядом?.. Оцепляй замок, Гримм! Лезь на стены!

Гримм. Давайте сюда факелы!.. Мы влезем наверх или заставим его спуститься к нам... Я брошу огонь в его комнаты.

Франц (молится). Я не был обыкновенным убийцей, о, мой Бог!.. Я не грешил по мелочам, о, мой Бог!

Даниель. Боже, помилуй нас! Самая молитва у него становится новым грехом! (Bs окна летят камни и головешки. Стекла разлетаются. Замок начинает пылать).

Франц. Нет, я не могу молиться!.. Здесь, здесь (ударяет себя в грудь и голову)... все так пусто, так мертво! Нет, я но буду молиться... этой победы я не доставлю небу...

Даниель. Иисус-Мария! Помогите! Спасите! Весь замок в огне!

Франц. Вот тебе шпага! Скорей! Вонзи ее мне в живот, чтобы эти молодцы не насмеялись надо мной! (Пламя усиливается).

Даниель. Боже упаси! Я не соглашусь никого преждевременно отправить и в рай, а тем более в... (Убегает).

Франц (смотрит вслед ему неподвижным взглядом, после некоторого молчания). В ад, хочешь ты сказать... Да! Я уже чую его... (Безумно). Вон они - звуки ада! Я уже слышу ваше шипенье, змеи преисподней!.. Они взбираются наверх... ломятся в дверь... Отчего это острее приводит меня в такой трепет?.. Дверь трещит... сейчас рухнет... спасенья нет... А! сжалься же ты надо мною! (Срывает со шляпы золотой шнурок и удавливается).

Швейцер (со своими людьми врывается в комнату).

Каналья, где ты?.. Вы видели, как они все разбежались?.. Видно, у него немного друзей!.. Куда запрятался этот негодяй?

Гримм (натыкается на труп). Стой! Тут что-то лежит на дороге. Посветите сюда...

Шварц. Он предупредил нас. Вложите в ножны ваши шпаги. Вот он валяется здесь как дохлая кошка.

Швейцер. Умер? Как? Умер? Умер без меня?.. Это ложь, говорю вам... Посмотрите, как он сейчас вскочит на ноги! (Трясет его). Эй, ты! Слушай! Ты можешь еще раз убить своего отца.

Гримм. Не трудись. Он мертв как дохлая крыса.

Швейцер (отступает назад). Да! Он не обрадовался! Он мертв... Ступайте назад и скажите моему атаману: "Он мертв"... Меня он не увидит больше. (Застреливается).

Вторая сцена.

Та же местность, как и в последней сцене четвертого действия. Старик Моор сидит на камне. Разбойник Моор стоит перед ним. Остальные разбойники там и сям в лесу.

Разбойник Моор. (Ударяет кинжалом по камню так, что из него вылетают искры).

Старик Моор. Прощение да будет ему наказанием. Удвоенная любовь - моей местью!

Моор. Нет, клянусь моей разгневанной душой, этого не будет! Я не желаю этого. Пусть он унесет с собой в вечность свое позорное дело!

Старик Моор (рыдая). О, мое дитя!

Моор. Как? Ты плачешь о нем? У этой башни?

Старик Моор. Сжалься! Сжалься! (ломает руки). Вот теперь, теперь судят мое дитя!

Моор (испуганно). Которое?

Старик Моор. А! Что это за вопрос?

Моор. Ничего! Ничего!

Старик Моор. Разве ты для того явился сюда, чтобы насмехаться над моим горем?

Моор.

Старик Моор. Я мучил моего сына, а теперь сын терзает меня. Это перст Божий!.. О, мой Карл! Мой Карл! Если твой дух витает теперь около меня, - прости меня! О, прости меня!

Моор (быстро). Он прощает вас! (смущенно). Если он достоин того, чтобы вы называли его своим сыном, он должен вас простить.

Старик Моор. Ах! Он был слишком хорош для меня... Но я разскажу ему о моих слезах, о моих безсонных ночах, о моих мучительных снах, я обниму его колени и закричу ему, громко закричу: "Я согрешил перед Богом и тобой! Я не достоин того, чтобы ты называл меня своим отцом".

Моор (тронутый). Вы очень любили его, вашего другого сына?

Старик Моор. Видит Бог! Ах, зачем поверил я наветам злого сына? Когда-то я был счастливейшим отцом среди смертных. Около меня цвели мои полные надежд дети. Но в один несчастный час злой дух вошел в сердце моего второго сына. Я поверил змею и потерял обоих детей. (Закрывает себе лицо).

Моор (отходит от него в сторону). Потерял навек!

Старик Моор. О, как глубоко чувствую я теперь то, что сказала мне Амалия - дух мести говорил тогда её устами: "Напрасно будешь ты простирать твои дрожащия руки к твоему сыну, напрасно будешь искать руку твоего Карла, никогда не придет он к твоему смертному одру"...

Моор (подает, отвернувшись,

Старик Моор. Ах, если бы это была рука моего Карла!.. Нет,он лежит далеко, в тесном гробу, он спит мертвым сном и не слышит моих жалоб... Горе мне! Умереть на руках чужеземца... Нет у меня больше сына... нет сына, который закрыл бы мне глаза...

Моор (в сильном волнении). Теперь должно исполниться... теперь... (Разбойникам). Оставьте меня!.. Но могу ли я вернуть ему сына? Нет, я уже не в силах больше возвратить ему сына!.. Нет, я не сделаю этого!

Старик Моор. Что ты там шепчешь, друг?

Моор. Твой сын... да, старик... (с трудом выговаривая слова), твой сын потерян навеки.

Старик Моор. Навеки?

Моор (с страшным отчаянием смотрит на небо). О, только на этот раз... не дай ослабеть моей душе!.. Только на этот раз поддержи меня!

Старик Моор. Навеки, говоришь ты?

Моор. Не спрашивай меня больше! Я сказал - навеки.

Старик Моор.

Моор. Что, если я похищу теперь у него благословение, похищу как вор, и скроюсь с божественной добычей? Отцовского благословения, говорят, ничто не может разрушить.

Старик Моор. И мой Франц потерян?

Моор (бросается перед ним на колени). Я разбил твои цепи... благослови меня!

Старик Моор (печально). Ты спас отца, чтобы убить сына!.. Божество не устает в своем милосердии, а мы, жалкие черви, отходим ко сну с гневом в душе. (Кладет руку на голову сына). Будь настолько счастлив, насколько ты будешь милосерден.

Моор (встает растроганный). О, куда исчезло мое мужество? Моя решимость слабеет, кинжал выпадает из рук.

Старик Моор. Как хорошо, когда братья живут в мире!.. Постарайся, молодой человек, заслужить это счастье, и ангелы на небе будут радоваться твоей славе. Будь мудр, как старик, но пусть твое сердце будет невинно, как у ребенка.

Моор. О, я предвкушаю это счастье! Поцелуй меня, божественный старец!

Старик Моор (целует его). Думай, что это поцелуй отца, а я буду думать, что целую сына... Ты можешь плакать?

Моор. Я думал, что это поцелуй отца!.. Горе мне, если они приведут его сейчас!

Моор. О, небо! (Со страхом отступает назад и старается спрятаться. Они проходят молча мимо него. Моор смотрит в сторону. Глубокое молчание. Они останавливаются).

Гримм (тихо). Мой атамань! (Моор ничего не отвечает и отступает дальше).

Шварц. Дорогой атаман! (Моор отступает еще дальше).

Гримм. Мы не виноваты, атаман.

Моор (не глядя на них). Кто вы?

Гримм. Ты не смотришь на нас. Мы твои верные слуги.

Моор. Горе вам, если вы были мне на этот раз верны!

Гримм. Мы принесли тебе последнее "прости" от твоего слуги Швейцера... Он никогда больше не вернется к тебе, твой верный слуга Швейцер

Моор (радостно).

Шварц. Мы нашли его мертвым.

Моор. Благодарю тебя, Небесный Промысел!.. Обнимите меня, дети мои!.. Отныне милосердие да будет нашим правилом... Если мы и это преодолели, то преодолеем все остальное!

Вбегают несколько разбойников и Амалия.

Разбойники. Ура! Добыча! Славная добыча!

Амалия (с распущенными волосами). Мертвые возстали на его голос, кричат они... мой дядя жив... в этом лесу... Где он? Карл! Дядя! Ах! (Бросается к старику).

Старик Моор. Амалия! Дочь моя! Амалия! (Сжимает ее в своих объятиях).

Моор (отскакивается назад). Кто вызвал передо мной этот образ?

Амалия (вырывает из рук старика, бросается к Моору и восторженно обнимает его). О, небо! Он опять со мной! Опять со мной!

Моор (вырываясь из её объятий, разбойникам).

Амалия. Мой жених! Мой жених! Ты в бреду? Ах! Ты потерял разсудок от восторга! О, зачем же я так безчувственна в эту минуту блаженства?

Старик Моор (вздрогнув). Ж

Амалия. Навеки его! Он мой навеки, навеки, навеки!.. О, небо! дай мне сил не умереть сейчас от невыносимого блаженства!

Моор. Оторвите ее от меня! Убейте ее! Убейте его! Меня! Вас! Всех! Пусть весь свет погибнет! (Хочет бе

Амалия. Куда? Как? Любовь... вечность... блаженство... А ты бежишь?

Моор. Прочь, прочь!.. Несчастнейшая из невест!.. Посмотри сама! Послушай!.. Несчастнейший из отцов! Дайте мне убежать навсегда отсюда!

Амалия.

Моор. Слишком поздно! Напрасно! Твое проклятие, отец!.. Не спрашивай меня ни о чем больше!.. я... я... твое проклятие... твое мнимое проклятие... Кто из вас завлек меня сюда? (Бросается с обнаженной шпагой на разбойников). Кто из вас увлек меня, адския созданья?.. Погибни же, Амалия!.. Умри, отец!.. Умри через меня, в третий раз!.. Твои спасители - разбойники, убийцы! Твой Карл их атаман! (Старик Моор падает мертвый).

Моор (ударяясь о дерево). Души задушенных мною в минуту упоения любовью, раздавленных мною среди безмятежного сна!.. Ха! Ха! Ха! Слышите ли вы, как с треском летят обломки пороховой башни на постели больных? Видите, как вьется пламя вокруг колыбелей младенцев? Это свадебная музыка! Это свадебные факелы!.. О, Он не забывает! Он умеет карать!.. За то отнято у меня теперь блаженство любви! За то любовь теперь для меня - мучение! Это возмездие!

Амалия. Так это правда! Великий Боже! Это правда!.. Чем провинилась я, несчастная?.. Я любила его!

Моор. Крови! Я должен упиться кровью, тогда все пройдет! (Хочет бежать).

Амалия (бросаясь ему на шею).

Моор (отбрасывает ее от себя). Прочь, лицемерная змея, ты хочешь насмеяться над безумцем, но, знай, я горжусь своей жестокой судьбой!.. Что? Ты плачешь? О, небо! Она делает вид, что плачет, как будто человеческая душа еще может плакать обо мне! (Амалия падает ему в объятия). Что это? Она не плюет на меня, не отталкивает от себя?Амалия, разве ты все забыла? Знаешь ли ты, кого ты обнимаешь, Амалия?

Мой единственный! Мой любимый!

Моор (в блаженном восторге). Она прощает меня! Она любит меня! Я чист теперь, как небесный свет! Она любит меня!.. Со слезами благодарю тебя, милосердый Боже! (Падает, рыдая, на колени). (Встает и обращается к разбойникам). Плачьте же и вы! Плачьте, илачьте, ведь вы так счастливы... О, Амалия, Амалия, Амалия! (Уста их сливаются,

Один из разбойников (с гневом выступая вперед). Стой, изменник!.. Сейчас же отпусти эту руку... или я скажу тебе такое словечко, что у тебя зазвонить в ушах, и зубы затолкают от ужаса. (Протягивает между ними шпагу).

Вспомни богемские леса! Слышишь, что я тебе говорю? Вспомни богемские леса! Где же твои клятвы, вероломный? Разве раны забывают так скоро? Когда мы рисковали для тебя нашей честью, счастьем и жизнью, когда мы стеной стояли вокруг тебя и как щиты принимали на себя удары, которые предназначались тебе, - разве но поклялся ты тогда никогда не оставлять нас?.. Обманщик! Клятвопреступник! Довольно было захныкать какой-нибудь девке - и ты бросаешь нас.

Третий разбойник. Позор клятвопреступнику! Дух погибшого Роллера, которого ты сам призвал тогда в свидетели, покраснеет за твою трусость и встанет во всеоружии из могилы, чтобы наказать тебя.

Другие разбойники (, разрывая на себе платье). Смотри сюда, смотри! Узнаешь ты эти рубцы? Ты наш! Мы купили тебя нашей кровью, ты наш, хотя бы сам архангел Михаил вступил из-за тебя в рукопашную с дьяволом... Ступай за нами! Жертва за жертву! Твоя Амалия за шайку!

Моор (отпуская руку Амалии). Холодно). Слепой глупец! О чем мечтал я? Разве для такого великого грешника есть возврат? Великому грешнику нет уже спасения, я должен был давно это знать... Успокойся! прошу тебя, успокойся! Да! Это справедливо!.. Я отвращался от Него, когда Он искал меня; теперь, когда я ищу Его, Он отвращается от меня. Что может быть справедливее?. И разве он нуждается во мне? У него довольно и без меня других созданий! Без одного Он легко может обойтись... к моему несчастью этот один - я... Вот и все... Идемте, товарищи!

Амалия (хватаясь за него).

Моор. Сожаление ушло к медведям - я не убью тебя!

Амалия (обнимая его колени). О, ради Бога! Ради всего святого! Я не прошу у тебя больше любви, я знаю, что наши жизни враждебны друг другу... Я прошу у тебя только смерти!.. Покинута, покинута!.. Понимаешь ли ты это ужасное слово - покинута! Я не в силах этого пережить... Смерти, одной смерти прошу я у тебя! Ты видишь, моя рука дрожит. У меня не хватает мужества нанести себе удар. Меня пугает блестящее лезвее, а тебе это так легко, так легко, ведь ты привык убивать! Вынь же свою шпагу и сделай меня счастливой!

Моор.

Амалия. А, убийца! Ты убиваешь только счастливых и оставляешь страдать утомленных жизнью! (Ползет на коле Сжальтесь же хоть вы надо мною, слуги палача! В ваших глазах я читаю такое кровавое сострадание, - а ваш атаман только тщеславный, - трусливый хвастун!

Моор. Женщина, что говоришь ты? (Разбойники отворачиваются).

Амалия. (Хочет итти, один из разбойников прицеливается в нее).

Моор. Стой! Не смей! Возлюбленная Моора должна умереть от руки Моора!

Разбойники. Атаман! Атаман! Что ты делаешь? Ты с ума сошел!

Моор (смотрит на труп неподвижным взглядом. Верный удар!.. Последнее содрогание... сейчас все будет кончено!.. Ну, что ж! Можете ли вы теперь чего-нибудь требовать от меня? Вы жертвовали для меня вашей жизнью, жизнью уже не принадлежавшей вам, жизнью, полной позора - я убил для вас ангела. Довольны ли вы?

Ты заплатил с лихвой свой долг. Ты сделал то, чего не сделал бы ни один человек для своей чести. Идем же теперь с нами!

Моор. Ты так думаешь? Ты думаешь, что жизнь святой за жизнь мошенников - это равный обмен? О, говорю вам, еслибы у каждого из вас палач ежедневно рвал по кусочкам мясо раскаленными щипцами в течение одиннадцати дней, вы но искупили бы этой пыткой её слезы. (С горьким смехом). Рубцы! Богемские леса! Да, конечно, за это надо было заплатить!

Успокойся, атаман! Уйдем отсюда! Это зрелище разстраивает тебя! Веди нас дальше.

Моор. Стой!.. Еще одно слово, прежде чем мы уйдем отсюда... Слушайте вы, злобные слуги моей жестокой воли! С этой минуты я не атаман вам больше... Со стыдом и ужасом бросаю я здесь мой кровавый жезл, под которым вы считали себя в праве творить преступления и омрачать небесный свет делами тьмы... Разойдемся в разные стороны... Отныне я никогда уже не буду с вами заодно.

Разбойники. А! Малодушный! Куда же девались твои высокие замыслы? Или это были только мыльные пузыри, лопнувшие от одного дыхания женщины?

Моор. и вот... о, жалкое ребячество!.. я стою теперь на рубеже ужасной жизни и со скрежетом зубов и рыданием убеждаюсь, что два таких человека, как я, могли бы ниспровергнуть весь нравственный мир! Смилосердись, смилосердись над ребенком, который дерзал упреждать Тебя! Тебе одному принадлежит возмездие! Ты не нуждаешься в человеческой помощи... Я не могу теперь вернуть прошлого... Что погибло, то погибло. Что я сокрушил, то никогда уже не поднимется больше... Но у меня остается еще нечто, чем я могу примирить оскорбленный гакон и возстановить нарушенный порядок... Он требует жертвы - жертвы, которая обнаружила бы перед всем человечеством его ничем ненарушимое величие - и этой жертвой буду я. Я сам должен умереть за него.

Разбойники. Отнимите у него шпагу! Он хочет убить себя!

Моор. Глупцы! Глупцы, осужденные на вечную слепоту! Вы думаете, что новым грехом можно искупить старые? Вы думаете, что равновесие в мире может быть возстановлено этим нарушением божественного закона? (С презреивым должны они получить меня. Я сам отдамся в руки правосудия.

Разбойники. Свяжите его! Он помешался!

Моор. Я не сомневаюсь, что правосудие само найдет меня, если Провидение захочет того. Но оно может настигнуть меня во время сна или бегства или захватить меня силой, и тогда исчезнет моя последняя заслуга, что я добровольно умер для него. Зачем мне, как вору, скрывать свою жизнь, которая давно уже отнята у меня Небесным Судьей?

Оставьте его! Пусть идет! У него жажда величия. Он хочет пожертвовать своей жизнью ради пустого тщеславия, чтобы ему удивлялись.

Моор. Мне станут удивляться? (После некоторого раздумья). Я слышал, как один бедный поденщик говорил, когда я проходил мимо него: "Тысяча луидоров обещана тому, кто доставит знаменитого разбойника живым"... У бедняка одиннадцать человек детей.... Я могу ему помочь.

Конец.