Мессинская невеста, или Враждующие братья (Трагедия с хорами). Страница 1. Автор произведения

Мессинская невеста, или Враждующие братья (Трагедия с хорами)

Сцена представляет обширный зал с колоннами; по обе стороны - входы, в глубине - большая двустворчатая дверь, ведущая в домовую церковь. Донна Изабелла в глубоком трауре, вокруг нее старейшины Мессины.

Послушна долгу, не порыву чувств,

Я вышла к вам, старейшины страны,

Покинув свой затвор в давно немых

Покоях женских, чтоб себя, как прежде,

Мужским очам явить в собранье вашем.

И жизни свет, вдовице подобает

От взоров мира прятать в терему

Свой облик, черной тканью омраченный;

Но голос повелительный мгновенья

Неумолимо требует, чтоб я

Сдружилась вновь с давно мне чуждым светоч.

Не минуло двух лун со дня, когда

Супруга-князя я в последний путь,

Согбенная печалью, проводила.

Он грозно правил городом своим,

Рукою мощной вас оборонял

От мира, полного вражды и злобы.

Теперь он мертв, но дух его живет

В двух доблестных героях-сыновьях,

Которыми гордится вся страна.

Вы видели их радостный расцвет,

Но вместе с ними из глухих семян

Таинственно-злосчастного посева

Взросла их ненасытная вражда

Дала ужасный плод, созрев с годами.

Не видела их в дружбе никогда!

Обоих я держала у груди,

Любовью наделяла и заботой,

И оба, знаю, чтут они меня,

Но только это чувство их роднит,

Во всем другом их разобщил раздор.

Пока страной отец их грозно правил,

К обоим беспощадно справедливый,

Он их держал в покорности и страхе,

Объединяя под ярмом суровым

Враждебные стремления упрямцев.

Они не смели спать в одном дворце,

С оружием друг к другу приближаться, -

Так сдерживал всесильным словом он

Их буйных чувств губительный порыв,

Но в их сердцах вражды не уничтожил.

Кто в силах укротить поток ревущий,

Тот ручеек не станет преграждать.

Глаза его сомкнулись вечным сном,

Давнишней розни укрощенный пламень

Разросся в необузданный пожар.

Я говорю, что вам известно всем:

Мессина раскололась. Братьев распря,

Священнейшие узы разрубив,

Всех вовлекла в круговорот усобиц.

Меч бьет о меч! Стал город полем битв!

И даже наш дворец забрызган кровью...

Гражданственности узы разрывались,

И надвое рвалась моя душа!

Вам дороги общественные нужды,

До матери какое дело вам!

С суровой речью вы пришли ко мне:

«Ты видишь, сыновей твоих вражда

Втянула нас в гражданскую войну,

А город наш, врагами окруженный,

Соседа устрашает лишь согласьем.

Ты мать им все же! Так сумей унять

Что нам, живущим в мире, до борьбы

Властителей? Иль нам велишь погибнуть

Из-за вражды сынов твоих? Так знай же:

Мы сами защитить себя сумеем, -

Мы в подданство пойдем к другому князю,

Способному наш город охранять!»

Так вы, мужи суровые, заботясь

Лишь о себе да о своей Мессине,

На сердце, отягченное и горем

И страхом материнским, беспощадно

Взвалили гнет гражданского раздора.

И я взялась с кровоточащим сердцем

За непомерный, безнадежный труд.

Бесстрашно, неуклонно, неустанно

Враждующих я призывала к миру.

Своих гонцов я посылала к ним,

Покуда, наконец, их не склонила

Горячей материнскою мольбой

В родной Мессине, во дворце отцовском,

Чего с кончины князя не случалось.

И день настал! Я жду ежеминутно

Известия об их прибытие в город.

Так будьте же готовы государей,

Как подобает подданным, принять.

Я призываю вас лишь долг исполнить,

Об остальном подумаем мы сами.

Губительна вражда их для Мессины

И к пропасти толкает их самих,

Но дружбой спаянным, под силу им

Вас защитить от происков врагов

И отстоять свои права - от вас!

Старейшины молча уходят, приложив руку к сердцу. Она подзывает старого слугу. Тот остается на сцене. Изабелла. Диего.

Что велит моя княгиня?

Слуга мой верный, подойди поближе.

Ты разделял печаль мою и боль,

Я доверяла сердцу твоему

Свою священно-горестную тайну.

Но час настал, когда она на свет

Должна явиться, с мраком разлучившись.

Чрезмерно долго голос естества

Я заглушала, зная над собой

Крутую волю мужа моего.

Пусть голос сердца громче раздается!

Еще сегодня чувствам уступлю

И в этот дом - увы! давно пустой -

Все соберу, что дорого душе.

Направь же в монастырь, тебе знакомый,

Уже неспешный, старческий свой шаг -

Туда, где мой заветный клад хранится.

Ведь это ты его, мой верный друг,

Туда отнес, о лучших днях мечтая,

Печальный долг печальнейшей воздав;

Теперь ступай счастливейшей вернуть

Ее заклад желанный!

О! Скорее!

Пусть радость молодит твою походку!

Я слышу бранных труб далекий зов!

Он возвещает сыновей прибытье.

Диего уходит. Музыка, приближаясь, все громче гремит с двух противоположных сторон.

В волненье вся Мессина! Чу! Поток

Шумливых голосов течет сюда!

Они! Как сердце матери трепещет,

Могучую их близость ощутив!

Они! Мои возлюбленные дети!

Спешит им навстречу. Выступает хор. Он состоит из двух полухорий, которые появляются одновременно - одно в глубине, другое из-за передней кулисы - и заполняют сцену. Одно полухорие образуют старшие, другое - младшие рыцари. Они отличаются друг от друга расцветкой нарядов и значками. Когда оба хора выстраиваются друг против друга, марш замолкает. Начинают говорить корифеи^[341].

Перед вами в смиренье

Склоняюсь, чертоги,

Вы, государей

Детское ложе,

Многоколонный, сияющий кров!

В ножнах укрытый,

Меч, опочий!

Смирно лежи, несогласья ехидна!

Ибо этого дома

Величавые сени

Клятва хранит, дочь Эринний^[342]. Она

Мстительней всех обитательниц Орка.

Сердце враждой закипает злобной,

Гневно сжимается мой кулак:

Облик я вижу медузоподобный, -

То предо мной ненавистный враг.

Как же смирить мне крови кипенье,

Внять ли тому, что скажет мой брат?

Гнева ль ожившего слушать веленье?

Но устрашают меня Эвмениды,

Грозно хранящие этот град,

Мстящие тем, кто припомнит обиды.

Более мудро

Старший поступит.

Здравствуй, пришедший

Встретиться с братом,

Сходные чувства

Братски делящий,

Трепетно чтущий

Этого дома

Строгих богов!

Коль государи встретились в мире,

Мирное слово тоже сумеем

Меж собой мы разумно сказать,

Ибо и в слове святом благодать.

Но лишь встречусь с тобою на воле.

Алой кровью умоется поле,

Будем сталью отвагу пытать!

Но лишь встречусь с тобою на воле,

Алой кровью умоется поле,

Будем сталью отвагу пытать!

Ты не враг мне! К чему нам вражда?

Нас равно родил этот город.

А они - не пришлый ли род?

Но не избегнуть убийства и слугам,

Если враждуют князья друг с другом,

К этому право и долг нас зовет.

Сами пусть знают,

Зачем им кровавый

Надобен бой! Нам не нужен ответ.

Пусть он нас в бой самовластно направит.

Тот не отважен, в том чести нет,

Кто государя в беде оставит.

Пусть он нас в бой самовластно направит.

Тот не отважен, в том чести нет,

Кто государя в беде оставит.

Слушайте! Вместе обсудим дело...

Наша нива; и, вняв ее шуму,

Все об одном я думал думу:

Мы бросились в этот лютый бой,

Не спросясь, не держа совета, -

Давней натравленные враждой.

Разве не наша нива эта?

Эти вязы и лозы эти -

Разве не нашего солнца дети?

Что ж мы не гоним легкой рукой,

Счастье сплетая, челнок бесшумный,

Жить не умеем жизнью бездумной?

И зачем, отдаваясь отваге безумной,

Бой ведем за чужой этот род?

Ничто им права царить не дает:

Из-за моря они приплыли,

От земель, где солнца закат^[343].

Мирно встретили их не мы ли -

Наши деды, сто лет назад, -

А теперь мы с тобой в оковах,

Да, мы живем в благодатной стране!

На нее, совершая кочевье,

Солнце всегда взирает с улыбкой.

И привольно в лучах его греться.

Но не замкнуться нам, не запереться!

Мы и в шуме стихии зыбкой

Слышим песни о вольном корсаре,

Что пучину дерзнул пересечь.

Благодать этих мест исстари

Осквернял чужеземный меч.

В рабство впали мы в стране родимой,

Ибо ничем мы от бед не хранимы...

Нет, не здесь, где Церера смеется нам

И задумчивый Пан, лужаек хранитель, -

Где железо дремлет в ущельях - там

Созревает земель покоритель^[344].

Поровну разве делить умеет

Но непогрешен природы расчет:

Нам дано плодоносное поле

И хлебов обновленный всход;

Их удел - независимость воли

И высоких надежд полет.

Кто подступит к их грозным доспехам?

Что ни затеют, венчают успехом,

Мир не раз под пятой их дрожал.

Но с горы неприступной, огромной

Гулко рушится тяжкий обвал.

Счастлив я своей долей скромной,

Скроюсь, слабый, в грозную пору.

Тот поток, прорывающий гору,

Темных туч непокорное чадо,

Из разверстых небес, полных шумного града,

Вдруг ударит столпом водопада.

Все, что ни встретят мосты и плотины, -

Грозно крушат водяные стремнины!

Все уступит их ярости львиной!

И потока ужасный след

Дно песчаное вновь поглотило, -

Он живет в пересказах бед.

Немало пришельцев царило над краем,

Мы ж, покоряясь, его не бросаем.

Двери в глубине зала отворяются, входит донна Изабелла в сопровождении своих сыновей, дона Мануэля и дона Цезаря.

Слава и почесть

Ей, восходящей,

Как лучезарное солнце!

Чту на коленях державную мать.

Радует месяц

Мягким сияньем

Рядом с игрою блещущих звезд, -

Так материнский

Облик чарует

Возле четы воссиявших сынов.

Кто отыскал бы

Дивно над миром

Вознесена,

Круг земной красоты замыкает

И цветеньем своим венчает

Чудо господня творенья она.

Церковь и та не умеет украсить

Лучшим творением божий престол,

Даже искусство божественной силой

Не создает ничего превыше,

Чем богоматерь и сын ее.

Видеть радостно, как из лона

Поднялось величавое древо,

Все в ростках - на усладу нам!

Родила она род могучий,

Род, кочующий вместе с солнцем,

Имена дающий летучим векам.

Сходят народы,

Крылья забвения

Все покрывают тенью великой -

Век за веком, за родом род.

Лишь государи

Гордо над миром

Главы взнесли!

Их Аврора целует

Негасимым сияньем,

Как крутые вершины земли.

Изабелла (выступает вперед со своими сыновьями)

Взгляни сюда, небесная царица,

И на сердце мне руку положи,

Дабы его гордыня не вздымала!

А как не возгордиться, в ярком блеске

Сыновней славы увидав себя?

Ведь в первый раз, с тех пор как родила их,

Все счастье, мне сужденное, - со мною.

До нынешнего дня усильем воли

Позабывать про сына одного,

Вкушая близость милую другого.

Ведь материнская любовь - едина,

А я всегда имела двух сынов!

Скажите, смею ль я без содроганья

Порывам сердца сладостным отдаться?

Когда я брату руку пожимаю,

Я не вонзаю жало в грудь твою?

Когда я умиляюсь встрече с братом,

Меня ты не ревнуешь? Как страшусь я,

Что, показав свою любовь, я только

Раздую пламя ненависти вашей.

На что надеяться мне? Отвечайте!

Какое чувство вас влекло сюда?

Ужель все тот же неугасший гнев

С собою принесли вы в отчий дом?

Война, утихшая лишь на мгновенье,

И жесткие кусает удила,

Чтоб тут же, лишь расстанетесь со мной,

Встать на дыбы с утроенною злобой?

Мир или войны? Покуда глубоко

Жребии спят в колыбели рока!

Но сегодня же весть разнесется по дому -

Мы готовы к исходу любому.

Какой воинственный ужасный вид!

Что это значит? Или бой кровавый

Назначен вами у меня в покоях?

При чем чужие здесь, когда желает

Мать сердце выплакать пред сыновьями?

Иль вы и в чреве матери змею

Измены заподозрили? Иль, струсив,

Прикрыть решили отступленья путь?

Поспешные наперсники вражды!

Они вам не друзья! Не верьте им!

Вам не к добру дают они советы.

Да и откуда б их приязни взяться

К вам, пришлым, к семени чужому, к вам,

Лишившим их наследственных владений,

Простершим власть свою над их страной?

Поверьте! Каждый любит жить свободно,

Блюдя обычай прадедов своих.

Чужую власть лишь с завистью выносят.

Лишь ваша мощь да их всечасный страх

Отказ в повиновенье исключают.

Их нрав лукавый разгадать спешите!

Злорадство! Только им они вольны

Мстить вашей воле и удаче вашей.

Князей паденье! Венценосцев смерть!

Они про это в песнях распевают,

Об этом сказки сказывает дед,

Зимою ночи коротая с внуком.

И помыслов лукавых. Каждый любит

Лишь самого себя. Непрочны связи,

Которые удача нам сплетает,

Единый миг - и сеть разорвалась.

Верна одна природа. Лишь она

Стоит на верном якоре, в то время

Как все кругом, в кипящем море жизни,

Теряет путь. Приязнь дарует друга,

Удача нам соратников приносит,

Лишь брата нам рождение дает.

Его не даст нам счастье. Вместе с счастьем

Приходит друг. И часто в мире этом,

Вражды и злобы полном, он двулик.

Как величава! Без восхищенья

Можно ли слову княгини внимать?

Наши людские дела и влеченья

Все до конца ей дано понимать.

Нас же суровые страсти жестоко

Ты, меч на брата обративший свой.

Всмотрись во всех, стоящих вкруг тебя,

Скажи, чей образ благородней брата?

Кто среди тех, кого друзьями мнишь,

Сравнится с братом доблестным твоим?

Ты среди старших, он средь младших - лучший.

Где нет сравненья, нет и предпочтенья.

Дерзните посмотреть себе в лицо!

О ревности и зависти безумье!

Его бы должен ты средь многих тысяч

Избрать в друзья, прижать к своей груди.

Единственным назвать и самым близким.

А ты, хотя святое естество

Тебе его вручило с колыбели,

Ты, собственную кровь свою предав»

Высокий дар судьбы не принимаешь,

С врагом и чужеродцем быть в союзе?

Послушай сына!

Мать, внемли и мне!

Нет, не словами этот грустный спор

Закончить нам. «Мое» здесь и «твое»,

Отмщенье от вины неотделимы.

Кто лавы русло прежнее отыщет

Под новым огнедышащим потоком?

Везде огня подземного исчадье

Свирепствует, покрыв корой мертвящей

Здоровую еще недавно почву.

Куда ни ступишь - смерть и запустенье...

Поверьте, дети, матери своей:

То зло, что зрелый муж наносит мужу

Другому, столь же зрелому быть может,

Простить, забыть не так легко. Ведь муж

Решенья, твердо принятого им.

Но ваш раздор ушел корнями вглубь

Бессмысленной младенческой поры.

Его разоружить могли бы годы.

Спросите, что тогда вас разобщило?

Не сыщешь и причины, а найдешь -

Ребячества пустого устыдишься.

А это ведь все тот же детский спор,

Который, звенья страшные умножив,

Раздоры нынешнего дня питает.

Все то недоброе, что вы свершили, -

Лишь порожденье застарелой злобы.

И этот детский спор хотите вы

Не прекращать, уже мужами став?

О мои дети! Я взываю к вам!

Старинный счет решитесь, уничтожить!

Ведь оба вы повинны в равной мере.

Великодушны будьте. Подарите

Божественней всех подвигов - прощенье!

В могилу киньте - в ту, где спит отец, -

Старинный гнев младенческой поры!

Пусть примиренью будет жизнь отныне,

Согласью и любви посвящена.

(Она на шаг отступает, как бы желая дать им приблизиться друг к другу. Оба потупились и не смотрят друг на друга.)

Не замыкайтесь от речи разумной,

Мудрое слово промолвила мать!

В пору смириться вражде многошумной,

Но - прикажите - начнем воевать!

Ваше решенье угодно и нам,

Вы - государи, мы - служим князьям.

Изабелла (помолчав, в тщетной надежде обнаружить в братьях готовность откликнуться на ее слова, продолжает со сдержанным страданьем)

Я все сказала! Истощила я

Колчан разумных доводов моих.

В могиле тот, кто вас смирял сурово,

И, немощна, стоит меж вами мать.

Злосчастный демон гонит под обрыв!

Не чтите ларов благостный алтарь!

Пусть эти своды, где я вас рожала,

Двойную смерть сынов моих узрят!

Перед глазами матери себя

Убейте - не чужой, своей рукою!

Грудь на грудь, как фиванская чета,

Сойдитесь^[345] и друг друга, в тяжкой схватке,

Железными объятьями сожмите!

И, жизнь на жизнь меняя, в знак победы

Пусть каждый меч в противника вонзит!

Чтоб месть была и в смерти непреклонна,

Пусть пламени багряная колонна,

Объединивши братский ваш костер,

Вновь раздвоится в небе, как исконно

Вас разобщал губительный раздор!

Уходит. Братья стоят друг против друга все в той же отчужденности. Два брата. Хор.

Но безмятежную совесть мою

В твердой груди как мечом поразила.

Кровь своих родичей я не пролью,

С чистой душой совершаю молитвы.

Вы же - братья: страшны ваши битвы!

Ты - первенец, тебе и речь вести.

Пред старшим братом я склонюсь охотно.

Молвь слово доброе. Примеру брата,

Пусть младшего, я подражать готов.

Не потому, что большую вину

Я знаю за собою или слабость...

Дон Цезаря опасность не страшит,

Будь он слабей, надменней говорил бы.

Не худшего ты мнения о брате?

Ты не привык к смиренью, я - к неправде.

Моей душе презренья не снести!

Но в озлобленье распри хоть однажды

Подумал лд достойно ты о брате?

Ты смерти не желал мне. Это знаю.

Один монах меня хотел убить

Предательски: ты покарал злодея.

Дон Цезарь (немного приблизившись к брату)

Когда б я знал, что брат мой справедлив,

Несовершённым многое б осталось.

Когда б я мог прозреть желанье мира

В душе твоей, я мать не огорчал бы.

Князей несчастье в том, что подлый льстец

Их слухом без труда овладевает...

Да, это так! Всему виною слуги!

Которые в нас ненависть вселяли.

Худое слово бойко разносили.

Чернили помышленья и поступки.

Не врачевали - бередили раны.

В нас пламя не гасили - раздували.

Мы - жертвы наущенья и обмана!

Возможно ли, что все кругом - лишь козни...

И ложь! Так мать сказала, - ей ты верь.

Позволь же мне пожать десницу брата.,.

Она и мне дороже всех других.

Они стоят рука в руке и молча смотрят некоторое время друг на друга.

Смотрю я на тебя и с удивленьем

В тебе я вижу матери черты.

Мне ж сходство открывается в тебе,

Которое меня волнует больше...

Неужто это ты встречаешь брата

И этот юноша миролюбивый -

Мой брат, мне зла желавший, ненавистный?

Снова молчание, каждый стоит, погруженный в созерцание другого.

Я помню, в счет отцовского наследства

Хотел ты взять коней арабской крови,

Я отказал в том рыцарям твоим.

Ты любишь их? Что ж, я о них забыл.

Нет, нет, возьми коней и заодно

Их упряжь. О, возьми, прошу тебя!

Я их возьму, когда дворец приморский -

Предмет кровавой распри - ты возьмешь.

Я не возьму его, но тем охотней

В нем поселюсь с тобой вдвоем, по-братски.

Пусть так! Зачем имущество делить,

Когда сердца у нас теперь едины?

Зачем не жить нам под единым кровом?

Объединясь, богаче будет каждый.

Мы больше не враждуем, мы едины.

Что ж мы стоим как прежде, врагами?

Если владыки в любви сердечной

Мир скрепили, так мир и меж нами.

Или враждой мы отравлены вечной?

Эти - братья со дня рожденья,

Нас иные связуют звенья.

Отправленный тобою, государь.

Возрадуйся! Благую весть несет он -

Его глаза веселием горят.

Как счастлив я! Как счастлив город наш!

Как любо мне глядеть на ваш союз!

Преемников престола, государей,

Которых я врагами здесь покинул,

Я в дружеской беседе застаю.

Теперь любовь из пламени усобиц,

Как возрожденный феникс, вылетает.

За вестью весть счастливая спешит.

Мой посох зеленью покрылся новой!

Скажи, что ты принес?

Дарует нам все радостное сердцу.

Она, давно потерянная нами,

Она недалеко, она нашлась.

Она нашлась? Но где она? Скажи!

У нас в Мессине, князь, ее приют.

Горячей краской щеки заливает

Дон Цезарю, и взор его блестит.

Что с ним? Не знаю. Только это - краска

Веселия. С ним радуюсь и я.

Веди меня! Прощай, дон Мануэль!

Мы встретимся в объятьях материнских.

Но в этот миг меня зовут дела.

Не надо забывать их! В добрый путь.

Дон Мануэль! Не выразят слова,

Как рад я нашей встрече. Сердце чует,

Что горячо друг друга мы полюбим.

Любовь, почти зачахшая в оковах,

При свете солнца мощно расцветет.

Нагнать хочу упущенное время.

И дивный плод сулят ее цветы.

Мне стыдно, я кляну себя за то,

Что вырываюсь из объятий братских;

Но не считай бесчувственным меня

За то, что праздник наш я сокращаю.

Покорствуй же мгновению! Любви

Когда бы знал ты, что меня влечет...

Оставь лишь сердце мне! А тайны можешь...

Нет, я с тобой и тайну разделю,

И эта складка темная исчезнет!

Я с вами говорю, чтоб всем поведать:

Прекращена усобица меж мной

И милым братом, и того теперь

Я объявлю врагом, мне ненавистным,

Как темные ступени в пропасть ада,

Кто из потухшей искры вновь огонь

Вражды раздуть захочет. Не надейся

Никто мне услужить иль стать любезным,

Толкуя ложно о поступках брата,

В усердье низком горькую стрелу

Случайных слов коварно досылая.

Сорвавшееся в бурный миг вражды,

Но, каверзным уловленное Слухом,

Оно ползет лианой, чтобы вдруг

За сердце сотней веток уцепиться;

Так разобщаются в глухой борьбе

И лучшие из лучших в этом мире.

Он еще раз обнимает брата и уходит, сопровождаемый вторым хором. Дон Мануэль и первый хор.

Я изумленно на тебя гляжу

И не могу тебя узнать сегодня.

Скупою речью отвечаешь ты

На братские признанья, а не он ли

С душой открытой подошел к тебе?

В себе сосредоточен, ты стоишь,

Подобно спящему, как будто ты

Лишь телом здесь, душою же - далече.

Кто на тебя посмотрит, заподозрит

Тебя легко в надменности души.

Но я тебя не упрекну за это:

Вокруг себя, и на устах - улыбка.

Что мне сказать? Что мне ответить? Пусть

Мой брат слова находит! На него

Низверглось чувство новое. Он чует,

Как старый гнев от сердца отлетел,

И счастлив превращением своим.

Я не принес сюда своей вражды,

Почти забыл, что нас на бой толкало;

Моя душа над всем земным, в эфире,

На крылиях веселья вознеслась.

В лазурном море, что слепит меня,

Все облака и сумрачные складки

Земной вражды навеки исчезают.

Смотрю на эти своды, эти залы -

И вижу пред собой испуг счастливый

Невесты нареченной, в час, когда

Княгиней-государыней ее

Введу в ворота замка родового.

Безвестному она любовь дарила,

Не ведая, что обруч золотой

Ей на чело прекрасное возложит

Дон Мануэль, Мессины повелитель.

Как сладостно влюбленному бывает

Следить за изумленьем милых глаз!

Давно меня счастливый брак прельщает:

Сам по себе он благо, без прикрас,

Но гордый сан и красоту венчает,

Как диадему царственный алмаз.

Впервые, князь, ты снял печать молчанья

С твоих давно не говоривших уст.

Я взором пристальным с недавних пор

В тебе приметил тайную тревогу,

Но не дерзал я спрашивать тебя

О том, что ты скрываешь в глубях сердца.

Тебе претит веселый гам пиров,

Ристалища и шумные охоты,

Ты ускользаешь, только солнце сядет,

И пи один из нас, всегда с тобой

В охотах и сраженьях неразлучных,

Не смеет спутником к тебе пристать.

Зачем свою любовь от наших глаз

Ты укрывал в такой покров ревнивый?

Князьям скрываться, думаю, нет нужды,

Твоей душе высокой страхи чужды.

Крылато счастье! Как его удержишь?

Храни его в ларце да под замком,

Молчанье служит сторожем ему, -

Оно умчится, чуть молва людская

Хотя б немного приподнимет крышку.

Но, приближаясь к цели, я дерзну

Сорвать печать молчания былого.

Ведь с первой вспышкой утренней зари

Она - моя, и зависть адских сил

Мне впредь уже бедой не угрожает.

И воровать любви запретный плод,

Не буду счастье бить, как птицу в лет,

Дни будут дивно сходствовать друг с другом.

И не как молния, сквозь мрак ненастья

Блеснувшая, чтоб сгинуть в облаках, -

Рекой неспешной заструится счастье

Иль как песчинки сыплются в часах.

Так назови нам имя той, что тайно

Тебя счастливит, чтоб и мы сквозь зависть

Могли твою невесту величать.

Скажи, где встретился ты с ней? В каком

Ее хранишь убежище незримом?

Исколесили мы во все концы

Наш остров по охотничьим тропинкам,

Но набрести на след не удалось.

Порой меня уже брало сомненье,

Не колдовство ль твою любовь хранит?

Еще увидит, что во тьме скрывалось.

Узнайте же, как это началось:

Пять лун тому назад, когда страной

Еще отец наш правил и строптивость

Сыновнюю с трудом одолевал,

Лишь в бранных играх видел я усладу,

В охоте буйной радость обретал.

По целым дням носились мы лесами

С холма на холм, и приключилось так,

Что, ринувшись за самкою оленьей,

Я далеко от вас оторвался.

Дрожа, беглянка мчалась вдоль обрывов,

Сквозь заросли и бездорожный лес,

И все не удавалось мне никак

Ее нагнать иль поразить стрелою,

Пока она за воротами сада

Не скрылась вдруг. Я спешился немедля

И вслед за ней, грозя копьем, помчался.

И вдруг, дивясь, испуганную лань

Под нежной девичьей ее рукой.

Недвижно я стою пред этим чудом,

Еще с копьем жестоким наготове.

Монахиня ж молящими глазами

Меня смиряет. Долго ль мы стояли

Друг против друга - как сказать мне, если

Земные сроки для меня исчезли?

Под взором пристальным ее очей

Перевернулось сердце у меня.

Пускай никто не вопрошает здесь,

Что в этот час друг другу мы шептали:

То для меня - как чудный детский сон,

Всплывающий из сумеречной дали.

Уста слились, два сердца трепетали,

И лишь тогда рассудок мой воскрес,

Когда, нарушив наш восторг любовный,

В тиши раздался благовест церковный

И, вырвавшись из рук моих, в смятенье,

Растаяла она, как сновиденье.

Куда завлек тебя твой бурный нрав?

Разбоем ты святыню оскорбляешь,

На божье достоянье посягаешь;

А свят и строг монастырей устав.

С тех пор блуждал я лишь одной тропою;

Окончились бесцельные желанья,

Смысл обрело мое существованье.

Как пилигримы молятся Востоку,

Где солнце вечным светочем горит,

Так обратил я весь свой жар душевный

К тому укромному монастырю.

И день не опускался в бездну моря,

Два сердца любящих в саду не сведши.

В молчании сплетался наш союз.

Один эфир всевидящий тому

Был счастью тайному немой свидетель;

В людском участье не нуждались мы.

То были дни блаженства, дни веселья!

Она обетом сердца не связала,

Собой располагать была вольна.

Так лишь убежищем был монастырь

Неопытному сердцу, не могилой?

Ее в святой залог монастырю

Доверили, чтоб взять потом обратно.

Но от кого ведет она свой род?

Ведь только знатность знатное рождает.

Она загадкой для себя самой

Росла, не зная ни родни, ни дома.

И ни одна укромная тропа

К истоку этой тайны не приводит?

Она высокородна. Это муж,

Кто он такой? И это не скрывай:

Лишь все узнав, подать совет сумею.

Старик слуга, к ней приходивший, был

Меж матерью и дочерью посредник.

Ты ничего от старца не узнал?

Болтлива и немужественна старость.

Боялся я, поддавшись любопытству,

Поставить наше счастье под удар.

А в чем был скрытый смысл его рассказов,

Когда он эту деву навещал?

Он, говоря, что время все раскроет,.

Отодвигал развязку с года на год.

И никогда не называл точней

С недавних пор старик ее судьбе

Большою переменой угрожает.

Как? Угрожает? Так боишься ты,

Что свет, пролившись, горе принесет?

Неведомое любящих пугает.

Где невозможна прибыль, ждешь утрат.

Но, может быть, открытье это будет

Благоприятным для твоей любви?

А может быть дурным. Я счел за благо

Предупредить раскрытье тайны этой.

Как, государь? Меня объемлет страх!

Предвижу опрометчивый поступок!

Старик слуга намеками внушает,

Что светлый день теперь не за горой,

Тот день, который возвратит ей близких;

Вчера же ясно ей он указал,

Что с первой вспышкой утренней зари

(А это день, который нынче светит)

Ее судьба навеки разрешится.

Тут время больше не терпело. Вмиг

Решился я предупредить событья:

Минувшей ночью я ее похитил

И приютил в стенах моей Мессины.

Что за поступок дерзкий, воровской!

Прости мне, князь, суровое сужденье!

Я говорю по праву старшинства,

Встревожен юной дерзостью твоей.

Невдалеке от церкви Милосердья,

В тиши давно запущенного сада,

Я только что расстался с ней, сюда

На примиренье с братом поспешая.

Ее я в робости и страхе там

Оставил, ждущую чего угодно,

Но только не того, чтобы княгиней

Пред всей Мессиной ныне же предстать

На величавом пьедестале славы.

Не иначе с моей невестой встречусь,

Как окружив ее сияньем власти,

Толпою лучших рыцарей моих.

Я не стерплю, чтоб дона Мануэля

Избранница беглянкою безродной

Пред новой матерью своей предстала.

Княгинею, по-княжески ее

Введу сюда, в чертоги предков наших.

Что ж, государь, дай знак, и мы пойдем.

Я мог покинуть милые объятья,

Вы на базар проводите меня,

Где, на прилавках разложив товары,

Торгуют мавры всем, чем так богат

Восточный край: камнями и тафтой.

Сандалии найдите ей сначала,

Защиту и оправу нежных ног;

Потом для одеянья ткань достаньте

Индийскую, белей, чем снег на Этне, -

Она лучу прозрачному подобна

И обтечет, как утренний туман,

Младые члены девичьего тела.

Пусть оторочен нитью золотой

Багряный будет пояс, что скрепит

Ее наряд под девственною грудью.

Найдите плащ пурпуровый из шелка

Тяжелого с отливом золотым;

Алмазною цикадою скрепите

Его у шеи. Не забудьте также

Запястья, прилегающего нежно

Дары чудесные морской царицы.

Пусть обруч ляжет на ее чело,

Подобранный из радужных каменьев,

В котором ало рдеющий рубин

Скрестит лучи с пылающим смарагдом.

А над прической пусть фату приколют,

Которая, как мягкий сноп лучей,

Овеет весь ее воздушный образ,

И нежных мирт невинное цветенье

Пусть увенчает дивное виденье.

Все будет, князь, как ты повелеваешь,

Нетрудно на базаре отыскать

И ткани, и кораллы, и алмазы.

И отберите иноходца ей

В моих конюшнях, чтобы масть его

Была светлей четверки Аполлона;

Седло пусть алым будет, удила

Он во дворец княгиню повезет!

А вы готовы будьте, окружив

Блестящей свитой юную принцессу,

Ее доставить к нам под гром литавр!

Все это подготовить я спешу.

Двух рыцарей из вас беру с собою.

Пусть ждут меня другие. Все, что вам

Доверил я, замкните в вашу душу.

Пока я сам молчанья не нарушу.

(Уходит в сопровождении двух рыцарей из хора.)

Что же нам делать отныне, други,

Если князьями окончен бой?

Чем заполнить наши досуги

И часов бесконечный рой?

Вместе с надеждой, с трудами иль верой

Легче идти повседневностью серой,

Легче нести нам житейское бремя,

Разнообразить унылое время,

Двигает чувства порыв беспокойный.

Сладок мир! Он как отрок прекрасный,

Грезящий над спокойным ручьем,

Где по траве, средь волн аромата,

Прыгают в солнечном блеске ягнята.

Вот заиграл он на звонкой свирели,

Эхо в горах пробудил ее звон.

Вот ввечеру, как дитя в колыбели,

Он лепетаньем ручья усыплен.

Но и война дарит нам отраду -

Кормщик, ведущий наш жизненный челн, -

Любо мне вечное жизни движенье,

Зыбь, колебанье, блужданье, броженье

Счастьем людским именуемых волн.

Человек без борьбы хиреет,

Для отваги смертелен покой,

Ведь закон только слабого любит,

Великана под корень он рубит,

А для силы простор только в войнах,

Лишь борьба возвышает достойных,

Даже трусам отвагу дарит.

Разве кумирни любви пустуют

И красоте не кадят фимиам?

Вот где робеют, где торжествуют!

Царь здесь лишь тот, кто приятен очам.

Правят судьбой и любовные ласки,

С мира смывая поблекшие краски;

Сладко лжет в наши юные лета

Дочь закипающих пеной валов^[346],

В эти печали, в томление это

Нити вплетая пленительных снов.

Третий (Каэтан)

Дружны цветы с расцветающим маем,

Славь красоту! Наш венок мы сплетаем

Локонам юности пышно-кудрявым.

Муж умудренный служит богам

Первый (Манфред)

Весело вместе с Дианою строгой

В темном бору нам преследовать дичь.

Весело мчаться лесною дорогой,

Тура копьем смертоносным настичь,

Ибо охота - грозного бога,

Бога войны, шалунья-жена.

Утренний луч нас будит от сна,

Рог заливается, гончих скликая,

Даль уже солнцем озарена,

И напрямик, по горам и долам,

Воздух весенний всей грудью вдыхая,

Скачут охотники роем веселым.

Или довериться нам отныне

Моря владычице темно-синей,

Что безмятежно-прохладной влагой

Манит в бездонное лоно людей?

Будем строить, исполнясь отвагой,

Кто зеленый текучий кристалл

Килем вспахать дерзнет корабельным,

Тот - избранник судьбы, тот владыкою стал, -

Семя не сеяв, жатву сберет он.

Ибо море - обитель надежды,

Всё подвластно случайности там,

Там богатый становится нищим,

Нищий - ровней могучим князьям.

Ветер буйный летит на просторе,

Розу ветров стремглав обегая, -

Такова и судьба здесь людская,

Вот от счастья исчез и след...

На волнах все волна - не боле, -

На морях достоянья нет.

Не на одних волнах непрочных,

В дикой пляске морских зыбей,

И на земле, где судьба верней,

Здесь, на древних столпах вселенной,

Плохо верю я в их примиренье

И тревогу тяжкую не скрою,

Там, где бушевало изверженье,

Никогда лачуги не построю.

Слишком грозно полыхала злоба,

Слишком тяжек груз свершенных дел,

Чтобы их забыли эти оба.

Нет, конца еще никто не зрел!

Страшен рой предчувствий, сновидений -

Я пронзить не в силах этот мрак!

Но пугает тайна их влечений,

Неблагословенный этот брак,

Эти тропы темные, глухие,

Этой девы пагубный увод.

Правде любы помыслы прямые,

Злое семя злой приносит всход.

Все мы знаем: в своеволье дерзком

И покойный князь повел к венцу,

Обрученную отцу.

Но их пращур седовласый бросил

Гибельных проклятий страшное семя

На греховный одр хмельных утех,

Дом, хранящий это племя,

Скверну скрывает и черный грех.

Да, худое было начало,

И не лучше будет исход!

Ибо с дней, как заря воссияла,

Каждый грех к отмщенью зовет!

Нет, не случай повинен слепой

В том, что братья исполнились гнева.

Неизбежен их спор роковой,

Ибо проклято матери чрево.

Впрочем, умолкни мое прорицанье, -

Ведь Эриннии любят молчанье!

Лишь увидев злосчастье в яви,

Мы рыдать и печалиться вправе.

Опять не он! Лишь ветер прошуршал,

Верхушки пиний трепетно целуя,

Уж луч заката на землю упал,

Не торопясь, минута ждет другую,

Как вдруг меня внезапный страх объял,

В молчанье мертвом я погибель чую!

Ничто мой глаз не уследит в округе.

Ужель забыл он о своей подруге?

А за оградой, как военный стан,

Шумит столицы хор многоголосый,

И в отдаленье гулкий океан

Бурлящей пеной бьется об утесы.

Все страхи темный поднял ураган!

Как я мала пред бездной их угрозы!

Я, как один из листьев, сбитых в ворох

Жестоким ветром, брошена в просторах.

Зачем я с кельей тихой разлучилась?

Там я жила, не ведая тревог!

И жизнь текла, как мирный ручеек.

Но вот я в волны жизни погрузилась,

Рукой гигантской мир меня повлек...

Все узы я оборвала былого,

Залогу вверясь клятвенного слова.

Где разум остался?

Что сделала я?

Зажгло и сразило

Безумье меня.

Фату добронравья

С себя сорвала

И дверь проломила в молитвенной келье!

Иль ум помутило мне адское зелье?

За ним, за дерзким,

Я, грешная, стыд свой отбросив, пошла!

Приди, мой желанный,

О, где ты? Что медлишь? Кто сердцу поможет

В борьбе непосильной? Раскаянье гложет,

Терзаюсь душой!

Могла ль ему душою не отдаться,

Когда лишь он меня утешить мог?

С чужою жизнью мне пришлось свыкаться;

С младенчества меня суровый рок

(Его завес я не должна касаться)

Из рук любимой матери извлек.

Ее видала я одно мгновенье,

Но лик поблек, как блекнет сновиденье.

Так я жила в обители священной,

Теней бесплотных спутницей живой;

Вдруг в тихий сад он входит, дерзновенный,

С богами схож и статен, как герой.

Как трепет чувств поверить речи бренной?

Из чуждых стран явился он, чужой,

Но сразу нас, нерасторжимый, вечный,

В тот миг союз объединил сердечный.

Родимая, прости, что я до срока,

Свиданья радость близкую лелея,

Нашла свой жребий. Я по воле рока

Бог видит все - и скрытое глубоко,

Он проникает и в чертог Персея^[347].

И хоть бы жертву от людского ока

В горах укрыла хитрость чародея -

И на столпах подоблачных Атласа

Ее настигнет мощный взлет Пегаса.

Нет, я теперь о прошлом не справляюсь,

Мне родины не надо никакой!

Любя, его любви я доверяюсь, -

Счастливей жребий сыщется ль земной?

Охотно я смирюсь на малой доле,

Другого счастья и не жду я боле.

Родителей своих еще не знаю,

Но даже видеть их я не желаю,

Коль из-за них любимого теряю.

Загадкой вечной буду я себе...

Живу сознаньем: свет - в тебе!

Чу, не голос ли родной?

Это море громыхает

И волной о берег бьет.

Мой любимый не идет!

Горе! Горе! Что он медлит?

Страх холодный набегает,

И все ниже

Солнце никнет! Все мрачнее

Мрак вечерний! Все тяжеле

Гнет тоски - что ж медлит он?

За садовую ограду

Выйти в город не дерзну,

Как забыть мне страх душевный -

Темный страх, когда вступила

Я под своды церкви древней.

Но из глубины души

Властно голос в эту пору

Звал меня прослушать ору,

Помолиться пред иконой

Я не сладила с душой!

Что - коль здесь дозорный бродит?

Враг не дремлет в наши дни!

По горам и по равнинам

Всем неопытным, невинным

Злоба ставит западни.

И сама я страх познала:

Чуть покинув монастырь,

В толпы шумные попала,

В мира манящую ширь.

О, за час, когда могила

Князя приняла, за час

Я слезами б заплатила!

Только бог меня упас

От младого незнакомца,

Подошедшего так близко

И горящими глазами

Заглянувшего мне в душу

Взором, мрак ее пронзившим.

Тайным ужасом полна,

И невольно взор робеет

С взором встретиться любимым,

Точно есть на мне вина.

Слышится говор!

То он, мой любимый!

Он самый! Не морок

Мой слух обманул.

Все ближе! Слышнее!

В его объятья!

К нему на грудь!

Спешит с распростертыми объятиями вглубь сада. Дон Цезарь заступает ей дорогу. Дон Цезарь, Беатриче, Хор.

Горе! Что вижу?

Светоч сердца, страх уйми!

Красавицу. Так стойте ж от нее

На должном расстоянье!

Страх забудь!

Твой стыд, твой милый образ мне священны!

(Хор отступает. Дон Цезарь приближается к ней и берет ее за руку.)

Где ты таилась? Мощь какого бога

Тебя ревниво скрыла? Я искал

Тебя повсюду. Наяву и в дреме

Душой моей владела ты одна

С тех пор, как я на отпеванье князя

Твой образ ангельский, твой легкий стан

Увидел в первый раз. Ты не могла

Победы надо мною не заметить.

Огонь во взоре, уст неясный лепет,

Руки дрожанье страстное в твоей

Сказали все. Яснее объясниться

Мне не дозволил службы чинный ход:

Благословенье принимал народ.

И быстрый взор к тебе хотел направить,

Как ты исчезла в толчее людской

И волшебством своим необоримым

Похитила навеки это сердце.

Я с той поры искал тебя везде -

Во всех церквах и замках родовитых,

Во всех местах, и людных и укрытых,

Где мнился мне невинный твой приют.

Я сеть дозорных плотную расставил,

Но тщетны были поиски мои,

Покуда бог сегодня не направил

Дозорного по верному пути

И он тебя не встретил здесь, у храма.

Здесь Беатриче, которая все это время стояла отвернувшись, делает движение ужаса.

Я вновь с тобою! И расстаться телу

Легче с душою, нежель мне с любимой.

А чтобы в бой вступить с судьбою смело

И сделать ада власть, над нами мнимой,

Я перед всей стоящей здесь дружиной

В залог вот эту княжескую руку.

Не спрашиваю, кто ты. Я в тебе

Ищу тебя! Что мне до остального?

Уж первый взор сказал мне, что чисты

Твой дух, твой ум, а значит - и порода.

Но будь ты отпрыском худого рода,

Моей любимой все ж осталась ты, -

Утрачены и выбор и свобода.

А чтобы знала ты, что властен я

Во всех делах моих и что во мне

Довольно сил, чтоб избранную вровень

С собой поставить мощною рукой,

Мне стоит лишь тебе назвать себя:

Дон Цезарь я, и в княжестве у нас

Нет никого, кто б выше был меня!

Беатриче в ужасе отступает; заметив это, он продолжает речь после небольшой паузы.

Твой стыд хвалю я и твое молчанье;

Смиренье тихое - к лицу прелестной,

Не знает силы собственной она.

Останься же наедине с собой,

Пускай твой дух избавится от страха:

Все новое страшит нас, даже радость.

Воздайте ж ей - отныне это так -

Все почести как вашей госпоже

И как моей невесте. Объясните,

Что этот сан высокий ей приносит.

А я вернусь, чтоб в дом ввести супругу,

Как подобает это мне и ей.

Славься же, дева,

Наша владычица!

Ты - победила!

Будь госпожой!

Как нареченную,

Мать поколений

Славных героев,

Слава и слава!

Под счастливым знаком

Счастливо входишь

В этот богом отмеченный царственный дом,

Весь покрытый венками славы,

Где от пращура княжеский жезл переходит

К внуку грядущему в вечной чреде.

Ты своим очаруешь

Милым приходом

Почитаемых старцев,

Безмолвных, строгих

Пенатов дома.

На пороге с улыбкой

Встретит княгиню цветущая Геба

С золотой Викторией,

Окрыленной богиней,

Гордо парящей на Зевсовой длани^[348],

Нет, никогда

Венец красоты

Не покинет их рода!

В гроб сходя,

Нареченной княгиня

И пояс Венеры

И фату добронравья дарит.

Но награжден я

Неслыханным счастьем,

Ибо вижу, как дочь расцветает

Раньше, чем матери цвет облетел.

Горе мне! Зачем попасть

Я должна в такие сети?

Нет сетей

Страшней, чем эти,

Среди всех, таимых роком.

Тайный ужас стал понятен,

Что вставал в моей душе

Каждый раз, как имя рода

Я услышу рокового,

Что, к себе питая сам

Эту ненависть до гроба,

Рвется к пагубным боям.

Вечно бьются эти оба,

И, шипя, змеится злоба!

А теперь меня навеки,

Неповинную, бросает

Воля пагубного рока

В бездну ярой их вражды!

Я счастливого сына богов прославляю,

Обладателя власти мирской!

Всюду от лучшего он вкушает,

От всего, что чарует чувства,

Лучший сорвет он цветок.

Из жемчужин, собранных в море пловцами,

Самый дивный улов - для него.

Самый царственный дар - венценосцу

Из добычи, взятой усильем общим.

Слуг наделяет неверный жребий,

Лучшая доля - князьям.

Но одна драгоценность не знает равных

(Пусть обладает он всеми другими),

Мне лишь одним внушает он зависть, -

Тем, что к ложу ведет он супругу,

Краше которой нет среди женщин,

Что владеет он ею как муж.

Обнажив свой меч, набегает на берег

В полуночную пору лихой корсар,

Похищает мужчин и женщин,

Только лучшей из жен не посмеет тронуть:

Ею владеет князь.

Ну, а теперь мы заставой станем

У порога священного здесь,

Чтоб никто проникнуть не смел в эту тайну,

Чтобы князь был доволен,

Нам доверивший лучший из лучших,

Посланных небом, даров.

Автор при пересылке рукописи направил в Венский театр также и предложение относительно того, как следует распределять речи хора между отдельными лицами. Первый хор должен был состоять из Каэтана, Беренгара, Манфреда, Тристана и восьми рыцарей дона Мануэля; второй из Боэмунда, Рогера, Ипполита и девяти рыцарей дона Цезаря. Что каждый из них должен был сказать по замыслу автора, указано в этом издании. (Примечание Кернера, 1814.)

...этого дома // Величавые сени //Клятва хранит, дочь Эринний. - Клятва, хранительница мира и законности, изображена как дитя Эринний, богинь мести, карающих всякое преступление, в том числе вероломство. Очевидно, братья поклялись не вносить открытой вражды во дворец.

Из-за моря они приплыли, // От земель, где солнца закат. - Имеется в виду Нормандия, где за несколько веков перед тем обосновались скандинавские пираты - норманны, слившиеся затем с местным романским населением. В XI веке герцогство Нормандское - могучее феодальное государство, ведущее упорную агрессивную политику. Мессина была завоевана Робертом Гвискаром и Рожером I в 1061 году.

Нет, не здесь, где Церера смеется нам // И задумчивый Пан, лужаек хранитель, // Где железо дремлет в ущельях - там // Созревает земель покоритель. - Этими словами хора Шиллер еще раз подчеркивает, что Мессиной правят иноземные завоеватели; не среди ласковой природы Италии, а на суровом севере родились они. Пан (греч. миф.) - бог лесов, покровитель пастухов и стад.

Грудь на грудь, как фиванская чета, // Сойдитесь... - Сыновья Эдипа, царя Фив, Этеокл и Полиник поразили друг друга насмерть в поединке. Когда их тела сжигали, пламя костра раздвоилось.

Бог видит все - и скрытое глубоко, // Он проникает и в чертог Персея. - Зевс проник в виде золотого дождя к Данае, запертой в башне. Сын Зевса и Данаи - Персей освободил с помощью крылатого коня Пегаса Андромеду, прикованную к скале, омываемой морем, и женился на ней. Беатриче ссылается на оба эти мифа, как бы стремясь оправдаться за свой союз с доном Мануэлем, проникшим к ней в монастырь.

Встретит княгиню цветущая Геба // С золотой Викторией, // Окрыленной богиней, // Гордо парящей на Зевсовой длани... - Геба - богиня юношеской свежести и красоты. Виктория (Ника) - богиня победы, была изображена Фидием парящей на руке Зевса, как деталь его статуи. Юность и красота Беатриче (Геба) дадут ей победу (Викторию) над всеми сердцами, - утверждает хор.

Автор:	Шиллер Ф. И.
Категория:	Трагедия