Мессинская невеста, или Враждующие братья (Трагедия с хорами). Страница 3. Автор произведения

Второй хор вносит Беатриче и опускает ее на авансцену. Она безжизненна и недвижна. Изабелла. Диего. Беатриче. Вестник. Хор (Боэмунд, Рогер, Ипполит и девять других рыцарей дона Цезаря).

Покорные веленью князя, мы

К ногам твоим девицу опустили,

Владычица! Так повелел нам князь.

А на словах добавить приказал,.

Что сын твой Цезарь деву посылает.

Изабелла (спешит к ней с распростертыми объятиями, но в ужасе отступает.)

Увы! Она бледна и бездыханна!

Она жива, она очнется! Дай

Испуганной опомниться от страха,

Сковавшего ее смятенный дух.

Дитя мое! Дитя забот и скорби!

Так свиделись с тобой мы? Так должна

Ты возвратиться в отчий свой дворец?

Дай жизнь твою, дитя, о жизнь мою

Тебя, голубку, чтобы смерти лед

Растаял и теплее кровь струилась.

Скажи, что за беда постигла дочь?

Что с ней стряслось? Что бедное дитя

В отчаянье и ужасы повергло?

Не от меня ты эту весть узнаешь.

Твой сын, дон Цезарь, все тебе расскажет

Подробно, ибо он нашел принцессу.

Мой сын дон Мануэль, сказать ты хочешь?

Твой сын дон Цезарь шлет ее тебе.

Не дон ли Мануэль был назван старцем?

Да, государыня, так говорил он.

Он дочь нашел, ему - благословенье!

Но почему завистник-демон радость

Желанной встречи горем омрачает?

Я свой восторг должна сама утишить!

Я вижу дочь мою в дворце отца,

Она ж меня не видит, мне не внемлет,

Не может матери ответить лаской.

О милые глаза ее, откройтесь!

Согрейтесь, руки! Неживая грудь,

Вздохни и вторь веселью моему!

Диего, это - дочь моя. Ее,

До этих пор таимую, я нынче

Пред целым миром назову своею!

Предчувствуя душою новый ужас,

Слежу я, как запутанный клубок

Распутывает рок неумолимый.

О, ваши души жестки и жестоки!

От. ваших тяжких лат, как от скалы

Приморской, волны счастья убегают

Назад, ко дну взволнованной души!

Напрасно я смотрю вокруг себя,

Ловя в глазах хоть малый луч участья.

Где сыновья скитаются? На их

Груди я отдохнула бы. А так

Мне кажется, что я в песках пустынных,

Что вкруг меня чудовища морские.

Она взглянула! Дрогнул рот! Жива!

Пусть первым взглядом мать свою увидит!

Ее глаза опять смежает страх.

Уйдите прочь! Ваш вид ее пугает.

Охотно я от глаз ее укроюсь.

Ах! Где я? Мне лицо твое знакомо.

Теперь сознанье оживает в ней.

Зачем она к твоим ногам прильнула?

О мать, я вижу ангельский твой лик!

Дитя мое! Приди в мои объятья!

К ногам твоим я, грешница, прильну.

Ты вновь со мной! О прошлом позабудем.

Взгляни и на меня. Ты знаешь, кто я?

Диего верный, старый наш слуга.

Усердный страж годов печальных детства.

Отныне разлучит нас только смерть.

И ты меня не бросишь на чужбине?

Ничто не разлучит нас, рок смирился.

Так вправду я в твоих объятьях милых?

И все, что было, только сон мгновенный,

Тяжелый, безобразный сон? Родная,

У ног моих он пал, сраженный насмерть!..

Но как сюда попала я?.. Не помню.

О, счастье, счастье! Я в твоих объятьях!

Я спасена. Они меня хотели

Отправить во дворец, к самой княгине.

Нет, лучше уж в могилу!

Дочь, опомнись!

Нет, молчи!

При имени ее меня объемлет

Смертельный страх, могильный холод!

У ней два сына, два врага смертельных, -

Дон Мануэль, дон Цезарь их зовут.

Но я их мать. Иль ты меня не знаешь?

Что ты сказала? Что произнесла?

Я мать твоя, мессинская княгиня.

Твой сын дон Мануэль? Дон Цезарь сын твой?

Я мать их и твоя. Вы все мне дети.

О, горе, горе! Что узнала я!

Но что с тобой? Что так тебя пугает?

А! Вот они! Я их узнала всех!

Не сон меня морочит, нет! Вы все

Стояли там. Так этот ужас - правда?

Несчастные! Где вы его укрыли?

Гневно приближается к хору, который от нее отворачивается. Вдали слышится похоронный марш.

Увы! Увы нам!

Как? Укрыли?.. Вижу,

Вы смущены? Вам бред ее понятен?

Читаю в ваших взорах, в скорбных звуках

Дрожащих голосов, что надо мной

Стрястись должно несчастье. В чем оно?

Я знать хочу!.. И почему ваш взор

К дверям прикован в скорбном ожиданье?

Срок близок! Откроется страшное вскоре,

Мужайся, владычица, в час роковой.

Смертельную боль, как князьям подобает,

Встречай с непреклонной отвагой мужской.

Срок близок? Как? Скажите же... Я слышу

Надгробных песнопений страшный лад

В сенях дворца... Где сыновья мои?

Первое полухорие вносит на носилках труп дона Мануэля и опускает их на незанятой стороне сцены. Носилки прикрыты черным покровом.

Вдоль по улицам града,

Привычное к плачу,

Шествует горе.

Мрачно обходит

Дома и чертоги:

В эти ворота

Нынче стучится,

Завтра в другие, -

Худые вести нас настигают

Раньше ли, позже, -

Но всюду поспеет

Горе, где земнородный живет.

Если ветер завывший

Лист уносит осенний,

Если старец отживший

К вечной шествует сени, -

Тут природа ведет

Точный счет

Стародавним законам

Неизменной чреды,

Тут не место печалям и стонам.

Но необычное также ты

Встретить учись в переменчивой жизни!

Самовластной рукой

Тушит убийство светильник любой,

И в стигийском челне

Злая смерть и цветущие жизни!

Первый (Каэтан)

Когда тучи мрачат чертог небесный

И, грозя, громыхает гром,

Мы пред сумраком близкой бездны

Власть судьбы над собой сознаем.

Но и в безоблачном небе может

Молния грянуть из тайной щели.

А потому пусть и в дни веселий

Призрак невзгоды сердца тревожит!

Не прилепляйся беспечной душой

К зыбкого счастья дарам богатым!

Кто в достатке - готовься к утратам,

Кто в удаче - свыкайся с бедой!

Что это значит?.. Что под этой тканью?

(Делает шаг в сторону носилок, но в нерешительности останавливается.)

Хочу взглянуть - и вновь рукой холодной

Меня слепой отталкивает страх.

Пусти! Что б ни было, хочу увидеть!

(Подымает покров и видит тело дона Мануэля.)

О горние силы! Это мой сын!

Стоит, окаменев от ужаса. Беатриче с криком падает возле носилок.

Страдалица-мать! Да, сын это твой.

Ты молвила слово великой скорби, -

Несчастная весть огласилась не мной.

Мой сын! Мой Мануэль! О правый боже!

Так мы с тобою нынче повстречались?

Ценою жизни ты сестру избавил

От подлых рук разбойничьих! Где брат

Твой был, что не поспел на помощь?

Проклятие убившему тебя!

Проклятье той, что родила злодея,

Повергшего дитя мое! Будь проклят

Весь род ее!..

О горе! горе! горе!

Так держите вы ваше слово, боги?

И в этом - ваша правда? Горе тем,

Кто верит вам бесхитростной душой!

О чем мечтала я, чего страшилась,

Когда исход таков? Вы все, кто здесь

Толпится в страхе, все, кто тешит глаз,

На скорбь мою взирая, ложь прозрите

Постыдную и в снах и в ясновидцах!

Кто станет верить в голос божества?

Когда я дочь под сердцем ощутила,

Отца ее смутил зловещий сон:

Ему приснилось, что на брачном ложе

Взросли лавровых -два куста. Меж ними

Возникла лилия. Но вот она

Огнем зажглась, спалила ветки их,

И, грозно ширясь, поглотил пожар

В потоке ненасытном весь чертог.

Испуганный видением таким,

Отец спросил гадателя араба

И маг сказал ему, что в скорый срок

Я разрешуся дочерью злосчастной

И что она обоих сыновей

Погубит, и погаснет с ними род.

Княгиня, что сказала ты? О горе!

Отец обрек ее жестокой смерти.

Но я укрыла дочь от злой судьбины,

Не отдала губителям. От сердца

Отторгли материнского ее,

Чтоб не сгубила братьев, возмужавши!

А он рукой разбойника повержен!

Не дочь, невинная, его сразила.

О горе! горе! горе!

Я поверить

Не пожелала нехристю-жрецу,

Мой дух другой надеждой окрылился!

Которые я праведными мнила.

«Сердца обоих братьев, - старец рек, -

Соединит она в любви горячей!»

Так предсказаний несогласный смысл

Проклятьем и благословеньем дочь

Мою венчал. Но не внесла проклятья

В наш дом невинная. И не пришлося ей

Благословить союз обоих братьев!

Одни уста солгали, как другие.

Искусство ясновидцев - вздорный бред,

Обманщики они иль обманулись.

Нет, правды о грядущем не узнать,

Не почерпнуть ее ни в безднах ада,

Ни у истоков горнего огня.

О горе! Опомнись! Уймись! Уймись!

Довольно проклятий и слов нечестивых!

Оракулы вещи: слова их сбылись.

Конец прославит богов правдивых.

Нет, подавлять слова не буду! Все,

Что жжет меня, поведаю вам громко.

Зачем же мы соборы посещаем

И простираем руки к высям неба?

Глупцы! Безумцы! Что стяжали мы

Усердной верой? Смертным не попасть

К богам, в их недоступные чертоги,

Как не пронзить стреле луны на небе!

Грядущий день для смертных замурован,

Небес железных не пробить мольбой.

Направо ль птицы полетят, налево ль^[352],

Так встанут звезды или по-другому -

Нет смысла в темной книге естества:

Сновидцы грезят, и приметы лживы.

Уймись, несчастная! Горе! горе!

Ты солнца не видишь в полуденный час

Незрячим оком! Нет! Боги живы!

Познай же их в этот час несчастливый!

О мать! Зачем же ты меня спасла,

Зачем меня не бросила во власть

Проклятья, предрешенного судьбою?

Безумная! Как ты дерзнула мнить

Себя мудрей пророков и волхвов,

Сличающих прошедшее с грядущим

И зрящих всход всех брошенных семян?

Себе, и мне, и всем нам на погибель

Богине смерти отказала ты

Надменно в предназначенной ей жертве.

Она возьмет ее - вдвойне, втройне!

Не нужен был мне горький этот дар!

Для плача я, для скорби жить осталась.

Первый хор (Каэтан) (в сильном волнении смотрит на дверь)

Откройтесь, раны!^[353]

Лейся, лейся

Потоком черным,

Вырвись наружу, крови ручей!

Топот железных

Ног раздается,

Слышу шипенье

Змеев Аида!

Шаг Эринний мой слух уловил!

Рухни, стен громада!

Порог, под шагом

Мстительниц гневных в землю уйди!

Черный пар, от земли подымайся!

Выше, тяжеле! Дневное сиянье,

Тьма, поглоти!

Боги-хранители, дом покидайте!

Мстительниц древних впускай в ворота!

Дон Цезарь. Беатриче. Изабелла. Хор. При входе дона Цезаря хор плавно расступается. Он стоит один посреди сцены.

Увы мне! Он!

О сын мой, Цезарь! Так-то

На дело богомерзостной руки!

Подводит его к телу.Дон Цезарь, в ужасе закрыв лицо, отступает.

Откройтесь, раны!

Лейся, лейся

Потоком черным,

Вырвись наружу, крови ручей!

Ты смотришь и дрожишь! Да, это все, что

Осталось от возлюбленного брата!

Здесь - все мои надежды. Не расцвел -

И вот увял цветок недавней дружбы,

И мне плодов желанных не увидеть.

Утешься, мать! Мы с чистою душой

Стремились к миру. Рок судил иначе.

Да, знаю, ты любил его! Союз

Чудесный ваш увидеть я успела.

Ему богато возместить былое,

Кровавое убийство обогнало

Любовь твою. Теперь удел твой - мщенье.

Уйдем отсюда. Здесь не стой теперь.

От зрелища ужасного укройся!

Ты жив еще! Единственный мой сын!

Что делаешь ты, мать?

Поплачь, родная,

На верном сердце сына! Не потерян

Он для тебя. Его любовь живет,

Бессмертная, в груди меньшого брата.

Откройтесь, раны!

Потоком черным

Вырвись наружу, крови ручей!

Изабелла (беря за руку Цезаря и Беатриче)

Как отрадно мне

Ее в твоих объятьях видеть милых!

Да, дочерью прими ее! Сестру мне...

Ты спас ее! Мой сын, сдержал ты слово

Ты мне вернул потерянную дочь!

О ком ты, мать? И как сдержал я слово?

Я говорю о ней, о Беатриче...

А кто ж еще?

Моя сестра?

Ты сам ее прислал мне.

Так и его сестра?

О горе! горе!

Мне страшно! Говорите!

Будь проклят день, когда я свет увидел!

Проклятье чреву, что меня носило!

Она всем ужасам виною! Наземь

Обрушься, гром, и раздроби ей сердце!

Нет больше сил моих тебя щадить!

Так знай же: сам я брата ранил насмерть!

В ее объятьях я застал его.

Ее любил я и ее избрал

Себе в ‘невесты... Но в ее объятьях

Застал я брата... Так свершился грех!..

И коль она сестра ему, а значит,

И мне сестра, я грех такой свершил,

Который покаяньем не искупишь.

Он все рассказал, что мы видели сами;

Ты худшее знаешь: его не вернуть.

Свершилось предсказанное жрецами,

Неотвратим предначертанный путь.

А тот, кто вмешался в предначертанье,

Пускай довершает свое начинанье.

Иль правду возвещают в этот час.

Мне чашу непомерно тяжкой скорби

Пришлось испить! Но пусть меня жесточе

Бессмертные карают! Кто без дрожи

Несчастий ждет, тот неба не страшится.

Убитым здесь лежит мой милый сын,

А от живого я уйду сама.

Нет, этот мне не сын! Я василиска

Взрастила и на горе сберегла.

И вот повержен им мой лучший сын!

Пойдем отсюда, дочь. Нам в этом доме

С тобой не жить! Мы фуриям уступим

Дворец наш. Грех меня сюда привел -

И грех отсюда гонит. С отвращеньем ’

В него вошла я, в страхе здесь жила -

И в скорби удаляюсь. Это все

Терплю безвинно! Но в чести остались

Оракулы, и боги - в прежней силе.

Беатриче. Дон Цезарь. Хор.

Сестра, останься! Не бросай меня!

Пусть проклинает мать, пусть кровь его

Об отомщенье к небу воззывает,

Пусть целый мир меня клянет! Лишь ты

Не проклинай. Меня сразило б это.

Беатриче, не глядя на него, указывает на тело.

Я не любовника тебя лишил,

А брата у тебя и у себя

Похитил. Ведь тебе принадлежит

Не больше убиенный, чем живущий.

И я достойней жалости стократ:

Он умер праведно, а я виновен.

Беатриче разражается громким рыданием.

Рыдай о брате! Буду плакать тоже,

И больше: отомщу его! Но только

Не плачь о милом! Я стерпеть не в силах

Дозволь из глуби нашего страданья

Черпнуть хотя б одно лишь утешенье:

Что не дороже он тебе, чем я.

Судьбы единой грозная развязка

Сравняла нас в правах и в скорбной доле:

Трех любящих - увы! - в одно паденье

Нас кинул рок, втроем ко дну пойдем мы,

И правом слез никто не обделен.

Но если - горе мне! - ты эти слезы

По милому, а не по брату льешь,

Тогда ревнивый гнев ворвется в грудь

И замутит священную печаль,

Я не смогу без скорби, как хотел бы,

Принесть себя теням усопшим в жертву,

Но кротко вслед ему я вышлю душу,

Когда наш общий прах ты соберешь

Рукою сестринской в единой урне.

Ведь я любил тебя всем пылом сердца,

Лишь потому, что я любил безмерно,

Себя я запятнал братоубийством,

Любовь к тебе - вот вся моя вина.

Но ты сестра мне. Только состраданья

Отныне в дар молю я у тебя.

(Смотрит на нее испытующим взглядом, полным робкой надежды, потом резко от нее отворачивается.)

Нет! Я не в силах видеть слезы эти!

Над телом брата мужество меня

Оставить хочет! Грудь когтят сомненья!

Обман добрее! Плачь в укромном месте!

Нет! Брось меня! Навеки!.. Ни тебя,

Ни матери твоей я не увижу.

Она меня не любит! Все раскрылось:

В минуту горя сердце проболталось!

«Мой лучший сын», - она вскричала. Значит,

Вся жизнь ее была одним притворством.

Ты скрытностью - в нее. Щадить меня

Не силься. Никогда ты не увидишь

Меня, презренного! Прости навеки!

Счастлив, кто ведал отраду святую:

В сельской тиши, где лепечет листва,

Смуту забыв и тревогу земную,

Мирно спать на груди естества.

Здесь же, вблизи государей могучих,

В сердце лишь горесть копить, мы должны,

Видя внезапно, как лучший из лучших,

Первый из первых пал с вышины.

Счастлив и тот, кто по воле теченья,

Грозно гонимый житейской волной,

Вовремя выплыв, достигнет спасенья

В мирном пристанище кельи святой;

Кто честолюбия осилил терзанья

И превозмог вожделения пыл;

Кто ненасытное пламя желанья

В перестрадавшей груди погасил.

Жизни удушливой темные силы

В нем уж безумных страстей не зажгут,

В тихий его не заглянет приют.

Лишь на земной равнине взоры

Встретят грех людской, перезвон оков.

Так чума, минуя холмы и горы,

Ползет в зловонной пыли городов!

На горах - там свобода! Зловонье долины

Не заразит величавой вершины.

Мир совершенен, где нету людей,

Нет их раздоров, их мук и страстей.

На горах - там свобода! Зловонье долины

Не заразит величавой вершины.

Мир совершенен, где нету людей,

Нет их раздоров, их мук и страстей.

Я властью князя вам велю в последний раз:

Воздать последний долг хочу я мертвому!

Узнайте все, что я свершить за благо счел,

И как велю я вам, так точно вы во всем

И поступайте. В памяти еще у вас

Обряд печальный - лишь недавно вам пришлось

В наш древний склеп венчанный прах отца снести.

В стенах дворца надгробный плач едва умолк!

Мертвец - увы! - зовет другого мертвеца

В могилу, и один светильник о другой

Зажечь нетрудно. На бессчетных ступенях

Хор новых плакальщиков сменит встречный хор.

В молчанье горестном, при запертых дверях,

В дворцовой церкви, там, где прах отца лежит,

Все приготовьте вы для пышных похорон,

И все, как в прошлый, пусть и в этот будет раз.

Рукою быстрой приготовим мы обряд,

О князь! Еще не сломан пышный катафалк,

Он страшным памятником в храме том стоит.

Недобрым знаком было, что могилы зев

Зиял отверстый в нашем княжеском дворце.

Как это сталось, что злосчастный тот помост

Разобран не был тотчас после похорон?

В нужде вседневной и в погибельной борьбе,

Что тут же вспыхнула, Мессину разобщив

По смерти князя, мы не вспомнили о том;

Забыт и заперт храм стоит до этих пор.

За дело быстро вы возьмитесь. В эту ночь

Успейте выполнить полуночный обряд.

Пусть до зари очистится от скверны дом,

И род другой, счастливейший, заступит нас.

Часть рыцарей удаляется, унося тело дона Мануэля.

А не позвать ли нам монахов чинный клир,

Чтобы они, как церковь исстари велит,

И память вечную пропели в скорбный час?

Святая песня их пускай из века в век

Над нашим гробом будет петься при свечах.

Но в эту ночь в святой их службе нужды нет -

Кровавый грех не терпит святости!

Не помышляй о новой жертве, государь,

Не покарай себя в отчаянье своем!

На свете нет того, кто б смел тебя судить,

А милость неба покаяньем купишь сам.

На свете нет того, кто б мог меня судить,

И потому-то я себя караю сам.

Пусть небо внемлет покаянию души,

Но только кровью можно смыть мою вину.

Потоки горя, что обрушились на нас,

Унять ты должен, а не множить их число.

Проклятье древнее лишь так удастся снять:

Я только смертью цепи рока разрублю.

Но ты обязан князем быть в своей стране,

Когда другого венценосца нас лишил.

Мне нужно долг богине мщенья возвратить,

Иные боги позаботятся о вас.

Под божьим солнцем не без милости судьба!

Но нет надежд в глухом гробу. Обдумай все.

Ты лучше собственный обдумай долг слуги;

Я должен духу внять, что гонится за мной.

Кто счастлив, в сердце мне не может заглянуть,

И если князя ты не чтишь во мне теперь,

Почти хоть грешника, что роком проклят был,

Почти чело того несчастного,

Кто и богам отныне свят. Кто испытал

Держать отчет не должен смертному.

Изабелла (входит неверными шагами и в нерешительности смотрит на дона Цезаря; наконец, приближается к нему и спокойно говорит)

Тебя от глаз своих я отлучила, -

Так поклялась я в скорби и тоске;

Но ветром разгоняются решенья,

К которым мать, восстав на плоть родную,

Приходит сердцу вопреки. Мой сын!

Меня влечет гнетущий сердце слух

Из горестно-печального затвора

К тебе. Иль слуху верить? Правда ль, что

Единый день обоих вас похитит?

Решился твердо твой сын - я зрю -

Сойти без страха крутой дорогой

К царства мертвых воротам старым.

Попробуй мощь испытать свою -

Материнской просьбой его растрогай.

Нет, от проклятий отрекаюсь я!

В отчаянье и скорби я безумно

Их на чело обрушила твое.

Нет, мать не в силах милое дитя,

Рожденное в мученьях, ввергнуть в беды.

Нет, не услышит грешной сей мольбы

Господь! Отяжелевшая от слез,

Она падет с сияющего свода.

Живи, мой сын! Убийцу сына легче

Терпеть мне, чем оплакивать обоих.

Не понимаешь ты, что нам готовишь

Обоим, мать. Я места не найду

Себе средь вас. Хотя б ты и могла

Сносить убийцы ненавистный лик,

Мать дорогая, я терпеть не мог бы

Немого обвиненья милых глаз.

Ни громкого укора не услышишь.

В печали кроткой горе растворится,

Вдвоем оплачем мы несчастье наше,

Вдвоем с тобой покроем преступленье.

Все это будет так, но не теперь!

В печали кроткой горе растворится,

Когда единый холм и над убитым

И над убийцей будет возведен,

Единый свод обоих увенчает.

Тогда проклятье снимется, тогда

Ты отличить нас больше не сумеешь,

И слезы из прекрасных глаз твоих

Прольются в равной мере ио обоим.

Могучий примиритель - наша смерть.

Тут гаснут все недобрые огни,

Навек проходит гнев, и состраданье,

Чудесное, как милая сестра,

А потому не возбраняй мне, мать,

Спуститься в мрак и снять с себя проклятье.

Икон немало в мире христианском

Найдется чудотворных. К ним сердца

Льнут удрученные, немало горя

Снял с душ людских Лоретский монастырь^[354],

И силы вышние господень гроб

Незримо и поныне окружают.

Помогут и усердные молитвы

Отшельников, угодников господних.

Мы там, где кровь невинная текла,

Построим храм и скверну уничтожим.

Стрелу удастся выдернуть из сердца,

Но рану никогда не уврачуешь.

Живи, кто может, жизнью униженный!

И, плоть свою смиряя бичеваньем,

Стремись, кто может, оправдаться! Я,

Веселым взором я на мир веселый

Взирать привык! Купаться в свете должен

Мой дух. Меня всю жизнь терзала зависть,

Когда любила поровну ты нас, -

Так как же потерплю я предпочтенье,

Которое ты мертвому отдашь?

Смерть обладает силой превращать

Все бренное в своих чертогах вечных

В чистейший, отшлифованный алмаз,

Преображать все смертное, все пятна

Смывать с людей, дотоль несовершенных;

Он будет возвышаться надо мной

Высоко, как звезда над бренным миром.

И если зависть нас разъединяла,

Когда равны мы были пред тобой,

То как же зависть будет сердце мучить,

Когда он, вечность светлую вкусив,

Вдали от споров суетных, как бог,

В людских воспоминаньях утвердится.

Так только для того я вас призвала

В Мессину, чтоб оплакать вас обоих?

О вечном мире я пеклась, - а рок

Погибельный все светлые надежды

Решил рассеять, обернуть во зло.

Не порицай судьбы! Свершилось все,

Что небо обещало. Утром мы,

Стремяся к миру, в дом вступили этот,

И мирно будем оба здесь лежать,

О распрях позабыв, в приюте смерти.

Живи, мой сын, не оставляй меня,

Безрадостную, в стане чужеродцев,

Безжалостным сердцам на поруганье,

Лишенную защитников своих!

Когда весь мир начнет тебя хулить,

Приди тогда к могиле нашей общей

Ведь мы богами будем - он и я;

И как созвездье ярких Диоскуров

Путь указует кораблям^[355], так мы

Тебя поддержим нашим утешеньем.

Живи, мой сын! Останься мне на радость!

Мне не под силу сразу все утратить!

(Страстно сжимает его в объятиях; он мягко освобождается и протягивает ей руку, не глядя на нее.)

С сердечной болью я должна признать,

Что мать не в силах удержать тебя.

Но, мнится, голос сыщется другой,

Способный сердцем сына завладеть.

Приблизься, дочь моя! Когда к почившим

С такою силой брат его зовет,

Вернет его любимая сестра

И солнце он для мрака не оставит.

У входа на сцену Беатриче, Изабелла, дон Цезарь, Хор.

Дон Цезарь (при появлении Беатриче в страстном волнении закрывает лицо)

О мать моя! Что затеваешь ты?

Напрасны были матери слова!

Ты заклинай его! Верни мне сына!

Коварная! Так поступаешь ты?

Ты новым мукам сердце подвергаешь,

Ты хочешь сделать мне вдвойне дороже

Свет солнечный пред спуском в вечный мрак!

Вот он стоит, всесильный ангел жизни,

Передо мной и тысячи цветов

И тысячи плодов чудесных сыплет

Из рога изобилья на меня;

И оживают заново в груди

Мечты мои. Луч жизни впереди!

Моли его, - он лишь сестре уступит! -

Чтоб посохом он был тебе и мне.

Взывает к жертве прах любимый брата;

Ее получит он... Но пусть меня

Он примет в жертву. Смерти я была

Обещана давно. По мне тоскует

Старинное проклятие! Грабеж

Пред небом - жизнь, которой я живу.

Его убила я! Я в их сердцах

Заснувших фурий разбудила! Мне

Утешить тень страдальческую надо.

О мать несчастная! Торопит в путь

Всех, кто рожден тобою, голос смерти!

Оставят дети скорбную тебя

Храни себя, возлюбленный мой брат,

Для нашей матери. Ей нужен сын -

Защитник. Дочь свою она лишь нынче

Нашла, и с нею легче ей расстаться.

Дон Цезарь (глубоко раненный ее словами; матери)

Мы можем жить иль умереть, родная!

Ей только бы увидеться с любимым!

Ужель ревнуешь к тени бездыханной?

В твоей любви живет он лучшей жизнью,

Я ж буду вечно мертвым среди мертвых.

Ты рыдаешь обо мне?

Живи для матери!

Лишь для нее?

Да, для нее и чтоб сестру утешить.

Он побежден, растроган мольбою, -

Сестре не мог он не внять душою.

Мать, не печалься, поверь надеждам!

Сын смерти не хочет. Он будет жить.

В этот миг раздается церковное пение, двустворчатая дверь распахивается: в церкви видны воздвигнутый катафалк и гроб, окруженный канделябрами.

Нет, брат мой! Жертвы не хочу тебя

Лишить. Нет, голос твой меня зовет

Из гроба громче, чем любовь взывает,

Властней, чем слезы матери. Держу я

С судьбой богов могло бы уравнять...

Но я, убийца, буду счастлив здесь,

Невинность же твоя неотомщенной

Должна лежать в могиле? Никогда

Вожатый наших дней того не стерпит,

Иль в стройный мир внесется им разлад.

Я видел, как она по мне рыдала,

И сердцем примирен. Спешу к тебе!

(Пронзает себя кинжалом и, падая, скользит по телу сестры, которая бросается в объятия матери.)

Стою подавлен и не знаю сам,

Рыдать по нем иль подвиг чтить его?

Одно я понял и постиг душой:

Пусть жизнь - не высшее из наших благ,

Но худшая из бед людских - вина.

Направо ль птицы полетят, налево ль... - При гадании по птицам (орнитомантия), встречающемся у первобытных народов и чрезвычайно развитом в классическом мире, полет их направо считался хорошим предзнаменованием, налево - дурным.

- По древнему поверию, раны убитого начинали сочиться кровью в присутствии убийцы.

Лоретский монастырь - монастырь в Италии, близ Анконы; был местом многочисленных паломничеств.

И как созвездье ярких Диоскуров // Путь указует кораблям

Автор:	Шиллер Ф. И.
Категория:	Трагедия


Предыдущая страница	Оглавление	Следующая страница