Мария Стюарт. Действие первое

Мария Стюарт, королева Шотландская, в английском заточении.

Вильям Сесиль, барон Берли, великий лорд-казнохранитель.

Вильям Дэвисон, государственный секретарь.

Граф Бельевр, чрезвычайный посланник Франции.

Анна Кеннеди, кормилица королевы Шотландской, в жарком споре с Полетом, который хочет взломать шкаф. Дреджен Друри, его помощник, с отмычкой в руках.

Что это, сэр? Нет наглости предела!

Назад! От шкафа прочь!

А где хранилось

Запястье это, брошенное с башни?

Вы подкупить надеялись, конечно,

Садовника. Проклятье бабьим козням!

Ан новые сокровища всплывают!

Перетряхнем все ящики!

Невежа!

Прочь! Шкаф хранит секреты королевы!

Они-то и нужны мне.

Это все -

Пустые упражнения пера,

Чтоб скрасить ими годы заточенья...

В досужих грезах зреет семя зла.

И на французском языке...

Тем хуже:

На языке врагов.

Наброски это

Что ж, передам их. Глянь! Что там блестит?

(Нажимает пружинку потайной дверцы и достает из ящика драгоценный убор.)

А, золотой венец! В алмазах весь,

И лилии французские на нем!

Так. Приобщим и это к остальному.

Доколе нам терпеть позор насилья?

Она вредит всем, что укрыть успела:

Любая вещь в ее руках - кинжал.

О, сжальтесь, сэр! Хоть это украшенье

Оставьте ей! Страдалице отрадно

На призрак прежней роскоши взглянуть:

Ведь остального вы ее лишили.

Все сохранится в целости. Придет

Расплаты час, все возвратится ей.

Что королева здесь живет? У ней

Над креслами и балдахина нет!

На голый пол она ступает ножкой,

Приученной к ласкающим коврам!

На олове ей кушать подают, -

А это и дворянке не пристало.

Так тра́пезовал муж ее, покуда

Она пила из кубка золотого

С любовником.^[281]

Без зеркала живем!

Пока она на грешный образ свой

Взирает, в ней надежды не угаснут.

Нет даже книг - занять воображенье.

Вот Библия; пусть о душе радеет.

И лютню отобрали у нее.

Чтобы распутных песен здесь не пела.

И это - участь той, что в колыбели

Была уж королевой, что взросла

При шумно веселящемся дворе

Державной Медичи, в любви и холе!^[282]

Иль мало отрешить ее от сана?

Зачем и мишуры ее лишать?

С большой невзгодой гордая душа

Свыкается, но горестно бывает

Не знать привычной роскоши ни в чем.

Земная роскошь пагубна сердцам,

Которым покаяние пристало.

Позор греховной жизни могут только

Нужда и униженье искупить.

Кто в молодые годы не грешил?

Суди ее за то господь и совесть,

Здесь, в Англии, над нею судей нет.

Суд будет там, где ею грех свершен.

Оковы ей ничуть не помешали

Ни в том, чтобы метнуть зажженный факел

Войны гражданской в сердце государства,

Ни в том, чтоб к королеве - да хранит

Ее господь! - убийц коварных слать.

Иль не из этих стен она подвигла

Злодея Перри вкупе с Беббингтоном^[283]

На гнусное цареубийство? Или

Не здесь, в затворе, сеть она плела,

В которую попался славный Норфольк^[284]?

И лучшая на острове Британском

Под топором скатилась голова!

Но эта горестная участь разве

Неистовых безумцев усмирила,

Что за нее готовы в бездну прыгнуть?

Нет, го́ловы свои на эшафоты

Все новые склоняют смельчаки!

И это будет так, пока на плаху

Она, кто всех виновней, не взойдет.

Радушно предоставили мы кров!

Уж это мне английское радушье!

Едва она, бедняжка, в черный час

Британскую переступив границу,

Явилась к вам изгнанницей, сестру

О помощи и милости молить^[285],

Как, в поруганье прав международных

И прав монарших, бросили ее

В темницу на печали и тревоги;

Когда ж она все горести вкусила

Во мраке заточенья, всю тоску

Бесцельной жизни - ей предстать велят

Перед судом, как пойманной злодейке,

И - королеве! - плахой угрожают!

Она убийцей в Англию пришла,

Народом изгнанной, лишенной трона,

Что ею был так тяжко опозорен;

Пришла к нам заговорщицей, мечтая

Испанской^[286], папе Англию вернуть,

Предать страну своей родне французской.

Недаром Эдинбургский договор

Отвергнут ею^[287]: на престол британский

Она не перестала притязать.

А ведь могла бы росчерком единым

Купить себе свободу. Значит, лучше

Ей жить в неволе и терпеть насилье,

Чем поступиться призрачным величьем.

А почему? Да потому, что верит

Она в свои коварные затеи

И думает всем островом Британским

Из келейки острожной завладеть.

Ах, полноте! Достойно ль, сэр, к насилью

Глумленье прибавлять? Как погребенной

Здесь заживо еще мечтать о власти?

И слово утешенья не доходит!

Давно она людей не видит - только

Тюремщиков суровых и немых,

А их число пополнилось недавно

Жестоким вашим родичем; вокруг

Страдалицы решетка уплотнилась.

Коварству и решетка не помеха!

Быть может, прутья крепкие давно

Подпилены, а эти пол и стены,

Столь прочные, казалось бы, подрыты?

Недоглядишь, а гости тут как тут.

Воистину - проклятье сторожить

Крамольницу злокозненную эту!

Страх гонит сон от глаз! Как дух скорбящий,

Я по ночам брожу и проверяю,

Верна ли стража, прочны ли затворы.

Все трепещу: ужель мой страх недаром

Меня томил? Но - господу хвала! -

Надежда есть, что это ненадолго.

Я грешников во граде Вельзевула,

Чем эту венценосную змею.

Тсс! Вот она.

С распятием в руках,

С надеждой суетной в надменном сердце.

Мария под покрывалом, в руках - распятие. Те же.

О государыня! Пятою топчет

Нас самовластье! Нет на них управы!

И каждый новый день клеймит позором

Венчанную главу твою.

Опомнись!

Что тут такое?

Вот! Смотри сама!

Твой шкаф взломали. Все твои бумаги

Остаток подвенечного наряда

Французского, - все взято! Ничего

Нет у тебя из царственных отличий!

Ах, Анна, верь: не мишурою славен

Сан королевский. Могут с нами низко

Здесь поступать - унизить нас не могут.

Я в Англии ко многому привыкла,

Снесу и это. Сэр, вы поспешили

Взять силой то, что я еще сегодня

Хотела передать вам добровольно.

В моих бумагах есть одно письмо -

Послание к сестре моей державной,

Английской королеве. Дайте слово,

Что попадет оно к Елизавете,

Не в руки Берли, моего врага.

Я поступлю, как мне подскажет совесть.

Сэр, я ведь не таюсь: в моем письме

О милости великой я прошу,

О встрече с той, которую ни разу

Держать ответ перед судом мужчин.

Могла ли я открыться перед теми,

В ком равных я не видела себе?

С Елизаветой одного мы полу,

Происхожденья, сана. Ей доверюсь,

Как королеве, женщине, сестре.

Свою судьбу и честь вы слишком часто

Мужам вверяли, несравненно меньше

Достойным уважения, миледи.

И о другой я милости прошу -

Откажет в ней жестокосердный разве:

Давно уже без утешенья церкви

Томлюсь в темнице и не приобщаюсь

Я тайн святых. Та, что меня свободы

Лишила и теперь грозит мне смертью,

Не хочет же лишить меня и рая?

По вашему желанию, декан...^[288]

Декана, сэр, не беспокойте. Нужен

А также стряпчие с писцами, волю

Запечатлеть последнюю мою.

Тоска и скорбь неволи беспросветной

Мое здоровье точат; дни мои,

Должно быть, сочтены. Ведь на себя

Смотрю я как на смертницу.

Что ж, леди,

Такие размышленья вам пристали.

Кто знает: вдруг проворная рука

Ускорит ход неспешного недуга, -

Составить я духовную хочу,

Распорядиться, чем еще владею.

Пишите завещанье; вашим скарбом,

Поверьте, королева не прельстится.

Разлучена я с теми, что служили

Мне ревностно и верно. Где они?

И каково им, сэр? Без их услуг

Я обойдусь, конечно, по скажите,

Не терпят ли они нужды, насилья?

Уж вы идете, сэр, и в этот раз

Встревоженного сердца не избавив

От гнета неизвестности? Я здесь

Благодаря усердному надзору

Отрешена от мира; до меня

Ничто сквозь эти стены не доходит,

Моя судьба в руках моих врагов.

Уж сколько тяжких дней прошло с тех пор,

Как сорок комиссаров в этом замке^[289]

Напали на меня и с непристойной

Поспешностью, не дав мне даже в помощь

Защитника, поставили нежданно

Перед судом, доселе небывалым!

Неподготовленной, ошеломленной,

Пришлось мне отвечать на обвиненья

В неведомых поступках и делах.

Явился суд - и сгинул, словно призрак,

И с этих пор вокруг меня молчанье...

Моя ль невинность и друзей усердье

Или врагов наветы побеждают?

Скажите же по совести мне, сэр:

Все кончено? Иль есть еще надежда?

Сведите ваши счеты с небесами.

На небо уповаю я, но правды

Я жду еще и от суда земного.

О да, миледи, правды вы дождетесь.

Так мой процесс закончен, сэр?

Осуждена я?

Ничего не знаю.

Здесь скоры на́ руку: а вдруг убийца

Внезапно нападет, как суд намедни?

Считайтесь с этим: смерть тогда настигнет

Вас более готовой к встрече с небом.

Я ничему не удивлюсь, конечно,

Чего бы ни дерзнули порешить

И рвенье Хеттона всевластны. Знаю

И о бесстрашье вашей королевы.

Властителям Британии страшны

Лишь собственная совесть и парламент.

Что суд решил, без страха довершит

Власть королевская пред целым миром.

Те же. Мортимер, племянник Полета, входит и, как бы не замечая королевы, обращается к дяде.

Вас ищут, дядя.

Мария (с негодованием говорит уходящему вслед за ним Полету)

Сэр, еще к вам просьба!

Что б вы ни говорили, я согласна

Вас слушать, ибо чту седины ваши.

По дерзостей юнца терпеть не стану,

Прошу вас оградить меня от них.

Что вам противно в нем - по нраву мне.

Он не из тех податливых мальчишек,

Он странствовал, видал Париж и Рим,

Но твердость сохранил в английском сердце.

Здесь ваши исхищренья бесполезны!

Он вам посмел сказать в глаза такое!

О, господи!

В дни безмятежной славы нашей вдосталь

Наслушались мы льстивых голосов,

Не справедливо ль, Анна, будет нам

Теперь отведать и суровой правды?

О леди дорогая! Так смириться,

Так духом пасть? На вас и не похоже!

Я чаще за беспечность вас журила,

Чем за унынье.

Узнаю его -

Из гроба он восстал, исполнен гнева.

И он со мной не помирится раньше,

Чем мера бед исполнится моих.

Опять, дружок...

Забывчива ты, Анна,

Моя ж куда как памятлива совесть!

Тому непоправимому злодейству

Сегодня годовщина... так-то, няня!

Вот и пощусь, и каюсь, и печалюсь.

Пора бы тень послать вам на покой!

Немало лет вы каетесь в грехах,

А горький жребий ваш - вины тяжеле.

К тому ж вам церковь грех простила. Церкви

Ключ отпущенья дан - простит и небо.

Отпущенный мне грех, кровоточащий,

Встает из расступившейся земли.

Нет, нет! Супруга мстительную тень

Святые в склеп безмолвный не заманят.

Не вы его убили, а другие.

Но, ведая о всем, притворной лаской

Не я ль его в тенеты завлекла?

Вас извиняет молодость... Вы были

В столь нежном возрасте еще.

Да, в нежном,

А тяжкий грех взвалила на себя.

Вас кровная обида уязвила,

Высокомерье наглого юнца.

Иль не был он взнесен из мрака вашей

Безмерной страстью, как десницей бога?

Не через вашу ль почивальню он

Прошел на трон, любовию увенчан

И вашей прародительской короной?

Он должен был бы помнить, что величьем

А он о том позабывал, негодный!

Он вашу нежность грубо оскорблял

Надменностью и низким подозреньем -

И вот добился кары: опостылел,

Не стало чар, слепивших вам глаза.

Вы отказали дерзкому в объятьях,

Презренью предали его. А он?

Пытался ли вернуть благоволенье

Былое ваше? Падал ли пред вами

Он на колени, каясь в преступленьях?

Нет, он упорствовал: созданье ваше,

Он перед вами корчил короля.

Велел на ваших же глазах любимца

Певца, красавца Риччио, прикончить.

Вы только смыли кровью кровь, не больше.

Да: кровью кровь, не больше... Ты хотела

Меня утешить, а сулишь мне плаху.

Когда вы допустили злодеянье,

Вас захватила роковая страсть,

Поработил ужасный искуситель,

Проклятый этот Ботвелл! Всю-то вас

Он подчинил своей преступной воле,

Злодей коварный! Зельем и волшбой

Бесовской он вконец смутил вам душу

И распалил...

Все колдовство его -

Мужская мощь и бабья наша слабость!

Нет, друг мой, нет! Всех духов преисподней,

Уж верно, он призвал к себе в подмогу,

Чтоб омрачить ваш светлый разум.

Вы Благим советам больше не внимали,

Не видели, пристойно ль что иль нет;

Забывши стыд свой женский, не считались

С людской молвой; румянец на щеках,

Когда-то благонравия свидетель,

Теперь разжегся пламенем греховным.

Слепой порок, бесстыдно обнаженный,

И ваше сердце обуял: бесстрашно

Тщеславились и вы позором вашим -

Торжественно по улицам столицы

Вы честный меч шотландских королей

Нести ему, убийце, повелели

Перед собой, под гневный рев толпы;

Войсками обложив парламент свой,

Вы там, в своем же храме правосудья,

Принудили - прямым насильем - лордов

Повинного в убийстве оправдать,

Чтобы потом... о, господи!

Кончай:

Пред алтарем предстать с убийцей мужа!

Язык не повернется!.. Страшно, гнусно

Деянье это! Истинно оно

Достойно падшей женщины!.. Но вы -

Не падшая! Уж я-то знаю вас -

И угрызеньям совести доступны,

Вот только легкомысленны немного.

Я повторяю: есть такие духи -

Они порой в груди, не защищенной

От темных чар, пристанище находят,

На страшные толкают нас дела

И, в ад сойдя, отчаянье в сердцах

Запятнанных и ужас оставляют.

Но, грех свершив, столь очернивший вас,

Иным соблазнам вы не поддавались, -

Я исправленью вашему свидетель.

Так подымите ж голову и сами

С собою помиритесь! Если есть

На вас грехи какие - им судья

Не королева и ее парламент.

Насильники они! Вы перед их

Судом неправедным и самозваным

С отвагою невинности предстаньте.

Уйдите! Это он, племянник!

Те же. Мортимер входит, опасливо озираясь.

Оставьте нас! Постойте у дверей!

Поговорить мне дайте с королевой.

Анна! Останься здесь.

Не бойтесь, королева! Вот, прочтите.

Мария (при виде записки отступает, пораженная)

Не дайте дяде нас застать врасплох.

Мария (кормилице, которая все еще колеблется и вопросительно смотрит на королеву)

Иди, не прекословь ему!

О, боже!

Из Франции! От дяди-кардинала!^[290]

«Доверьтесь сэру Мортимеру, - нет

В Британии у вас вернее друга».

Возможно ли? Иль это только сон?

Друг - вот он, рядом!.. А ведь я считала

Себя совсем покинутой. И кто же

Мой верный друг? Тюремщика племянник,

В котором злейшего врага...

Мне эту ненавистную личину.

С какою мукой я ее носил!

Но лишь под ней я мог проникнуть к вам,

Подать вам помощь, принести спасенье.

Сэр, встаньте! Вы меня ошеломили.

Не в силах я так быстро перейти

От полного отчаянья к надежде.

Поверить мне в спасенье помогите!

Часы бегут. Сейчас придет мой дядя,

И с ним тот ненавистный человек.

Узнайте ж раньше, чем они на вас

Дурную весть обрушат, - в чем спасенье.

Спасенья несть мне, аще не от бога.

С себя начать позвольте.

Как угодно.

Я был воспитан в ненависти к папству

И к скудости обрядов приучен,

Как вдруг меня с неодолимой силой

В чужие страны повлекла мечта.

Оставив пуританские молельни

И родину, я быстро пересек

Пределы Франции, стремясь увидеть

Италии благословенный край.

То было перед праздником святым;

Дороги богомольцами кишели,

Кресты в венках стояли, и, казалось,

Весь род людской пустился в светлый путь

К незримым кущам рая. И меня

Поток толпы, одушевленный верой,

Увлек с собой к желанным стогнам Рима.

Что сталось, государыня, со мной,

Когда колонны арок триумфальных

В тумане вздыбились и Колизей

Раскинулся величественным кругом,

Ведь я не знал волшебных чар искусства, -

Возрос я в лоне церкви, не терпевшей

Всего, что наши взоры услаждает,

Бесплотное лишь слово почитавшей.

Как сердце вздрогнуло, едва вступил

Я в сумрак храма, где с небес струились

Святые песнопения и мир

Видений жил вдоль стен и над престолом...

Здесь двигалось воочию пред взором

Молящихся величье неземное.

Сподобился и я увидеть «Весть

Благую» и «Обре́занье господне»,

«Преображение пречистой девы»

И «Троицу, сошедшую с небес».

Тут папа ниспослал благословенье

На распростертый перед ним народ.

Что́ золото, что́ бриллиантов блеск,

Которым нас слепят цари земные!

Лишь он один причастен горней славе.

Затем что все здесь отсвет неземного.

Довольно! Пощадите! И зачем

Вы стелете ковер душистой жизни

Передо мной? В печали я и в узах...

И я был в узах, королева! Только

Темница рухнула! И, вновь свободен,

Мой дух восславил жизнь в ее цветенье.

Отринув поученья пуритан,

Я поклялся, чело увив цветами,

Веселый, к вам, веселым, приобщиться.

Я встретил в Риме много молодых

Шотландцев и французов благородных.

Меня, при их посредстве, принял ваш

Достойный дядя, кардинал де Гиз.

О, что за человек! И тверд, и ясен,

И прирожден повелевать сердцами!

Благого иерарха образец

И - с головы до пят - князь римской церкви!

Любимого, прославленного мужа,

Наставника моих невинных лет?

О, продолжайте! Помнит он меня?

Благоволит судьба к нему, как прежде?

Как прежде, он оплот Христовой церкви?

Его преосвященство снизошел

Мне догмы самолично изъяснить,

Сомненья совести моей рассеять.

Он мне сказал, что, разуму доверясь,

Во мраке лжи блуждает человек,

Что́ надобно очами зреть, во что

Должны мы сердцем веровать, что церкви

Христовой нужен видимый глава,

Что истина глаголет на соборах

Святых отцов. Ребячьей веры бред -

Как потускнел он вдруг перед победным

И мудрым красноречием его!

Вернулся я в святое лоно церкви,

Так вы один из тех несчетных тысяч,

Кого он силой слова покорил

И устремил в блаженные края,

Как некогда нагорный проповедник?

Когда же вскорости служенья долг

Его призвал во Францию, я был

Направлен в Реймс, где орден езуитов

Для Англии священников готовит.

Там встретились мне Мо́рган благородный,

И Лесли, верный вам и достохвальный

Епископ Росский,^[291] в чужедальнем крае

Безропотно влачащие изгнанье.

К мужам достойным этим я примкнул

И в вере укрепился. Как-то раз

Я на стене епископских покоев

Портрет заметил дивной красоты

И трогательной прелести. Я был

И зачарованный пред ним стоял.

Епископ тут сказал мне: «Не смущаясь,

Смотрите на умильный этот образ

Прекраснейшей из жен и в то же время

Всех более достойной состраданья.

За веру терпит правую она,

И ваша родина - ее темница».

Достойный муж! Не все я потеряла,

Такого друга в горе сохранив!

И тут же с сокрушительною силой

Он стал о ваших муках говорить,

О кровожадных ваших супостатах.

По книгам родословным непреложно

Он доказал, что вы произошли

От корня славных Тюдоров, что вам,

И только вам одной, воссесть пристало

На трон британский, а не самозванке,

На ложе любострастия зачатой,

Не убежденный этим показаньем,

Законников я многих вопрошал,

Перелистал немало древних хартий, -

И всяк, кто сведущ, ваших притязаний

Незыблемую силу подтверждал.

Теперь я видел: только право ваше

На Англию вменяют вам в вину,

И королевство, где томитесь вы,

Безвинная, по праву вам подвластно.

О, это право тяжкое! Оно

Всех бед моих единственный источник.

И тут-то я нежданно узнаю,

Что уж не Толбот^[292] охраняет вас,

Что дядя к вам тюремщиком поставлен.

Я промысла божественного перст

Почуял в этой вести! Я услышал

В ней долгожданный зов судьбы, вверявшей

Друзья воспряли духом! Кардинал

Дает благословенье мне и учит

Постылому искусству притворяться.

Задуман план спасенья! Мы плывем

Домой в Британию! И вот я здесь

Десятый день, как знаете вы сами.

Потом я вас увидел, королева!

Вас, не подобье ваше! Дивный клад

Хранится в этом замке! Не в тюрьму -

В святилище пришел я, величавей

Дворца Елизаветы! Счастлив тот,

Кто дышит с вами воздухом одним!

И как же ей не прятать вас от мира?

Вся молодежь английская воспряла б,

Ничей бы меч не залежался в ножнах,

Мятеж открытый вспыхнул бы в стране,

Когда б свою узрели королеву Британцы!

Если б только на нее

О, будь они свидетелем, как я,

Страданий ваших, кротости, уменья

Нести позор с достоинством и честью!..

Или в несчетных испытаньях вы

Не та же королева? Или в силах

Лишить вас прелести острог суровый?

Здесь нету ничего, что красит жизнь,

Но жизнь и свет ваш облик излучает.

Ни разу не входил я в эти двери,

Чтобы мое истерзанное сердце

Не умилялось вашей красоте!..

Но грозно надвигается развязка,

Час от часу опасность возрастает!

Не вправе я молчать, таить от вас

Ужасное...

Так приговор уже

Произнесен? Я все снесу - скажите!

Решеньем сорока двух судей. Вас

Палата лордов, и палата общин,

И город Лондон жаждут увидать

Во прахе. Медлит только королева,

Но не из состраданья, а в расчете

Коварном, что ее принудят силой.

Сэр Мортимер, ни удивить меня,

Ни испугать вы не могли. Я вести

Такой ждала. Своих я судей знаю.

И знаю: после стольких унижений,

Которым здесь подверглась я, свободы

Мне не видать. Их козни я постигла:

Меня хотят навеки заключить

И месть мою и гордые права

Замуровать со мной в тюремном склепе.

Нет, королева, нет! На том они

Не успокоятся! Их самовластье

Живет и страх в английской королеве.

Не спрятать вас в тюремных погребах!

Лишь ваша смерть престол ее упрочит.

Ужель мою венчанную главу

Она на плаху положить посмеет?

Посмеет ли? Не сомневайтесь в том.

Посмеет бросить в грязь и растоптать

Величье и свое, и всех монархов?

Месть Франции ее не устрашает?

Нет, в брак вступая с герцогом Анжуйским,

Она с ней вечный заключает мир.^[293]

Король испанский меч свой обнажит.

Ей не страшны враги ее, покуда

Она в согласье со своей страной.

Казнить меня? И на глазах народа?

На плаху много венценосных жен

С престола проводила. Этот путь

Прошла и мать самой Елизаветы,

А вслед за ней Екатерина Говард

И леди Грэй, владычица на час.^[294]

Нет, Мортимер, вас ослепляет страх!

Ужасный призрак казни - лишь пустое

Виденье вашей преданной души.

Не плаха мне страшна. Другие средства,

Негласные, она изыщет, сэр,

Убрать меня, соперницу, с дороги,

Чтоб править королевством без помех.

Нет, раньше, чем секира палача

Меня сразит - убийца будет куплен.

Я этого страшусь! И всякий раз,

Когда губами прикасаюсь к кубку,

Я тайно трепещу: быть может, этот

И поднесен мне сестринской любовью?

Пусть вашей жизни больше не грозит

Ни явное, ни тайное злодейство!

Отбросьте ваши страхи! Все готово.

Двенадцать благородных англичан

Со мной в союзе; на святых дарах

Они сегодня утром поклялись

Освободить вас силой из темницы.

Граф Обепин, посол французский, зная

О целях наших, смело предложил

Свои покои нам для тайных сборищ.

Я вся дрожу, но не от счастья, сэр!

Предчувствую я верную беду.

На что решились вы? Иль не страшат

Вас головы Тичберна с Беббингтоном

Кровавые, на лондонском мосту,^[295]

И участь тех несчетных смельчаков,

Обретших гибель в дерзких заговорах

И лишь оковы отягчивших мне?

Беги, несчастный юноша, беги!

О ваших тайных встречах не проведал,

Изменника в ваш круг не подослал!

Беги из Англии! Мария Стюарт

Друзей ввергает в беды!

Не страшны

Мне головы Тичберна, Беббингтона,

Подъятые над лондонским мостом,

Ни участь тех несчетных смельчаков,

Обретших гибель в дерзких заговорах:

Они бессмертье обрели в веках!

Какое счастье жизнь за вас отдать!

Напрасны здесь и хитрость и насилье!

На страже враг, и власть его крепка.

Не только Полет с челядью своей,

Вся Англия хранит ворота замка!

И разве лишь приказ Елизаветы

Откроет их.

Есть человек такой, который может

Их отворить.

И кто же он?

Граф Лейстер.

Граф Лейстер? Ваш гонитель непреклонный

И друг Елизаветы? От него...

Нет! Если кто спасет меня, так он!

Идите же к нему! Откройтесь смело!

А в знак того, что посланы вы мною,

Письмо ему вручите. В нем - портрет.

Достает письмо, спрятанное на груди. Мортимер в изумлении отступает, не решаясь принять его.

Примите! Я давно его храню.

Но слежка дяди вашего дорогу

Вовне пресекла. Вас мой добрый ангел

Сюда привел.

Но разъясните мне

Граф Лейстер

Ее вам разъяснит. Спешите!.. Кто там?

Сэр Полет и один из тех вельмож.

Лорд Берли. Сохраните твердость духа,

С какой бы вестью ни явился он.

Мария, лорд Берли, великий казнохранитель Англии, и рыцарь Полет.

Об участи своей услышать правду

Хотели вы. Ее вам возвестит

Лорд Берли. Так внимайте же с покорством.

С достоинством в злодействе не повинной.

Я к вам пришел посланцем от суда.

Лорд Берли, бывший мозгом и душой

Судилища, стал языком его же?

Известен, раз принес его лорд Берли.

Но к делу, сэр! Итак?

Вы подчинились

Судилищу сорока двух, миледи...

Простите, сэр, но я должна прервать

Вас в самом же начале. Подчинилась

Я будто бы суду сорока двух?

Нет, я ему не подчинилась, сэр!

Отнюдь не подчинилась! Как могла

Я столь забыть про сына, про народ,

Достоинство мое и всех монархов?

Ведь говорит ваш собственный закон,

Чтоб каждый обвиняемый судился

Присяжными из лиц его же званья.

А в том суде кто мне по званью равен?

Лишь короли мне ровня!

Вы прочли

Все пункты обвиненья и ответы

Суду представили.

Коварству Хеттона^[296], надеясь этим

Восстановить замаранную честь

И веря в силу доводов своих.

Затем я и прочла наветы ваши,

Чтоб прахом их развеять! Это все

Из уваженья сделала я к пэрам

Британии, суда не признавая.

Признали вы, миледи, или нет

Судом наш суд - пустая лишь формальность,

Теченья дела это не прервет.

Вдыхая воздух Англии под сенью

Законов благодетельных ее,

Вы и властям английским подначальны.

Я воздухом дышу тюрьмы английской.

Не это ль называется у вас:

«Под сенью жить закона»? Знать не знаю

Законов ваших! В подданстве английском

Не состояла и не состою!

Вы думаете, титул королевский

Дарует право вам в чужой стране

Раздор кровавый сеять невозбранно?

Что стало б с государствами, миледи,

Когда Фемиды правосудный меч

Не поражал бы головы виновной

И смерда, и державного пришельца?

Ответ держать готова я всечасно,

Но этих судей я не признаю.

А почему бы так, миледи? Разве

Судили вас подонки льстивой черни,

Клятвопреступники, которым правда -

Что кривда, беззастенчивая сволочь,

За мзду служить готовая насилью?

Нет, ваши судьи - это соль страны,

Достаточно свободные, чтоб праву

Порукой быть, не гнуться перед властью,

Не поддаваться низким обольщеньям.

Они из тех, миледи, кто народом

Не таковы ль, что тут же на устах

Смолкают и хула и кривотолки?

Возглавил суд преосвященный примас

Кентерберийский, неподкупный Толбот -

Хранитель государственной печати,

И славный Говард - первый адмирал.

По совести, могла ли королева

Английская достойней поступить,

Чем передать державный этот спор

На рассмотренье цвету королевства?

Допустим, что один из ваших судей

Питает к вам вражду, но как же сорок

Мужей достойнейших единой страсти

Могли поддаться? Мыслимо ль такое?

В смущении внимаю я устам,

Всегда-то мне невзгоды возвещавшим!

Где женщине, в риторике не твердой,

С витией столь искусным состязаться?

И вправду: были б лорды таковы,

Поникла б я, поверила в свой грех...

Но эти имена, чьим весом вы

Меня сломить и размозжить хотели,

Милорд, они в истории английской

Иную роль играли, и не раз!

Я вижу этот «лучший цвет» страны,

В величие облекшийся сенат,

Покорствующим, как рабы сераля,

Султанской блажи Генриха Восьмого;

Я вижу, сэр, как верхняя палата,

Продажностью уподобляясь нижней,

Кроит законы, рвет, скрепляет браки

И расторгает, как прикажет власть;

Принцесс английских нынче отрешит

От прав наследства, заклеймит позором,

А завтра их возводит на престол;^[297]

Я вижу этих доблестных вельмож,

При четырех монархах без стыда

Четырежды меняющими веру.^[298]

Но наши беды знаете вы твердо.

И это судьи? Лорд-казнохранитель,

Я не хулю вас! Будьте ж справедливы

И вы ко мне. Вы, говорят, престолу

И государству преданы душой,

Вы бдительны, усердны, неподкупны...

Охотно верю. Не корысти ради

Вы служите, а соблюдая пользу

Страны и государя. Потому-то

И бойтесь, честный лорд, за справедливость

Английские расчеты принимать.

Не сомневаюсь в том: и кроме вас

В суде мужи достойные сидели,

Но - протестанты, ревностные слуги

Британской мощи. Судьи ли они

Шотландской королеве, католичке?

Слыхали ль вы присловье: «От британца

Шотландец справедливости не жди»?

И потому от древности седой

Друг против друга выступать в суде.

Такой закон сложился неспроста -

Глубокий смысл в обычаях народных.

Так почитайте ж их, милорд! Природа

Две пылкие народности метнула

На этот плот среди зыбей; неровно

Распределила их и ввергла в распри.

Лишь Твида узкое русло - преграда

Их постоянным схваткам. Часто кровь

Воителей в его мешалась водах;

Тысячелетье долгое они

С двух берегов друг другу угрожают;

Не приставал к британским берегам

Нещадный враг, шотландцем не подослан;

Не полыхал мятеж в стране шотландской,

Не разожжен стараньем англичан!

И не погаснет их вражда, покуда

Один парламент их не соберет

В одну семью под скипетром единым.

Одна из Стюартов?

Скрывать не стану, -

Да и зачем? - питала я надежду

Два доблестных народа, им во благо,

Объединить под сенью древа мира.

Могла ль я знать, что стану жертвой их

Вражды старинной? Я мечтала, сэр,

Жестоким распрям положить предел,

Навеки потушить огни раздора.

Как Ричмонд, прародитель мой, уняв

Кровавый спор, соединил две розы,^[299]

Короны я двух стран связать хотела.

Худым путем вы к этой цели шли:

Воспламенив державу, вы мечтали

Прорваться к трону сквозь огонь усобиц.

Неправда, сэр! Пред всемогущим богом -

Я смуты не хотела! Где улики?

Не спорить я пришел сюда. Вердикт

Уж вынесен, и споры бесполезны.

Что вами попран прошлогодний билль

И вы законной каре подлежите.

Постановил парламент год назад:

«Когда мятеж в английском королевстве

Произойдет, во имя или в пользу

Особы, посягающей на трон,

Особа таковая подлежит

Суровой каре - вплоть до смертной казни».

Понеже установлено...

Лорд Берли!..

Кто сомневался в том, что нарочито

Мне на погибель принятый закон

Меня же и погубит? Горе жертве,

Когда законодателя уста

И приговор над нею произносят!

Признайтесь, лорд, закон был этот принят,

Единственно чтоб извести меня.

Чтоб вас предупредить, миледи. Вы

Закон в ловушку обратили сами!

Вы, честно упрежденная, сорвались,

Общаясь с Беббингтоном вероломным

И всей его кроволюбивой братьей.

Про все вы знали! Всем руководили

Из накрепко затворенной тюрьмы.

Я всем руководила? Но когда

И как? Где доказательства?

Недавно

Вам на суде уж предъявляли их.

Чужой рукой подделанные списки!

Нет, пусть мне обвинители докажут,

Что я их диктовала, слово в слово

Так диктовала, как их зачитали!

Сам Беббингтон, сбираясь в путь последний,

Их подлинность, миледи, подтвердил.

Зачем же вы, пока он был в живых,

Обоим нам не дали очной ставки?

Зачем его прикончили так спешно,

Не допросив лицом к лицу со мной?

Служившие, согласно показали,

Что это все писалось с ваших слов.

Так по доносу челяди моей

Осуждена я? Суд поверил людям,

Меня, их государыню, предавшим?

Изменникам моим от той поры,

Как, мне во вред, солгали вам в угоду?

Не вы ли Кэрла честным и прямым

Слугою называли, и не раз?

Таким он представлялся мне. Но доблесть

Мужская лишь в опасностях видна.

Под страхом пытки мог он показать,

Чего и сам не ведал хорошенько.

Он думал лжесвидетельством спастись,

Не повредив чрезмерно королеве.

Он клятву дал суду без принужденья.

Но не со мной лицом к лицу. Как, сэр?

Вот два свидетеля, и оба живы.

Прошу, сведите нас, милорд! Пускай

Зачем меня одну лишают права,

В котором и убийце нет отказа?

Мне Толбот говорил, мой прежний страж:

Парламент в это царствованье принял

Закон, велящий, чтобы обвинитель

В суде пред обвиненным говорил.

Не так ли? Иль ошиблась я? Сэр Полет,

Всегда вы мне казались правдолюбцем,

Так будьте ж им! По совести скажите:

Таков закон в английском королевстве?

Да, есть у нас такой закон, миледи.

Что так, то так. Не скрою.

Что ж, милорд!

Когда ко мне так строго прилагают

Закон английский всюду, где закон

Мне в пагубу, зачем его обходят

Везде, где он во благо мне? Ответьте!

Зачем мне с Беббингтоном очной ставки

Не дали, как закон повелевал,

Спокойнее, миледи! Ведь не только

Сношенья с Беббингтоном...

Лишь они

Меня под меч подводят правосудья,

И лишь от них очиститься мне надо.

Милорд! Не уклоняйтесь от вопроса!

Доказано и то, что вы с Ментозой,

Послом испанским, тайно сообщались...

Не уклоняйтесь, сэр!

Что вы хотели

Поднять восстанье и низвергнуть веру

Державы нашей, на нее призвав

Всех королей Европы...

Если даже

И правда это (не было того,

Но, предположим: было)! Сэр, меня

Здесь держат вопреки правам народов.

Я не с мечом в Британию пришла,

Пришла в слезах просить гостеприимства

Я бросилась, по крови близкой мне.

И что же обрела? Тюрьму, оковы

Взамен желанной помощи... Скажите!

Чем связана я в мыслях и делах

И в чем мой долг пред Англией отныне?

Священным правом я самозащиты

Лишь пользуюсь! Порвать стараясь узы,

Я выставляю силу против силы,

Скликая всех князей материка.

Все, что согласно с рыцарскою честью

Во дни войны, я применять вольна,

И запрещают гордость мне и совесть

Убийство лишь, удар из-за угла -

Лишь это обесчестило б меня.

Да, обесчестило, но не лишило

Державных прав, не сделало б подсудной -

Затем что спор о силе, не о праве,

Меж мною и Британией идет.

Миледи! Вам невыгодно оно.

Да, я - слаба, она - всевластна, сэр!

Пусть применяет силу, пусть меня

Погубит в упрочение престола,

Но пусть тогда и скажет, не стыдясь,

Что применила силу, а не право,

Что не Фемида ей вручила меч

Расправиться со мною, ненавистной!

Пусть не хоронит под плащом священным

Насилия отточенный кинжал!

Мир не потерпит шутовства такого!

Пусть шлет убийцу, но меня не судит!

Преступное деянье да не будет

За подвиг выдавать людская лесть!

Пусть кажется такой, какая есть!

Упорствует и будет, рыцарь Полет,

Гордыни сердца этого не сломишь!

Сразила ль весть ее? В ее глазах

Блеснула ли слеза, мелькнул ли ужас?

Не к жалости она взывает нашей!

Ей ведомы сомненья королевы,

Отвагу в ней родит наш тайный страх.

Упорство это, лорд-казнохранитель,

Исчезнет вместе с поводом к нему.

Не с полною, осмелюсь вам сказать,

Пристойностью велось дознанье это.

Да, Беббингтона с Тичберном напрасно

Не допросили с ней лицом к лицу,

Как и писцов ее обоих.

Нет!

Нет, рыцарь Полет! Слишком нам знакомы

Ее уменье управлять сердцами

И женских слез прельстительная власть.

Как только Кэрл, поставлен перед нею,

Подумает сказать такое слово,

Которое судьбу ее решит,

А так враги Британии весь мир

Наполнят оскорбительной молвою

И торжество благого правосудья

В бесстыдное кощунство обратят.

Вот это и печалит королеву.

Ах, если бы злодейка бренный мир

Покинула, не преступив границы

Британии!

На то скажу: аминь!

Иль здесь, в тюрьме, скончалась от болезни!

От многих зол господь бы нас упас.

А впрочем, если случай и поможет,

Убийцами нас все же заклеймят.

Возможно, сэр. Кто людям запретит

Иметь свое сужденье?

И, однако,

Где нет улик, там шуму будет меньше.

А пусть себе шумят! Не многошумной

Хулы страшись, а той, что справедлива.

Хулы не избегает. Глас народа

Всегда за пострадавшего; завистник

Чернит того, кто победил в борьбе.

Меч судии - под стать мужской деснице,

А в женской ненавистен. Род людской -

Увы! - не верит в женское бесстрастье,

Сопернице несущее беду.

Напрасно мы вершили правый суд!

Помилованье - право королевы.

Она к нему прибегнет; мир осудит

Монархию за смертный приговор.

А это значит...

Жить ей? Никогда!

Ей жить нельзя, никак нельзя! Лишь это

И мучит, и тревожит королеву,

И сна ее лишает. Я читаю

В ее глазах душевную борьбу.

Уста ее немотствуют, но взгляд

«Средь слуг моих ужели не найдется

Ни одного, который бы избавил

От тягостного выбора меня:

Дрожать на троне в непрерывном страхе

Иль под топор подставить королеву,

Сестру мою?»

Иначе быть не может.

Нет, может! Полагает королева,

Лишь были б повнимательнее слуги...

Как? Повнимательней?

Умей они

Понять немой приказ...

Немой приказ?

Ужели ж надо, получив змею,

Заклятого врага на попеченье,

Его хранить, как дорогой алмаз?

Бесценней всех алмазов мира - имя

И праведная слава королевы.

Когда, от графа Шрусбери отняв,

Вам, рыцарь Полет, поручили леди,

Все думали...

Надеюсь твердо, сэр:

Все думали, что для тягчайшей службы

Чистейшие потребовались руки.

Клянусь всевышним богом! Ни за что

Я званья бы тюремщика не принял,

Не думай я: здесь нужен честный муж.

Хотел бы верить, что лишь доброй славе

Обязан я избранием своим.

Распустим слух, что чахнет леди Стюарт,

Что хуже ей, что смерть за ней пришла, -

И в памяти людской она угаснет,

А ваше имя чисто...

Но не совесть.

Своей руки не предоставив нам,

Не возбраняйте действовать другому...

Пока ее хранят мои пенаты!

Мне жизнь ее не менее священна,

Чем сан и честь монархини моей.

Вы судьи! Так вершите правый суд!

А час пробьет, пусть плотники приходят

С пилой и топорами, пусть помост

Воздвигнут здесь. Шерифу с палачами

Открыты двери замка моего.

Но от убийц ее я охраняю

И, верьте, охраню. Я зла не дам

Здесь совершить ни узнице, ни вам!

Так трапезовал муж ее, покуда // Она пила из кубка золотого // С любовником. - Муж Марии, лорд Дарнлей, оскорбленный ее пренебрежительным отношением и связью с графом Ботвелом, бежал в Глазго с крестин сына, будущего короля Иакова I.

При шумно веселящемся дворе // Державной Медичи, в любви и холе. - Речь идет о дворе Екатерины Медичи (1519-1589) - жены французского короля Генриха II, руководившей воспитанием Марии Шотландской.

Перри (казнен в феврале 1585 г.) и Беббингтон (казнен в сентябре 1586 г.) - участники заговоров в пользу Марии.

Норфольк - один из знатнейших дворян-протестантов Англии, просил руки Марии. Не получив согласия Елизаветы, стал участником заговора с целью насильственного освобождения Марии; казнен 2 июня 1572 года. В «Коварстве и любви» леди Мильфорд называет Томаса Норфолька своим предком.

Явилась к вам изгнанницей, сестру // О помощи и милости молить... - Мария и Елизавета состояли в близком родстве.

Мария Испанская (Мария Тюдор) - предшественница Елизаветы на английском троне. Мария была старшей дочерью Генриха VIII и Екатерины Арагонской.

Недаром Эдинбургский договор // Отвергнут ею... - Мария Шотландская отказалась подписать предложенный ей так называемый Эдинбургский договор (1560 г.), который обязывал ее отказаться от притязаний на королевский трон Англии.

Уж сколько тяжких дней прошло с тех пор, // Как сорок комиссаров в этом замке... - Для суда над Марией было назначено 9 октября 1586 года сорок шесть комиссаров; 14 октября состоялся первый допрос; 25-го они собрались в Звездной палате в Лондоне и только 31-го признали Марию виновною в посягательстве на жизнь королевы Елизаветы. Смертный приговор был вынесен 20 декабря, а 1 февраля следующего, 1587 года его вручили Елизавете; 8 февраля состоялась казнь Марии.

Из Франции! От дяди-кардинала! - Герцог Шарль де Гиз, архиепископ Реймский, кардинал Лотарингский, умер за двенадцать с лишним лет до времени действия этой пьесы. Мария Стюарт была дочерью шотландского короля Иакова V и Марии Гиз, сестры лотарингских Гизов, вождей французской католической партии.

Направлен в Реймс, где орден езуитов // Для Англии священников готовит. // Там встретились мне Морган благородный, // И Лесли, верный вам, и достохвалъный // Епископ Росский... - В 1575 году в Реймсе была учреждена, но не иезуитами, семинария католических миссионеров для Англии. Томас Морган, участник одного из заговоров в пользу Марии Шотландской, бежал из Англии в 1573 году. Лесли, епископ Росский, замешанный в заговоре Норфолька, бежал во Францию тоже в 1573 году.

Толбот Джордж, граф Шрусбери - был стражем Марии с 1568 но 1584 год. В 1587 году (время действия «Марии Стюарт») Шрусбери был верховным судьей в вопросах дворянской чести.

Нет, в брак вступая с герцогом Анжуйским, // Она с ней вечный заключает мир. - Сватовство герцога Франсуа д’Анжу, девятнадцатилетнего брата французского короля Генриха III, относится к 1570 году; брак его с Елизаветой Английской не состоялся из-за требования королевы, чтобы герцог принял англиканское вероисповедание. В действительности д’Анжу умер до начала событий, изображенных в этой пьесе.

Этот путь // Прошла и мать самой Елизаветы, // А вслед за ней Екатерина Говард // И леди Грэй, владычица на час. - На эшафот взошли жены Генриха VIII Анна Болейн (1536 г.), мать якобы «незаконнорожденной» Елизаветы, и Екатерина Говард (1542 г.). Юная претендентка на английский престол леди Грэй (внучка одной из сестер Генриха VIII) была казнена (1554 г.) Марией Тюдор.

Иль не страшат // Вас головы Тичберна с Беббингтоном // Кровавые, на лондонском мосту... - Головы казненных в 1586 году заговорщиков.

Я поддалась // Коварству Хеттона... - Хеттон уговорил Марию дать показания суду (который она не хотела признавать), сославшись на то, что иначе она лишится единственной возможности доказать свою невиновность.

Принцесс английских нынче отрешит // От прав наследства, заклеймит позором, // А завтра их возводит на престол... - Парламент лишил трона «незаконную» Елизавету, а в 1544 году признал ее права на английский престол.

при Марии, реставрировавшей католицизм, и при Елизавете, основавшей англиканскую церковь.

Как Ричмонд, прародитель мой, уняв // Кровавый спор, соединил две розы... - Генрих VII Ричмонд, потомок Ланкастеров (с материнской стороны), женился в 1485 году на дочери Эдуарда IV из дома Йорков; так были соединены два враждующих рода и положен конец их борьбе, известной под именем войны Алой и Белой розы.

Автор:	Шиллер Ф. И.
Категория:	Трагедия