Мурад несчастный
(Старая орфография)

Текст в старой орфографии, автоматический перевод текста в новую орфографию можно прочитать по ссылке: Мурад несчастный

Известно, что одинъ изъ покойныхъ Турецкихъ Султановъ, имелъ обыкновенiе прохаживаться ночью, одетый въ простую одежду, по улицамъ Константинопольскимъ - онъ подражалъ въ этомъ случае славному Гаруну Альрашиду, Багдадскому Калифу, о которомъ должны знать читатели Тысячи одной ночи.

Однажды прохаживаясь по городу при свете полной луны въ сопровожденiи Великаго Визиря, Султанъ, если не ошибаюсь, покойной Селимъ, остановился передъ домомъ кожевника и сказалъ своему сопутнику: Ты верно читалъ въ Тысяче одной ночи сказку о кожевнике и двухъ его друзьяхъ, которыхъ мненiя о судьбе человеческой были всегда противоположны. Я желалъ бы знать, что думаешь ты объ этомъ важномъ предмете.

- Я, Государь? Мненiе мое состоитъ въ томъ, что благоразумiе человеческое имеетъ великое влiянiе и на судьбу его? и что одному благоразумiю, а не счастiю, какъ говорится, обязаны мы бываемъ по большой части своими успехами.

"Я думаю совсемъ напротивъ. Одного называютъ счастливый человекъ; другаго несчастный: отъ чего это? Не самъ ли опытъ научаетъ насъ делать такое различiе, которое въ противномъ случае было бы совершенно безъ смысла?"

- Не смею противоречить тебе; Повелитель правоверныхъ!

"Говори - я приказываю."

- Повинуюсь, и вотъ мое мненiе. Тотъ неразсматриваетъ съ надлежащимъ примечанiемъ ни причинъ, ни следствiй, кто приписываетъ удачу счастiю, а неудачу несчастiю: Въ столице твоей находятся два человека; одного изъ нихъ ставятъ въ примеръ постояннаго счастiя; другаго напротивъ въ примеръ постояннаго несчастiя, первый есть Саладинъ, по прозванiю последнiй Мурадъ, по прозванiю несчастный. Что бы ни было, но я уверенъ, что все различiе между имя состоитъ въ одномъ только благоразумiи.

"Где живутъ эти два человека? Хочу, чтобы они сами разсказали мне свою исторiю. Проводи меня въ ихъ жилище."

- Домъ Мурада несчастнаго весьма отсюда близко; следуй за мною, Повелитель правоверныхъ.

Султанъ и Визирь его приближаются къ небольшому домику; отворяютъ дверь; слышатъ стенанiя - входятъ. Глазамъ ихъ представляется плачущiй человекъ; онъ рвалъ на себе бороду, топталъ ногами свою чалму, словомъ: оказывалъ совершенное изступленiе, и это - былъ Мурадъ. Посетителм спросили, какое несчастiе приключилось ему, и отъ чего такъ горько онъ плачетъ? Онъ не отвечалъ ни слова, но указалъ имъ на черепки прекрасной фарфровой вазы, разсыпанные по паркету.

И эта безделица огорчаетъ тебя такъ сильно? спросилъ Султанъ.

- По вашей одежде, государи мои, заключаю, что вы иностранные купцы: вы не знаете Мурада несчастливаго; въ противномъ случае вы могли бы удивляться моему горю; несчастiе написано у меня на роду и вы согласились бы вместе съ другими называть меня несчастнымъ, и я разскажу вамъ печальныя свои приключенiя.

Ночевать, тебя намъ не возможно, отвечалъ Султанъ; но выслушать твою повесть будетъ для насъ весьма прiятно.

" - Садитесь. - Султанъ и Визирь его сели, а Мурадъ началъ разсказывать;

Отецъ мой Гассанъ проживалъ въ здешнемъ городе. На кануне рожденiя моего привиделся ему чудный сонъ, заключавшiй въ себе, такъ сказать, предвещанiе всехъ несчастiй, которыя отъ самой колыбели, не престанутъ меня преследовать. Отцу моему снилось, будто у него родился сынъ съ собачьею головою и змеинымъ хвостомъ, будто онъ наделъ на него Султанскую чалму, и за то осужденъ былъ на смерть.

Отецъ мой верилъ, какъ и все добрые Музульмане, предопределенiю, и этотъ чудесный сонъ испугалъ его чрезвычайно. Нашему сыну, сказалъ онъ моей матери, назначено сделать всехъ насъ несчастными - и онъ возненавиделъ меня еще до рожденiя; а чтобы не видеть ни моей собачьей головы, ни моего змеинаго хвоста, отправился въ Алепъ за несколько часовъ до моего горестнаго появленiя на этотъ светъ.

Его путешествiе продолжалось восемь летъ съ половиною. Во время его отсутствiя никто не заботился о моемъ воспитанiи; а мать моя твердила мне поминутно, что у меня собачья голова и змеиной хвостъ. Ты Мурадъ несчастный, сказала она мне однажды. Въ это время сидела подлъ нее какая-то старушка съ глубокими морщинами на лбу и на щекахъ, съ крюковатымъ носомъ, беззубая и косая - она прибавила страшнымъ и хриповатымъ голосомъ, который еще и теперь отзывается у меня въ ушахъ: такъ! подлинно несчастный! былъ, есть и будешь!... Потомъ она сказала: кто родился подъ непрiязненною звездою, тотъ будетъ и долженъ быть во всемъ несчастенъ; одинъ только Магометъ властенъ уничтожить очарованiя: безумецъ противится своей судьбе, а умный человекъ покорствуетъ ей безъ прекословiя.

и я при всякомъ новомъ несчастiи говорилъ: правду сказала ты, старушка; судьбе своей противиться не возможно.

Мне было уже восемь летъ, когда прiехалъ отецъ мои изъ Аледа; въ этотъ годъ родился братъ мой Саладинъ, котораго наименовали счастливцемъ, потому что въ самый день его рожденiя вошелъ въ пристань корабль отца моего, богато нагруженный товарами. Не могу изчислить техъ счастливыхъ случаевъ, которыми ознаменовано было младенчество моего брата; успехи его были также разительны, какъ и мои досадныя неудачи.

Со времени прибытiя корабля, мы жили въ великомъ довольстве - все это приписано было счастiю брата моего Саладина.

Мне свершилось двадцать восемь летъ, а Саладину двадцать, когда отецъ нашъ занемогъ тяжелою и опасною болезнiю. Призвавъ къ постеле своей Саладина, онъ сказалъ: мой сынъ! наши дела въ чрезвычайной разстройке: роскошь и разныя разорительныя предпрiятiя уничтожили все мое богатство; остались у меня две фарфоровыя вазы, драгоценныя особенно по некоторымъ таинственнымъ знакамъ, на нихъ изображеннымъ, и верно имеющимъ великое влiянiе на счастiе того человека, которому будутъ принадлежать вазы. Дарю тебе и ту и другую; для Мурада оне безполезны; будучи осужденъ на несчастiе и неудачу, онъ безъ сомненiй: или разобьетъ ихъ, или потеряетъ - одно изъ двухъ должно случиться необходимо.

Но Саладинъ не имелъ никакой доверенности къ предопределенiю; а будучи добръ и великодушенъ, онъ далъ мне на волю выбирать любую изъ вазъ и старался утешенiями своими возвратить мне потерянную мою бодрость. Я благодарилъ его; но былъ однако твердо уверенъ, что нетъ возможности человеку сражаться съ судьбою.

Саладинъ видя, въ какой разстройке были наши торговыя дела, не приходилъ однако отъ этаго въ унынiе. Поищемъ способа ихъ поправить, говорилъ онъ; но я отчаявался и качалъ головою.

Въ вазахъ, которыя достались намъ въ наследство, находился какой-то красный порошокъ. - Саладинъ вздумалъ составить изъ него красную краску, и въ самомъ деле вышла краска удивительная. Еще при жизни отца нашего познакомился съ нами одинъ богатый купецъ, которой ставилъ въ сераль всякаго рода мебели и уборы. - Саладинъ прiобрелъ благосклонность этаго человека; а онъ, имевши большой кредитъ, старался помочь ему ввести общее употребленiе составленную имъ красную краску. Она полюбилась, и все начали ее покупать; но Саладиновъ запасъ краснаго порошку видимо уменьшался; онъ вздумалъ разсмотреть его составъ, и скоро посредствомъ многихъ химическихъ опытовъ узналъ эту тайну: съ техъ поръ онъ могъ уже во всякое время иметь такое количество краски своей, какое было ему потребно.

И надобно вамъ сказать, милостивыя государи, что Саладинъ имеетъ качества необыкновенныя: онъ всегда веселъ; наружность его, чрезвычайно прiятная, вселяетъ къ нему доверенность и всякому хочется иметь дело съ Саладиномъ. Увы! Небо отказало мне во всехъ этихъ преимуществахъ; я часто замечалъ, что мое лице печальное и угрюмое (следствiе многочисленныхъ и непрерывныхъ несчастiй) отдаляло отъ меня людей: никто не хочетъ вверяться такому человеку, который всегда глядитъ изъ подлобья.

Я помню, что одна богатая женщина, сопровождаемая толпою невольниковъ и невольницъ, пришла въ лавку моего брата Саладина - ей хотелось что-то купить, но брата не было въ лавке; встретить эту госпожу и показывать ей товары надлежало мне. Она прельстилась моею фарфоровою вазою, хотела непременно ее купить, соглашалась дать мне такую цену, какую потребую; но я отказалъ ей на отрезъ, будучи твердо уверенъ, что ваза моя есть талисманъ, и что разставшись съ нею, навлеку на себя какое-нибудь несчастiе. Незнакомая госпожа требовала весьма упорно, чтобы я продалъ ей вазу; но я съ такимъ же упорствомъ отказывался отъ продажи, и наконецъ она вышла изъ лавки въ превеликой досаде.

мечтательной и отдаленной. На другой день незнакомая госпожа опять зашла въ нашу лавку, и Саладинъ продалъ ей свою вазу за десять тысячь золотыхъ монетъ. На эти деньги накупилъ онъ разныхъ товаровъ, отъ чего торгъ его сделался и прибыточнее и важнее.

Я раскаявался, но раскаянiе мое было уже поздное - и этотъ случай былъ новымъ доказательствомъ, что у меня на роду написано придумывать умное не во время и безъ успеха. Въ самомъ делъ, не хуже другихъ вижу я, какъ надобно въ такомъ случае поступить; но это обыкновенно случается со мною уже тогда, когда случай прешелъ и когда мне остается только сожалеть, для чего поступилъ я въ противность здравому смыслу. Не редко бывало и то, что я остаюсь въ нерешимости, а между темъ чувствую самъ, что случай благопрiятный улетаетъ. Что же мне делать? могу ли противиться действiю злобной планеты?

Открылось, что незнакомая женщина, купившая у брата моего фарфоровую вазу, была любимая Султанша: все повиновалось ея владычеству въ серале. Она возненавидела меня за то, что я съ такимъ упорствомъ отказался исполнить ея желанiе, и объявила, что нога ея не будетъ въ лавке Саладина по техъ поръ, пока онъ не разстанется съ Мурадомъ. Саладинъ никакъ не хотелъ меня отпустить отъ себя; но живучи со мною, онъ потерялъ бы многiя, весьма для него важныя выгоды. Я не могши решиться помешать фортуне такого добраго брата, каковъ былъ Саладинъ, ушелъ потихоньку изъ его дома, и сказать правду, самъ не зналъ, что со мною будетъ.

Несколько времени скитался я по улицамъ Константинопольскимъ и уже начиналъ чувствовать голодъ. Сажусь у дверей хлебника и требую, чтобы онъ далъ мне какую нибудь помощь. Хлебникъ обещался накормить меня до сыта, если я соглашусь надеть на себя его платье и вместо его продавать по улицамъ хлебы. Я согласился - судьба моя того хотела. Но уже давно жители Константинополя жаловались на хлебниковъ за то, что ихъ хлебы и худо были испечены и не имели надлежащаго весу. Неудовольствiя въ здешнемъ городъ, какъ и вамъ удавалось можетъ быть слышать, производятъ не редко великiя возмущенiя. Все это не хуже другихъ было известно и мне; но злая моя судьба запретила мне во время объ этомъ подумать.

Около четверти часа бродилъ я изъ улицы въ улицу, продавая хлебы - вдругъ окружило меня множество чернаго народа; начинаютъ меня бранить, толкать, бросаютъ въ меня грязью - бегу къ воротамъ Султанскаго дворца и, вся толпа бежитъ за мною съ ужаснымъ крикомъ. Визирь, испуганный возмущенiемъ, приказываетъ отрубить мне голову, чтобы успокоить народъ. Бросаясь передъ его могуществомъ на колена, объявляю, что не я тотъ хлебопекъ, на котораго гневается народъ; разсказываю исторiю о своемъ платье. Сжальтесь, честные Музульмане! воскликнулъ я наконецъ въ слезахъ: не я виноватъ, а суровая моя участь! - Все засмеялись. Одни плевали мне въ лицо, другiе кричали, отрубить ему голову, она очень глупа и ни на что ему негодная. Нашлись однако добрые люди, которые за меня вступились; наконецъ меня выпустили, и я побежалъ неоглядываясь, бросивъ посреди улицы корзину съ хлебами, которые все были разхищены въ одну минуту!

Я решился уйти изъ Константинополя, оставивъ вазу свою на сохраненiе Саладину. Какъ вздумано, такъ и сделано. Въ пристани встретился я съ отрядомъ войска, отправлявшимся на корабле въ Египетъ. Буди воля пророка! сказалъ я самому себе. Если назначено мне утонуть въ море, то ужь конечно я не умру на сушъ, и чемъ скорее, темъ лучше - и я селъ на корабль. Долго ли мы плыли, не знаю; во все время вашего путешествiя сиделъ я на палубъ и курилъ табакъ, твердо решившись не переменять своего положенiя и въ самую жестокую бурю. Если назначено кораблю погибнуть, такъ думалъ я, то онъ погибнетъ непременно, сколько бы я ни трудился предохранить его отъ разбитiя! Зачемъ же безпокоить себя попустому? никто не можетъ избавиться отъ того, что ему назначено Промысломъ.

Но мы пристали благополучно къ берегамъ Египта. Я вышелъ изъ корабля последнiй; было уже очень поздно, когда я пришелъ въ лагерь Элль-Арита. Трубка моя погасла; иду къ одной палатке, въ которой светился огонь, чтобы ее разкурить. Вдругъ... вижу на земле что-то блестящее; наклоняюсь - то былъ драгоценный алмазный перстень. Беру его съ темъ намеренiемъ, чтобы на другое утро объявить черезъ крикуна о своей находке, и надеваю на левой мизинецъ. - Всё несчастiя! Перстень былъ слишкомъ великъ, а мизинецъ мой слишкомъ малъ, и въ то самое время, какъ я наклонился къ огню, чтобы закурить свою трубку, онъ упалъ въ сено, разостланное передъ осломъ; я началъ разгребать сено: оселъ ударилъ меня задними копытами и такъ сильно, что я, отлетевъ отъ него шаговъ на пять, упалъ на солдата, спящаго подлъ палатки. Онъ закричалъ, и крикомъ своимъ разбудилъ другихъ; они вскочили, сбежались ко мне, обступили меня кругомъ; въ это самое время какъ на беду попался мне въ сене потерянный мною перстень, и я держалъ его въ рукъ. Трудно ли после этаго счесть меня за вора! И тотчасъ начали меня уверять, что я укралъ какiе-то дорогiе товары, похищенные за неделю до прибытiя нашего въ лагерь. Я представилъ свидетелей, которые вместе со мною побожились, что я въ это время плылъ на корабле изъ Константинополя - намъ поверили; однако, не смотря на то, приказали меня для некоторыхъ причинъ выколотить палками по пятамъ, что было въ ту же минуту весьма порядочно исполнено; и я три дни пролежалъ на постеле съ превеликою опухолью на пяткахъ. Подобные случаи бываютъ только со мною; а вся беда произошла отъ того, что мне не вздумалось прежде утвердить хорошенько на пальце своемъ перстень и потомъ уже начать разкуривать свою трубку.

Наконецъ опухоль на пяткахъ моихъ прошла, и я могъ уже вставать съ постели. Однажды вздумалось мне заглянуть въ одну палатку, надъ которою развевалъ красный флагъ и которую называли кофейнымъ домомъ. Въ этомъ кофейномъ домъ увиделъ я незнакомаго мне человека, который очень сожалелъ о потере драгоценнаго перстня; онъ описалъ мне его приметы; я тотчасъ догадался, что это былъ тотъ самый несчастный перстень, за который пострадали мои пятки. Я бы охотно подарилъ двести цехиновъ тому, кто возвратитъ мне, или скажетъ, где я могу отыскать свой перстень, говорилъ этотъ незнакомецъ, и я разсказалъ ему случившееся со мною, прибавивъ, что знаю въ лицо того мошенника,

Однажды ночью товарищи мои спали, а я перебиралъ и пересчитывалъ свои цехины. На другой день эти господа пригласили меня съ собою выпить несолько чашекъ шербету - я согласился, и для чего было не согласиться! они меня потчивали, а я пилъ. Вдругъ начинаю чувствовать пресильную охоту спать - заснулъ - просыпаюсь - где же я? въ открытомъ поле, подъ пальмовымъ деревомъ - первая мысль о цехинахъ; ищу своего кошелька - онъ тутъ; а где цехины? все изчезли! вместо ихъ нашелъ я въ кошельке около сотни маленькихъ камышковъ. Я догадался, что меня обманули, что вместо шербета дали мне пьянаго напитка, и что все это сделано было по общему согласiю съ темъ намеренiемъ, чтобы обобрать у меня мои цехины, которые замечены были мошенниками въ то время, когда я ихъ пересчитывалъ, воображая, что все мои товарищи спали глубокимъ сномъ.

Я побежалъ въ лагерь, жаловался, но жалобы мои остались безполезными; я не имелъ доказательствъ, и все надо мною смеялись. Въ своемъ отчаянiи воскликнулъ я: бедный Мурадъ! и вмигъ разнеслось известiе, что Мурадъ несчастный, котораго неудачи такъ славны были въ Константинополе, находится въ лагере; на меня приходили смотреть, какъ на чудо; а когда я прохаживался по улицамъ лагеря, то все указывали на меня пальцами и все говорили: вотъ идетъ Мурадъ несчастный. И сказать правду, такая слава была не очень мне по сердцу!

Въ то время наши солдаты имели страстную охоту стрелять въ цель, и они стреляли безъ всякой осторожности. Мне самому случилось однажды видеть, что выстрелъ, направленный въ верхушку палатки, попалъ въ самую палатку, которую пуля пробила на вылетъ; около десяти солдатъ были убиты на повалъ, и ни кто не могъ сведать, кто убiйца. Такiя несчастiя почти не делали никакого впечатленiя; свидетели убiйства говорили очень спокойно, смотря на убитаго: "Добрый путь въ Магометовъ рай! часъ его пришелъ! отъ суженаго не избегнешь!" - Все эти примеры более и более усиливали во мне веру въ предопределенiе. Я часто говорилъ самому себе: завтра можетъ быть умру; повеселимся же ныне, пока есть время!

Хотя я и не имелъ своихъ денегъ, но я не терпелъ никакого въ нихъ недостатка; жиды, находившiеся въ лагере, ссужали ими солдатъ за большiе проценты. Я познакомился съ однимъ изъ этихъ плутовъ, который зналъ моего брата Саладина; этотъ ростовщикъ будучи уверенъ, что въ случае смерти моей заплатитъ за меня мой братъ, согласился ссудить меня хорошею суммою. Я очень любилъ кофе и опiумъ: прiятное волненiе, которое производилъ во мне сей последнiй напитокъ. Оживлялъ мою душу, и я забывалъ на несколько времени все свое горе.

Мурадъ; разве не видишь, что стрелки прицелились въ твою чалму? они уже дали одинъ промахъ, въ другой разъ могутъ и попасть! - "За кого ты меня принимаешь? - сказалъ я -- теперь уже нетъ Мурада несчастнаго." И я продолжалъ плясать; минуты черезъ две пуля ударила меня въ голову, и я упалъ замертво. Меня оживили; но леченiе раны моей было для меня хуже смерти - такъ жестоко меня мучили. А самое досадное было то, что армiя должна была идти въ походъ, и я боялся, чтобы меня не бросили назади вместе съ неизлечимыми.

Лекарь советовалъ мне, чтобы я старался какъ можно быть спокойнее; но я уже вамъ сказалъ, что вредоносная планета моя вечно препятствовала мне понимать вещи и во время и какъ должно. Мое безпокойство о томъ, чтобы не остаться назади, было такъ велико, что я по нескольку разъ въ день подымался съ постели, дабы посмотреть, согласно ли съ постановленiемъ выходятъ изъ лагеря наши войска. Но солдаты не очень спешили повиноваться, и палатки были снимаемы очень медленно. Лекарь, навестивъ меня ввечеру, нашелъ, что я очень боленъ и что, мне трудно будетъ перенести безпокойство похода. На другой день приходятъ за мною солдаты, хотятъ посадить меня на осла; но этотъ оселъ былъ самый тотъ, который лягнулъ въ меня задними ногами въ то время, когда я искалъ перстня; я разсудилъ, что эта скотина можетъ навлечь на меня какое нибудь несчастiе и отказался на нее сесть, упросивъ солдатъ, чтобы они несли меня попеременно на рукахъ. Но жаръ былъ несносный; они не могли его вынести и положили меня на песокъ, сказавъ, что идутъ къ ближнему источнику за водою.

Напрасно дожидался я ихъ возвращенiя - злодеи безъ всякаго состраданiя оставили меня умирать на горячемъ песке, отъ жажды, которая страшнымъ образомъ меня мучила. Я потерялъ всю надежду. Магометъ определилъ, такъ думалъ я, чтобы мне погибнуть въ степи и чтобы хищныя птицы разклевали мое тело! Да будетъ его воля! Но въ это время нашелъ на меня отрядъ Англiйскихъ войскъ. Хотя они и Христiане, но поступили со мною гораздо человеколюбивее, нежели правоверные Магометовы чада. Эти добрые люди залечили мою рану - судьба однако не переставала преследовать меня, какъ и прежде. Вотъ что случилось со мною. Мы страшную терпели жажду. Англичане вздумали вырыть колодезь въ одномъ месте, где по уверенiю одного изъ ихъ инженеровъ должна была находиться вода. Будучи большой охотникъ рыться въ земле, я разсудилъ отыскать источникъ и указалъ на одно место, где по моимъ приметамъ надлежало быть пруду. Меня остерегали, уверяя, что поиски мои будутъ напрасны и что я конечно не найду воды въ томъ месте, въ которомъ найти ее чаю. Я не послушался добрыхъ советовъ, пошелъ - и въ самомъ делъ не нашелъ ничего. Безъ сомненiя былъ я обманутъ: какимъ нибудь злонамереннымъ духомъ.

Утомившись чрезвычайно; палимый зноемъ, пошелъ я назадъ по темъ следамъ, которые оставлены были на песке моими ногами. Началъ дуть ветерокъ; онъ освежалъ меня, и я благодарилъ Небо за эту помощь, но какъ же я ужаснулся, когда заметилъ, что этотъ самый прохладный ветерокъ заметалъ следы, означавшiе на песке мою дорогу - все они изчезли, и я не зналъ, въ какую сторону обратиться. Я чувствовалъ голодъ; мучительная жажда меня снедала. Наконецъ отчаянiе мною овладело; я бросилъ на песокъ свою чалму, разорвалъ на себе одежду и залился горькими слезами. Смерть моя казалась неизбежною; я думалъ только о томъ, какъ бы ее ускорить. Прежде еще выступленiя войскъ нашихъ запасся я на всякой случай опiумомъ; онъ спрятанъ былъ въ складкахъ моей чалмы; хочу его принять - увы! последнее утешенiе умереть легкою смертiю было похищено у меня жестокой судьбою: опiумъ выпалъ изъ чалмы въ ту самую минуту, когда я ее сбросилъ съ головы и я не могъ уже отыскать его въ песке. Я повалился на землю, поручивъ участь Свою Магомету.

Никакимъ перомъ не льзя описать того, что я терпелъ отъ голода и жажды; наконецъ пришелъ я въ какое-то бешенство, и мне виделись разные ужасы. Долго ли продолжалось это безпамятство, я не знаю; но меня извлекли изъ него человеческiе голоса: я увиделъ въ некоторомъ отъ себя разстоянiи караванъ богомольцевъ, возвращающихся изъ Мекки. Они нашли источникъ, и это было причиною техъ радостныхъ восклицанiй, которыя меня разбудили. Подивитесь же моему несчастiю! этотъ источникъ находился отъ меня очень близко, а я умиралъ отъ жажды. Не смотря на свою слабость, я началъ кричать и поползъ къ тому месту, откуда слышались мне голоса. Я скоро увиделъ своими глазами путешественниковъ: они наполняли водою мехи и поили верблюдовъ. Но силы мои совсемъ истощились, я не могъ уже ни кричать, ни ползти и уже виделъ, что они садились на верблюдовъ, готовы будучи удалиться. О жестокая звезда! подумалъ я, они уедутъ; но мне пришло въ голову снять съ моей чалмы белое полотно и имъ махать, что я и сделалъ - путешественники меня увидели, приближились ко мне; одинъ невольникъ меня напоилъ, и я разсказалъ имъ, какою судьбою зашелъ въ эту ужасную пустыню.

Между темъ одинъ изъ путешественниковъ разсматривалъ очень. внимательно кошелекъ, висевшiй у меня на поясе - это былъ тотъ самый кошелекъ, которой получилъ я съ цехинами за открытiе потеряннаго перстня; на немъ изображено было имя того, кому онъ принадлежалъ прежде. Путешественникъ, смотревшiй на него со вниманiемъ, былъ братъ моего благодетеля; мы объяснились, и этотъ человекъ обещался меня не оставить. Караванъ шелъ въ Каиро - мой новый знакомецъ предложилъ мне следовать за нимъ, и вамъ не нужно сказывать, что я съ большою охотою согласился на это выгодное для меня предложенiе.

"Послушай, Мурадъ, - сказалъ мне новый мой покровитель, когда я описалъ ему свои несчастiя - ты почитаешь себя осужденнымъ на неудачи; я въ этомъ съ тобою несогласенъ, и берусь помогать твоему горю: советуйся со мною всякой разъ, когда ты вздумаешь приняться за какое нибудь дело. Я обещался исполнять его приказанiя.

Этотъ человекъ былъ и богатъ и великодушенъ; онъ содержалъ меня очень хорошо: должность моя состояла въ присмотре за вьюкомъ верблюдовъ и пересчитыванiя тюковъ при ихъ перекладке. Я исполнялъ эту должность съ великою точностiю каждый вечеръ. Однажды - это случилось въ самый день нашего прибытiя, въ Александрiю - я поленился пересчитать тюки, будучи уверенъ, что они все на лицо. Начали перегружать ихъ на корабль; что же? недоставало трехъ тюковъ хлопчатой бумаги. Мой господинъ сделалъ мне выговоръ, но кроткiй и слишкомъ милостивый. Черезъ крикуна возвестилъ онъ, что дастъ хорошее награжденiе тому, кто отыщетъ пропажу - и пропажа нашлась; но корабль уже отвалилъ отъ берега. Мы - я и мой господинъ - сели въ шлюбку, съ своею хлопчатою бумагою, догнали корабль; но Капитанъ сказалъ намъ, что уже не было никакого способа поместить на немъ наши товары, что онъ уже былъ полонъ. Очень долго спорили - наконецъ Капитанъ согласился дать место на палубъ нашимъ тремъ тюкамъ, а мне приказано было стеречь ихъ и днемъ и ночью.

Въ продолженiе нашего плаванiя не случилось съ нами никакого несчастiя; но въ последнюю ночь, на кануне отбытiя корабля въ Каиро, заснулъ я, выкуривъ свою трубку, на одномъ изъ тюковъ съ хлопчатою бумагою. Трубка была единственнымъ моимъ утешенiемъ и я не разставался съ нею ни на минуту. Что же? моя злая судьба и это невинное удовольствiе обратила въ мою погибель: вдругъ пробуждаютъ меня крики моихъ товарищей! Вскакиваю! что сделалось? Я не высыпалъ пепла изъ моей трубки! хлопчатая бумага загорелась, и чалма на головъ моей уже пылала. Я весь изжегся и на лбу у меня выскочило множество волдырей; а когда затушили огонь, то Капитанъ корабля торжественно, объявилъ, что онъ не согласится ни за какiя деньги, держать на своемъ судне такого человека, которое причиною всехъ несчастiй; и добрый мой господинъ, удостоверенный опытами, что непрiязненная звезда моя не позволяетъ мне быть исправнымъ слугою, решился со мною разстаться; онъ далъ мне кошелекъ съ пятьюдесятью цехинами и сказалъ: теперь ты свободенъ, Мурадъ; постарайся употребить на пользу свою эти цехины, и участь твоя можетъ быть переменится. Увы! я не имелъ никакой надежды на счастiе, однако решился последовать доброму совету и сделать выгодное употребленiе изъ моихъ цехиновъ.

Прошла неделя. Въ одинъ день, прохаживаясь по улицамъ великаго Каира, я встретился съ человекомъ, котораго лицо показалось мне знакомо. Всматриваюсь, узнаю того жида, который ссудилъ меня деньгами въ лагере Эллъ-Ариша. Не могу понять, что привело этаго проклятаго еврея въ Каиро; конечно судьба моя шепнула ему на ухо: ты найдешь въ этомъ городе Мурада! счастливый путь! Онъ привязался ко мне съ требованiемъ, чтобы я заплатилъ ему долгъ, грозясь объявить меня беглымъ солдатомъ, хорошо известно было ему, что я бежалъ по неволе, будучи брошенъ больной на дороге. Я старался умилостивить своего сердитаго заимодавца - шумели? шумели - наконецъ условились, чтобы я заплатилъ ему капиталъ, и чтобы онъ отсрочилъ мне платежъ процентовъ, за что я обязывался купитъ у него связку платья, доставшагося ему изъ вторыхъ рукъ, и, которое онъ соглашался уступить за весьма дешевую цену по той причине, что ему необходимо нужно было какъ можно скорее уехать изъ Каиро. Онъ показалъ мне платье, и въ самомъ делъ оно было очень богатое; словомъ сказать, я купилъ этотъ товаръ въ твердой уверенности, что продамъ его скоро и за хорошiя деньги.

Въ самомъ делъ такъ и случилось - я вынесъ платье свое на рынокъ, купцовъ нашлось очень много, и въ несколько дней все мое сокровище было раскуплено, а я остался съ порядочнымъ барышемъ.

изъ его невольниковъ, для которыхъ были оныя куплены, заразились чумою, и что онъ полагаетъ мои платья причиною этой заразы. Я никакъ не могъ вообразить, чтобы это была правда; пошелъ на базаръ; тамъ встретились со мною многiе изъ моихъ покупщиковъ, которые объявили мне то же, что и купецъ Дамасскiй. Я показалъ имъ на свои ноги. Видите ли вы эти прекрасныя туфли? государи мои - сказалъ я имъ - они находились въ одномъ ящике съ моими платьями; захотелъ ли бы я ихъ надеть, когда бы воображалъ, что они заражены чумою? Слова мои несколько ихъ успокоили. На другое утро однако одинъ изъ этихъ господъ приходитъ ко мне въ домъ и говоритъ: что ты наделалъ, Мурадъ! все мои невольники, которыхъ оделъ я въ купленное у тебя платiе, заражены чумою! Я затрепеталъ. Мы начинаемъ разсматривать тотъ ящикъ, въ которомъ прежде лежало платье. Что же? на крышке находимъ изглаженную надпись: Смирна, а въ Смирне за несколько времени передъ симъ свирепствовала страшная зараза. Тутъ догадался я, для чего мой жидъ не хотелъ самъ продавать своего товара, и вспомнилъ, что онъ, приподнимая крышку ящика (чтобъ показать мне платья), держалъ подъ носомъ губку, обмоченную въ уксусъ, уверяя меня, что запахъ мускуса для него ужасно вреденъ.

Сказываютъ, что робость располагаетъ наше тело къ принятiю чумы. Если это правда, то верно никто на свете не могъ быть такъ скоро приготовленъ къ этой болезни, какъ я въ ту минуту: мысль, что, я буду причиною распространенiя моровой язвы, и что можетъ быть она уже вошла въ мое тело, такъ устрашила меня, что я въ ту же минуту занемогъ жестокою горячкою.

Очень долго пролежалъ я безъ всякой памяти. Пришедши въ чувство, увиделъ я себя въ бедной хижине, на соломе - въ углу сидела старушка и курила табакъ. Она объявила мне, что Кади велелъ меня выбросить за городъ, и что мой домъ былъ срытъ до основанiя и сожженъ. "Безъ меня, бедный человекъ, ты уже давно бы умеръ, но я дала обещанiе великому пророку не упускать ни одного случая сделать доброе дело. Вотъ твой кошелекъ, которой мне удалось спасти отъ жадной черни, и что еще более, отъ когтей правосудiя. Сначала укрепись, а после разочтемся."

Сверхъ всякаго чаянiя зараза меня не умертвила. Я посылалъ старушку узнать, что делается въ Каире. Чума уменьшается - сказала она мне - я видела однако множество погребенiй. все жители проклинаютъ какого-то Мурада, несчастнаго человека.

Я простившись съ моею избавительницею, вступилъ въ лазаретъ, чтобъ выдержать карантинъ и потомъ уехать изъ Каира, где все ненавидели беднаго Мурада. Мне пришло въ голову, что все несчастiя мои происходили отъ моего небреженiя о драгоценномъ талисмане, мною наследованномъ отъ отца: три ночи сряду виделъ я во сне какого-то генiя, который увещавалъ меня вспомнить о чудотворной фарфоровой вазе, и я решился возвратиться въ Константинополь съ твердымъ намеренiемъ поправить свою ошибку. Въ пристани спрашиваю у перваго попавшагося мне носильщика, не знаетъ ли онъ чего нибудь о Саладине? "Какъ не знать, отвечалъ носильщикъ, и кому въ Константинополе неизвестенъ Саладинъ счастливецъ." -- Гдежъ его домъ? - Мне указали великолепныя палаты. Я никакъ не могъ поверить, чтобы это было жилище моего брата, и долго не решался въ него войти. Но въ это время Саладинъ самъ явился въ дверяхъ богатаго дома; онъ узналъ меня, и съ восклицанiемъ радости: бросился ко мне на шею. Я поздравлялъ его съ такою блестящею фортуною. Вотъ Саладинъ, сказалъ я ему, ты не верилъ мне, что люди родятся или счастливыми или несчастными! но ты перестанешь въ этомъ сомневаться, когда я разскажу тебе свой приключенiя. Не подумай однако, чтобы я поселился въ твоемъ доме - нетъ, другъ мой! несчастiя мои заразительны; могу ли я пожелать тебе погибели! Я пришелъ сюда только за темъ, чтобы взять у тебя свою фарфоровую вазу. Братъ мой очень много смеялся моимъ разсужденiямъ, и хотелъ непременно, чтобы я поселился въ его доме. Саладинъ не переменилъ ни мало своего любезнаго характера: онъ былъ по прежнему скроменъ и доступенъ. Выслушавъ съ терпенiемъ мою повесть, онъ разсказалъ мне весьма подробно о томъ, мненiе было совсемъ неубедительно, я остался при той мысли, что ему помогала счастливая звезда, а меня преследовала несчастная и злая.

И не прошло четырехъ дней после моего переселенiя въ домъ Саладиновъ, какъ уже онъ почувствовалъ, что у него живетъ любезный братецъ его Мурадъ. Та самая Султанша, которой Саладинъ продалъ свою вазу, поручила ему выписать для нее изъ Венецiи большое дорогой цены зеркало.

Саладинъ исполнилъ это порученiе. Зеркало уже въ пристани, онъ приказываетъ невольникамъ перенести его къ себе въ домъ, а самъ идетъ къ Султаншъ съ объявленiемъ, что зеркало, ею требуемое, привезено. Было уже поздно. Султанша приказала моему брату поберечь эту драгоценную вещь въ своемъ домъ до следующаго утра. Зеркало поставили въ одной горнице нижняго этажа, которая имела сообщенiе съ моею - въ этой же горнице стояло и несколько бронзовыхъ люстръ, купленныхъ Саладиномъ для своего дома. Надобно вамъ знать, что дни за два передъ темъ сделалась у нашего соседа покража, по улицамъ Константинопольскимъ шаталось много бродягъ. Братъ мой, имея большую сумму наличныхъ денегъ, приказалъ невольникамъ стоять попеременно на караулъ ночью. Вотъ случай доказать усердiе мое Саладину - подумалъ я - и расположился не спать во всю ночь, разтворилъ двери своей горницы для того, чтобы малейшiй шорохъ могъ разбудить меня, селъ противъ нихъ совсемъ одетый, положивъ подле себя обнаженную саблю и заснулъ. Въ полночь послышался мне какой-то шумъ - вскакиваю - саблю въ руки, иду къ дверямъ - при слабомъ свете лампады, которая горела въ прихожей горнице, вижу человека, вооруженнаго саблею. Кричу во весь голосъ; кто идетъ? Нетъ ответа. Подымаю саблю и выступаю впередъ - неизвестный также подымаетъ саблю и выступаетъ впередъ. Мне оставалось только предупредить ударъ его своимъ ударомъ - и я грянулъ въ него изъ всей силы. Что же? врагъ мой изчезъ; зазвенело, застучало, на меня посыпались стекла. О судьба! я разбилъ зеркало, привезенное для Султанши. На стукотню сбежался весь домъ: наконецъ является и мой братъ Саладинъ, и что же онъ видитъ? Мурада плачущаго на развалинахъ драгоценнаго зеркала, имъ разрушеннаго. "Въ самомъ делъ, Мурадъ несчастный, сказалъ братъ мой съ некоторою досадою; но въ ту же минуту опомнившись, подалъ мне руку, и прибавилъ съ усмешкою: прости мне, Мурадъ! я укоряю тебя напрасно! ты не имелъ никакого дурнаго намеренiя; а это несчастiе весьма скоро можетъ быть исправлено!"

Братъ мой казался веселымъ; но въ самомъ деле ему не льзя было не безпокоиться; онъ не зналъ, какъ приметъ Султанша известiе о несчастiи, случившейся съ ея зеркаломъ. Я съ своей стороны, будучи уверенъ, что разорю Саладина въ конецъ, если еще несколько времени пробуду въ его домъ, решился въ ту же минуту съ нимъ разлучиться, и сообщаю ему это намеренiе. Братъ мой видя, что оно непоколебимо, сказалъ мне: "Послушай, Мурадъ, въ одномъ изъ моихъ магазиновъ очистилось место фактора; не согласишься ли ты его занять? Должность твоя будетъ самая легкая; впрочемъ и самыя ошибки твои не могутъ мне сделать никакого вреда; я богатъ, и упущенiе какой нибудь безделицы ни мало не будетъ для меня разорительно."

Добродушiе Саладина тронуло меня до слезъ; я въ то же самое утро переселился въ этотъ магазинъ, въ которомъ вы теперь меня видите; а въ вечеру братъ мой прислалъ ко мне драгоценную мою вазу и при ней записку, въ которой написано было следующее: "краска, найденная мною въ фарфоровой вазе, положила основанiе моему богатству; справедливость требуетъ, чтобы я разделилъ ее съ моимъ братомъ."

Признаюсь самъ, что я не могъ наслаждаться счастливымъ своимъ состоянiемъ, первой Султанши. Нынешнимъ утромъ прислалъ онъ мне сказать, что Султанша соглашается его простить, но съ темъ условiемъ, чтобы онъ доставилъ ей такую же точно вазу, какую она за годъ передъ темъ у него купила. Я обрадовался случаю пожертвовать своею драгоценностiю Саладину, и велелъ ему сказать, что принесу къ нему эту вазу самъ. Мне хотелось ее хорошенько вымыть, потому что на дне ея находились еще некоторые следы красной краски; я влилъ въ нее кипятку; вдругъ слышу - шипитъ; не успелъ мигнуть, какъ бедная моя ваза разлетелась на части. После этаго судите, милостивые государи, не имею ли я права называть себя несчастнымъ, и не лучшели бы гораздо было, когдабъ я совсемъ не родился на светъ!"

Въ эту минуту вошелъ въ горницу Саладинъ. Не видя своего брата, онъ вообразилъ, что съ нимъ сделалось какое нибудь новое несчастiе - онъ ахнулъ, увидевши на полу развалины вазы; но разсмотревъ ихъ съ своимъ обыкновеннымъ присутствiемъ духа, сказалъ: берусь склеить эти черепки и ваза будетъ цела по прежнему. "Видители, государи мои! воскликнулъ Мурадъ; счастiе следуетъ за нимъ, какъ тень. Ему стоитъ только показаться, чтобы все сделались довольны и веселы. И на вашихъ лицахъ изображается удовольствiе; хотите ли его увеличить? пускай Саладинъ разскажетъ вамъ свои приключенiя." - Охотно исполню ваше требованiе, сказалъ Саладинъ: но съ темъ условiемъ, чтобы эти добрые чужестранцы у меня отужинали. Султанъ любопытенъ былъ слышать исторiю Саладина и пошелъ къ нему въ домъ. После ужина Саладинъ началъ разсказывать:

"Не думаю, чтобы въ моемъ младенчестве случалось со мною что нибудь необыкновенно счастливое; но долженъ вамъ признаться, что наименованiе счастливый сделавшiй на душе моей глубокое впечатленiе, неизлечилъ меня совершенно отъ сей болезни. Въ Константинополе находился одинъ Французскiй инженеръ, который пользовался отменною милостiю Султана. Онъ праздновалъ рожденiе повелителя верныхъ и давалъ фейерверкъ. Зрителей собралось чрезвычайно много и я былъ въ томъ же числе. Намъ многократно кричали: отойдите, фейерверкъ опалитъ васъ. Те, которые стояли подле меня, отдалились; а я, въ крепкой надежде на доброхотную мою звезду, остался на прежнемъ месте, и черезъ минуту былъ осыпанъ огнемъ, который опалилъ мне лице и руки.

Инженеръ, услышавъ о моемъ приключенiи, навестилъ меня въ моемъ доме. Я имелъ счастiе ему понравиться; мы познакомились, и я много извлекъ пользы изъ разговоровъ своихъ съ этимъ почтеннымъ человекомъ. Онъ принудилъ меня смотреть безъ предубежденiя на многiя вещи, о которыхъ я имелъ понятiе совсемъ ложное; напримеръ, онъ истребилъ во мне безразсудную мысль? будто обстоятельствами нашей жизни управляетъ счастiе и несчастiе. Что такое счастiе? говорилъ онъ: опрометчивость, неосторожность. Ты видишь, другъ мой, что безразсудная твоя неосмотрительность едва не привела тебя ко гробу. Оставь безсмысленной толпе слепую веру на счастiе. Пусть, кто хочетъ называетъ тебя Саладиномъ счастливымъ; поступай такъ, чтобы иметь право на почтенное имя Саладина осторожнаго и

Слова этаго благоразумнаго чужестранца оставили во мне глубокое впечатленiе и дали другой оборотъ мыслямъ моимъ и предпрiятiямъ. Вы можетъ быть уже слыхали отъ Мурада, что мы не редко спорили съ нимъ о предопределенiи, и что я никогда не соглашался верить этой мечте, подобно Мураду. Мы остались каждый при своемъ мненiи, и эти мненiя, какъ я уверенъ, были единственною причиною какъ успеховъ моихъ, такъ и его несчастiй.

Мурадъ конечно вамъ сказывалъ, что я разбогателъ отъ красной краски, найденной мною въ фарфоровой вазъ. Безъ сомненiя эту находку могу назвать случаемъ счастливымъ; но какую бы она принесла мне пользу, когда бы я не употребилъ большихъ старанiй на составленiе сначала краски изъ найденнаго мною порошка,

Вы слышали отъ Мурада, что я продалъ вазу свою первой Султанше; вырученныя за нее деньги дали мне способъ привести въ порядокъ и разпространить свою торговлю. Я былъ остороженъ въ делахъ своихъ, наблюдалъ правила строгой умеренности, и особенно старался честными способами понравиться темъ людямъ, которые посещали мою лавку, или имели со мною дело. Надобно признаться, что я во всемъ этомъ не имелъ неудачи: въ несколько времени богатство мое превзошло мои надежды.

Одно произшествiе произвело въ обстоятельствахъ моихъ великую перемену. Въ предместiи Пере Визиря обращены были въ пепелъ; мечеть Софiйская имела ту же участь. Я слышалъ разныя мненiя о причинахъ сего несчастiя: одни называли его гневомъ Неба, которое наказало Султана за то, что онъ въ одну пятницу не ходилъ въ мечешь, другiе уверяли, что Магометъ сердитъ былъ на Султана за то, что онъ вмешался въ невыгодную войну, и что за ту же вину сжегъ палаты его Визиря, а все политики наши утверждали единодушно, что вышнею судьбою определено было въ такой-то день и часъ сгореть несколькимъ домамъ въ предместiи Перъ. Изъ всехъ этихъ многоразличныхъ мненiй выходило то, что жители Константинополя совсемъ непочитали за нужное брать предосторожности противъ пожара - и въ это время пожары случались почти каждую ночь. Нередко ловили зажигателей, вооруженныхъ фитилями, которые пользуясь общею безпечностiю, общему суеверiю; а употреблялъ все способы для предохраненiя моего дома отъ пожара. На дворъ моемъ вырытъ былъ водоемъ довольно обширный и всегда наполненный водою; домы смежные съ моимъ, часто загорались, но ни одинъ изъ нихъ не былъ жертвою пожара, благодаря пособiю, подаваемому въ скорости мною. Соседи мои называли меня своимъ покровомъ, они безпрестанно твердили, что я рожденъ счастливымъ, и что все ко мне близкое заимствуетъ отъ меня счастiе.

Въ одинъ вечеръ, отужинавъ у своего прiятеля, я возвращался довольно поздно домой - вдругъ примечаю, что жолобъ одного изъ городскихъ фонтановъ свороченъ былъ въ сторону, такъ что вода бежала черезъ бассеинъ, въ которомъ отъ этаго не было ли капли воды. Совсемъ не воображая, чтобы это было сделало съ умысломъ, я поправилъ жолобъ, и сделать въ той части города пожаръ, старались уничтожишь заранее все способы къ его потушенiю. Сначала не зналъ я, на что решиться; хотелъ разбудишь караульныхъ, которые очень спокойно спали, но мне пришло въ голову, что караульные могли быть сами въ заговоре, въ противномъ случае они давно бы приметили, что все жолобы переменили положенiе, и я решился разбудишь своего соседа Цаматъ-Сади, богатаго купца, имевшаго множество невольниковъ, которые могли въ одну минуту разсеять по всему городу тревогу. Цаматъ-Сади не долго думалъ; тотчасъ послалъ онъ объявить великому Визирю, что городъ въ опасности; и что прежде всего надобно подумать о сохраненiи священной особы Султана; потомъ разбудили и главныхъ чиновниковъ города. Янычарскiй Ага велелъ бить въ бубны, и весь городъ былъ уже въ тревоге, когда показалось пламя въ нижнемъ этажъ Цаматъ-Садiева дома. Злодеи, собравшiеся толпою, чтобы воспользоваться общимъ замешательствомъ, взяты были подъ стражу. Словомъ сказать, благодаря предосторожностямъ нашимъ, пожаръ затушили въ ту самую минуту, въ которую онъ оказался.

На другой день при появленiи своемъ на базаре былъ я окруженъ купцами - меня обнимали, благодарили, называли благотворителемъ. Цаматъ-Сади подарилъ мне драгоценный алмазъ и кошелекъ съ золотыми монетами. Примеру его последовали другiе купцы и городскiе чиновники, Спасителю Константинополя.

Такимъ образомъ въ одни сутки судьба моя совершенно переменилась: я сделался и богатъ и славенъ, началъ вести жизнь, соответственную новой моей фортуне - переселился въ богатой домъ и накупилъ множество невольниковъ. Несколько дней спустя после моего новоселья, на базаре я встретился съ Жидомъ, которой, отведя меня въ сторону, сказалъ таинственнымъ голосомъ: ты купилъ многихъ невольниковъ, тебе надобно ихъ одеть; не хочешь ли, я продамъ тебе, за дешевую цену прекрасныя платья? - Наружность этаго человека не понравилась мне съ перваго взгляда, и я хотелъ уже ему отказать; но подумавъ, что выгоды своей никогда терять не должно, спросилъ, за какую цену разполагается онъ продать свои платья. Онъ удивилъ меня ответомъ; цена была необыкновенно дешевая. Начинаю разспрашивать, какимъ образомъ достались ему эти платья; онъ отвечаетъ весьма двусмысленно: это заставило меня подумать, что платья или украденныя, или зараженныя чумою. Жидъ показалъ мне ящикъ; но я заметилъ, что онъ, "И мне также - возразилъ я - и мне должно взять предосторожность." - Жидъ "побледнелъ, вообразивъ, что я проникнулъ его тайну; онъ вышелъ въ другую горницу будто за ключемъ и более не возвращался. Между темъ я началъ разсматривать ящикъ, и на крышке увиделъ совсемъ почти изглаженную надпись: Смирна. Это какое имеетъ онъ дело съ Жидомъ. Цаматъ-Сади отвечаетъ мне, что этотъ человекъ вызывается продать ему неволыничьи платья. - "Остерегись, Цаматъ-Сади. Я имею причину думать, что эти платья заражены чумою.! Я сообщилъ Цамату сделанныя мною примечанiя, онъ очень много меня благодарилъ. Мм пошли къ Кадiю съ доносомъ, но Кади несколько замешкался взять Жида подъ стражу; онъ скрылся съ своимъ платьемъ.

Мне удалось видеть Фатиму, дочь Цаматъ-Садiя въ то время, когда она шла въ мечеть: стройность ея стана меня поразила. Я не осмеливался однако требовать ея руки у Садiя, которой вдесятеро былъ меня богатее. Но услуга, оказанная ему мною, разположила его въ мою пользу. Онъ праздновалъ день рожденiя своей дочери. "Саладинъ - сказалъ онъ мне - праздникъ данъ будетъ у меня въ саду; хочешь ли смотреть на него съ балкона? ты можешь увидеть и дочь мою безъ покрывала." - Избави меня отъ этаго Богъ! я виделъ твою дочь издали - она оставила глубокое впечатленiе въ моемъ сердце. Я не хочу усиливать, этого чувства, ибо знаю, что дочь твоя несотворена быть женою Саладина. - "Кто тебе это сказалъ! воскликнулъ Цаматъ-Сади. Дочь моя тебе нравится? въ добрый часъ! будь ея " -- Не стану вамъ открывать своей радости. - Черезъ несколько времени я сделался счастливымъ супругомъ. Фатима, прекрасная лицомъ, прекрасна и душою - мы живемъ согласно. Цаматъ-Сади отдалъ мне свой огромный домъ; и теперь, имея большое богатство съ милою женою, почитаю себя совершенно счастливымъ - мне ничего не останется желать на свете, когда увижу счастливымъ и добраго моего Мурада. Чтоже касается до разбитаго зеркала и вазы, то мы постараемся помочь этому горю. Султанша....."

- Не бойтесь гнева ея, сказалъ Султанъ, сбросивъ съ себя верхнее платье, подъ которымъ сокрыта была Императорская одежда.... Саладинъ! я доволенъ твоею повестiю, и признаюсь охотно, что называемое счастiемъ въ поступкахъ людей, приличнее называть осторожностiю и благоразумiемъ. Саладинъ долженъ быть прозванъ и разсудительнымъ, а Мурадъ заслуживаетъ более наименованiе неосторожнаго, нежели Такъ говорилъ Селимъ. Онъ предложилъ Саладину достоинство Паши и важную должность Губернатора одной провинцiи; но осторожный Саладинъ, довольствуясь скромнымъ и безопаснымъ счастiемъ, съ почтительностiю отклонилъ отъ себя это предложенiе. Я счастливъ, говорилъ онъ, и желанiе быть счастливее было бы для меня весьма безразсудно.

А Мурадъ? - Мурадъ продолжалъ верить предопределенiю, жаловаться на свой неудачи, пить опiумъ и дурачиться, приписывая все дурачества свои неизбежному жребiю.