Даниэль Деронда.
Часть восьмая. Плоды и семена.
Глава LXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Даниэль Деронда. Часть восьмая. Плоды и семена. Глава LXX. (старая орфография)

ГЛАВА LXX.

Одно из самых блаженных ощущений любви - это чарующее сознание, что, соединяя с нашею жизнью жизнь любимого создания, мы можем заменять для него горе радостью и даже стушевать мрачное воспоминание о прошлом более светлым настоящим. Любовь Деронды к Мире отличалась этим, именно, сладостным оттенком покровительства. Еще с детства жизнь её была вся усеяна терниями, и, когда Он впервые ее увидел, то её черты искажало самое безнадежное отчаяние; но теперь она сияла, как только-что распустившийся цветок, под теплыми лучами безоблачного счастья, и горе казалось ей, если и возможным, то очень легко переносимым, вместе с любимым человеком. А он с необъяснимою радостью следшть за спокойным, ясным счастием, разливавшимся по всему её существу, и говорил себе ежеминутно, что ему не надо другого блаженства, как только охранять это нежное создание от малейших страданий.

Она не знала о разочаровании Ганса и отчаянии Гвендолины; убедившись, что Деронда любил ее, она легко объясняла себе все чувства к нему Гвендолины той благодарной преданностью за сделанное ей добро, которую она некогда сама ощущала. Все, что говорил Деронда о м-с Грандкорт, хотя он очень редко и очень сдержанно о ней упоминал, вполне подтверждало это предположение. Мира легко верила, что он был ангелом-хранителем не только для нея одной, и она только удивлялась тому, что среди всех облагодетельствованных им созданий он избрал спутницей своей жизни именно ее, Миру.

Таким образом, очутившись под балдахином Мира не ощущала обычного страха молодой девушки перед неведомой судьбой, а лишь чувствовала душевную тревогу при мысли, достойна-ли она того великого счастья, которым судьба ее наградила. Редко под этим бархатным балдахином, стояла более счастливая чета; редко более надежная клятва в верности была произносима устами, прикасавшимся к брачной чаше. Венчание, конечно, происходилопо еврейскому обряду в главной Лондонской синагоге, в присутствии огромной толпы, из которой богатые и бедные пользовались одинаковым вниманием. Среди гостей, присутствовавших при брачной церемонии и на последовавшем за нею скромном обеде, находилась вся семья Коганов, за исключением одного только грудного младенца, оставшагося дома, Мардохей в минуты счастия не мог, конечно, забыть о своих друзьях, неоставлявших его в тяжелую, пору его жизни.

М-с Мейрик вполне это понимала и совершенно примирилась с мыслью встретить на свадебном обеде еврея-закладчика; она явилась со всеми своими тремя дочерьми, которые с удовольствием взирали на этот блестящий финал романа между Мирой и Дерондой. Один только Ганс неприсутствовал на этом интересном торжестве, потому что, по выражению Эми, мужчины всегда имеют глупую привычку влюбляться в тех, в кого не следует. Мейрики были вознаграждены за победу над своими предразсудками характерной речью Когана, нисколько не походившей на обыкновенные послеобыденные излияния. Маленький Яков, конечно сидел тут-же, между большими, ел за троих и, когда Эзра закончил свой тост, он не преминул, с своей стороны, также сказать пару слов, чувствуя, что даст этим отцу лишний повод похвастать перед всеми ученостью своего сына. Одна только Аделаида-Ревекка смирно сидела на своем месте, сияя в своем светлом, праздничном платьице, которое, как она знала, очень шло к её розовому личику. Мардохей большею частью молчал, но его блестящие, впалые глаза сверкали неподдельной радостью, особенно когда они останавливались на Деронде.

Свадебный обед был очень скромный, но Мира получила дорогие подарки. Сэр Гюго и леди Малинджер приготовили молодым полную коллекцию необходимых дорожных принадлежностей для путешествия по востоку и бриллиантовый медальон с надписью: "Жене милого Даниеля Деронды, с пожеланиями всего лучшого. Г. и Л. М." Клесмеры прислали великолепные дамские часы с соответственной надписью.

Но Деронда в день своей свадьбы получил нечто более драгоценное, чем золото и бриллианты. Это было следующее письмо из Дипло:

"Не вспоминайте обо мне с грустью в день вашей свадьбы. Я помню ваши слова, что я должна сделаться одной из тех женщин, имя которых произносится всеми с любовью и уважением. Я до сих пор не понимаю, как это может случиться, но, если ваши слова когда-нибудь исполнятся, то лишь благодаря вашей помощи. Я всегда думала только о себе, причиняя вам одни страдания. Но не печальтесь более обо мне. Я буду стараться и, надеюсь, стану лучшей только потому, что узнала вас.

Гвендолина Грандкорт."

Тотчас после свадьбы приступили к приготовлениям для отъезда на восток, потому что Деронда не мог отказать Эзре в желании сопровождать его и Миру, а очевидные симптомы свидетельствовали о его быстро приближавшейся кончине, так что времени терять было нельзя.

- Не все-ли равно, где я умру; только-бы быть поближе к вам, - говорил Озра.

Но судьбе не угодно было, чтоб он выехал из Англии. Однажды утром он сказал Деронде:

Он потребовал, чтоб его одели и посадили в покойное кресло; Деронда и Мира не отходили от него ни на минуту, и впродолжении нескольких часов он молчал, устремив на них глаза, полные спокойствия и мирного созерцания. Только поздно вечером, когда уже смеркалось, он взял за руки Деронду и Миру и тихо промолвил:

в тебе, и мы никогда не разстанемся!

Он умолк, и Деронда ждал, не прибавит-ли он еще чего-нибудь. Но Эзра медленно приподнялся и произнес по-еврейски отходную молитву, с которой каждый еврей обращается к Богу, чувствуя приближение смерти. Потом он снова опустился в кресло и уже не произнес более ни слова.

Через несколько часов он тихо угас на руках у Миры и Деронды.