| Автор: | Эмар Г., год: 1878 |
| Категории: | Роман, Приключения |
XIII
ГРАФ ДЮ ЛЮК НАПАДАЕТ НА СЛЕД ВОЛЧИЦЫ
Мы уже говорили, что граф дю Люк должен был в восемь часов прийти на угол улиц Арбр-Сек и Сент-Оноре. Сорок минут восьмого он вышел из гостиницы "Шер-Ликорн" и ровно в восемь очутился в назначенном месте.
Ночь стояла темная, безлунная; моросил дождик; на улице было скользко, холодно, сыро. Граф осмотрелся вокруг.
На углу улицы Арбр-Сек стояли носилки.
Граф подошел. Носилки были открыты. Он сел. В ту же минуту подошел какой-то человек и завязал ему глаза мокрым платком. Затем носилки закрылись, и его довольно быстро понесли по улицам.
Только граф, к своей сильной досаде, никак не мог определить, в какую сторону его понесли, так как носильщики сначала раза три повернулись на одном месте.
- Черт возьми! Мошенники знают свое дело, - прошептал он, полунасмешливо, полусердито. - Ну да все равно, это презабавно; мне нельзя жаловаться.
Рассуждая таким образом, он заглушал тревожное чувство, в котором не хотел себе сознаться.
Носилки по дороге несколько раз останавливались, наконец граф почувствовал, что его внесли по лестнице в комнату. Тут кто-то взял его за руку, помог ему выйти из носилок и повел его. Затем этот кто-то оставил его руку и тихонько удалился.
- Снимите повязку, - сказал нежный голос.
Граф развязал платок и окинул глазами комнату.
Это была небольшая гостиная с потолком в виде купола, меблированная по последней моде.
"Клетка недурна, - подумал Оливье, - надеюсь, скоро явится и птичка, и на этот раз можно будет разглядеть ее".
Но граф дю Люк ошибся. Подняв голову, он увидел величественную даму в той же красной маске, в какой он видел ее первый раз в ресторане. Она была в том же самом платье.
- Хорошо! - произнесла она по-испански слегка дрожавшим от волнения голосом. - Вы настоящий дворянин, граф: не задумавшись, явились по первому моему зову.
- Вы разве в этом сомневались? - сказал он, предложив ей руку и усадив ее на груду подушек.
- Может быть, - отвечала она, ласково улыбнувшись, - но вижу теперь, что ошиблась.
- Позволите мне предложить вам один вопрос? - сказал граф.
- Я собираюсь позволить вам многое, - отвечала она, смеясь.
- Ну, чего же вы прежде всего хотите, граф?
- Чтобы вы говорили на нашем языке.
- На нашем языке?
- Да, я француз.
- Но я-то иностранка и плохо говорю по-французски.
- О, полноте!
- Вот что: говорите вы по-французски, а я буду отвечать вам по-испански. Согласны?
- Должен вам повиноваться.
- Ну, сегодня вы, я вижу, будете не так суровы со мной, как в первый раз.
- Сегодня обстоятельства совсем иные.
- Как знать! Может быть, сегодня я еще больше ваш враг, чем тогда.
- Победа вам легко достанется, - отвечал он. - Я сдаюсь и у ваших ног прошу пощады.
Он опустился перед ней на колени и покрывал поцелуями ее руки.
Незнакомка слабо сопротивлялась,
- Граф, да вы с ума сошли, - сказала она, - вы уж слишком торопитесь! Кто вам сказал, что я вас люблю?
- Вы сами. И я люблю вас, этого для меня довольно,
- Как быстро, - насмешливо заметила она.
- Истинная страсть всегда быстро приходит.
- Потому что я говорю, что люблю вас?
- Именно. Разве вы никогда еще не любили?
- Что ж до этого? Для вас моя жизнь началась с настоящей минуты; прошлое для вас не должно существовать.
- А если я к прошлому и ревную?
- Ревнуете? Вы - молодая, прекрасная?
- Но вы еще меня не видели. - Я догадываюсь.
- Смотрите не ошибитесь, граф.
- Докажите, что я не ошибся: снимите маску,
- Ну нет. Как только вы увидите мое лицо, ваша страсть разлетится в прах.
- Вы мило шутите. Но зачем вам так таиться от меня и даже не называть своего имени?
- У меня языческое имя, прекрасный Эндимион {Эндимион - в греческой мифологии прекрасный юноша. Взятый Зевсом на небо, Эндимион попытался овладеть Герои, за что Зевс обрек его на вечный сон.}; меня зовут Фебея.
- Любовь всегда ставит алтари только языческим божествам. Снимите маску, умоляю вас, моя прекрасная Диана!
- Я сказала - Фебея,
- Фебея на небе, а мы пока на земле.
- Ну, не стану с вами спорить, я слишком уверена, что потерплю поражение. А очень вы любили эту Диану, о которой говорите? Верно, и теперь еще любите?
- Я не знаю, на что вы намекаете.
- О, вы совершаете много побед, граф Оливье дю Люк де Мовер! Ухаживаете то за блондинкой, то за брюнеткой; как осторожный поклонник, тихонько живете, запершись в своем замке, где сумели собрать вокруг себя самые разнообразные, хорошенькие цветки.
- Ну вот! Опять вы играете роль сивиллы, забывая, что вы женщина любимая и предпочитаемая другим.
- Да, в настоящую минуту; а завтра? а вчера?
- Граф, нашего праотца Адама выгнали из рая за любопытство. Смотрите, чтобы и с вами того же не случилось!
- Да, но Адам был тогда не на первом любовном свидании.
- А! - сказала она, рассмеявшись. - Так вы ждете, чтобы я надкусила яблоко и подала вам?
- Вы угадали; это яблоко покажется мне тогда вдвое вкуснее.
- Дайте руку, граф, и если мы не съедим этого яблока, так я вам предложу, по крайней мере, другие за ужином.
Она как-то особенно свистнула в золотой свисток, слегка оперлась на локоть графа и, подойдя к стене, прижала пружину. Отворилась потайная дверь, и они очутились в великолепно освещенной комнате.
- Вот и райские двери, - сказал, улыбнувшись, граф.
- Или адские, - отвечала она.
- Все равно, я бы хотел за ними остаться,
- Прежде войдите.
Они вошли, и дверь за ними закрылась.
Это была роскошная, нарядная спальня, драпированная дорогой материей с серебряными и золотыми разводами, с софой из груды подушек, богатым пушистым ковром и столиком у постели, сделанным в виде раковины, на перламутровом дне которой стояла ночная лам" почка. Кровать резного дуба находилась на возвышении; легкий газ покрывал фиолетовый шелковый полог, спускавшийся из-под балдахина и перехваченный посередине золотыми аграфами. В глубине алькова виднелась большая картина бледной царицы ночи, увидевшей в лесу спящего Эндимиона. Туалетный столик, скрытый кроватью, уставлен был множеством хрустальных флаконов, распространявших нежный аромат.
Перед софой стоял стол, накрытый на два прибора, и на нем - холодный ужин и лучшие испанские вина. Канделябр в семь рожков с розовыми свечами один мог бы осветить всю комнату.
Оливье подвел незнакомку к софе.
- Снимите же шляпу и плащ, граф, - сказала она, садясь с улыбкой. - Можете также снять вашу рапиру и пистолеты. Я не в том смысле буду жестока к вам, как вы предполагаете.
Граф замялся; ему вообще было немножко неловко с этой странной женщиной.
- Мадам... - начал он.
- О, не оправдывайтесь, граф! Я на вас не сержусь, - засмеялась она. - По-моему, храброму мужчине даже идет всегда иметь с собой оружие; это доказывает, что вы всегда готовы и к любовному свиданию, и к битве. Ну, оставайтесь, пожалуй, при своем арсенале и садитесь сюда, рядом со мной. Или вам, может быть, больше нравится сидеть через стол от меня?
- Вы очаровательная женщина, - отвечал он, поцеловав ей руку и садясь возле.
- А мне верите?
- Еще меньше!
- Злая!
- Попробуйте этого вина. За ваших возлюбленных, граф!
- То есть за мою возлюбленную?
- Неужели вы считаете меня такой глупой, Оливье, что я хоть на минуту поверю вашей любви?
- Что же привело меня сюда, если не любовь?
- Вы забыли, граф дю Люк, что я отчасти колдунья? Я отлично знаю, почему вы здесь... Вы несколько раз видели меня мельком, и вам никак не удавалось снять с меня маску. В последнее наше свидание я сильно заинтриговала вас и, уходя, шепнула вам два слова, которые возбудили в вас сильное желание... как бы это сказать, граф?
- Быть столько же любимым вами, сколько я вас люблю.
- Нет, это пустяки! Говорите откровенно: вы хотели сделать меня любовницей, больше ничего. Трудная победа надо мной должна была сильно польстить самолюбию такого волокиты, как вы, придать вам вес в глазах придворных дам, а главное...
- Что же?
- Послужить оружием для вашего мщения.
- Что вы хотите сказать? - вскричал он, побледнев как смерть.
- Только то, что говорю. Напрасно вы стараетесь обмануть самого себя. У вас одна любовь в сердце! Хотите, я вам скажу, кого вы любите?
- О, ради Бога! - граф провел по влажному лбу.
- Всегда так бывает, - продолжала незнакомка, как бы говоря сама с собой. - Человек любит, думает, что и его любят, вкладывает всю душу, всю жизнь и счастье в эту любовь и вдруг видит, что его низко обманули! Тогда прощай мечты, и счастье, и будущее. Сердце разбито. Если такое случается с женщиной, она уходит в монастырь, молится и умирает. Мужчина же предастся светской жизни, разгулу, любовным или политическим интригам. И то и другое - самоубийство, только последнее вернее. Граф, выпьем за ваше здоровье и за здоровье Жанны дю Люк, вашей благородной жены?
- О, мадам! - воскликнул Оливье дрожащим голосом, встав с места. - Что вы осмелились сказать! Какое воспоминание пробудить! Я вижу, вы не любите меня. Я безумно поддался чувству, которое вы мне внушили; оно так сильно, что я, поклявшийся ненавидеть женщин, позволил себе признаться вам в любви и опять повторяю свое признание! Ради Бога, убейте меня, но не трогайте еще не остывшего пепла моего сердца!
Незнакомка нервно рассмеялась.
- А если я ревную? - пылко возразила она. - Если и я тебя тоже люблю?
- Сумасшедший, - сказала она. - Вы не умеете читать ни в своем сердце, ни в сердце женщины. Неужели вы не понимаете, что такая страстная женщина, как я, сказавшая вам при всех то, что я вам сказала, непременно будет ревновать и к прошедшему, и к будущему. Я хочу, чтобы, сказав мне "я тебя люблю!", вы навсегда покончили с прошлым.
- Я не знаю, кто вы, - отвечал Оливье, - но у меня к вам странное, безотчетное чувство, Фебея; не мучайте меня, я вас люблю!
- Не верю, граф. Через неделю, через два часа вы будете смеяться надо мной с вашими товарищами, если я поверю.
- О, как вы можете так думать?
- А отчего же не думать? Чем вы доказали мне вашу любовь?
- Чем доказал?
- Да! Послушай, Оливье, и я буду откровенна с тобой. Я тоже знатного рода: я в раннем детстве осталась сиротой, богатой, свободной. До сих пор я еще никого не любила, никто не входил сюда ко мне. Ты первый затронул мое сердце, ты будешь и последним. Но человек, который полюбит меня, не должен любить другой женщины. Хочешь ты быть этим человеком?
- О да, клянусь тебе! - страстно воскликнул он, покрывая поцелуями ее руки и плечи.
- Подумай, Оливье. Когда я буду твоей, ты тоже будешь принадлежать мне. Мы неразрывно будем связаны.
- Я люблю тебя!
- Любишь? Хорошо, но мне нужны два доказательства этой любви.
- Все, что хочешь, Фебея!
- Клянешься?
- Клянусь своим именем и честью дворянина!
- Хорошо. Во-первых, ты не будешь стараться узнать, кто я такая, пока я сама не захочу сказать тебе этого. Успокойся, я хороша, лучше, чем ты думаешь. Ты согласишься сам, когда увидишь меня. Принимаешь условие?
- Принимаю. А во-вторых?
- Во-вторых, мой прекрасный возлюбленный, я не хочу слушать твоих уверений в любви, пока у тебя на груди портрет другой женщины.
Граф почувствовал, что бледнеет, Глаза незнакомки жгли его. - Ты отказываешься? Он молчал.
- А, вот видишь! Ты меня не любишь, я ведь говорила.
- Нет, дай мне его сейчас.
- Сейчас?
- Да, - сказала она, подняв левую руку к шнуркам маски. - Согласен? Последний раз спрашиваю.
- Да... согласен! - вскричал он не помня себя и, расстегнув мундир, сорвал висевший на золотой цепочке медальон. - Бери, демон!
Незнакомка схватила медальон и быстрым движением привлекла графа к себе.
- Приди! Я люблю тебя! - позвала она.
В ту же минуту канделябр упал, и в полном мраке Оливье почувствовал, как к его губам страстно прижались горячие губы незнакомки...
Около пяти часов утра на углу улиц Арбр-Сек и Сент-Оноре остановились носилки, из которых вышел мужчина с завязанными глазами.
- Не забудьте, господин, - сказал один из носильщиков, - что вы поклялись не снимать повязки, пока на Сен-Жермен-л'Оксерруа не пробьет пять. Вам недолго придется ждать, до пяти часов осталось три минуты.
- Хорошо.
Носилки удалились и исчезли в темноте. Почти сразу же пробило пять.
- Ах, вот я и упал с неба на землю! - сказал со вздохом граф.
- А, милый граф! - воскликнул какой-то человек, все время прятавшийся в углу у стены. - Так небо ближе к нам, чем я думал? Не сведете ли вы меня туда, а?
- Пойдемте, пойдемте, капитан, - отвечал, улыбнувшись, Оливье.
- Хорошо, хорошо, милый капитан, - смущенно отвечал граф, - холодно, нехорошо стоять на улица
- Вам сейчас, верно, теплее было?
- Не расспрашивайте, милый капитан, - я не могу вам отвечать.
- Хорошо, хорошо, не настаиваю. Всегда дают обещанья, чтобы потом не сдержать их. У вас еще, кажется, до этого не дошло; не станем больше об этом говорить.
- Гулял и рассматривал вывески.
- Вы что ж, смеетесь надо мной, капитан?
- Нисколько. Вы же развлекаетесь, играя в жмурки ночью на улице. У вас свои секреты, у меня свои; не будем о них говорить, а пойдем-ка лучше домой. Как знать, вам, может быть, спать хочется?
Они ушли, смеясь, но ничего не рассказывая друг другу.