| Автор: | Эмар Г., год: 1858 |
| Категории: | Роман, Приключения |
ГЛАВА III. Дон Мигель Сарате
Будь в Мексике другое правительство, это была бы одна из богатейших стран на земном шаре.
С тех пор как Североамериканские Соединенные Штаты показали всему свету, овладев половиной Мексики [Во время американо-мексиканской войны 1846-1848г.г. Мексика потеряла почти половину своей территории: Новую Мексику, Аризону и Верхнюю Калифорнию], чего именно они добиваются, жители этой прекрасной страны несколько вышли из того оцепенения, в котором они находились до тех пор, и стали заботиться о том, чтобы колонизировать свои провинции и заселить принадлежащую им богатую и плодородную землю людьми умными, трудолюбивыми, которые помогли бы им воцарить обилие и богатство там, где до них были только развалины, разорение, нерадение и нищета.
К несчастью, все эти стремления по непонятной роковой случайности не дали никакого результата, может быть, вследствие природной апатии обитателей, а может, и по вине самого мексиканского правительства.
Впрочем, некоторые крупные собственники, понимавшие, как благородна предложенная правительством мера и насколько, в их же собственных интересах, важно побороть вредное для них влияние американских нашествий, великодушно посвятили себя осуществлению этого великого вопроса социальной экономии, который, к несчастью, становится все невыполнимее.
Все это происходит потому, что в Северной Америке сталкиваются лицом к лицу две враждебные расы: англосаксонская и испанская.
Англосаксы обуреваемы жаждой завоеваний и нашествий, и на этом пути никакая сила не в состоянии не только остановить их, но даже задержать.
Нельзя не удивляться завоевательным стремлениям этого подвижного и странного народа, разнородной смеси всех рас, изгнанных нищетой или дурными инстинктами из Европы; им кажется тесно на обширных территориях Северной Америки, которыми, однако же, численная слабость их мешает им завладеть сполна.
Чувствуя себя как в клетке в необъятных границах своей страны и считая силу за право, североамериканец то и дело переходит границы владений своих соседей и беспрестанно захватывает чужие земли, с которыми ему нечего делать.
Ежедневно толпы эмигрантов покидают свои жилища и с карабином на плече и топором в руках направляются к югу, точно движимые какой-то волей, более сильной, чем они сами, причем ни горы, ни пустыни, ни девственные леса или широкие реки не в состоянии заставить их остановиться хотя бы на несколько минут.
Североамериканцы, кроме того, воображают, что они в этом случае служат орудиями Провидения, которым возложена на них миссия населить и цивилизовать Новый Свет.
Они с лихорадочным нетерпением считают часы, долженствующие протечь до того дня, недалекого по их мнению, когда они займут все пространство, заключающееся между мысом Норд и Панамским перешейком, за исключением испанских республик, с одной стороны, и английских колоний, с другой.
Эти проекты, из которых североамериканцы не делают никакой тайны, но которыми, наоборот, они громко хвастают, вполне известны мексиканцам, которые ненавидят своих соседей и пускают в ход все зависящие от них средства, чтобы создавать им затруднения и ставить препоны их постоянным набегам.
К числу таких собственников Новой Мексики, решившихся на великие жертвы, чтобы остановить или, по крайней мере, оттянуть грозное нашествие североамериканцев, принадлежал также один самый богатый и пожалуй, самый умный и самый влиятельный землевладелец в стране.
Этим землевладельцем был дон Мигель Акамариктцин Сарате.
Что бы там ни говорили, но индейское население в Мексике в два раза превышает по численности белое население и имеет огромное влияние.
Дон Мигель Сарате происходил по прямой линии от Акамариктцина, первого мексиканского тлатоани [тлатоани - верховный правитель ацтекской империи], имя которого как драгоценное наследство сохранялось в его семье. Владея колоссальным состоянием, дон Мигель жил в своих огромных владениях, точно король в своем государстве, любимый и уважаемый индейцами, которых он действительно защищал каждый раз, как к тому представлялся случай, и которые питали к нему уважение, доходившее почти до обожания, потому что они видели в нем потомка одного из своих знаменитейших тлатоани и своего защитника.
В Новой Мексике индейское население сильно увеличилось в последние полстолетия. Некоторые писатели находят, что в настоящее время оно даже многочисленнее, чем было, до завоевания, что, впрочем, вполне допустимо, если принять во внимание апатию испанцев и то нерадение, которое они проявили в борьбе с индейцами.
Но индейцев как будто и не коснулось постоянное движение прогресса и цивилизации; они и до сих пор еще сохраняют в неприкосновенности главные черты своих старинных нравов. Они живут отдельными племенами, управляемыми своими касиками, в рассеянных по всей стране деревушках или ранчо; они и до сих пор, как и во времена ацтеков, говорят на своих наречиях, в которые вошло всего несколько испанских слов.
Единственная видимая перемена, происшедшая в них, это их переход в католичество; но переход этот более чем сомнительный, потому что они сохраняют с величайшей тщательностью все предания своей прежней религии и втайне исполняют все ее обряды и все ее суеверные обычаи.
Эти индейцы, в особенности же, живущие в Новой Мексике, хотя их и зовут Indios fideles [], постоянно готовы при первом же удобном случае вступить в союз со своими родичами из пустыни; а во время набегов команчей или апачей весьма редко бывает, чтобы верные индейцы не служили им разведчиками или шпионами.
Предки дона Мигеля Сарате, несколько лет спустя после завоевания Мексики гениальным авантюристом Кортесом, удалились в Новую Мексику, которую они с тех пор уже и не покидали.
Дон Мигель следовал политике своей семьи и старался крепить узы дружбы и добрососедства, которые с незапамятных времен связывали его с индейцами, как верными, так и неверными.
Эта политика принесла свои плоды. Ежегодно в сентябре месяце, который команчи называют Мексиканской луной, - до такой степени они привыкли к своим периодическим набегам на бледнолицых, - когда отряды краснокожих переходили границы и начинали жечь фермы и избивать жителей, не разбирая ни пола, ни возраста, одни только владения дона Мигеля Сарате оставались неприкосновенными, и краснокожие не только не причиняли ему никакого вреда, но если иногда, без намерения, какое-нибудь из его полей вытаптывалось лошадьми или грабители сжигали и вырывали некоторые из его деревьев, то убыток сейчас же возмещался, и хозяин не имел никакого повода жаловаться на них.
Такое отношение индейцев не могло, конечно, не вызвать зависти к дону Мигелю со стороны населения, периодически разоряемого Indios bravos [воинственные индейцы]. На него не раз поступали жалобы и доносы мексиканскому правительству; но, несмотря на все могущество его врагов и на страшное желание их погубить его, богатого асиендадо никогда не беспокоили, во-первых, потому, что Новая Мексика слишком далеко от столицы и жителям ее нечего было бояться властей, а во-вторых, еще и потому, что дон Мигель был слишком богат и, благодаря этому, ему нетрудно было заставить молчать даже самых опасных из своих врагов.
Дон Мигель Сарате, наружность которого мы описали в предыдущей главе, был женат; но через три года его жена умерла, и он остался с двумя детьми, сыном и дочерью, которым было в то время, когда начинается наш рассказ, одному двадцать четыре года, а другой семнадцать.
Донна Клара - так звали дочь дона Мигеля - была самым очаровательным созданием, какое только можно себе вообразить; у нее была одна из тех головок мурильевских мадонн, большие черные глаза которых, окаймленные длинными шелковистыми ресницами, открытый лоб и мечтательный рот, по-видимому, обещают божественные радости; цвет ее лица, слегка потемневший под горячими лучами солнца, имел тот золотистый оттенок, который так идет женщинам этих тропических стран; роста она была маленького, но очень грациозна и прекрасно сложена.
Кроткая, наивная и невежественная как настоящая креолка, эта прелестная девушка была идолом своего отца, который видел в ней портрет своей любимой жены.
Индейцы следили за ней глазами, когда она проходила иногда, задумавшись, ощипывая цветок, мимо их жалких хакалей [хижина, крытая пальмовыми листьями] и едва сгибая растения, на которые ставила свою маленькую ножку; в своем сердце они сравнивали эту хрупкую молодую девушку с девой первой любви, этим чудным
кротостью и добротой.
Одаренный недюжинной силой и ловкостью, дон Пабло славился по всей стране своим умением укрощать самых строптивых лошадей и меткостью стрельбы на охоте. Отважный охотник и смелый лесной бродяга, молодой человек, когда чувствовал под собой хорошую лошадь и держал карабин в руке, не знал врага, будь то животное или человек, который мог бы загородить ему дорогу.
Уважение, которое индейцы питали к отцу, они переносили и на сына, в котором они видели воплощение Уицилопочтли [Уицилопочтли - одно из верховных божеств древних ацтеков, бог молодого солнца, ясного голубого неба, бог войны и охоты], ужасного бога войны ацтеков; этому богу в день освящения его теокали [] было принесено в жертву шестьдесят две тысячи людей
Итак, в ту эпоху, когда начинается этот рассказ, отец и сын Сарате были настоящими королями Новой Мексики.
Но благоденствие, которым они наслаждались, было внезапно нарушено одним из тех совершенно неожиданных событий, которые, хотя сами по себе не имеют серьезного значения, тем не менее имеют иногда очень серьезные последствия, потому что их нельзя ни предвидеть, ни предупредить.
Дон Мигель Сарате владел в окрестностях дель-Пасо обширными поместьями, в состав которых входили асиенды, громадные луга и леса.
милях от того места, к которому он направлялся, в ту минуту, как он собирался вступить в густой лес хлопчатника, который ему надо было проехать, прежде чем достигнуть брода, внимание его было привлечено криками и свиным хрюканьем, доносившимися из леса.
Асиендадо остановился, не понимая, что значат все эти крики, и, нагнув голову, стал всматриваться в лесную чащу. Но сколько он ни напрягал зрение, ему ничего не удалось рассмотреть сквозь густую сеть лиан и кустарников, загораживающих ему обзор.
Лошадь мексиканца поводила ушами, храпела и топталась на одном месте, не желая идти вперед.
Однако надо было на что-нибудь решаться. Дону Мигелю пришло в голову, что там, может быть, напали хищные звери на какого-нибудь человека, и он, недолго думая, пришпорил лошадь и заставил ее идти вперед.