| Автор: | Эттингер Э. М., год: 1872 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
IV
Через несколько дней после разговора между Потемкиным и Боденой, описанного в предыдущей главе, в Петербург примчался курьер, доставивший печальную весть о новой победе, одержанной Пугачевым над войсками Михельсона. Все высшие чины правительства всполошились от этой новой удачи самозванца - успехи восстания грозили серьезной опасностью.
Императрица делала вид, будто восстание нисколько не тревожит ее, но на самом деле сколько бессонных ночей, скольких горьких дум стоила ей пугачевская эпопея! А вести становились все грознее.
Однажды утром, получив новую депешу с театра военных действий, государыня так взволновалась, что уже в семь часов послала разбудить Потемкина с приказанием немедленно явиться к ней, хотя она и знала, что он встает только после одиннадцати.
Потемкин заставил довольно долго ждать себя. Екатерина Алексеевна нетерпеливо расхаживала взад и вперед по кабинету и наконец воскликнула:
-- Мой одноглазый Купидон становится чересчур небрежным и ленивым. Надо будет серьезно поговорить с ним, потому что более так продолжаться не может. Уж сколько раз я собиралась сделать это, но - о, женщина, слабость тебе имя! - не могла решиться осыпать его упреками, так как его отвага, широта размаха, авторитетность - все так действует на меня, что бывают минуты, когда - мне стыдно даже самой себе признаться в этом - когда... я просто боюсь его. А почему? Все потому, что я - женщина, только слабая женщина, а этот одноглазый циклоп - мужчина, мужчина в полном смысле этого гордого, хотя и унизительного для нас, женщин, понятия. Бывают моменты, когда я готова проклинать тот миг, в который пленилась им и вверила ему свои мечты, свои планы, свои широкие задачи. А в другой раз - я готова благословлять тот же самый миг... Но он все не идет! - снова вспылила императрица, с досады покусывая пересохшие губы. - Что может, что смеет помешать ему явиться сейчас же на зов своей государыни? Нет ему извинений, довольно унижений! Сегодня же я... Ага, чьи-то шаги! Это он! Ну, тише, тише! Обыкновенно холодное негодование действует лучше, чем пламенный гнев!
Вошел Потемкин. Он сразу заметил, что императрица рассержена, и поклонился ей особенно глубоко и почтительно.
-- Вы заставили слишком долго ждать себя, генерал, - холодно заметила ему Екатерина. - Чем вы можете оправдать такое возмутительное опоздание?
-- Ваше величество, мне пришлось давать аудиенцию.
-- В такой ранний час?
-- С некоторого времени, ваше величество, я страдаю бессонницей - встаю раньше, чем прежде.
-- Но что же это за важная персона, которой вы даете аудиенцию в семь часов утра?
-- Это знаменитый художник, прибывший из Польши.
-- Художник? - переспросила императрица, не зная, расхохотаться или выгнать вон дерзкого, заставляющего свою государыню ждать из-за разговора с художником.
-- Ну да, я заказал ему нарисовать мне крестный ход. Вчера он приехал поздно вечером и сегодня утром принес мне картину. Смотрю: великолепно нарисованная церковь, стоит как живая, вот-вот колокола загудят. Да крестного хода-то и нет. "Позволь, братец, - говорю я ему, - а люди-то где же?" - "Какие люди?" - "Как какие? Ведь я тебе что заказал? Крестный ход?" - "Да видите ли, - отвечает он мне, - люди есть, только они зашли в церковь помолиться, возьмут оттуда иконы и пойдут крестным ходом". Вот так мазилка! Признаюсь, меня этот ответ сначала даже смутил. "Хорошо, - говорю я ему, - отличных ты мне людей нарисовал, истинных православных. Но только за гонораром, братец, приходи тогда, когда крестный ход из церкви выйдет!"
Потемкин рассказывал все это с таким неподражаемым комизмом, так отлично передразнивал и художника и себя, с таким лукавым юмором подмигивал глазом во время последней фразы, что как ни крепилась Екатерина, а в конце концов от души расхохоталась.
А известно: кто смеется, тот уже не сердится.
-- Вы прощены, генерал! - торжественно сказала императрица, лицо которой опять стало ласковым и милостивым, как и прежде. - Вот что, Григорий Александрович: я приказала позвать тебя, чтобы показать тебе очень грустную депешу. Вот, почитай-ка, почитай!
Потемкин взял в руки листок и, глотая слова, прочел:
"Всеподданнейше доношу Вашему... прошлой ночью... при отбитии... генерал-аншеф, кавалер орденов... Бибиков... скончался от полученных ран"...
-- Ну, что ты скажешь на это? - спросила государыня.
-- Что же, - ответил Потемкин, спокойно складывая донесение, - конечно, жалко Бибикова, но незаменимых людей не существует!
как все вы его рисуете. Он знает, чего хочет, и знает тот сброд, с которым имеет дело. Ведомо ли тебе, что этот господин издал манифест, в котором объявил крепостное право уничтоженным как несоответствующее христианским понятиям?
-- На сало ловят мышей, ваше величество.
-- Ну а на что мы поймаем самозванца?
-- Очень просто: мы назначим нового главнокомандующего!
-- А кто же, по-твоему, более всего подходит для такого важного поста?
-- Князь Александр Михайлович Голицын.
-- Отличный выбор! Но, с вашего любезного позволения, достопочтенный генерал, осмелюсь заметить вам нижеследующее: мне кажется более подходящим, чтобы князь опирался в диспозициях на ваши мудрые советы, а посему - когда вы можете отправиться в действующую армию?
-- В самом непродолжительном времени, государыня: ну, через месяц, скажем!
-- Да? А в течение этого времени маркиз де Пугачев возьмет штурмом Москву и победителем отправится короноваться в Успенский собор?
-- Это не так скоро делается, ваше величество! До Москвы надо добраться, да и почтенная старушка не сдастся так легко!
-- А не говорили вы того же самого о Казани? Нет, полноте, мешкать нельзя!.. Чем дальше подвигается самозванец, тем тверже становится у него под ногами почва. Да что, собственно, задерживает вас так долго?
-- Мой врач предписал мне серьезное лечение...
-- Вы больны?
-- Да, он находит что-то неладное внутри и требует абсолютного покоя!
-- Это опасно, значит?
-- Он уверяет, что да.
-- Так не отпустить ли мне тебя вообще на покой, как ты думаешь?
-- Ваше императорское величество, я вижу в этом новое доказательство милостивой заботы и благоволения моей справедливой, - Потемкин подчеркнул это слово, - императрицы.
-- Полно, полно, Григорий, как тебе не стыдно! Как смеешь ты даже думать о покое! Отечество в опасности, а ты, храбрейший из храбрых, будешь удаляться на покой? Я даю тебе неделю срока на сборы. Через неделю, под страхом моей вечной немилости, ты должен выехать в действующую армию!
-- Желания вашего величества - для меня закон. Не пощажу живота моего и завтра же отправлюсь!
-- Да будет мое благословение неизменно с вами, генерал-адъютант Потемкин!
Потемкин схватил руку государыни и, прижав ее к своему сердцу, воскликнул:
-- Клянусь, что не вернусь к своей обожаемой монархине до тех пор, пока не подавлю гидры бунта или пока сам не лягу там костьми!
-- Отправляйтесь с Богом, фельдмаршал Потемкин!