| Автор: | Эттингер Э. М., год: 1872 |
| Категории: | Роман, Историческое произведение |
XIII
Так прошло пять месяцев. В течение этого времени поэт, превращенный высочайшей волей в ремонтера, выискивал для великого князя лошадей. Ему удалось найти дивную шестерку, и он торопливо понесся с нею обратно в Россию.
Павел Петрович принял его очень милостиво.
-- А, наконец-то ты приехал, дружок! - воскликнул он. - Мы ждали тебя с большим нетерпением. Ну, что, достал лошадей?
-- Они на дворе, ваше императорское высочество.
-- Так идем скорее смотреть их! - И великий князь стремглав бросился вниз по лестнице.
Осмотрев лошадей, Павел Петрович пришел в совершенный восторг и, похлопав Державина по плечу, спросил его, какой милости желает он в награду за отлично выполненное поручение.
-- В виде особой милости, ваше императорское высочество, - ответил Державин, - я всеподданнейше просил бы разрешения сложить к ногам ее высочества мое смиренное приношение!
-- Наверное, опять стишки, милейший поэт!
-- Нет, ваше высочество, это перья марабу, редчайшей красоты, вывезенные мною из Аравии.
-- Они с тобой?
-- Да, ваше высочество, вот они, - ответил Державин, подавая великому князю изящный футляр.
-- Давай-ка их сюда, дружок. Жена будет очень рада такому милому вниманию. Но тебе не придется видеть ее, потому что великая княгиня все это время болеет. Врачи говорят, будто она в интересном положении. Дай Бог! Моя добрейшая матушка уже давно хочет иметь наследника, да и я тоже не прочь "узреть себя в потомстве". Если великой княгине станет лучше, тогда я пошлю за тобой, потому что она любит твою музу, а у тебя, наверное, привезено что-нибудь новенькое из Аравии. Еще раз большое спасибо и до свидания!
Державин ушел, потрясенный известием о болезни великой княгини. Павел Петрович направился к себе в кабинет, но по дороге его остановила Нелидова.
-- Ваше высочество, - начала она, держа наготове какой-то сверток.
-- А, это ты, Надежда! Ну, как здоровье великой княгини?
-- Mais comme a l'ordinaire, Altesse... [Как всегда, ваше высочество - фр.]
-- Comme a l'ordinaire? Ну, знаешь ли, это очень плохое утешение! Значит, по-прежнему - взгляд затравленной газели, тихие, скорбные стоны... вообще великомученица...
-- Да! Но помилуйте, ваше высочество, ведь...
-- Ну да, да! Все виноваты эти идиоты-врачи. Покачивают своими пустыми башками и только нагоняют страх. Они уверяют, что великая княгиня слаба и может не перенести родов. Что за чушь! Практика показывает, что именно слабые женщины переносят роды лучше всего и что больше всего смертных случаев бывает среди женщин крепкого сложения.
-- Благодарю за столь ободряющие слова вашего высочества! - сказала Надежда с ироническим книксеном, и даже слезы злобы брызнули у нее из глаз: она была в том же положении, что и великая княгиня, однако имела крепкое сложение. - Конечно, это был бы лучший исход для меня... да и для вас тоже, ваше высочество! Господи, я с ума схожу при мысли, что будет, когда это обнаружится! До сих пор я, как могу, скрываю свое положение, но шила в мешке не утаишь: настанет день, когда все станет известным...
-- Ну, и что же? Поверь, я сумею защитить тебя от кого угодно!
-- Да полно вам, ваше высочество! Ну к чему говорить фразы, которым вы и сами не верите? Разве вы сумели получить вес и влияние в делах? Разве сможете вы сказать хоть слово, если ее величеству благоугодно будет надрать вам уши, как мальчишке? Сами еще покорно подставите... Полно вам! Да и где тут говорить о защите, когда вы не можете защитить собственную свою честь.
-- Что ты этим хочешь сказать?
-- Ты забываешься, Надежда!
-- Очень громкая фраза, ваше высочество, но ведь я вам не совсем чужая.
-- Ты говоришь чушь: Державин только сегодня вернулся в Петербург.
-- А это что? - и Нелидова протянула великому князю какую-то тетрадь.
-- Откуда это у тебя? - спросил Павел Петрович, нахмуриваясь.
-- Ее высочество изволили забыться сном. Я собралась было уходить, как вдруг вижу - из-под подушки торчит беленький уголочек какой-то тетради.
Я уже давно заметила, что ее высочество часто достает эту тетрадь и, когда думает, что за ней никто не следит, целует ее. Я и поинтересовалась.
Гляжу - нечто достойное внимания вашего высочества.
-- А, опять стишки! - буркнул Павел Петрович, после чего взял тетрадь и отошел с нею к окну.
Но, прочитав посвящение и еще несколько стихотворений, он побагровел, злобно швырнул тетрадь в топившийся камин и сейчас же сел к письменному столу; там он написал письмо и через пять минут отправил его с курьером в Царское Село.
На другое утро Державин получил высочайший приказ немедленно выехать в Москву.
Проснувшись, великая княгиня по привычке сунула руку под подушку, чтобы достать заветную тетрадь. После долгих и тщетных поисков убедившись, что она украдена, она не сказала ни слова, и только скорбная, страдальческая складка вокруг губ великой княгини залегла еще глубже, еще безнадежнее.
В середине апреля у великой княгини начались роды.
Как раз в это время случилось скандальное происшествие - у фрейлины ее высочества, девицы Нелидовой, родился мальчик. Не успела она оправиться от родов, как ей вручили собственноручное приказание императрицы Екатерины немедленно выехать в тот же день из Петербурга.
мертвым младенцем...
Смерть великой княгини Натальи Алексеевны вызвала громадную сенсацию повсеместно за границей. Никто не хотел верить, что молодая, цветущая женщина умерла естественной смертью, и при дворах Франции и Австрии упорно твердили о преступлении. Называли имена, приводили мотивы - языки работали вовсю.
Сама императрица Екатерина сочла долгом оправдываться перед Вольтером (в письме от 12 мая 1776 года). Хотя всем было известно, что она очень не любила своей невестки, хотя она неоднократно говорила, что "лучше совсем не иметь внука, чем иметь его от такого ничтожества", но в этом письме она горячо восхваляла достоинства покойной великой княгини и писала, что смерть такого ангела ровно никому не могла понадобиться.
Она отписывала, как обещала доктору Альману - акушерскому светиле того времени - сто тысяч рублей за благополучное разрешение великой княгини, но по горячности и волнению пригрозила: "если случится несчастье, вы отвечаете мне своей головой!" Альман глубоко поклонился в ответ и... поспешил скрыться за границу.
Между прочим в этом же письме государыня горячо вставала на защиту чести покойной.
"Мой сыну - писала она, - который никогда не любил своей жены, как того заслуживала эта молодая, ангельски красивая женщина, со времени ее смерти ходит, словно потерянный, словно раздавленный горем.
Злые люди осмелились пустить злобную клевету, будто покойная, страстная поклонница поэзии, любила нашего молодого поэта Державина гораздо больше, чем своего прозаического супруга, и во всяком случае больше, чем это допускает супружеский долг. Другие, к которым принадлежит также любовница великого князя, идут еще дальше и осмеливаются утверждать, будто великая княгиня состояла в преступной связи с одним из своих камергеров - графом Андреем Кирилловичем Разумовским и что преступность этой связи явно видна из оставшейся у покойной переписки.
Но это - только клевета; я не верю ни тому, ни другому. Я непоколебимо уверена в порядочности опочившего ангела, да и решительно никаких писем не было найдено".
Мы очень просим читателя запомнить последние две фразы императрицы, потому что, как покажет дальнейшее, действия Екатерины Алексеевны значительно разошлись с этим убеждением.
А пока позволим себе привести здесь несколько соображений.
II была очень мягким человеком, крайне неохотно склонявшимся к подписи смертных приговоров.
Но дело в том, что около Екатерины II стоял Потемкин - более могущественный, чем, пожалуй, сама императрица. Правда, сейчас трудно представить себе, какую выгоду могла бы иметь для Потемкина смерть великой княгини. Но вот что говорят факты: акушерка, помогавшая великой княгине разрешаться от бремени, была рекомендована Потемкиным. После смерти великой княгини эта акушерка получила пожизненную пенсию в 2400 рублей серебром в год. Впоследствии она пользовалась неизменным благоволением Потемкина и графа Безбородко, которые часто принимали ее у себя и приглашали к своему столу.
Чем можно объяснить всю эту необыкновенную милость? Почему акушерке даже после несчастного исхода родов назначили такую крупную по тому времени пенсию, когда почтенного Альмана пугали, что несчастный исход будет стоить ему головы?
Все это - такие вопросы, на которые едва ли кто-нибудь может дать правдоподобный ответ, за исключением того, который уже дало общественное мнение Европы.