Аттила России.
Часть четвертая. Из мрака тюрьмы к подножию трона.
Глава I

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Эттингер Э. М., год: 1872
Категории:Роман, Историческое произведение


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Часть четвертая.
Из мрака тюрьмы к подножию трона

I

По прибытии в Петербург Державин первым делом отправился к светлейшему.

-- А, приехал, ревизор! - весело встретил его Потемкин. - Ну, как там дела?

Державин кратко и деловито передал главную суть своего дознания и мнение о необходимости привлечения к ответственности тех или иных должностных лиц.

-- Ну, ну, - милостиво сказал светлейший, сделав изрядную понюшку. - Знал я, что кроме хорошего из твоей командировки ничего не будет; дельный ты человек, брат Гавриил! Теперь отправляйся к государыне. Матушка царица уже неоднократно о тебе справляться изволила; она калужским делом очень интересуется.

-- Я крайне польщен милостивыми словами вашей светлости, - ответил Державин, - но дерзаю заметить, что для меня самого из моей командировки ничего хорошего не вышло.

-- Это почему?

-- Потому что во время моего отсутствия таинственным образом исчезла нежно любимая мною двоюродная сестра Мария.

-- Исчезла? - с видом величайшего изумления переспросил Потемкин. - Опомнись, батюшка, что ты говоришь! Разве у нас, в Петербурге, люди исчезают?

"Неужели возможно так притворяться?" - подумал Державин, не зная, что ему теперь и думать, и сказал вслух:

-- Это случилось не в Петербурге, а в Москве, ваша светлость.

-- В Москве? - еще больше удивился светлейший. - Да как же Мария попала туда? А потом, и в Москве тоже люди исчезают таинственным образом? Нет, тут, братец, что-то не то! Расскажи-ка ты мне все по порядку...

-- Уезжая в Калугу, я взял Марию с собой до Москвы, так как там живет наша старая родственница, двоюродная тетка, которая хотела познакомиться с чудесным образом обретенной племянницей. Когда на обратном пути в Петербург я заехал за сестрой, тетка, рыдая, объявила мне, что Маша исчезла.

-- Но как это случилось?

-- Однажды утром невдалеке от теткиного дома показались цыгане. Маша отправилась посмотреть, как они поют и пляшут, но домой не вернулась.

-- Так она, может, ушла с ними?

-- Тетка сейчас же отправилась к полицмейстеру. Тот принял горячее участие, приказал найти цыган и обыскать их. Цыган поймали под самой Москвой, но при них никого не оказалось. Дальнейшие розыски не привели ни к чему: нигде не удалось найти ни малейшего следа пропавшей...

-- Да это просто сказка какая-то! Человек не иголка; куда ему пропасть?

-- И все-таки это так, ваша светлость!

цыгане украсть твою сестру? Нет, потому что ее тоща нашли бы у них. Могло с ней что-нибудь случиться? Нет, потому что ты сам говоришь, что цыгане давали свои представления около дома твоей тетки, в людной местности, днем, и случись с твоей сестрой что-нибудь, это знали бы, увидали бы. Значит, остается одно предположение, и, судя по всему, оно самое вероятное. Просто твоя сестра, наслушавшись цыганских песен, возгорелась жаждой вновь вернуться к былой свободной жизни и сбежала; только и всего!

-- Ваша светлость, что вы говорите!

-- Знаю, что я говорю, милейший, знаю! Ты не забудь, что я ближе, лучше и дольше чем ты знаком с твоей сестрицей. Нельзя, конечно, сказать, чтобы она была плохим человеком - Боже упаси, в ней много хорошего. Но только она немножко сумасшедшая. Западет ей что-нибудь в голову - стук-бряк-хлоп, готово! Очень уж она горяча, необузданна, дика. А тебя я тоже знаю; ты у нас Иосиф Прекрасный, мораль ходячая. Чай, замучил ее до смерти? И то не хорошо, и это не годится... А тут пахнуло на нее запахом степей, раздольем табора... ну и поминай как звали!

-- Ваша светлость, с тех пор как цыганка Бодена превратилась в Марию Денисовну Девятову, она поставила себе задачей стать достойной этого имени. Она сразу изменилась к лучшему!

-- Вот то-то и дело, что "сразу"! Кто же, братец, сразу меняется? Столько лет прожила разнузданной цыганкой, а потом - стук-хлоп-бряк! - пожалуйте: сразу девица из хорошего дома! Слыханное ли это дело, братец? Просто это была одна из ее прихотей... Поверь мне, дружок, Бодена не хуже и не лучше всякой другой девчонки, назначение которой служить любви и прихоти!

-- Вы оскорбляете меня...

-- Ну вот еще! Разве ты можешь быть ответственным за добродетель кузины? Мало ли что бывает: Елизавета Воронцова была первым недругом нашей великой государыни, и один Бог знает, сколько эта подлянка гадостей царице натворила, а Екатерина Воронцова, ныне княгиня Дашкова, была государыней приближена... Вот и братья Орловы: один в немилости, другой в чести...

-- Но Мария не могла быть настолько неблагодарной!

-- Э, полно тебе! Благодарность не из числа ее добродетелей. Сам небось помнишь: я осыпал ее подарками, я дышал только ею, а как она вела себя со мной? Мало того, что была груба и дерзка, так она еще готова была с кем угодно изменить мне. Разве ты забыл, как она соблазняла тебя, как по ночам к тебе в комнату ходила? Вот то-то оно и есть!

-- Да, Бодена была неблагодарной по отношению к вам. Но она не притворялась, не лицемерила; она прямо и откровенно говорила всегда, что она ненавидит вас, презирает, что ваши подарки, милости и благодеяния не нужны ей. Ее возмущало, что ею торговали, словно скотиной, что она была куплена вами, что вы требовали у нее любви как у крепостной, не имеющей права отказывать хозяину. Она негодовала, что вы кидались на нее, словно животное, которое не знает иных законов, кроме чувственных велений плоти. Она не могла простить вам, что вы заставляли ее делать такие вещи, которые оскорбляли ее женский стыд, честь, достоинство. И она была права!

-- Послушай, братец, ты, кажется, забыл, с кем говоришь?

Державин вскинул голову, в упор посмотрел на светлейшего и ответил холодно и твердо:

-- Нет, я помню, что говорю со светлейшим князем Потемкиным, который слишком могуществен, слишком велик, слишком умен, чтобы сердиться за правду!

-- Да я не сержусь, Господь с тобой! Если бы я стал сердиться на всех, кто про меня худо мыслит, так мне было бы в самую пору не кормило русского государственного корабля направлять, не православное русское воинство к победам водить, а надеть красную рубаху, взять топор, да идти на лобное место рубить головы своим недругам... А потом - я понимаю, когда человек в горе, так он много лишнего наговорить может! Словом, будет об этом! Могу я быть тебе чем-нибудь полезен?

-- Можете и даже очень. Вы могущественны, вы всесильны. Прикажите серьезно взяться за розыски пропавшей. Если окажется, что она добровольно сбежала, тогда Господь с ней, но если над ней учинено насилие...

-- Обещаю тебе сделать все, что в моих силах. Между прочим, я сейчас подумал, что возможна большая ошибка в моих предположениях. Легко могло статься, что твоя Мария не сбежала, а похищена. Ведь существует, братец, на свете такой человек, который легко мог учинить это... Если ты подумаешь, так поймешь, кого я имею в виду, а мне его называть не пристало. Но вот что я тебе скажу: для успеха моих розысков необходимо, чтобы ты спокойно вернулся в Москву и поселился там пока что на жительство. Если действительно в похищении твоей сестры замешано это высокое лицо, то с течением времени, когда пройдет первая опаска, похитители себя чем-нибудь да выдадут...

-- Ваша светлость, вы требуете от меня невозможного. Я не вправе уехать из Петербурга, когда только здесь могу найти свою сестру...

-- Как? Разве ты знаешь, что она в Петербурге?

-- Я не знаю этого, но сердце говорит мне, что это так.

-- Ну, что же, делай как знаешь!

-- Ваша светлость, вы сами понимаете, что я не могу успокоиться, что я в состоянии перевернуть небо и землю... я должен найти пропавшую сестру, должен высвободить ее из рук насильников!

Державин откланялся и ушел.

Оставшись один, Потемкин с недовольством побарабанил пальцами по столу и пробурчал:



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница